***
Реджина, материализовавшись в шаге от матери, перехватила занесенную для удара руку. Кора оглянулась. Удивление в считанные секунды сменилось почти детским восторгом. — Реджина! Дорогая моя! — проворковала она сладко. — Ты пришла присоединиться ко мне… — осёкшись на вздохе, с сожалением посмотрела на дочь. — Если бы я знала, что ты придёшь, продержала её живой подольше. Реджина знала, это — испытание, уловка. И всё равно не сдержалась. Украдкой взглянула на Эмму, чтобы убедиться, что та всё ещё жива. А Кора не преминула воспользоваться её ошибкой. Собрав все силы, она решила одарить дочь мощным энергетическим ударом. У Реджины на краю сознания промелькнуло понимание, что она не успеет отразить атаку, но в этом не было нужды. Энергетический шар замер и осыпался на дощатый пол корабля дождём ледяных осколков. Развернувшись, Реджина и Кора увидели ехидно ухмыляющегося Румпельштильцхена. Чарминги, не сговариваясь, метнулись к дочери. Снежка набросила на неё пальто, а Дэвид взялся распутывать верёвки. — Здравствуй, дорогуша, — Голд взмахнул рукой, и Реджина выпустила запястье Коры. Пальцы обожгло болью, но повреждений не было, чего нельзя сказать о Коре. Красная полоска на её запястье в том месте, где её держала дочь, стала стремительно разрастаться, пока не охватила всё тело, из горла ведьмы вылетел звериный рык. — Что ты творишь?! — Ой, да ничего, — засмеялся он. — Всего лишь небольшой барьер… Давай же. Дотронься до него. Смелее, — затем повернулся к Реджине. — Вы вольны уходить, дорогуша. Счастливого воссоединения со Спасительницей. Забирайте её домой. Подлатайте немного. — А моя мать? — спросила Реджина. — Один раз она ускользнула от меня, дорогуша, — маг отчётливо увидел образ совсем ещё юной Коры с бьющимся сердцем на раскрытой ладони, но через миг наваждение исчезло. Он снова заулыбался. — Второй — не сможет. — Голд. Если ты убьёшь её… — заговорила Реджина. — Убью? Её? Нет… Не убью, — он театрально взмахнул руками. — Я — коллекционер. Если изволите пообщаться с матерью, она будет коротать время в моём подвале. Устроит? Реджина склонила голову. — Устроит. Но захвати с собой Чарминга. Я не смогу телепортировать сразу троих, а кто-то ещё должен доставить Генри домой. Румпельштильцхен картинно поклонился. — Как изволите, ваше величество. Белоснежка кивком приободрила Дэвида, который что-то с жаром зашептал в ответ. Как пить дать — обещает найти её, хотя расстаются не больше чем на час. Румпельштильцхен щёлкнул пальцами, и троица — Дэвид, Кора и он сам, — растворилась в клубах красного дыма.***
Реджина подошла к Эмме и взмахом руки избавила от верёвок. Кровь снова побежала по венам. Белоснежка бросилась растирать синяки на лодыжках и запястьях дочери. Реджина, скривившись, положила ладонь Белоснежке на плечо, а свободной рукой вцепилась Эмме в предплечье. Перенесла обеих в гостевую комнату, где Спасительница проводила столько времени, что пора переименовать в «спальню Эммы». Реджина силой мысли застелила постель, бережно опустила Эмму на неё и, отведя взгляд, наколдовала ей нижнее белье. Закатала рукава, и, когда Белоснежка пристроилась рядом, сообразила кресло, куда и усадила несносную принцессу, чтобы не путалась под ногами. Реджина пробежалась пальцами вдоль тела Эммы. Оценив степень повреждений, она взмахнула запястьем и призвала из кабинета хранившиеся там магические фолианты. Она торопливо пролистала несколько, пробормотала ругательство и снова посмотрела на Свон. Белоснежка внимательно наблюдала за ней, догадываясь, что Реджина скорее всего даже не осознавала, что её волосы потрескивали от магии, а глаза искрились не то фиолетовым, не то тёмно-золотистым. По велению Реджины исчезли синяки с запястий Эммы, отпечатки ладоней на плечах, воспалённые и кровоточащие, зажили, оставив после себя розовые пятна. Следы ожогов от сигарет затянулись, но застаревшие шрамы никуда не пропали, что сразу же бросилось в глаза не только Реджине, но и притихшей Белоснежке, впрочем, ни одна из них ничего не сказала. Реджина вздрогнула, поражённая мыслью, а затем, приподняв Свон, перевернула её. Хмуро изучила порезы на бледной спине и проследила указательным пальцем каждый кровоточащий порез. Они тут же затягивались, но Реджина понимала, что так или иначе шрамы останутся. Убедившись, что Эмме больше не будет больно, она бережно уложила её обратно на кровать и занесла руки над животом. Она приложила максимум магических усилий — безуспешно. Раны не затягивались. Белоснежка вскочила и тоже склонилась над Эммой. Она быстро смекнула, что магия не помогает, и когда Реджина наколдовала бинты, они в четыре руки принялись перевязывать глубокие раны. Поглощённые занятием, они не сразу услышали приближающиеся шаги, а когда распахнулась дверь, было уже поздно. Дэвид едва поспевал за шустрым Генри, который, ураганом влетев в спальню, бросился к кровати. — Почему ты не исцелила её?! — заверещал он. Реджина гневно посмотрела на него и покачала головой. — Моя магия не работает, Генри, — она отметила про себя, насколько сын встревожен, и повернулась к Эмме. Постаралась хотя бы на мгновение забыть, что Спасительница — жертва, нуждающаяся в помощи, чтобы увидеть её глазами маленького сына. Всё тело «Белого рыцаря» покрывала засохшая кровь. Бледная Эмма выглядела изнемождённой, её кожа будто ссохлась, а мышцы от перенесённых испытаний были напряжены до предела. Шрамы от ожогов — отпечатки ладоней и россыпь кружочков — выделялись яркими пятнами, при том, что были исцелены. Бинты быстро пропитывались кровью. — Генри, — сказала Реджина, — ты должен уйти. Она выразительно посмотрела на Дэвида, который без возражений взял её сына за плечи. — Пошли, парень, — пробормотал он. Реджина подавила желание скривиться. Какой отец — такая и дочь. В накалённой до предела ситуации не способны назвать ребёнка по имени, предпочитая дурацкие, но ласковые прозвища. — Не будем мешать твоей маме и Снежке. Дай им немного времени, — Дэвид легонько сжал его плечи. — Она поможет Эмме. Вот увидишь. Генри умоляюще посмотрел на мать. Реджина кивнула. — Сделаю всё возможное, — она постаралась отмахнуться от зловещих мыслей, норовивших влезть в голову при воспоминании о рваных ранах. — Этого может оказаться недостаточно… — подумала она, а вслух с жаром повторила: — Всё возможное. Чарминг перехватил её взгляд и кивнул. На его глаза навернулись слёзы, а плечи были слегка опущены. Он был простым пастухом, да, но прошёл многие войны. Он видел такие раны, поэтому знал, что, скорее всего, дочь не оправится. — Пожалуйста, мама, — прошептал Генри. — Пожалуйста, не дай ма умереть. По какой-то причине Эмма отреагировала на его тихое «ма». Она застонала, выгнулась всем телом и стала извиваться. Реджина широко распахнула глаза. Она обездвижила Эмму нехитрым заклинанием. — Дэвид, ты должен увести Генри отсюда, быстро! — Реджина не сводила взгляда с Эммы. Дэвид попытался вывести ребёнка из спальни, но тот извивался и царапался в попытке вырваться. Пришлось вмешаться Белоснежке. Вдвоём они смогли вытолкать Генри из комнаты, после чего Снежка захлопнула дверь и, прислонившись к ней спиной, зажала уши в тщетной попытке заглушить отчаянные мольбы Генри впустить его обратно. Он царапал дверь под увещевания Дэвида, но вскоре всё это стихло, и наступила давящая тишина. Белоснежка буквально сползла по двери. Реджина послала Эмме успокаивающий импульс в надежде ослабить судороги, а то и покончить с ними. Снежка с грустью наблюдала за её манипуляциями. — Ты не можешь спасти её? — спросила она. — У всего есть предел: в том числе у магии, — прошептала Реджина. — Мне не победить смерть. — Но она не мертва! — напомнила Белоснежка. Она подошла к кровати и несколько мгновений наблюдала за тем, как поднимается и опускается грудь дочери, чтобы не забывать об этом. — Она жива, Реджина. — Да, — признала Реджина. — Но на последнем издыхании. Моя мать воспользовалась проклятым кинжалом. Я не могу её исцелить. Я вообще ничего не могу, — с этими словами она отвернулась от Эммы. Её руки предательски задрожали. Белоснежка заметила это и осторожно накрыла её ладонь своей. Когда-то они были смертельными врагами, и, что самое поразительное, Реджина не попыталась отстраниться. Зато старалась не смотреть на их сплетенные руки, а ещё ощутимо напряглась. — Мама умирала на моих глазах, — пробормотала Белоснежка. Взгляд её стал далёким и отстранённым. Внезапное откровение, ужасное и подавляющее одновременно. — Я могла спасти её. Голубая фея предложила мне воспользоваться свечой, — продолжала рассказывать она. — Чёрной свечой. Нет… половина была чёрной, а половина — белой. Мою мать можно было спасти. Так она мне сказала. — Тогда почему ты этого не сделала? — осведомилась Реджина. — Почему не спасла? — она говорила холодным голосом, как и всегда, но без насмешки или злобы. Белоснежка посмотрела на дочь. — Чтобы спасти жизнь, нужно забрать жизнь. Свеча требует жертвоприношения. Реджина нахмурилась. — Это очень тёмная магия, — проговорила она. — Ты уверена, что с тобой говорила Голубая фея? Белоснежка пожала плечами. — А кто же ещё? Реджина задумчиво покачала головой, обдумывая предложение, якобы сделанное феей. — Не знаю… — отозвалась она, но тут же спохватилась. Мало того, что мирно разговаривала со смертельным врагом, так ещё и в невежестве призналась. Чтобы не показаться слабой или беспомощной, она хмыкнула. — Свеча у тебя? Снежка покачала головой. — Нет. Обладать свечой — неправильно. Я не стала её брать. Просто не смогла. — Бедная Белоснежка, — прошипела Реджина. — Как ты можешь считать, что ты чиста сердцем, если просто стояла и смотрела, как умирает твоя родная мать? Ты могла помочь ей. Могла спасти ей жизнь, — ногти Реджины впились в её кожу. — А ещё ты могла помалкивать о Дэниеле, но нет… Ты убила его с той же лёгкостью, с какой подвела свою мать, — прорычала она. Выдернула руку и, обогнув кровать, встала с другой стороны. Белоснежка посмотрела на дочь, а затем подняла глаза на Реджину. — Бедная Реджина, — парировала она. — Святая простота. Ты даже не замечаешь, что постоянно обвиняешь невинных людей за вещи, которых они не совершали. Твоя мать уничтожает всё, что тебе дорого, но ты так отчаянно ищешь её любви, что ты перевешиваешь её грехи на окружающих. — Ты виновата! — повысила голос Реджина. — Ты обещала мне! Говорила, что будешь молчать! — Мне было десять! — прорычала Белоснежка. — Она обманула меня. Я думала, она любит тебя, и я ошиблась, — она сморгнула выступившие на глаза слёзы. — Ошиблась. И я очень-очень сожалею. — Оставь свои сожаления при себе, — бросила Реджина. Снежка продолжила. — Почему ты не видишь, что она делает тебе больно, Реджина? Почему не видишь то, что вижу я? — Потому что! — Реджина в отчаянии всплеснула руками. Бессмысленно, глупо, даже дико, но хотелось верить, что если выплеснет накопившиеся эмоции, ей будет легче справляться с казалось бы безвыходной ситуацией. — Потому что… — она закрыла глаза. — Потому что если она не любит меня, то ради чего я перенесла столько боли? — и горько рассмеялась. — Если она не любит меня… — осеклась. — Всё это неважно. — Важно! — Белоснежка в жизни бы не подумала, что когда-нибудь произнесёт эти слова вслух, да ещё и над кроватью умирающей дочери. — Ты важна. — Нет, — стояла на своём Реджина. — Дэниель погиб из-за тебя, и ты должна смириться с этим, как и я смирилась с тем, что девочка, которая мне так нравилась, убила единственного человека, который любил меня, — она бросила укоризненный взгляд на Эмму. — А мисс Свон повела себя, как последняя дура, позволив Коре навредить себе. — Ты же несерьёзно, Реджина, ты не можешь обвинять Эмму ещё и в этом, — хмыкнула Белоснежка недоверчиво. Она указала рукой на дочь и на пропитавшиеся кровью бинты. Покачала головой. — Твоя мать сделала с ней это, — она стоически выдержала взгляд Реджины. — Больше винить некого. — Вообще-то я могу и буду обвинять мисс Свон. Она сознательно нарывается на неприятности. Даже смешно подумать, сколько опасностей она притягивает. Эмма должна быть Спасительницей, а не вечно бедовой и умирающей девчонкой. — Боюсь, эти два понятия идут по жизни бок о бок, — произнёс возникший на пороге спальни Дэвид. Он закрыл за собой дверь. Подошёл к кровати и, не заметив существенных изменений в состоянии дочери, положил ладонь ей на плечо. Мгновение с сожалением смотрел на неё, затем поднял глаза на женщин. Медленно выпрямился. — Теперь, когда вы закончили истерить, почему бы нам не сосредоточиться на действительно важных вещах? — Дэвид кивнул на Эмму. Пристыженная Белоснежка, залившись густым румянцем, опустилась на колени в изголовье кровати. Дэвид шумно вздохнул. — Снежка, ты знаешь, где эта свеча? — его жена покачала головой. — Реджина, ты можешь исцелить Эмму? — бывшая королева тоже покачала головой. Отчаяние, тщательно скрываемое за маской напускного раздражения, резануло по сердцу острой болью. — Хорошо, — отыскав в глубине души немножечко надежды, он нарочито бодро кивнул. — Ладно. Предлагаю ещё раз навестить Голда. У него огромнейшая коллекция потерянных предметов из нашего мира. Если попросить помочь… — Он потребует ужасную цену и заключит сделку на наши души. — Цена не имеет значения, Реджина, — ответил Дэвид. — Она — моя дочь. — Стало быть, если он попросит твою жизнь, ты согласишься? — спросила Реджина насмешливо. — Да, — расправил плечи Дэвид. — Если бы это помогло, я с радостью пожертвовал бы собой ради неё. Один раз я это сделал, забыла? — его одолели навязчивые воспоминания. Другая комната, другая жизнь, младенец на руках и пронзающие плоть мечи. Губы дрогнули в грустной улыбке. — Я погибал бы снова и снова, чтобы спасти свою дочь. — Дэвид! — выдохнула взволнованная до глубины души его признанием Белоснежка. Её лицо исказила гримаса боли от одной лишь мысли, что она может потерять не только дочь, но и своего драгоценного принца. — Ради всего святого! — Реджина закатила глаза. — Это был гипотетический вопрос, Снежка. Твой муж никуда не денется. Дэвид и Белоснежка, взявшись за руки, обменялись такими влюблёнными взглядами, что Реджина застонала с отвращением. Любовь этих двоих вызывала приступы тошноты. — А ты разве не сделала бы того же для Эммы? — осведомился Дэвид, а затем повернулся к Реджине. — Ты изменилась, Реджина, и мы это видим. Ответь честно… если бы ценой за спасение Эммы была твоя жизнь, ты заплатила бы? Реджина открыла рот, чтобы осадить его. «Что за идиотские мысли, — хотела ответить она. — Конечно, нет! Как тебе вообще такое могло прийти в голову?!» Но она ничего не сказала. Просто смотрела на Дэвида. Просто не могла заставить произнести эти слова вслух. Перед глазами поплыло. Белоснежка ахнула. — Боже мой! — Реджина метнула на неё быстрый взгляд. — Боже мой! — повторила Белоснежка. — Ты бы сделала это! — Генри её любит, — процедила Реджина сквозь зубы. Но отрицать — она ни за что на свете не пожертвовала собой ради спасения Свон — не стала. Белоснежка и Дэвид не сводили с неё отвратительно понимающих взглядов. Реджина нахмурилась. Покачала головой, отмахиваясь от собственных вопросов, и посмотрела на Чармингов. — По-твоему, свеча может быть у Голда? — спросила она у Дэвида. Дождалась кивка, затем расправила плечи. — Замечательно. — С пола стал подниматься фиолетовый дым. — Чарминг, — пропела она, — если мой сын сбежал, пока ты здесь отсиживался, и с ним что-нибудь случится, я потребую от тебя принять на себя ответственность… — когда побледневший Дэвид выбежал из спальни, Реджина, скользнув взглядом по Белоснежке, остановила его на Эмме. Судороги всё ещё сотрясали её тело — следствие большого количества энергии, прошедшего через него стараниями Коры. — Не дай ей умереть, пока меня не будет, — приказала она Белоснежке, а затем присела на край постели. Кровоточащие раны беспокоили. Она смахнула непослушную прядь волос со лба Эммы, провела пальцами вдоль её виска. Затем наклонилась и прошептала на ухо. — Не умирай, а то я никогда тебя не прощу. В тот же миг её окутало фиолетовым дымом, а уже в следующий — она испарилась без следа.***
Румпельштильцхен встретил её появление в своём подвале спокойно и даже дружелюбно. — Реджина! — он махнул рукой в сторону. — Твоя мать, жива и здорова, как и было обещано. Реджина едва взглянула на мать. — Она уже несколько десятилетий нездорова, — пробормотала она. Румпельштильцхен склонил голову, но ничего не сказал. — Мне снова нужна твоя помощь, — продолжила она. — Раны мисс Свон оказались… невосприимчивыми к лечению. — Понимаю, — маг подхватил со стола тёмный кинжал. Осторожно, чтобы ненароком не пораниться, протянул его Реджине. — Проклят, — предупредил он. Реджина кивнула, просканировала на предмет магии, но ничего не нашла. Проклятие оказалось невидимым. Она сжала челюсти и бережно вернула кинжал мужчине. — Она умирает, — не стала юлить Реджина. — Но у меня есть основания считать, что у тебя есть одна вещица, при помощи которой можно спасти ей жизнь. Глаза мистера Голда заблестели в предвкушении. — Вещица? Ну, с этим помочь могу. Сюда, — слегка поклонившись, он проводил Реджину в магазин. — Что вам нужно? — Маленькой Белоснежке подарили свечу, — во взгляде Голда промелькнуло узнавание, а Реджина в свою очередь не потрудилась скрыть своё отчаяние. — Ты знаешь об этом! Ростовщик склонил голову. — Она у меня, — голос его звучал вкрадчиво и очень серьёзно. — И свеча работает именно так, как мне сказали? — мужчина вопросительно приподнял брови, как бы предлагая ей продолжать. — Чтобы спасти жизнь… я должна забрать жизнь? — Да. Именно так и работает. Берёте свечу, зажигаете с обоих концов. Подносите к сердцу своей жертвы и шёпотом произносите её имя. В уме, — он постучал пальцем по виску, — держите имя того, кого желаете спасти, и задуваете свечу. В комнате повисла тишина. — Голубая фея не презентовала бы такое Белоснежке, — выдохнула Реджина. — Да. Ваша правда. — Кто же дал ей свечу? — спросила Реджина. — Кора. Реджина слегка дёрнулась, но в остальном никак не показала, что шокирована этой новостью. Внешне. Сердце бешено колотилось, живот завязывался узлом, а вдоль позвоночника прошлась ледяная дрожь. Кора подарила свечу Снежке? Стало быть, она знала, что мать принцессы умирала… стало быть, она и спровоцировала смерть Эвы. Впрочем, сейчас это неважно. У Реджины есть свои обязательства. — Мне нужна эта свеча, — процедила она. Каждая её частичка бунтовала против мысли, что ей нужна вещь, некогда принадлежавшая Коре, а всё из-за того, что, воспользовавшись свечой, она станет такой же. Последнего Реджина страшилась всю свою жизнь. — Эмма умирает. — Как пожелаете, — пробормотал ростовщик. — Как пожелаете. Он открыл один из шкафчиков и извлёк неподписанную шкатулку. Осторожно, будто боялся повредить, поставил на прилавок и опустил ладонь на крышку. — Это тёмная магия, Реджина, — хмуро предупредил он. — Вы помните о последствиях? В кои-то веки Голда беспокоили последствия, точнее, она, Реджина, и Реджина растерянно моргнула. Этот мир и проклятие действительно изменили их, возможно, даже сильнее, чем они с Голдом считали. — Помню, — она шагнула к прилавку, но старый бес даже не пошевелился. — Какова твоя цена? Голд посмотрел на шкатулку. Бережно похлопал по резной крышке и подтолкнул к ней. — На этот раз никакой цены нет. Считайте это жестом доброй воли, — голос его звучал беззаботно, но глаза светились беспокойством. — Не переживай за меня, — сказала Реджина. — Моё сердце чернее некуда. Стараниями твоего проклятия. — Возможно, — не стал возражать он. Перехватил запястье, когда она потянулась за шкатулкой. — Реджина. Ты должна быть уверена, что действительно этого хочешь. — У меня нет выбора. — Выбор есть всегда. — Разве? — она хрипло рассмеялась. — Не вижу альтернативы. Если я сделаю это — она будет спасена, — пожала плечами. — Мы потеряем слишком многое, если потеряем её. Голд ослабил хватку и попятился. — Хорошо. Исход предрешён, — он позволил себе улыбнуться. — Злая королева спасает жизнь Спасительницы. Иронично, не находите? — Брось, Румпель, — скривилась она. — Я спасаю мать Генри. Всё остальное… Дочь Белоснежки, Спасительница… всё это вторично, — она подхватила шкатулку, приподняла крышку и окинула взглядом ничем непримечательную свечу. Она уже собиралась выйти из магазина, как вдруг Голд предупреждающе вскинул руку, останавливая. — Вам нужно сердце, — напомнил он. Реджина улыбнулась. Крепче прижала шкатулку к груди и повернулась к нему. — Знаю, — с горечью произнесла она. Постаралась сосредоточиться на образе матери и сразу же почувствовала тягучее ощущение в районе живота. Появилась зацепка. Точнее, целых две. Реджина проигнорировала более сильный зов, исходящий из подвала в антикварной лавке, и поспешила на едва различимый.***
Реджина очутилась на корабле Крюка. Вокруг в унисон с её магией бились ослепительно-яркие сердца. Она проигнорировала их. Зажав шкатулку со свечой под мышкой, прошлась вдоль стеллажа, прислушиваясь, разыскивая нужное сердце. Остановилась. «Вот оно, — не на шутку всполошилась её магия. — Вот оно». Реджина подхватила вторую шкатулку и прошла в каюту, где поставила обе на жёсткую койку, а сама опустилась на колени. Первым делом решила извлечь сердце матери. Получилось далеко не с первой попытки. Закрыла глаза, пытаясь побороть дрожь в руках и упрекая себя за нерешительность, а затем рывком открыла шкатулку и вытащила сердце. Неестественно холодное и почему-то очень тяжёлое. Реджина открыла глаза. Задержала дыхание. В её ладонях лежал чёрный комок, иначе не назовёшь. Она попыталась разглядеть красные вкрапления, но не нашла ни одного, хотя и почувствовала слабое биение чего-то живого, спрятанного в самой глубине мёрзлого комка. Она успокаивающе погладила его большим пальцем. И склонила голову перед неопровержимой истиной. Мать вырвала сердце из собственной груди очень давно, задолго до её рождения, поэтому никогда по-настоящему не любила её. Реджина взяла сердце в одну руку, а другой нащупала вторую шкатулку и быстрым движением извлекла свечу, которая вспыхнула с обоих концов, и поднесла её к самому сердцу. — Кор… — прошептала Реджина. Имя застряло в горле. Она сглотнула. Нашла в себе силы и повторила: — Кора. Дело было сделано. Обратно ничего не воротить. Она только что прокляла сердце матери. Затем, вспомнив наставления Голда, она заставила себя подумать об Эмме. Такой яркой, жизнерадостной Эмме, которая всегда боролась до последнего, ругалась последними словами и объедалась отвратительной едой. — Эмма, — с этой мыслью она задула свечу и опустила обратно в шкатулку. Несколько секунд посидела неподвижно, а затем со всей нежностью, на какую только была способна, взяла сердце матери и перенеслась в подвал антикварной лавки. Как только Кора повернулась к ней, Реджина рывком поместила сердце ей в грудь. Выждала немного, пока не почувствовала, как сердце наполняется живительным теплом, и отстранилась. Глаза Коры вспыхнули любовью, нежностью и лаской, которых там отродясь не водилось, а потом она потянулась к дочери. Реджина послушно приняла материнское объятие, первое в жизни, и держала до тех пор, пока она не затихла в её руках.