***
— Да потому что вы как в каменном веке! В двадцать, мать его, первом веке верить в подлинность записок! Имея прямо перед носом человека, способного с лёгкостью подделать любой почерк! — Диппер чуть ли не с рыком покидает аудиторию, и стоит ему закрыть дверь, как звучит звонок. — На что только не пойдут ради популярности. — Со смехом произносит какая-то девчонка, закидывая на плечо рюкзак. — Эй, смотри куда прёшь! Билл вышел практически следом, потому догнать беглеца труда не составило. — В который раз убеждаешь меня в своей гениальности. — Блондин как всегда сиял, чего не сказать о Пайнсе. — Во-первых из-за речи, во-вторых из-за хода. Чёрта с два они будут рыть на тебя. — Последние слова были сказаны уже полу-шёпотом, на всякий случай. Диппер перевёл взгляд на парня, и только их глаза встретились, тот тут же утратил запал. — Всё ещё злишься? — Билл хотел взять шатена за руку, но тот развернулся, уходя. — Я не желаю тебя видеть. Никогда более! Мимо проходили ученики. У них были дела поважнее угасшего вмиг парня.14. По душам.
28 декабря 2019 г. в 15:40
Холодная аудитория снова полна людей. Мисс Амундсен с доброжелательной — сочувствующей, — улыбкой вещает о недавних событиях. Иногда на её лице проскальзывает грусть, иногда страх, но в общем она создаёт располагающий к себе образ, если особо не вслушиваться в то, что она говорит. А говорит она о том же — о важности жизни каждого, о «всеобщей уникальности» и наличии изъянов даже у, с виду, совершенного. На последних словах Хезер насмешливо ухмыляется. Психолог пытается создать нужную атмосферу, подталкивает детей «раскрыться» и, возможно, не будь у противоположной выходу стены камер, что-то и вышло бы.
— Что ж, думаю, вам нужен пример… — Женщина неловко улыбается. — Вы все давно знаете меня, но вы не первые, с кем я была от начальной школы до самого выпуска. Все эти годы я работала с детьми, такими же как вы! И у них тоже были проблемы — это нормально. У всех есть проблемы, и даже я не исключение. Никому нет дела до моего образование, никому не важен мой жизненный опыт — никто не воспринимает меня всерьёз.
«Интересно, почему же это?» — со смехом шепчет одна из девушек с задних парт.
— Возможно… — Тихий голос режет тишину, словно нож. — Только возможно…
Хезер, получив осуждающий взгляд сидящей рядом тут же затыкается. Когда никто не ожидает услышать от тебя и звука — нужно сидеть тихо. Но как надоело…
— Да, мисс Нортвест? — Психолог будто бы пожирает девушку взглядом.
Это то, чего она добивалась. Если что-то скажет настолько популярная девица — заговорят все. А потом прорыв, известность… Это ведь покажут по телеку…
— Некоторые из нас боятся осуждения. — На лице сидящей рядом брюнетки так и читалось отвращение, но девушка продолжила. — «Жить по правилам» — ужасное давление. Мы не можем выделяться: подчинись или тебя сбросят за борт. — Каждое слово звучало увереннее предыдущего, и всё больше захватывало мисс Амундсен. — Мы все в одной лодке. Лодке, которую покинул капитан. Лодке, которая вот-вот перевернётся, и от страха нам ничего не остаётся, кроме как сбрасывать балласт, которым, по счастливой случайности, являемся мы сами. Никто не хочет взять в руки вёсла, никто не хочется добраться до берега…
В течении всего монолога вся аудитория сидела затаив дыхание, а психолог смотрела с неподдельным восторгом. Но стоило тишине затянуться, как наружу выбрались истинные эмоции «публики».
Смех и презрение резанули не слабее ножа. Нет ничего ужаснее, после того как раскрыл душу и все свои переживания, услышать, что ничего не значишь.
Не выдержав, Нортвест тут же вылетела из аудитории.
— Выключите камеры! Сейчас же выключите! — Истерично кричала психолог.
— Стоило запереть двери, Мисс Амундсен. — Стальной голос даже заставил некоторых замолчать. — Убежище, так вы это назвали?
Ученики снова притихли, предвкушая повторное представление. Кто-то даже пошутил про попкорн.
— Она доверилась вам, и это единственное, что смешно. По-настоящему смешно.
Жестокая ухмылка, глаза в глаза… Так не похоже на привычного тихого Пайнса. Мэйбл вздрогнула, заметив это выражение, зато взгляд Билла был прикован перманентно.
— Поверила, что вы действительно защитите её. И что ещё забавнее, вы совсем не хотите показать себя с лучшей стороны, никто не хочет показать себя на деле?
Парень и сам не ожидал такой реакции, но некоторые действительно выглядели смущёнными. Всего несколько человек, но у остальных пыл поутих, и они просто сидели молча, прикусив языки.
— Вот, прямо за дверью человек в шаге от смерти, а что мы? Беспокоимся о камерах, о репутации! О, какой позор будет, когда все увидят правду. Что мир не из сладкой ваты и сахара! Кто бы мог подумать! — Последние слова источали яд, словно на пару минут шатена «позаимствовала» Хезер.
Из аудитории наконец вылетела Мэйбл. Она с самого начала хотела это сделать, но боялась. Слова брата же подарили ей хоть какую-то уверенность. Если она может сделать хоть что-то и не сидеть сложа руки — она это сделает. В прошлый раз это не дало ничего хорошего, но нужно ведь быть оптимистом, не так ли?
Жёлтые кругленькие таблеточки — прям как аскорбинки для маленьких детей, — со звонким стуком ударяются о белоснежную плитку. Они рассыпаются, пытаются сбежать. Белокурая девчонка всхлипывает ещё громче.
— Чёртовы крышки! — Она падает на пол, закрывая заплаканное лицо руками.
Дверь тихо открывается, слышится цоканье каблуков. Оно эхом отдаётся от стен, но тонет в рыданиях блондинки.
— Как я понимаю, смысла спрашивать про друзей и крышу нет? — Пайнс садится рядом, но не слишком близко.
— Угу. — Сквозь всхлипы, слышится ответ.
Хочется успокоиться, взять себя в руки, но уже просто нет сил. Давит. Всё давит. И стены, и эмоции, и обязанности… В груди давит, сжимает, лишает последних глотков воздуха.
— Знаешь, — Мэйбл поджимает губы, пытаясь найти нужные слова. — мне всегда казалось, что быть одной из вас круто. Но… Чем больше времени я проводила в этом образе, тем больше понимала, что не могу так. Постоянно выглядеть красивой, держать осанку и никогда не перецепаться. Я действительно верила, что именно это в такой жизни самое сложное. Но я ошибалась. Очень грубо ошибалась. — Она подсела чуть ближе, заметив, что Хезер чуть меньше дрожит. — Я думала, что просто не достойна быть одной из вас из-за этого. Думала, что не идеальна, как вы. — Шатенка вздохнула, поправляя юбку. — Но та записка Хезер… Это всё так абсурдно! — Она с силой ударила ладонями по плитке, и от этого звука блондинка вздрогнула. — Оказалось, что у всех есть чувства, даже у последних, с виду, стерв. У нас всех миры разрушились от какого-то клочка бумаги, в котором икона излила свои настоящие чувства! В котором она признала, что не «идеальна». И если даже она не идеальна, подумала я, то почему мы должны? Почему мы должны выглядеть стойкими, когда нам так больно? Почему мы не можем принять чью-то помощь?
— Ты не осуждаешь меня? — Девушка перевела на шатенку покрасневшие глаза.
— Знаешь, если бы ты всегда была счастливой и уверенной в себе, ты была бы ведущим ток-шоу. — Неуверенно улыбнулась Пайнс, ловя слабую улыбку Хезер. — Это абсолютно нормально, что тебе нужна поддержка. Всем нужна время от времени. И, знаешь, я никогда не откажу тебе в этом. Возможно, это не то, как принято, но это именно то, что делают друзья.
Блондинка неуверенно протянула руки и обняла сидящую рядом, еле сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Как давно хотелось услышать, что не обязан быть сильным, что не обязан вечно держать маску. Как хорошо было просто от того, что кому-то ты важен, даже если не улыбаешься, даже если не счастлив.
— Спасибо. — Объятия затянулись, и пока Мэй не попыталась разомкнуть их, Нортвест молчала, но стоило это сделать, как она тут же выпалила то, что давно хотела сказать. — Моё настоящее имя Пасифика! — Она зажмурилась, ожидая реакции. Сердце замерло в ожидании.
— Приятно познакомиться. — Мэйбл с широкой улыбкой протянула девушке руку. — Надеюсь, теперь между нами не будет секретов.
«Только если один» — подумала блондинка, смущённо пожимая протянутую руку.