Tear It Up

Яростный разгон по взлётной полосе заставил вжаться в кресло. Промчавшись с ревом и гудением, самолет словно оттолкнувшись лапами, нырнул вверх. Немного маневров в небесной толще и океан облаков расстелился под драконьим алюминиевым брюхом. Сигнал, приветствие пилота, и за спиной завязались разговоры, теми самыми особыми дорожными голосами, чуть тише, чуть радостней и немного сосредоточенно. Такой привычный Дики дорожный звук, как для цыгана скрип колес. Шутки роуди, простуженный смех Роджера, голос Брайана, тихий, и вежливый, едва слышный, теперь колол мозг тонкой иголочкой раздражения. Сверху этот коктейль перекрывал голос Фредди, мурлычущий и немного звенящий. Джон, отстегнул ремень и откинулся на спинку глядя перед собой. Водка? Нет, все же виски. Получив от стюарда увесистый тумблер, он с наслаждением вдохнул запах. Dalmore пах сложно. Ванилин, спирт, выпечка, дуб. В темной карамельной толще играли всполохи золота. «Прямо, как гляделки Фредди» Подумал он, делая слишком большой глоток. Голоса в салоне за спиной становились громче, развязнее. Его звали, но он вежливо отказывался, настроения не было уже давно. Фредди появлялся постепенно. Сначала разочарованные возгласы роуди, затем визгливый, уже пьяный смех и звук неискренних извинений, шаги — неверные и дробные, словно у испуганной лошади и наконец запах — тяжелый, сладковатый и мускусный. Когда-то, впервые столкнувшись с ним, Джон нашел его весьма неприятным, почти животным, затем нашел его неприятным снова и опять, и опять, да, черт бы его побрал, он все время продолжал искать этот запах в гримерке, в студии и в автобусе. Где угодно лишь бы снова найти его и счесть неприятным. Его странный сладковатый наркотик. Фредди неуклюже плюхнулся рядом, жидким котом растекаясь в кресле. Изогнувшись и свесив одну ногу и подобрав под себя вторую, он практически улёгся на бок. Сверкающие глаза под красноватыми веками с какой-то чрезмерной весёлостью уставились на Дикона. Фредди был бесконечно пьян. — Ты в порядке? — Джон протянул было руку, но тут же пугливо отдернул ее. — Снова хотел пожалеть? —Тянет Фредди. Не будь он так пьян, возможно, ему удалось бы окрасить вопрос злой насмешкой. Но вышло скверно и смазано. — Сколько ты выжрал? — Достаааточно… — он мурлычет и каким-то излишне гибким движением непослушного тела разворачивается в кресле. Растрёпанный затылок упирается в спинку, а позвоночник выгибается радугой. Несколько змеиных движений и вот — он сидит почти нормально, только голые ноги раскинуты как у тряпичной куклы. Джон окидывает его взглядом. Короткие синие шорты, белая майка с каким-то пятном на груди, накинутая на плечи пестрая желто-оранжевая рубаха, синяки на шее. — Ты же знаешь. Я боюсь летать, я немного выпиваю в самолете и… — Ты начал немного раньше, чем попал в салон. — Джон, видя, как отчаянно плавные и бесполезные пальцы Фредди пытаются поднести сигарету к губам, обхватывает горячую сухую руку и вынимает из нее сигарету. Почерневшие жидкие глаза смотрят с раздражением, из-под усов показался веер белоснежных зубов. Теперь он абсолютно неподвижен и похож на злого пони, у которой изо рта выдернули сладкое яблоко. Джон прикуривает сигарету и осторожно вставляет ее в оскаленный красный рот, словно провод втыкает в усилок. Фредди выходит из состояния ступора. —Спасибо. — Он с наслаждением затягивается. — Да, я начал немного раньше, что с того? В самолете? В аэропорту? Какая разница? — Тебя привезли полудохлого за двенадцать минут до регистрации, из них ты десять провел в сортире. И я сейчас слышу, как Хинс, который нес тебя туда, шутит про, что ты не мог сообразить какой стороной тебе надо повернуться к унитазу. — Джон старается говорить спокойно и у него выходить, но к горлу подкатывает нервный ком. Выдохнув, он заглатывает виски почти не чувствуя вкуса. Фредди не поворачивается в его сторону и не размыкает глаз, но брови его хмурятся.  — Не будь как Вitch. — Он искажает фамилию Бича и слово «Сука» выплевывает объемно и сочно словно шарик во рту лопает. — И в чем, собственно проблема? Я на борту, все в сборе. — Ты не брал трубку…. — Я и не обязан. Ретти на связи, я с охраной! — Фредди пьяно шипит и сверкает белками глаз. — Фредди… — Но, какого же хера вам надо?! — Меркьюри встает с трудом выпрямляясь на неверных ногах и нерешительно разворачивается в сторону салона и замирает как олень в свете фар. Смуглые пальцы побелели, вцепившись в сиденье, ноздри тонкого носа тревожно дергались, под тонкой белой майкой в мелком дыхании зашлись грудь и живот. В соседнем салоне был слышен монотонный голос Мэя прерываемый то Роджером, то взрывами смеха. Джон хватает его за руку и почти силой заставляет вернуться в кресло. Фредди падет, свернувшись клубком и поджав под себя ноги. — Все нормально. Никаких проблем. Все хорошо, тебе бы поспать. — Джон цепко держит плечо и говорит нарочито спокойно. Убедившись, что Фредди впал в тихое оцепенение, он замолкает ненадолго и налив еще немного виски смотрит на бесконечное ватное море облаков. — Мы ждали тебя вчера. Я, Роджер, Брайан. — Говорит он наконец. — Зачем? — Фредди приподнимает тяжелую голову и подслеповато щурится на него. — На ужин, где только мы. Ты же любил это раньше. — Правда? — Черные брови выгибаются, пьяный голос дрожит. Его удивление выглядит карикатурно и наигранно. Джон чувствует раздражение и обиду. — А лет тридцать назад, Дики, я любил, чтобы мама мне спинку гладила перед сном. — Бубнит он и Джон замирает. — Ну давай, погладь. — Это был бы вызов, не будь Фредди похож на озябшую птицу, когда откинул подлокотник и привалился в Джону на плечо обдав перегаром и окутав тем самым странным своим запахом. Джон улыбнулся и осторожно провел по горячей, даже через рубашку, тонкой спине. Фредди фыркнул ему в плечо. — Хороший, хороший мальчик. — Дики улыбался, поглаживая шелковистый затылок и горячую шею. — Да пошел ты, Белиша. — Спеть тебе колыбельную? — Джон насмешливо поднял густые брови. — Лучше сразу выброси меня за борт без парашюта. — Меркьюри пробубнил в плечо чуть слышно и совсем сонно. Джон улыбается в стакан с виски и откидывается назад. Фредди сопит в его плечо прожигая дыханием одежду насквозь, до самой кожи. Постепенно вздохи на плече становятся ровными словно метроном, на серой шершавой ткани пиджака, под распухшими красными губами расплывается пятно слюны. Попробуй любой другой распустить нюни на его одежду, Джон испытал бы брезгливое раздражение, но сейчас, глядя как нелепо исказилось лицо брата, медленно стекающее по его плечу, он чувствует прилив нежности. Крупная ладонь, скорее вооруженная, чем украшенная, золотыми часами и обручальным кольцом, осторожно, страшась разбудить, гладит влажный висок и скользит пальцами по волосам, свежеостриженым и похожим на черную кротовую шубку. «Как же чертовски давно я не дотрагивался до тебя, просто вот так вот рукой» думает Джон, тонко прикасаясь самыми кончиками мозолистых сильных пальцев к кромке прозрачного уха и тонкой ключице, показавшейся из-под съехавшей пестрой рубашки. Фредди тихо стонет во сне и вяло шевелится, пытаясь устроить голову поудобней и хмурит брови. «Если я пересажу его к иллюминатору, чтобы он оперся о стенку и вытянул ноги я потеряю это» Джона мучился дилеммой, пригвожденный к месту тяжелеющей чернявой головой, огненным пьяным дыханием и запахом. Резкий, вызывающий, и почти козлиный он ощущался особенно остро на грани отвратительного, но скажи Джону кто-нибудь, что вот сию секунду устранит его — Джон вбил бы этой суке нос вглубь черепа. «Понимаю, тебе неудобно, но прошу — оставайся вот так на плече рядом до конца полета и пусть мы никогда не сядем» молился Джон про себя, придерживая ладонью мягкую щеку на которой пробилась легкая щетина. Большой палец невзначай гладил острую скулу и жесткую щеточку смоляных ресниц, дрожащих как крылья — пьяный сон Фредди был беспокоен. Застонав, он выпрямился и всхрапнув, откинул голову на сидение решив тем самым дилемму Джона. — Ну, что же поделать, иди ко мне. — Джон шепчет ласково, обнимая тело рядом и перетаскивая на сидение к иллюминатору. Тяжелый, горячий, податливый, словно кукла из шелка, набитая внутри теплым пляжным песком. Дикон обхватив его поперек, уткнувшись в шею и прижимая к своему плечу черноволосую голову — настоящее объятие — перетаскивает Фредди на соседнее кресло нарочито медленно «Чтобы не разбудить» — говорит он сам себе, и опустив в кресло выпрямляется над ним чувствуя опустошающий холод. Фредди сворачивается в его кресле клубком, подобрав под себя ноги. Немного подумав, Джон накрывает его пиджаком и Фредди, такой огромный, такой могущественный и всеобъемлющий как сам господь бог на сцене, сейчас целиком помещается под него. Во сне он был удивительно маленьким. Хмыкнув, Дикон садится на соседнее сидение, нагретое сонным телом как песок на солнце и, налив себе виски пьет, чувствуя в нем лишь запах Фредди и, как ему показалось, его вкус. Худые каучуковые ноги неожиданно и тяжело легли на его бедра. Фредди, согревшись, вытянулся поперек сидений, натянув пиджак Джона повыше на нос, так что над воротом виднелись макушка, лоб, удивительные спящие глаза, и брови, словно нарисованные черной кистью. Полюбовавшись черными лаконичными линиями, расходившимися от переносицы к вискам и вверх, Дикон откинулся на сидение, проглатывая остатки виски и закрывая глаза. У него встал хер. Серый бугор надулся на брюках как раз промеж ровных спящих голеней, чуть пониже коленок, сухих и тонких как у скаковой лошади и столь же беспокойных. — Дьявол… Не дергайся… — Шепчет Джон, укладывая ладонь на беспокойно и мелко ерзающие бедра. «Здесь просто нет подлокотника, мы убрали его, куда же мне еще деть руку?» думает он робко в то время, как рука его, гладит голые ноги, по-хозяйски и сильно прихватывает смуглую покрытую короткими черными волосками кожу. Взглядом он скользит влево, где торчат белые узкие кроссовки, высоко затянутые на тонких щиколотках. Джон с улыбкой замечает, что шнурки одного из них неряшливо развязаны, а под вторым не видно носка. «Спешил» — мелькает у него пока взгляд не ловит в солнечных лучах, играющих на обуви Фредди странные прозрачно-белесые разводы, словно на кроссовки плотно налипли кусочки старого целлофана. «Сперма. Какие-то грязные пидоры сидели перед тобой на корточках отсасывая твой жадный член и кончали на твою обувь. Мерзость» — думает он. Тем временем Меркьюри вытягивает медленную во сне ногу, лениво проезжаясь по гудящему члену выпуклой икроножной мышцей. Джон замирает словно кролик, обвиваемый удавом, чувствуя плотью чужой упругий жар.   — Сука… — Шипит Джон тихо и вжавшись затылком в сидение подается немного бедрами навстречу этим глупым ногам, стремясь пролезть членом прямо между сухощавых голеней, сжав их покрепче вокруг члена, но они скользят так неудобно. Фредди стонет и ворочается во сне. Чертовы ноги лениво и внезапно и как-то неправильно елозят по Джону, который ощущает приступы острого кайфа во всем теле и почти боль от того, что его и Меркьюри разделяет ткань брюк и то того, что не так правильно, не так крепко чертовы конечности лежат на его бедрах. Осторожными пальцами Джон обнимает ноги чувствуя мягкие чернявые волоски и, чуть приподняв и раздвинув, укладывает аккуратно на невыносимо стоящий член, так чтобы тот выглядел между ними баржей, застрявшей намертво в канале. «Чертовы брюки» — думает он, прижимая ладонями дремлющие беспомощные голени к паху, непроизвольно подаваясь бедрами вперед и чувствуя какой-то пьяный тянущий кайф. «Чертов ты» — думает он, чувствуя движение Фредди, который дернул мышцами бедра во сне и попытался вяло вытянуть ногу из плена. Джон прижимает ногу ближе к паху почти грубо, жестом охотника, поймавшего черную куницу, и тут же осторожно, боясь разбудить, но очень глубоко в душе желая этого, гладит нервное бедро. Куница была изловлена лишь для того, чтобы ее приласкали. Фредди храпит под пиджаком. Тихонько, отрывисто и каким-то нелепым высоким голосом. Джон улыбается и, немного расслабленный крепким сном Меркьюри, просовывает руку под пояс собственных брюк. Тихо, крадучись под беспокойными ногами, ладонь Джона, проникнув под белье, обхватывает невыносимо напряженный член. Нужно быть осторожным, нужно быть ловким и тихим чтобы не разбудить, чтобы крупная головка упиралась в голень, чтобы не осталось следов… Хотя… Любопытство против страха, похоть против морали. Выдохнув тихо сквозь зубы, Джон осторожно вынул из расстёгнутой ширинки член, укладывая толстый ствол похожий на тело питона-альбиноса на смуглую голень. Чуть приподнявшись, он тихо и медленно ползет на край кожаного кресла, вдоль глупых неразборчивых ног и светло-розовая головка размером со сливу скользит следом, задевая тонкие мягкие волоски. Фредди дергает во сне ногой, на конце следа появляется прозрачная как слеза капля и щекотно скатывается с головки на карамельную кожу. Ближе, еще немного, еще кожицей по коже. Вот и узкие ступни, затянутые в спортивные боксерские кеды, покрытые следами распутной беспечности. Крупная ладонь Джона сжимает член так крепко, словно пытается удержать от глупостей. Он не дрочит, просто сдавливает, поглаживая повлажневшую головку большим пальцем. Он знает, что готов и одно неосторожное движение ног Фредди и он спустит, главное попасть. «Ну, давай же» — молится он, тихонько поглаживая другой рукой бедро и скользя ненароком чуть выше, почти приблизившись к паху. Еще немного и можно пролезть пальцем в раструб коротких шортов, нащупав там спящего зверька чужой мошонки. Фредди пыхтит, плотно сжимая руку бедрами и немного елозит. Джон взрывается. Крупный член стреляет обильной беспорядочной струей, шлепнувшейся на пол и лишь несколько капель попадают на носок левого кроссовка. «Пойдет» — думает Джон, с трудом дрожащей рукой укладывая отстрелявшую пушку в брюки, чуть приподнимаясь чтобы застегнуть их хотя бы на пуговицу. Потянувшись к пиджаку, он осторожно вынимает пачку сигарет, что покоилась в кармане где-то на уровне живота Фредди и прикурив с наслаждением затягивается закрыв глаза. Сейчас он маленький и смертный, на высоте одиннадцати тысяч километров над морем, мчит словно комета, не чувствуя самолета вокруг, а лишь гудящую пустоту в самой голове и снаружи ее. Перед глазами у него тлеющий огонек сигареты словно путеводная звезда навстречу которой и летит его тело. Здесь только он, только звенящая легкость и бесконечно горячие ноги на бедрах. Правая рука его пустого летящего тела касается земли, растекаясь по ней всей плоскостью и врастая корнями-пальцами. Земля, тяжелая и горячая впускает их в себя, позволяя врастать, пригвождая к себе обратно и дарует свой собственный горячий космос более пленительный чем небесный лед. Ладонь скользит по поверхности земли с песчаным шорохом и травинки волос щекочут ее. Она скользит верх, притянутая теплом шелком, словно волна, и чем выше, тем жарче. Кончики пальцев упираются в пару плотных пушистых орехов и Джон, с любопытством, и осторожно, словно новорожденных зверьков трогает их. Затем пальцы легонько упираются во что-то совсем беззащитно-мягкое. Испугавшись самого себя, Дикон открывает глаза. Ладонь держится между ног Фредди какие-то секунды, и каждая отмечена басовыми ударами жадного сердца в ушах. Он, преодолев себя самого, скользит обратно вниз по внутренней стороне бедра унося на кончиках пальцев краденый яд проникающий внутрь и как только рука ложится на острую голую коленку он чувствует себя вкусно-отравленным этим ненарочным (ей-богу) прикосновением и, чувствуя его — теплое, пугливое и мягкое всей кожей, с наслаждением переваривает его. ******* — Нос красивый у тебя. — Фредди мурчит сонно где-то сбоку. На фоне солнечных лучей, текущих из иллюминатора профиль Джона казался совсем темным и сиял чеканной античной красотой. Фредди тянется повести по носу рукой, но нелепо запутавшись ей в рукаве серого пиджака возвращает ее обратно. Джон не знал сколько просидел вот так с истлевшей до фильтра сигаретой в руке и как давно проснулся Фредди. Видел ли он его слабость или нет, Джон не знал, но храбрость его угасла, будто выветрилась с парами алкоголя и сейчас он боялся напугать и ранить. Почему ранить? Как мог ранить или хотя бы удивить Фредди вид голого хуя у своих ног, Джон не знал, просто чувствовал — не стоит. — Как ты? — просто спросил он. — Бошка болит, спать хочу. Как еще я могу быть? — Вопрос Джона был направлен глубже. Оба знали это и оба понимали, что Фредди в очередной раз ускакал от него. — Прилетим, у меня большой люкс. Я пригласил парней к себе после концерта завтра на ужин… — Даже Брайан? — Даже его. Посидим, выпьем… — Хорошо как вам… — Ты с нами. — Это было сказано тверже чем ему хотелось. — Я очень на это надеюсь, Фредди. — Густые ровные брови Джона шевельнулись. Внутренние их углы чуть приподнялись, придавая лицу выражение беззащитной просьбы. — Я… Попробую… — Фредди, я знаю, тебе тяжело, но, давай попробуем вместе… — Заткнись, блять! Прошу тебя, тебя просто заткнись. — Фредди выпрямился на сидении трезвый и злой. Спина прямая, красноватые глаза горят как угли, шерсть дыбом. — Я не хочу говорить, не хочу продолжать. Все наладилось у меня, Джон, все только, сука, наладилось, и ты снова начинаешь ковырять это все. — Фредди злобно шипел как старый проигрыватель, смуглое лицо исказила злая кривозубая улыбка. Красота как-то поразительно быстро умела слетать с него, буквально за секунду.  — Все наладилось задолго до… до Брайана. Все хорошо, Дики, вы целуете по утрам макушки детей, сиськи жен и едете на работу, я отсасываю чей-то хер. Возвращаюсь домой — делаю то же самое, в моей жизни есть и смысл, и гармония. Зачем мне после концерта снова видеть ваши рожи? Зачем? Зачем вам видеть мою? Не тошнит? А от того, что я пидор? А если я приведу свою семью познакомиться? Брайан их видел, кстати. Всех пятерых или шестерых, хер знает, я не помню сколько было. — Так ты придешь к нам? — Спросил Дикон закуривая каким-то оскорбительно будничным голосом. На секунду Фредди осекся, но набравшись злых сил продолжил. — Джон, — Он конфиденциально наклонился к лицу почти касаясь усами горящего кончика сигареты и дым изо рта Дикона обвил искажённое лицо словно кокон, — Если тебе, как юному натуралисту интересно какова изнутри жопа, то засунь палец в рот и пощупай изнутри щеку. Очень на анал похоже, а шариться у меня по мудям было не обязательно. — Фредди в какой-то наигранной растерянности пожал плечами. «У меня пара секунд на правильную реакцию» — стрельнуло в голове Дикона прежде, чем он ласково дотронулся до щеки Фредди и, чуть огладив ее, протолкнул большой палец под щетку усов прямиком в красный удивленно приоткрытый рот. Деловито проведя пальцем по слизистой, он отпустил щеку и наспех облизнув большой палец налил себе виски. Фредди, зарывшись носом под пиджак в поисках укрытия, и снова подтянув на кресло ноги, настороженно глядел на него. Злая наглость слетела словно пыльца. Джон, видя, как Фредди забился в угол, почувствовал, насколько же тот сейчас уязвим. Пожалуй можно. Он протянул руку осторожно обнял деревянные от напряжения плечи. — Все хорошо, Фредди, все хорошо. — шептал он. — Не смей. — пискнул Фредди, упираясь голенями ему в грудь. — Не смей, мать твою… — Фредди… — Отъебись… — пытается выговорить Фредди, но последние звуки тонут в надвигающемся плаче, лицо его искажает гримаса боли. — Тшшш… — широкая ладонь убирает в сторону острые коленки и прижимает к себе Фредди, раненого и совсем мягкого. — Все будет хорошо, мы все исправим. — Все по-другому теперь. Все еще хуже…- Шепчет Меркьюри уткнувшись мокрым лицом в чужое плечо. — Прости нас. Прости меня. — Отвечает тихо Джон, целуя его в висок. Фредди тяжело дышит.