Green Looks Good On You / Зелёный тебе к лицу

      Реджина почувствовала, как горячая слеза скатывается по щеке, и лишь тогда в полной мере осознала весь ужас содеянного. Она крепче обняла Кору и вместе с ней перенеслась в склеп. В тайное убежище. Не желая прибегать к помощи магии, она собственными силами уложила бездыханное тело на стол, а потом, будто на автомате, установила вокруг него защитный барьер.       Освободившись от тягостного ощущения, что Румпельштильцхен наблюдает за ней, Реджина дала волю слезам. Уткнувшись лбом в плечо Коры, она рыдала до хрипоты и отчаянно дёргала рукава изысканного платья. Всё тело Реджины содрогалось от неудержимых слёз, но, когда она мысленно провела параллель между собственной дрожью и страдавшей судорогами Эммой, до конца осознала происходящее, тут же отшатнулась.       Реджина во все глаза уставилась на мать.       «Мертва», — напомнила она себе. Слово эхом отозвалось в голове. Чувствовалось… она чувствовала себя потерянной. Мысли путались, исчезали и снова обрушивались с невероятной силой. — «Мертва».       И хорошо.       И плохо.       И: «Дорого бы я дала, чтобы воскресить её».       И: «Я счастлива, что её больше нет».       Чем больше Реджина размышляла, тем острее ощущала бесчисленные и противоречивые мысли, нахлынувшие на неё одновременно, что — страшное дело — бесконечно подавляло.       Реджина стала расхаживать по комнате. Убежище, как выяснилось, было двенадцать шагов в длину. А если считать с левой ноги — тринадцать. На мгновение она нахмурилась, озадаченная результатом, но почти сразу отмахнулась. Плевать. Помедлила и снова помрачнела. А вот и нет — не плевать. Дикость какая-то, как будто это важно, что, начиная считать с левой ноги, убежище получается на один шаг больше… На расстоянии вытянутой руки лежит мёртвая женщина, другая — умирает в её особняке, а она?.. Правильно. Она берётся считать заново.       Да. Двенадцать шагов. На этот раз она считала правильно. Ровно двенадцать.       Реджина остановилась. Всхлипнула. Закрыла глаза, немного подождала и открыла их. Она потянулась за стеклянной вазой, стоявшей на тумбочке, и левитировала её прямо себе в руки. Повертела, завороженно любуясь игрой света на гранях, после чего сжала до побелевших костяшек и с чудовищной силой швырнула в противоположную стену. Ваза разлетелась на сотни осколков. Следующей жертвой стал один из висевших на стене портретов. Отправив его в свободный полёт по комнате, Реджина с ленивым удовлетворением, разбавленным горечью, услышала, как что-то треснуло. То же самое она проделала со всеми хрупкими предметами. Красивые чаши, статуэтки, памятные мелочи… всё пошло вразнос. А когда ничего больше не осталось, она перешла на зеркала. В каждое вглядывалась до боли в глазах, пока оно, не выдержав натиска магии, не шло трещинами. Однозначным фаворитом стало последнее. Дрожало больше минуты, прежде чем разлететься сотней, нет, тысячей осколков, отскакивающих от защитного барьера, как если бы он сам был выполненным из стекла. Одна из острых стекляшек резанула по коже, но она едва обратила на это внимание.       Реджина пронеслась по комнате самым настоящим ураганом, но с по-человечески пугающими намерениями. И когда всё вокруг — каждый бьющийся предмет и парочка попрочнее — валялось осколками да клочьями, она обессиленно упала на потрёпанный стул и заливалась безудержными рыданиями до полного истощения. Затем слепо огляделась, стараясь не замечать тела Коры, пока не упёрлась взглядом в противоположную стену. Она не замечала ни отсутствующих предметов интерьера, ни уродливых углублений в кирпичной кладке, ничего. Так и просидела, чёрт знает, сколько времени, растерянно моргая, пока не провалилась в тяжёлое небытие.

***

      В это самое время, в белоснежном особняке на Миффлин-стрит, Чарминги вместе с Генри неотрывно следили за Эммой. Как только её лицо расслабилось, а дыхание выровнялось, Белоснежка, всхлипнув, бросилась к кровати. Сорвала промокшие бинты и подавила вздох облегчения. Раны исчезли. Не осталось даже шрамов. Не говоря о засохшей крови. Белоснежка осторожно провела пальцами по безупречной коже.       Генри пристроился в изголовье кровати.       — Ма? — он взял Эмму за руку и легонько сжал. — Ма? — не дождавшись реакции, шутливо пихнул её кулаком в бок, но ответа снова не получил.       Дэвид подошёл к помрачневшему Генри.       — Эмма спит, принц. Твоя мама многое пережила, ей нужно выспаться, — он ободряюще похлопал его по плечу.       Генри постарался не заострять внимания на том, что в голоcе Дэвида звучало участие, даже мольба, а не привычная непоколебимая вера в прекрасное будущее. Он сдержанно кивнул.       — Выспаться… — словно повторяя мантру, Генри напоминал себе об этом снова и снова. — Она просто спит? — в сознании что-то щёлкнуло, и он, решительно склонившись, поцеловал мать в лоб. Он вложил в поцелуй всю любовь, на какую только был способен, но Эмма даже не пошевелилась.       — Это не сонное заклятие, Генри, — проговорила Белоснежка. — Она просто измождена.       — Нет, — в его голосе сквозила печаль. — Просто я недостаточно её люблю, — дёрнувшись, сбросив с плеча руку Дэвида, он снова прижался губами к её лбу. — Но я люблю! — добавил он с жаром. — Она должна знать об этом! — и, повернувшись, посмотрел на бабушку и дедушку широко распахнутыми глазами. — Должна!       Белоснежка обняла Генри за плечи и оттащила от Эммы. Он обхватил её руками за шею, а ногами — за талию, на что она не без усилий подняла его и отнесла в соседнюю спальню. Уложила на кровать, поцеловала в щёку. Генри, отвернувшись, расплакался. Некоторое время Белоснежка наблюдала за ним, не в силах подобрать правильных слов, а затем вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.       Дэвид по-прежнему сидел в изголовье кровати и что-то с жаром нашёптывал дочери. Снежка решила не мешать. Подпёрла плечом дверной косяк, затаилась.       — Эмма… Ты меня слышишь? — Дэвид помолчал. — Если слышишь, пожалуйста, вернись к нам, — закрыв глаза, он обхватил пальцами её ладонь и прижался к ней щекой. — Пожалуйста… — взмолился дрогнувшим голосом. — Ты нужна Генри, — и, с нежностью посмотрев на дочь, добавил: — Ты нужна нам.       Белоснежка, оттолкнувшись от дверного косяка, приблизилась к нему. Дэвид не стал оборачиваться, но слепо протянул одну руку, которую она охотно пожала.       — Всё будет хорошо, дорогой, — заверила она. — Вот увидишь.       — Не верится, — со вздохом произнёс Дэвид. — По-моему, я вижу только плохое, — он понуро опустил голову, и Белоснежка нежно погладила его по затылку. — Боюсь, что-то пошло не так. Реджина не вернулась. Может, что-нибудь случилось? Может, она не смогла довести до конца обряд?       Белоснежка покачала головой и ещё крепче сжала его руку.       — Нет, нет, нельзя так думать, любимый! — с этими словами она потянула Дэвида за собой. Вместе они придвинули небольшой диван для двоих к кровати, чтобы следить за дочерью, и пристроились на самом краешке. Белоснежка поцеловала мужа, улыбнулась и посмотрела прямо в глаза. — С ней всё будет хорошо.       Дэвид со вздохом погладил её по щеке.       — Ты права, — он невесело улыбнулся. — Господи, Снежка, что я такого сделал, чтобы заслужить тебя? — ответив на поцелуй, он прижался лбом к её лбу.       — Всё, — прошептала Белоснежка. — Ты просто всё делал правильно, — она закрыла глаза, довольная тем, что всё складывается хорошо. Дочь пошла на поправку. У неё замечательный муж и прекрасный внук. Они — одна семья.       Белоснежка подскочила словно ошпаренная.       — Реджина не вернулась!       Дэвид помрачнел.       — Знаю. Я это и сказал, — у него во взгляде промелькнула тревога. — Что-то могло пойти не так.       Белоснежка, высвободившись из его объятий, вскочила.       — Реджина не вернулась. Вот оно что! — она чуть нервно улыбнулась. — Вот почему Эмма не просыпается. Реджины нет дома.       — Не очень понимаю, о чём ты.       — Эмма должна чувствовать себя в безопасности, и, возможно, тогда она найдёт в себе силы проснуться.       — С чего ты решила?       Белоснежка пожала плечами.       — Да так. Не то чтобы я была уверена… просто знаю, что ей снятся кошмары, но какими бы ужасными они ни были, она не просыпается сама. Если только… — она закусила губу, как если бы обдумывала что-то, и, наконец, решилась поделиться: — Однажды ночью я зашла к ней. Обняла. Крепко-крепко. Эмма успокоилась, проснулась, — она сморгнула слёзы. — И попросила меня остаться, потому что никогда раньше не испытывала такой безопасности, — улыбнувшись спящей дочери, Снежка коснулась пальцами её лба, а затем вложила свою ладонь в её. — Ей было безопасно со мной.       — Тогда почему она не просыпается? — не унимался Дэвид.       — Потому что сейчас ей нужны не родители, любимый. Нашей дочери нужна её собственная семья. Сын и Реджина.       Дэвид выдержал долгую паузу, а затем нерешительно кивнул.       — Давай найдём её? — Белоснежка поцеловала дочь в лоб, выпрямилась, но выйти из комнаты не успела. — Снежка? — позвал муж. — Это ведь не должно мне нравиться, правда?       Белоснежка рассмеялась.       — Господи, надеюсь, нет. Мне вот не нравится. Ни капельки, — она пожала плечами. — Но боюсь, у нас нет выбора.       Пока Дэвид возвращал диванчик на место, она вышла из спальни и вытащила из кармана мобильный. По памяти набрала знакомый номер и закусила губу в ожидании.       — «У Бабули» на проводе! — услышала она грубоватый голос, слегка растерянный голос вдовы Лукас.       — Привет, бабушка, это Белоснежка.       — Что я могу для тебя сделать? — любезно поинтересовалась та, явно сочувствуя принцессе, потерявшей дочь из-за происков Коры.       — Хотела бы узнать, кто сейчас в закусочной.       На какое-то время повисло молчание, должно быть, Бабушка оглядывалась по сторонам.       — Парочка гномов, Руби и я, — ещё небольшая пауза. — Ах да, милая феечка Лероя тоже здесь. А что? Собираете спасательный отряд? Узнаю свою Белоснежку. Так и знала, что ты не станешь сидеть сложа руки.       — Спасательный? — нахмурилась Белоснежка. — Ей что-то угрожает?       — Конечно! Спрашиваешь ещё… Её же Кора забрала.       — Что?.. — Снежка качнула головой, осознав, что пока ещё в Сторибруке никто не знает о спасении Эммы. — Нет-нет. Эмма в безопасности. Она с нами.       — Вы спасли её? — воскликнула вдова Лукас, а затем, вероятно, прикрыла ладонью динамик, чтобы сообщить радостные вести остальным. — Они вернули Эмму! — в трубке раздались приглушённые хлопки и возгласы.       — Бабушка! — повысила голос Белоснежка в надежде привлечь внимание женщины. — Мне нужен Лерой, несколько гномов и… Отпустишь Руби?       Послышалась возня, и она отчётливо представила, как бабушка, зажав трубку плечом, деловито листает тетрадь, в которой обычно записывает заказы, чтобы набросать краткий план. Она всегда была готова сделать исключение для своей Белоснежки.       — Не проблема, — заверила вдова Лукас. — Договорюсь с Лероем, а потом… — звякнул колокольчик на двери, оповещая о новых посетителях, и она добавила: — Вот, заявилась толпа гномов. Могу подключить не только Руби, но и сестру Астрид. Хватит помощников?       — Было бы замечательно, — улыбнулась Белоснежка.       — Зачем они тебе? — поинтересовалась бабушка запоздало.       — Нам надо найти Реджину, — она приоткрыла дверь детской, убедилась, что Генри спит, и, стараясь ступать бесшумно, попятилась.       — А это на кой? Что эта ведьма опять натворила?       — Ничего! — поспешила заверить Белоснежка. — Ничего плохого, честное слово! — помолчала. — Реджина спасла жизнь Эмме, но не вернулась домой, и мы беспокоимся.       — Вы… беспокоитесь? — повторила бабушка недоверчиво. — О Реджине?       — Да.       Бабушка хмыкнула, впрочем, расспрашивать или спорить не стала.       — Хорошо. Мне этого достаточно. Поговорю с остальными.       — Ой! Подожди! — спохватилась Белоснежка. — Можно нам два медвежьих когтя, три кофе, три бургера с картошкой и… что там обычно берёт Реджина?       Бабушка без лишних вопросов приняла заказ, а уже через две минуты проинформировала о случившемся гномов и фею, которые, не сговариваясь, бросились патрулировать улицы. Ещё через три к ним присоединилась Руби, сжимая в руках, наполненный заказами пакет. Она всё принюхивалась, не теряя надежды напасть на след Реджины, но ничего не обнаружила и в особняк пришла разочарованная донельзя.       Руби передала пакет открывшей дверь Белоснежке, коротко осведомилась:       — Как она? — и сунула большие пальцы за пояс джинсовых шортов.       Ответом ей стал усталый вздох.       — Нормально. Реджина исцелила её, но она всё не просыпается. Она нужна нам, — признала Белоснежка. — Она нужна Эмме, — Руби кивнула. Она видела, как жёстко и решительно вела себя Спасительница, когда Реджину подставили, но не подозревала, что остальные тоже обратили на это внимание. И, перехватив понимающий взгляд подруги, поняла — ошиблась.       — Понятно… — должно быть, Белоснежка не ожидала от неё такой спокойной реакции на свои слова, поэтому округлила глаза и приоткрыла рот. Руби ответила ей короткой улыбкой. — Я найду Реджину. Есть идеи, куда она могла отправиться? — она пригладила растрепавшиеся волосы. — Гномы прочёсывают улицы, но если ты что-нибудь знаешь…       Белоснежка покачала головой.       — Нет, не знаю. Мне очень жаль, — в её голосе слышалось искреннее сожаление. Хотела бы она помочь в поисках, хотя бы информацией о возможном местонахождении Реджины, но на деле выходило так, что ей ни черта не известно об этой женщине. — Включи обоняние, а? — полушутливо произнесла она.       Руби, расхохотавшись, кивнула:       — Держись, — крепко обняла подругу на прощание и припустила прочь как можно быстрее. Но тут услышала где-то за кустами возню. Остановилась, готовая накостылять мерзавцу, посмевшему потревожить покой святого семейства, но, присмотревшись, едва сдержала смех.       — Привет, Генри! — пацан, вскрикнув, выпустил ветку, за которую держался, и с грохотом упал на землю. — Прости, мелочь! Ты как? Жив?       Генри встал, отряхнул брюки и жилетку.       — Нормально, — буркнул он мрачно, забросил рюкзак за плечо и зашагал прочь.       Руби не отставала от него ни на шаг.       — Что это ты задумал, мелочь?       — Иду искать маму, — отозвался он. — Даже не пытайся остановить меня.       — В мыслях не было, — улыбнулась Руби. — Сама хочу её найти, но не знаю, с чего начать. Небольшая помощь мне не помешала бы.       Генри замедлил шаг.       — Поможешь мне найти её?       — Конечно.       Какое-то время Генри, склонив голову, задумчиво разглядывал Руби, как если бы обдумывал её предложение. Затем поправил рюкзак, осторожно кивнул.       — Хорошо. Иди за мной.       Они не разговаривали. Руби украдкой наблюдала за Генри, который шёл, чуть сгорбившись из-за веса рюкзака, забитого под завязку чёрт знает чем.       — Что там у тебя? — нарушила молчание волчица.       Генри ответил ей подозрительным взглядом и, вцепившись в лямки рюкзака мёртвой хваткой, отошёл подальше.       — Да так, парочка вещей.       Скрытность Генри умиляла Руби.       — Каких? — с улыбкой спросила она.       — Они для мамы.       — Ведьмовские штучки? Свечи? Ладан? Мел? Кости не захватил? — Руби потянула носом воздух.       Генри отшатнулся.       — Нет! Мама не такая! — выпалил он и опрометью бросился прочь. Руби, проворчав ругательство, побежала за ним. Схватила за плечо. — Генри, малыш, я пошутила! — она встала на колени и попыталась перехватить его блуждающий взгляд. — Это была шутка. Честное слово.       Генри неохотно посмотрел на неё.       — Честное?       — Пречестное! — торжественно ответила Руби, ещё и руку к груди прижала, на что Генри ответил робкой улыбкой. — Так что же в рюкзаке? — она встала. — Секрет?       — Нет. Просто это личное. Мама не любит, когда посторонние копаются в её вещах, — серьёзно произнёс он.       Руби кивнула.       — Понимаю, — снова повисла тишина, но на этот раз она не спешила нарушать её, испугавшись, что Генри может сбежать. С самого утра она ни разу не присела, поэтому зверски устала и не горела желанием гоняться за десятилетним мальчишкой. Но — увы — быстро сдалась. — Не хочешь рассказать, куда мы идём?       Генри взглянул на наручные часы и ускорил шаг.       — На кладбище, — ответил он как само собой разумеющееся. — Когда маме грустно, она всегда ходит на кладбище.       — Ага, точно, — Руби передёрнула плечами. — Стоп… а почему она грустит?       — Она спасла Эмму.       — Грустит, потому что спасла Эмму? — волчица присвистнула. — Жестковато, даже для Злой королевы.       Генри смерил её недовольным взглядом.       — Мама не злая, и она грустит не из-за того, что спасла Эмму! — Руби побеждёно вскинула руки. — Она грустит, потому что ей пришлось это сделать, — ребёнок выглядел таким расстроенным, что она, не сдержавшись, обняла его за плечи. — Просто Эмма умирала.       — Нам повезло, что у нас есть твоя мама, правда?       Генри исподлобья взглянул на неё. Сжал губы в тонкую линию, склонил голову. На короткий миг, всего лишь на один, Руби показалось, что она видит перед собой миниатюрную версию Реджины. Она улыбнулась. Какая мать, такой и сын, занятно, что приёмный.       — Ты правда так думаешь?       — Прости?       — Что нам повезло? Просто многие, — он помедлил и добавил: — Очень многие не любят маму, — они одновременно скривились. «Очень многие» — это слабо сказано.       — Просто раньше она была Злой королевой, — нашлась Руби. — Но она теперь другая. Не спеши, дай людям немного времени, чтобы они тоже это увидели.       Генри молча кивнул, принимая доводы, и вскоре они вошли в кладбищенские ворота.       — Ладно, мелочь, — Руби со вздохом оглядела надгробия и поёжилась. — Жесть, — потёрла ладони в тщетной попытке согреться. — Не напомнишь, почему мы пришли сюда?       — Потому что сюда приходит мама, — в голосе Генри послышалось раздражение. — У неё здесь тайное убежище.       — Здесь? — передёрнула плечами Руби. — Жутковатое местечко.       Генри закатил глаза.       — Раньше мама была злой. Без жутковатого местечка было не обойтись.       — Твоя правда. Никогда об этом не задумывалась, — волчица хотела уточнить, о каком месте идёт речь, о таинственном подземелье или о чём-то в этом роде, когда в нос ударил знакомый запах. Она споткнулась, но устояла на ногах и вдохнула полной грудью. Генри не сводил с неё встревоженного взгляда.       — Ого. Твоя мама много колдовала, — Руби почти бегом бросилась к склепу, туда, где дух магии ощущался сильнее всего. Всё внимательно изучив, она невольно ахнула и, испустив рычание, ткнула носком туфли землю. — Здесь её магия ощущается сильнее всего.       Когда они вошли в склеп, где не было ни одной двери, Генри махнул на установленный посередине мраморный гроб.       — Что? — не поняла Руби.       — Мама внизу.       — Чего?! — ошарашенная Руби переводила взгляд с ребёнка на гроб и обратно. — Не притронусь даже.       Генри вздохнул, но, не сказав ни слова, прошёл мимо неё и попытался сдвинуть гроб с места. Ни с первой, ни со второй попытки ничего не вышло. И Руби, недовольно прорычав, бросилась помогать.       — Господи, — прошептала она, когда они оказались в мрачном коридоре. — Правда, смахивает на злодейское логово.       — Эмма говорит, что у мамы есть склонность драматизировать, — улыбнулся Генри.       — Не то слово, мелочь, — Руби ещё раз огляделась, обратив внимание на закреплённые вдоль стен восковые свечи, и повторила: — Не то слово.       Генри первым заметил, что большое зеркало в конце коридора разбито вдребезги, и, выдохнув, опрометью бросился туда.       — Мама?! Мама, ты в порядке?! — ответом стала напряжённая тишина.       — Может, её здесь нет? — предположила подошедшая Руби.       — Нет! — парировал Генри. — Она здесь! Я чувствую!       Руби решила не спорить. Кто знает, возможно, Генри действительно способен чувствовать то, что ей неподвластно.       — Хорошо, — она сделала шаг вперёд, чтобы внимательнее осмотреть разбитое зеркало, но, услышав хруст осколков под ногами, остановилась. — Здесь опасно.       — Я никуда не уйду! — мрачно заявил Генри.       Руби, грустно улыбнувшись, покачала головой. В его мрачной решимости было столько Эмминого, что бросало в дрожь.       — Знаю, но мне не нравится, что вокруг столько битого стекла. Давай так. Ты постоишь в сторонке, поговоришь со своей мамой, а я тем временем сбегаю в закусочную за совком и веником.       Генри медленно кивнул.       — Можешь принести цветы? Здесь мрачновато. Мама любит цветы.       Руби пожала плечами.       — Не вопрос.       — А мамин обед?       — И его прихвачу. Не проблема.       — Супер. Я буду ждать, — он послушно отошёл на несколько шагов, — вот здесь.       Руби взъерошила его непослушные волосы, ринулась вверх по лестнице, воспользовавшись волчьими способностями, чтобы немного порадовать Генри, и его полный изумления выдох стал ей достойной наградой.       — Обалдеть, — пробормотал Генри, а затем обратился в темноту. — Мама, ты видела?! Руби не просто ушла! Сбежала со скоростью света! Здорово, да?! — Реджина не ответила, и в следующее мгновение его широкая улыбка исчезла. — Понимаю, ты грустишь, — продолжил он шёпотом. — Эмма страдала, и ты решила, что это из-за того, что ты предпочла меня ей, но теперь с ней всё в порядке. Эмма спит, — а в ответ по-прежнему ни звука. — Я знаю, что ты грустишь, пусть и не должна, — он плюхнулся прямо на холодный пол, стянул с плеч рюкзак и расстегнул его. — С магией ты можешь сделать всё, что тебе захочется, но я подумал, что ты будешь рада увидеть кое-что из своих вещей, — он принялся вытаскивать одну за другой вещи и перечислять вслух: — Я принёс твою любимую пижаму и тёплый свитер! — замешкался, не желая раскладывать их на грязном полу, чего доброго запачкаются, но выбора не было. — Ты же почистишь их при помощи магии, правда? — расценив молчание, как знак согласия, он аккуратно сложил вещи на полу. — Твой любимый мятный чай! — Генри помахал крошечной коробочкой. — И кусочек мыла! — всё это отправилось вслед за одеждой. — И я прихватил из твоей спальни какие-то книги! — нащупав на самом дне рюкзака знакомый предмет, Генри залился густым румянцем, но быстро справился с охватившим его смущением. Скрестив ноги, пристроив тяжёлый и холодный предмет на коленях, он из-под опущенных ресниц посмотрел на разбитое зеркало. — Я сделал это для тебя. Иногда, — он помолчал. — Иногда я замечаю, что ты его перекладываешь, не знаю, — пожал плечами. — Ты, наверное, рассматриваешь его время от времени? — он провёл пальцами по вырезанным на гипсе буквам, что складывались в бесхитростное «Мамочке», и в этот момент вернулась волчица.       Генри, собиравшийся продолжить, захлопнул рот и покраснел до самых кончиков ушей. Попытался спрятать слепок своей ладошки за спиной, но налетевший на него фиолетовый вихрь унёс с собой не только памятный сувенир, но и все остальные вещи. Призрачные губы легонько коснулись лба, в голове прошелестело нежное «Спасибо».       — Я люблю тебя, мама! — Генри старался не обращать внимания на Руби, да и вообще вести себя так, будто находится в убежище один. С одной стороны, ему было неловко, с другой же — мама нуждалась в его поддержке.       — Я тоже тебя люблю.       Руби округлила глаза.       — Кажись, мелочь, ты её правда нашёл.       — А я говорил, — голос Генри звучал ровно, но с ноткой разочарования. Ему хотелось, чтобы мама вышла, чтобы поговорила с ним, обняла и заверила, что всё будет хорошо.       — Передай, что, если она проголодается, обед, — Руби вытащила из сумки пластиковый контейнер с едой, — будет ждать её здесь.       Генри пожал плечами.       — Она тебя слышит.       — Да, но слышать и услышать — разные вещи, Генри. Меня она, может быть, и слышит, — Руби осторожно поставила контейнер на пол, вытащила совок и веник. — Но слушает она только тебя.       В склепе воцарилась тишина. Генри обдумывал слова волчицы, а волчица ловко сметала веником осколки. Удостоверившись, что не осталось ни одного, Руби подхватила с пола контейнер, выпрямилась и улыбнулась стене, где недавно висело зеркало.       — Обед? — она посмотрела на часы. — Скорее, ранний ужин, правда? — не получив ответа, пожала плечами. — Надеюсь, ты понимаешь, что мне придётся торчать здесь, пока не соизволишь объявиться? Я должна убедиться, что ты всё съешь. Иначе ты заболеешь, а две больные матери — это совсем не то, что нужно Генри.       — Ты правда собираешься сидеть здесь, пока она всё не съест?       Руби кивнула.       — Да.       — Почему?       — Потому что мне не нравится, когда бабушкина стряпня пропадает зря, и… — она помолчала. — Я чувствую себя виноватой, — она скользнула взглядом по сидевшему на полу Генри и устроилась рядом с ним. — Надеюсь, ты меня слушаешь, Реджина! — крикнула через плечо. — Я не поверила Эмме, когда она говорила, что твоя мама невиновна…       — В убийстве Арчи?       — Да.       — И поэтому ты чувствуешь себя виноватой?       — Я поняла, что твоя мама не делала этого, не сразу, но всё-таки… — она постучала пальцем по переносице. — Я чувствую себя виноватой, потому что, в отличие от Эммы, не поверила ей.       Генри снова кивнул.       — Придётся набраться терпения, — со знанием дела произнёс он.       — Что?       — Если ты хочешь, чтобы мама показалась и всё съела, — пояснил Генри. — Тебе придётся долго ждать.       Руби лукаво взглянула на него.       — Нет, не придётся.       — Почему?       — Потому что ты будешь ждать со мной, — она повысила голос. — Ты будешь ждать вместе со мной, на холоде, если потребуется, всю ночь! Ты устанешь, возможно, заболеешь! Кто знает, сколько времени у твоей мамы уйдёт на то, чтобы принять правильное решение! — Руби беззвучно рассмеялась. — Может, мне даже придётся дать тебе немножечко алкоголя, чтобы ты согрелся!       — Ты не станешь спаивать моего сына, мисс Лукас, — произнесла Реджина холодно.       Руби поднялась и, улыбнувшись, передала Реджине контейнер с обедом. Взглянула на дверной проём, размышляя, всегда ли он там был, или Реджина только что его наколдовала.       — Еда остыла, но ты наверняка сможешь разогреть её, — она снова улыбнулась, а в ответ получила равнодушный взгляд. — Я, пожалуй, пойду… Генри, ты не против?       Генри кивнул и подошёл к матери. Реджина не успела и рта раскрыть — Руби след простыл. Тогда она посмотрела на сына, ответившего ей ласковой улыбкой, и смиренно взяла его протянутую руку. Стараясь не обращать внимания на царивший вокруг бедлам, она провела его в своё тайное убежище.