Как я был счастливым

      Оргазм мощной волной поднял к небесам, чтобы потом вынести на берег реальности, слегка покачивая в мягких и теплых отголосках. Супруг, тихонько урча, тщательно вылизал дырочку от смазки и своей спермы, а потом переместился выше, и так же аккуратно очистил мой член и живот. Давненько Дилани не баловал меня такими изысками. Дорожка из поцелуев побежала вверх, обласкала соски и завершилась финальной точкой на плече.       – Люблю тебя! – заглянул мне в глаза альфа.       Я томно прикрыл веки, поощрительно погладил его твердый бицепс и поцеловал в шею. Муж печально вздохнул.       – Наверное, я никогда не дождусь ответных слов…       – Дилани, сколько лет мы женаты?       – Шестнадцать.       – Ты сам ответил на свой вопрос.       – Наверное, я полный дурак, если до сих пор на что-то надеюсь, – пробормотал он, поворачиваясь ко мне спиной.       Я не стал ничего говорить, просто закинул руки за голову и уставился на белеющий в темноте супружеской спальни потолок. Прошедшие годы определенным образом сблизили нас, хотя с моей стороны это была скорее привычка. Но главным связующим звеном все же был сын.       Он дался мне нелегко. После сложного течения беременности – преждевременные роды. Накануне я переволновался, и малыш почему-то решил, что ему пора выбраться наружу. Но организм его папаши был совершенно к этому не готов. Лучшие специалисты лучшей в стране омежьей клиники хлопотали вокруг меня двенадцать часов, пытаясь его переупрямить, но ничего не получилось. В результате, по выражению Ларрена, «пришлось резать».       Маленький омежка не только выжил, но вполне благополучно и быстро догнал доношенных малышей. Еще бы! Он ел каждые два часа! Круглосуточно! Словно понимал, что ему нужно набирать вес. Пока его новоиспеченный папа очухивался от операции, он успел набрать почти килограмм! Поэтому, когда сыночка мне принесли впервые, на моих руках оказался не крошечный заморыш, а милый пупс, который сосредоточенно посасывал палец и таращил светло-голубые, как у отца, глазки.       Меня окатило волной радости: все позади! Как же я был наивен.       Первой проблемой стало имя для новорожденного. Пока две высококвалифицированные няньки устраивали малыша после возвращения из клиники, а любопытный Ренир им мешал, в гостиной собрался «малый семейный совет» из меня, Дилани, Котти и Линдси. Папа все еще был в больнице, у отца обнаружилось супер важное совещание, с которого ну никак нельзя было сбежать, а Миллиан не удосужился приехать, откупившись очередной побрякушкой, корзиной цветов и огромным плюшевым медведем. Но при этом по телефону имел наглость потребовать, чтобы внука назвали Альбианом в честь его покойного папы.       Нет, ну вы видели такое? Почему я должен называть своего сына именем омеги, которого ни разу в жизни не видел? Дилани поддержал папу. Я разозлился.       – Мучиться, значит, я, а называть – ты? Это несправедливо! Достаточно, что ты дашь ему свою фамилию! И мне не нравится это имя!       Но супруг уперся.       – Не хочешь называть именем дедушки, пусть будет Миллиан!       Еще лучше! Представляю, что устроит папочка, согласись я на этот вариант.       – Почему это в честь твоего папы, а не моего?       Мы сцепились не на шутку. Линдси и Котти напрасно пытались взывать к нашему разуму и предлагать свои нейтральные варианты.       – Это мой сын, – орал я. – Ты удовольствие получил, а я чуть не умер! Так что вообще права голоса не имеешь!       – Он такой же мой, как и твой! – зло сжимал кулаки супруг. – Кто с тобой носился и терпел все закидоны? Когда в два часа ночи тебе захотелось сушеной рыбы с кизиловым вареньем, кто мотался по круглосуточным магазинам и пивбарам? Кто массировал тебе спину и едва не надорвался, таская на руках? Кто вызвал из отпуска врача, чтобы принял у тебя роды? Ты бы действительно умер, если бы не он!       – Вот как! И теперь ты требуешь медаль «отец-герой»?       – Ребята, притормозите! – взмолился Линдси. – А то еще подеретесь! Не можете договориться, пусть решит судьба!       – Это как? – опешил я, готовый сражаться до конца.       – Бросьте монетку!       – Хорошо! – неожиданно согласился супруг. – Орел – я называю, решка – ты.       Ларрен порылся в кармане и достал монету, подкинул ее на руке, закрутил и бросил на кофейный столик. Я смотрел на его манипуляции со странным спокойствием. Выпала решка.       – Ладно, – насупился Дилани. – Как ты его назовешь?       И тут я растерялся. Дело в том, что никакого приемлемого варианта у меня не было. Сражение шло не за выбранное мной имя, а против навязанных мужем. Супруг с подозрением смотрел на сложный мыслительный процесс, который должно быть отражался на моем лице. Пауза затягивалась. Я лихорадочно перебирал в уме известные омежьи имена, но ничего интересного в голову не приходило. Называть в честь папочки или одного из дедушек – нарываться на скандал. Банальщину тоже не хотелось. Ведь мой сынок уникален!       – Ну? Ты собираешься называть сына или онемел от радости, что победил? – злобно процедил альфа.       – Ди, Эли! – взмолился Котти. – Не ссорьтесь!       И тут меня осенило.       – Котти, ты – гений! Диэлли! Мы назовем его Диэлли! Соединим оба наших имени и традицию твоей семьи, кстати, соблюдем!       – Диэлли! – захлопал в ладоши Котти. – Прекрасное имя для омеги!       Этот вариант устроил всех. И Миллиана, и моих родителей, а Дилани был просто счастлив.       Диэлли полностью оправдал слухи о железном здоровье детей истинных. Конечно же, были капризы из-за режущихся зубок, сбитые коленки, понос после поедания зеленых абрикосов, обожженный утюгом палец и содранная при падении с дерева спина. Но никаких реальных проблем, из-за которых пришлось бы обращаться к медикам, до сих пор не случалось. Даже при эпидемии сезонного гриппа, когда вся семья валялась с температурой с подачи Ренира, захватившего вирус в школе, маленький омега ни разу не чихнул.       Внешность у малыша была просто ангельская. Диэлли унаследовал мои черты лица, рост и фигуру, но, вопреки законам генетики, окрас отца. Совершенно непонятно, ведь везде говорится, что темные гены – доминирующие. Зато волосы у него вились, как у меня. Получилось такое нежное и хрупкое маленькое чудо со светлыми локонами, голубыми глазищами и фарфоровой кожей. Все так и норовили потискать моего сыночка, даже совершенно незнакомые люди умилялись и восторгались. А если еще добавить безупречный вкус папочки при подборе нарядов, помноженный на возможности кошелька Фарро, то неудивительно, что фотографии Диэлли частенько украшали обложки журналов, а в сети у него был целый фанатский сайт.       Но омежка ничуть не загордился. Характер у него был рассудительный и спокойный. Совсем маленьким он практически не создавал хлопот. Мог часами возиться с кубиками, рисовать абстрактные шедевры, разглядывать картинки в книжке или возить в машинке куклу. Шкоды у него получались лишь случайно или от незнания. Стоило объяснить, к примеру, что рисовать можно только в альбоме, и за обои можно было не волноваться. Одного наглядного примера или просто запрета всегда хватало.       После рождения Диэлли я сразу заявил мужу, что больше никогда не стану рожать. Двух беременностей, да еще таких, больше чем достаточно, и требования брачного контракта выполнены. Дилани хотел еще альфу, но я не позволил ему об этом даже заикнуться.       – Да, я понимаю, что из Диэлли не получится твой преемник в делах. Но у тебя есть Ренир. Готовь его. Я дважды чуть не умер и не собираюсь испытывать судьбу в третий раз.       Альфа согласился, что риск не оправдан и действительно занялся подготовкой старшего сына.       В школе Диэлли учился старательно, но особых успехов не добился. Мужу было странно, что мальчик не унаследовал его деловое чутье и хватку, а я поражался полному отсутствию интереса к науке. Ведь родители мечтают видеть в детях продолжение себя, причем более талантливое и успешное. Мы практически смирились с тем, что у нас растет обычный омежка, который просто удачно выйдет замуж и нарожает нам внуков. И проморгали самое главное.       Папочка занимался не только нарядами малыша, но и старался всесторонне развивать ребенка, чтобы еще в раннем возрасте выявить его дарование и приобщить к культуре. Поэтому Диэлли возили не только в парк аттракционов, кино и зоопарк, но и в театры, музеи, на экскурсии. Примерно в возрасте шести лет дедушка и внук посетили оперный театр, где смотрели классическую балетную постановку. Я был уверен, что малыш не высидит и одного акта, но, к всеобщему удивлению, омежка до самого конца сидел как мышка и восторженно таращился на сцену. А на следующий день заявил, что хочет заниматься балетом.       «Почему бы и нет?» – решили мы. Занятие вполне подходящее для юного омеги. И физическое развитие, и приобщение к культуре, выработается грация движений и правильная осанка. Короче, одни плюсы. И папочка самоотверженно стал водить Диэлли в балетную студию дважды в неделю.       Никто из нас не воспринимал это детское увлечение всерьез. Я в свое время поменял не менее десятка кружков и секций, прежде чем выбрал на всю жизнь биологию. Но Диэлли увлекся балетом не на шутку, хореограф его хвалил, и мальчик стал заниматься дома самостоятельно. Дилани надоело натыкаться в гостиной и на лестнице на дрыгающего ножками сына, и он велел одну из комнат оборудовать станком с зеркальной стеной. С этого момента мы омежку почти не видели. Если малыш был не в школе и не на очередном мероприятии с папочкой, то его следовало искать у станка.       Когда я увидел табель с оценками за четвертый класс, то понял, что дело плохо.       – Ли, – так мы дома называли сына, чтобы не путаться в наших именах, – ты забросил учебу. Балет – это хорошо, но не в ущерб образованию. Увлечение со временем пройдет, а из-за провала в базовых знаниях у тебя будут большие трудности в старших классах.       – Па, – возразил сын, – увлечение не пройдет. Я хочу танцевать на сцене. И буду.       – Ангелочек мой! – улыбнулся я. – Тебе только десять. Твое мнение поменяется еще много раз. Надоест, появится что-то новое. А время уже будет упущено.       – А сколько тебе было лет, когда ты решил стать ученым-биологом?       Я прикусил губу.       – Вот видишь, папа! Почему ты думаешь, что мой выбор не серьезен? Или ты как дедушка Миллиан считаешь, что скакать по сцене – это позор для приличного омеги?       – Э-э… Нет, конечно же, я так не думаю. Но, если ты действительно хочешь посвятить свою жизнь балету, то, сынок, ты должен понимать, что выбрал очень трудный путь.       – Я знаю, – спокойно глядя мне в глаза сказал Диэлли. – Я смотрел фильмы и читал воспоминания звезд балета. Они не зря уходят на пенсию в тридцать. Придется очень тяжело трудиться и постоянно сидеть на диете. Но я готов к таким жертвам. Помнишь как ты со мной на руках мыл пробирки и рассказывал мне сказки о ДНК? Как ты шел к своей мечте? Почему ты хочешь лишить меня моей?       Когда он успел так повзрослеть? Я обнял сына и прижал его голову к своей груди.       – Давай договоримся. Ты станешь больше уделять внимания учебе. Жизнь – штука непредсказуемая. Даже если ты не передумаешь сам, она может поломать все твои планы, как не раз ломала мои. Никто не требует становиться отличником, но не позорь меня такими оценками. Представь, что будут говорить: сын лауреата международной научной премии Элиара Ротти – тупица? А я обещаю поддерживать тебя в желании достичь вершин балетного искусства. И с дедушкой Миллианом поговорю.       Сын серьезно кивнул головой. И, надо сказать, свою часть договора выполнил – табеля не стали меня радовать, но хоть краснеть не приходилось.       Размышляя о сыне, я не заметил, как уснул. А утром оказалось, что Дилани уехал в командировку на три недели. И ничего мне не сказал. Не то чтобы это сильно задело, но на сердце остался какой-то мутный осадок. Или скверное предчувствие.       Сегодня занятий в академии не было, и я отправился туда, где всегда отдыхал душой, – в домашнюю лабораторию. Там меня поджидал сюрприз: длинноногий и худой юный омега.       – Диэлли? Что ты здесь делаешь?       – Хотел поговорить с тобой наедине, папа.       Я махнул рукой на стул, который стоял возле стола с микроскопом, а сам остался стоять, прислонившись к стеклянному шкафчику с образцами. За последние пару лет сын вытянулся, плавность линий и хрупкость сменились угловатой жесткостью, черты лица заострились. Он больше не напоминал маленького ангелочка, только волосы остались по-прежнему роскошными, но теперь Диэлли тщательно убирал их, закручивая в тугой пучок.       – О чем ты хотел поговорить?       Сын молча протянул письмо на официальном бланке с печатями. Я развернул его дрожащей рукой и почему-то вспомнил тот день, когда открыл конверт с сообщением о зачислении в университет. На этот раз в моих руках было приглашение на обучение моего сына в самой престижной балетной школе мира.       – Ли, но ведь это на другом континенте…       – Помнишь, ты мне обещал, что поддержишь?       Я с трудом сдержал порыв разорвать эту бумагу на мелкие кусочки.