ХХХ
5 дней спустя, холм Алнус
– По последним данным, погибло два солдата СССЯ, три морских пехотинца США и ещё четыре солдата Сил самообороны сейчас находятся в критическом состоянии с ожогами высокой степени тяжести. Солдаты, называющие себя Красной Армией Советского Союза, бежали. Двое из них были убиты в трёх милях к югу, когда они оказали сопротивление, сэр. Генерал-лейтенант Хазама подпирал голову руками, пока слушал доклад. Пребывание ССЯ здесь, в Особом регионе, было в лучшем случае незначительным, не столько из-за военной угрозы, сколько из-за политического давления на Японию. Американцы были здесь в количестве около трёх тысяч человек и они взяли с собой тяжёлую технику и оружие, подобное которым Япония отправляла сюда крайне неохотно, вместо этого развёртывая старые Тип 74. На самом деле всё снаряжение, что у них было, относилось к прошлому поколению, от танков до вертолётов "Кобра" и "Хьюи". Всё говорило о том, что верха ССЯ старались сэкономить на этой операции настолько, насколько это возможно. Фактически единственной причиной, по которой силы в Особом регионе получили столько техники и снаряжения, сколько у них было сейчас на руках, была резня в Гиндзе и требования общественности, чтобы ССЯ вступили на территорию врага и принудили его к миру. Однако были и те, которые просто хотели, чтобы Врата были запечатаны, закопаны тоннами почвы с обеих сторон, заключены в стальной саркофаг, залиты бетоном и забыты навеки. Отправка тел в мешках обратно в Японию никоим образом не увеличит популярность операции. – Это настоящий бардак, – сказал Хазама, глядя в окно, из которого открывался вид на большую часть холма Алнус. Его кабинет был чистым, по-спартански сдержанным и аккуратным. Кабинет человека, который был предан своему делу, единственному пути, которым следует профессиональный солдат. Хазама был старшим по званию, но, за исключением координационных работ по оказанию помощи при стихийных бедствиях, ему никогда не приходилось командовать своими людьми вне курса подготовки. Как таковой он не был чрезмерно стар, как некоторые его коллеги по иностранным вооружённым силам. Его волосы по большей части были всё ещё тёмными, а морщины на лице были неизбежной жертвой возраста, а не последствиями недавнего стресса. Хотя казалось, что его команда подчинённых будто бы решила исправить это. – Двое погибло, семеро ранено, один из которых может лишиться возможности ходить на своих двоих, и атака дракона прямо в центре нашего лагеря. Кроме того, мы получили отчёты об этой Рори Меркурий, которая отправилась в путешествие с лейтенантом Итами Юджи. Были ли отчёты… преувеличены? – спросил Хазама как человек, надеющийся найти ложку мёда в бочке дёгтя. – Никак нет, сэр. Отчёты были подтверждены показаниями очевидцев, а в случае нападения дракона были сделаны видеозаписи. Когда она сражалась с наёмницей в деревне, её почти разрубили длинным мечом и вскрыли горло ножом. Несмотря на это, она бросила свою противницу, которая была в доспехах, через две стены и впоследствии не имела видимых ран. Её сила… неестественна, сэр. – Она сказала, что она… апостол Эмроя, когда мы заполняли документы, верно? – спросил Хазама, просматривая отчёты на своём столе, – Бога войны, смерти и убийства? Иногда его называют богом тьмы. – Да, сэр. Она сказала, что её… гм, оружие было символом религиозного служения, а также реликвией, и поэтому мы позволили ей сохранить его на время проживания в общине Алнуса. Мы решили, что она была ещё ребёнком, пытающимся справиться с потерями в своей жизни, и потому мы особо не настаивали на том, чтобы она убрала эту "реликвию" куда подальше. – Возможно, это было ошибкой, но я не знаю, что с этим теперь можно сделать, – устало сказал Хазама, – К слову об отчёте, касающемся огненного дракона, напавшего на беженцев. В нём говорилось, что она помогла нашим солдатам победить его, однако в отчёте была упущена часть из-за имени офицера, который его составлял. Изначальный вариант был отклонён начальством этого офицера. Однако, с учётом недавних событий выяснилось, что этому офицеру ничего не привиделось, как считалось до недавних пор. Итами сообщил, что Рори использовала своё оружие, похожее на алебарду, чтобы помочь сразиться с драконом, заставив землю вздыбится, как будто туда влетел снаряд 155-мм гаубицы. Очевидно, изначальный вариант сего документа что из-за того, что это был… – Итами, сэр, – подсказал Янагида. – Да. Поскольку лейтенант Итами сдал этот отчёт, то мы не приняли его за чистую монету. Однако в связи с недавними событиями нам придётся поверить, что все его доклады соответствуют реальности. Скажите, Янагида, вы думаете, что Итами сможет держать Рори Меркурий и магичку под контролем? – Я верю в это, сэр. Итами может быть бездельником и отаку, но он показал, что умеет вдохновлять других. Я верю, что он сможет держать их в узде, хотя я бы соврал, если бы сказал, что вообще не беспокоюсь об этом. – Да. Как только они вернутся из Италики, то группа Итами отправиться в парламент, чтобы дать показания насчёт нападения большого огненного дракона. Мы также оказываем давление на наших американских союзников, чтобы получить больше сведений о случившемся. – А именно, записи с камер безопасности? – спросил Янагида. Хазама кивнул. – Американцы финансируют большую часть этой операции, наши расходы и свои собственные. Честно говоря, я немного обеспокоен тем, что произойдёт, когда общественности станет известно, что мы здесь столкнулись не только со средневековыми армиями. Магия, которой можно по щелчку пальцев отправлять солдат в нокаут. Самопровозглашенная полубогиня, которой почти тысяча лет, обладающая нечеловеческой силой и кажущаяся неуязвимой. Эти факты очень изменят форму нашей миссии. И вдобавок мы столкнулись с советскими солдатами. – Один из них ускользнул прямо из наших пальцев, сэр, – сказал Янагида, – И американской военной разведки, и нашей собственной. – Я понимаю это, но они сами прокололись с ним. Разговор, который состоялся у меня с этим молодым офицером, был откровенным и конкретизированным, более того, он был готов устроить встречу между своим и нашими начальствами. Он не был похож на человека режима умирающего жёсткого политического деятеля или испытующим отвращение от переговоров с некоммунистической страной. Это была возможность, которую мы, возможно, испортили. С мёртвыми солдатами по обе стороны дружеских отношений достичь будет труднее. Тем более последним, что он сказал сотрудникам разведки до того, как отказался отвечать на любые их вопросы, было то, что он считает себя военнопленным. Если он сообщит, что мы враждебны, это может создать казус белли для военного конфликта, который просто выпнет нас из Особого Региона. – Вы думаете, что эти Советы первыми начнут военные действия, сэр? – Не знаю. Если они чем-то похожи на Советский Союз из истории, здешние советские силы могут оказаться экспансионистскими и агрессивными, стремящимися к распространению коммунизма. Так далеко от своей собственной территории они могут не бояться ответного удара и вовсю пользоваться ядерным оружием. Советская ядерная доктрина требовала большего количества тактического ядерного оружия, чем было у НАТО, и если их доктрина такая же, то у них уже может быть несколько тактических ядерных бомб здесь, в Особом регионе. Однако, я не думаю, что Советы начнут войну, если их солдаты не будут знать, почему они сражаются. Они будут осторожны. Они не захотят ставить под угрозу свою миссию здесь из-за ненужных боёв. Однако я не знаю, как долго они будут осторожничать. – Итами сообщил, что Советы проехали несколько сотен морских миль, сэр. Если это так, то пройдёт не менее нескольких дней, прежде чем Советы сделают доклады своим начальникам. Итами также сказал, что у Советов не было палаток в джипах или даже постельных принадлежностей, из-за чего в своём докладе он предположил, что более тяжёлая советская техника, скорее всего, была спрятана. Если это правда и их командир ранен, Советам потребуется некоторое время, чтобы вернуться. – Мы также не засекли никаких радопередач на больших расстояниях, что означает, что они поддерживают радиомолчание. В любом случае, это даст нам некоторое время, чтобы исправить эту ситуацию, – сказал Хазама. – Сэр, могу я высказать предложение? – Что вы хотите сказать, Янагида? – Лейтенант Итами сказал, что он и советский офицер хорошо ладили друг с другом, и Итами доказал, что он способен сохранять спокойствие и адаптироваться к любой непредвиденной ситуации. Для советского офицера он – лицо ССЯ. Могу ли я порекомендовать… отложить посещение парламента и немедленно отправить Итами к Советам, когда он вернётся из Италики? Дипломат Сугавара из МИД в настоящее время находится в лагере, не так ли? Он был в Российской Федерации в течение нескольких лет и может выступить в качестве переводчика в случае необходимости. Будь Хазама героем детского аниме, то его челюсть бы уже валялась на полу. Ему потребовалось время, чтобы понять, что лейтенант был серьёзен. – Л-лейтенант Янагида, я не имею права говорить «нет» парламенту! – Так не говорите им «нет», а скажите чуть подождать, – сказал Янагида. – И этого я тоже не могу сделать! – Я со всей честностью заявляю, что Итами, вероятно, является нашим лучшим выбором, и, как вы сказали, генерал, мы должны попытаться выправить ситуацию как можно лучше для нас. У Итами есть умение выявлять опасные ситуации и избегать их. Плюс, если история мира Советов будет чем-то похожа на нашу, я не думаю, что они будут слишком любезны, увидев американцев на пороге. Несмотря на то, что это может означать конец его карьеры, даже если это произойдёт, Хазама знал, что его помощник был прав. Янагида был типичным «патриотом», который защищал политику изоляционизма и независимости от внешнего мира; но даже личное виденье Особого региона как способа возродить имперскую Японию не сделало его наблюдения менее правильными. Даже если его план полностью исключал американцев, сделанные Янагидой выводы были верны. – Итами и 3-я разведывательная группа почти вернулись на Алнус, верно? – спросил Хазама. – Верно, сэр. – Ознакомьте их с ситуацией, когда они прибудут. У нас есть приблизительное представление о том, откуда пришли советские солдаты. Добавьте один автомобиль к их разведгруппе и передайте им, чтобы они направлялись в данном направлении после того, как получат свежие запасы и продовольствие. И пусть Итами оставит Рори Меркурий здесь. Я не хочу, чтобы она вызвала инцидент. Ну, ещё один инцидент. – Что вы хотите, чтобы я сказал бригадному генералу Митчелу? – На данный момент ничего. Мы позволим Итами взять с собой Сугавару и скрестим пальцы в надежде, что нам удастся разрядить ситуацию прежде чем она обострится ещё больше. Советский Союз не существует уже тридцать лет, но культурная ненависть к нему всё ещё существует. В Японии, но особенно в Соединённых Штатах. Наше правительство сейчас является самым националистическим из всех, что мы имели за последние тридцать лет, и оно ищет способ обойти нашу конституцию, чтобы возродить хоть что-нибудь из имперского прошлого Японии. С другой стороны, Соединённые Штаты, находящиеся под председательством республиканцев, которые ищут победы, которую они могли бы дать своей публике после десятилетий бессмысленной борьбы со всякими моджахедами на Ближнем Востоке. Добавьте к этому ресурсы, поставленные на карту в Особом регионе, общественную поддержку после резни в Гиндзе и вот теперь несколько жертв от рук иностранных солдат, и вуаля – перед нами сценарий начала конфликта. – Что вы хотите, чтобы я сказал генералу Митчелу, когда он узнает? – Ничего. Я сам поговорю с ним. Вы свободны, Янагида. – Генерал, есть ещё кое-что, что стоит отметить. – Что такое? – Джипы, которыми пользовались Советы, внешне были похожи на те, которые использовались в известном нам СССР. Однако, разбиравшие их механики говорили, что двигатели были не такими, какие они видели раньше. Не более мощными, чем есть у нас сейчас, но то, как они сказали, как они были настроены – это было гениально. Потенциально они могут быть гораздо более эффективными, чем те, что мы используем. – А как насчёт остального их снаряжения? – Советское обмундирование и техника примерно с конца шестидесятых до семидесятых.ХХХ
– Прошедшая неделя была довольно напряжённой, так что, если мой разум затянет туман, то прошу меня простить, генерал, – сказал человек в форме майора, широко зевая. – Ничего страшного, майор Паджари, продолжайте пожалуйста. Фельдмаршал Конев вас очень рекомендовал, так что я ожидаю хороших новостей. – Генерал, если вас не затруднит, не могли бы вы называть меня доктором? Я предпочитаю это звание военному чину. – Хорошо, доктор Паджари, что вы узнали от кролика-воина? Глаза доктора Паджари загорелись словно он собирался обсудить что-то очень его волнующее. Доктор, наклонившись вперёд в кресле, позабыл об усталости. Тёмные мешки под его глазами теперь казались лишь игрой света. Паджари был не очень старым (ему было чуть за тридцать), но красив – его привлекательное лицо придавало доктору вид молодого преподавателя университета. Паджари часто цитировал Шекспира и греческих философов. Он был человеком, сведущим во многих науках и постоянно изучающим новые. Он казался тем, кто чувствовал себя более непринуждённо в учебных залах, обсуждая поворотные моменты истории и новые достижения техники спокойным академическим тоном в простом костюме, а не в военной форме. Его тёмно-каштановые волосы были ухожены и дотошно уложены, а глаза сверкали, словно едва сдерживали веселье, улыбка постоянно была на его лице. В целом он напоминал Коневу об одном из его учителей, от которого девочки падали в обморок. – Очень многое, товарищ генерал. Однако сначала я хотел бы, чтобы вы выразили мою благодарность нашим эльфийским союзникам. Их целительная магия была довольно неожиданным подспорьем. Я думал, что придётся работать в крайне сжатые сроки, однако времени мне дали столько, сколько нужно. Даже больше чем было нужно, а улучшение самочувствия подопечной ускорило процесс добычи информации. Она раскрыла имя того, кто нанял её сестёр и её саму. Могу добавить, что "сёстры" – отнюдь не оборот речи. Их нанимателем был имперский офицер по имени Октавиан, член конного отряда легионеров. Моей подопечной и её родственникам нужны были деньги, и он предложил им по три золотых монеты за работу. – Понятно. Что она рассказала об этом Октавиане? Он высокопоставленный офицер? – Вряд ли, товарищ генерал, он – ротный офицер, капитан или центурион, как некоторые их называют. Из того, что я смог узнать от Фелиции… – Извините, Фелиции? – Ой, мои извинения, товарищ генерал. Кролика-воина зовут Фелиция, её сестёр звали Цайан и Пьюле. Прелестные имена, а то, как они полагались друг на друга, как вместе росли и как они остались вместе, чтобы выжить после того, как Империя покорила их родину, было очень мило. – Буду откровенен, доктор, меня беспокоит то, что вы озаботились выяснением имени получеловека и её личной жизни. Вы уверены, что ваши чувства не взяли верх над вашим профессиональным долгом? – спросил Александров. Паджари улыбнулся (казалось, что улыбка никогда не покидала его лица), прежде чем ответить: – Товарищ генерал, я никогда не позволял чувствам мешать моей работе. Я был крайне тщателен при допросе. – Хорошо. Что ещё вы узнали, доктор? – Ах да. Похоже, что одна из наших разведгрупп, возможно, уничтожила патрульный отряд Октавиана и он едва смог оправиться от своих ран. Он всё ещё выздоравливал, будучи бледным, слабым и опирающимся на трость, когда нанял сестёр-кроликов-воинов. Фелиция сказала, что он нанял их, когда они проезжали деревню Бленхейм. Октавиан сказал им убить лидера армии из другого мира, кем, как они думали, являетесь вы. Чтобы попасть в лагерь, они проникли в колонну сбежавших рабов, а затем действовали… ну не как проститутки, но нечто похожее. Я не смог полностью перевести слово. – Эльфы не смогли помочь вам понять, что оно значит? – Нет, товарищ генерал, полагаю, они могли бы помочь с переводом, но я предпочитаю работать в одиночку. Я не раз отмечал, что посторонние отвлекают и меня, и субъекта, мешая процессу. Фелиция объяснила, что это слово означало что-то вроде утешительницы. Что-то похожее на японскую женщину-гейшу. Крольчихам удалось получить пропуск от одного из ваших сотрудников, что позволило проникнуть в штаб. Этого человека убили, тело спрятали в подсобке, а что произошло далее вам известно. – Ясно. Где этот Октавиан сейчас? – Фелиция не дала уверенного ответа. Они должны были встретиться в Бленхейме четыре дня назад, но теперь она не знает, где он может быть. Как она предполагает, он может быть в региональном форте. Там присутствует около двух тысяч человек на постоянной основе для поддержания порядка в этих далёких областях Империи. Это предположение имеет смысл. Отправиться на КП для связи с вышестоящими чинами в случае столкновения с неизвестной ситуацией – обыденная практика. Особенно в случае с такой строго дисциплинированной и иерархичной системой, как легионы Империи. – Это имеет смысл, но у неё также есть причина ненавидеть нас и нет причин помогать. Вы уверены, что она не скрывала информацию от вас, доктор? – Я был очень тщателен, товарищ генерал. – Понятно. Ну, теперь, когда мы знаем, кто пытался убить меня и где он примерно находится, не вежливо не ответить той же монетой. Скажите, каково состояние кролика-воина? – Вполне в порядке и здорова, товарищ генерал, уверяю вас, – сказал Паджари, казалось бы, довольный поднятой темой. – Понятно. Передавайте её военной милиции. Она будет содержаться там до тех пор, пока не будет созвано заседание военного суда, чтобы вынести ей приговор. – Не нужно бросать её в камеру, товарищ генерал, она прилежно себя ведёт. – Чего? – Фелиция, можешь входить, – сказал Паджари, обернувшись к закрытой двери. Дверь открылась, и вошла кролик-воин с рыжими волосами и характерными её расе ушами, опустив глаза в пол, с двумя охранниками-спецназовцами по бокам, без наручников или иных пут, в простом платье, подобном тем, которые носят пациентки в больнице. – Что это значит? – потребовал Александров, протягивая руку к кобуре с пистолетом. – Уверяю вас, в этом нет необходимости, товарищ генерал, – умиротворяюще сказал доктор Паджари, вставая из кресла и подходя к кролику-воину, – Я предполагал, что вы хотели бы получить информацию об этом инциденте. Фелиция, ты ведь что-то хотела сказать генералу? – Да, – сказала Фелиция по-русски, её голос был однообразным и лишённым эмоций. Она подняла голову, и Александров увидел пустые медово-золотые глаза, словно их оставила душа их обладательницы. Как будто это были глаза куклы или мертвеца, – Мне жаль, что я пыталась причинить вам вред, генерал, и я горюю о потере вашего человека. Я прошу прощения за себя и своих сестёр, – слова звучали вызубрено, кролик-воин не задумывалась о значении звуков, исходящих из её рта. – Как вы понимаете, я немного обучил её русскому языку, но она уже немало узнала, находясь в лагере. Она так быстро всё схватывает налету, просто диву даёшься, – прокомментировал доктор Паджари, поглаживая кролика-воина по волосам. В этот момент глаза получеловека снова ожили, как будто кто-то включил свет внутри черепной коробки. Однако глаза не проявили ни хитрости, чтобы снова приблизиться к Александрову, ни уловки, чтобы попытаться закончить начатое. Нет, в этих глазах не было ни капли коварства. В них был страх. Когда доктор Паджари провёл рукой по рыжим локонам, в глазах крольчихи застыл абсолютный ужас, выдох резко оборвался, а всё тело застыло как манекен. Каждая мышца была напряжена, словно ожидая удара кнута. Каждый вздох был таким же тихим, как у моряков на атакованной глубинными бомбами подлодке. Получеловек замерла и не делала ни единого движения, будто боясь сделать что-то не так. – Теперь тебе лучше после того, как ты извинилась, Фелиция? – любезно спросил Паджари, как человек после завершения сложного проекта или сдачи важного доклада. Без злобы или скрытой угрозы, с просто неподдельный интересом. – Да, доктор, – последовал незамедлительный ответ, после чего крольчиха вновь затаила дыхание. Ответ прозвучал едва громче шепота, воздух едва проходил сквозь её губы, словно вытекая через чуть приоткрытые уста трупа. Тихо и плохо слышно. – Пардон? Я почти тебя не услышал, Фелиция. Не могла бы ты повторить немного погромче? – просьба доктора была вежливо-скромной, но тот тон, которым он её попросил, заставил Фелицию вновь вздрогнуть. Она плотно сжала губы до такой степени, что они побелели, а затем снова заговорила. – Извините, доктор, я чувствую себя хорошо. Как только я извинилась, словно с моих плеч упал какой-то тяжёлый груз, доктор. – Хорошо? Не хотела бы присесть? – Да, доктор, – быстро сказала Фелиция, садясь в предложенное кресло и сразу приняв позу, которую, очевидно, где-то подсмотрела, усевшись прямо и сложив ноги ровно. – Как видите, товарищ генерал, я был довольно тщателен в своей работе. Я не просто получаю информацию, которую хочу, я изучаю абсолютно всё о моём "подопечном". Я должен выяснить, будут ли они лгать мне об обыденных вещах. Я буду спрашивать их даже о том, что они не понимают. Мне лично нравится думать об этом как об игре. О паззле, если угодно. У меня есть ключи, чтобы открыть как можно больше сундуков, но я должен быть осторожен с порядком открывания замков. Некоторые, например, легко открываются. Фелиция, что ты ела этим утром? – Я съела хлеб и варенье, доктор. – Видите? Ответы на такие простые и обыденные вопросы я могу легко получить, просто спросив. Однако есть и другие секреты, другие сундуки, которые нужно открывать разными ключами. Эти сундуки содержат самые потаённые и самые личные секреты. Или такие, о которых они поклялись никогда никому не говорить, даже под пытками. Некоторые умрут, если откроют эти секреты общественности, а порой, открыв сундук сами или дав открыть его вам, обнаруживают там двойное дно. Фелиция, тебе нравятся мужчины или женщины? – Мужчины, доктор. – Ты когда-нибудь думала о том, чтобы переспать с женщиной? Даже мимоходом? – Да, доктор. – Тебя посещали подобные мысли в отношении какой-нибудь из своих сестёр, Фелиция? – Мимоходом, доктор. – Понимаете? Как только мне "сдают" то, что держали в себе многие годы, я могу не беспокоиться о том, что меня обманывают. В теории-то всё просто, но на практике всё гораздо сложнее – когда вы думаете, что добились доверия субъекта, вас на самом деле обманывают. Я считаю, что американцы высказали много интересных мыслей об этом. Я узнал кое-что удивительное в кроликах-воинах, товарищ генерал, – Паджари поднял руку Фелиции, которая чуть дрожала, – Фелиция, не беспокойся, – в голосе доктора прозвучали более властные нотки. Рука кролика-воина сразу стала неподвижной, но вся кровь отлила от её лица, – Удивительным в кроликах-воинах, товарищ генерал, является двухуровневая мышечная система. У них есть мышцы, которые используются повседневно, как наши с вами, но для повышения своей силы или выносливости они могут задействовать второй набор мышц. Эти мышцы невероятно компактные и очень медленно атрофируются, даже по прошествии длительного отсутствия активности. Однако сверх мельчайшие всплески активности этих мышц значительно утомляют их и требуют гораздо большего количества калорий, чем необходимо "по штату". Также этим мышцам требуется длительный период отдыха, так как их "стимуляция" сильно напрягает мышцы "первого порядка". Это очень похоже на то, как человек, по команде своего мозга в целях защиты, использует все возможные силы своего организма. Кролики-воины обладают уникальной способностью использовать этот механизм по собственному желанию, но не просто задействовать все мышечные ресурсы организма, а толкать их в сверхчеловеческие показатели. Увлекательно, не правда ли, товарищ генерал? – спросил доктор Паджари, тыкая и слегка смещая мышцы руки, чтобы показать разные группы этих самых мышц. Выявляя аномалии, которые только подтверждали, что девушка человеком не являлась. – Да, увлекательно, – испугано ответил Александров, слишком потрясённый, чтобы сказать что-то ещё. Он ненавидел кроликов-воинов за то, что они убили Влада и не хотел ничего лучше, чем поставить их к стенке и расстрелять. Но это желание казалось… неправильным. Этот доктор Паджари превратил представительницу расы, заведомо сильной и телом, и духом, в эту… блеклую тень всего за семь дней. Доктор Паджари, казалось, даже не замечал оговорок или отвращения Александрова. – Вскрытие двух убитых подтвердило слухи о кроликах-воинах и их плодовитости. При овуляции яичники вырабатывают множество яйцеклеток, что даёт больше шансов на зачатие. Однако самым удивительным является то, что новые яйцеклетки вырабатываются в яичниках постоянно. – Доктор, я уверен, что всё это вы изложите в своём рапорте. – Конечно, товарищ генерал, это и многое другое. В личной записке я выражаю надежду, что вы будете снисходительны к Фелиции. Она и её сёстры голодали и нуждались в деньгах. В большинстве мест они не могут устроиться на постоянную работу из-за своей нечеловеческой внешности. – Я приму это к сведению, – сказал Александров. – Спасибо, товарищ генерал. Пойдём, Фелиция, у нас ещё много работы, – сказал Паджари, поднимаясь с места. – Да, доктор, – послушно сказала кролик-воин, следуя ровно на три шага позади доктора, склонив голову и даже неся докторский портфель. Александров наблюдал, как они покидают его кабинет и дверь с щелчком закрывается позади девушки. – Орлов. – Да, товарищ генерал? – Узнайте, кто этот человек и откуда он. – Так точно, товарищ генерал.ХХХ
– Почему меня всегда кидают туда, где горит больше всего? – мрачно сказал Итами, ни к кому конкретному не обращаясь. Он только что вернулся из Италики, где его похитили, избили, дали угощений и вылечили, а затем снова избили. После чего ему пришлось принять целый сухогруз извинений со стороны имперской принцессы, которая каким-то образом сумела обеспечить себе место в миссии, где должны быть Советы. Как ей это удалось и почему из всего множества солдат ССЯ эта "честь" выпала именно ему, Итами никогда не узнает. Он вступил в армию, потому что она предлагала стабильную работу с постоянной зарплатой без реальной угрозы того, что ему придётся идти на войну или делать что-то действительно опасное, кроме оказания помощи после очередного землетрясения, перевернувшего очередной городок Японии с ног на голову. Итами жил не для своей работы, как большинство японцев, а просто для того, чтобы рассматривать её как средство достижения цели, а его хобби и было этой целью. В промежутке между получением зарплаты и увольнительными, Итами просто опускал голову и пытался быть человеком из серой массы. Никогда не выделяться, никогда не привлекать внимания и никогда не пытаться получить больше ответственности, чем у него уже было. Его тихая жизнь полетела в тартарары после событий в Гиндзе. Он просто делал то, что, по его мнению, было правильным, и знал о действиях в случае кризисной ситуации немного больше, чем человек с улицы. К сожалению, его отметили как героя и отправили в место, где интернет был нестабильным, дождь не лил как из ведра каждый день, ужасные монстры пытались его убить и вдобавок он ещё должен был кого-то вдохновлять. Всё это отвлекало его от увлечений и фактически заставляло относиться к своей работе более серьёзно. С другой стороны, он словно жил в одной из своих додзинси, так что это было круто. – Эй, Курата, как думаешь, почему в случае чего на амбразуру бросают именно нас? Есть же другие разведывательные команды, которые начальство могло бы отправить. – Как вы думаете, Персия хотела бы жить в Японии? Это было бы необычно, но я уверен, ей бы понравилось. Я имею в виду, что не против жить с ней где-нибудь так же долго, как здесь, но я бы предпочёл Японию. Итами устало вздохнул, откинувшись в своём кресле. У Кураты была только одна мысль и эта мысль занимала его мозги большую часть времени, и это были кошкодевочки. Это было его не столь секретное увлечение, и, когда невозможная мечта не только стала реальностью, но и была достижима, он реагировал так же, как и все молодые люди. То есть с целеустремленностью и радостью, которые не присущи взрослым мужчинам. – Как думаете, я должен начать говорить "Ня"? Персия говорит, что это чересчур, но, может быть, это просто культурный аспект, ня? Ня. Ня! Ня, ня, ня, – повторил Курата, пытаясь воспроизвести мимику Персии, но получилось у него так себе. – Она может подумать, что ты над ней издеваешься, – сказал Итами. На лице Кураты появилось выражение ужаса. – Нет! Я бы никогда не посмел издеваться над ней! Только не над Персией, – у Кураты был мечтательный и далёкий взгляд, без сомнения, представляющий будущее, наполненное длительным времяпрепровождением с любимой кошкодевушкой, – Ня, – Курата, видимо, даже не осознал, что сказал этот "многозначительный" слог. – Следи за дорогой, полудурок! – тревожно воскликнул Итами. – Что? ДЕРЬМО! – вскрикнул Курата, ударяя по тормозам и бросая Тип 73 в занос. Перед остановкой машины прозвучало лишь громкое БАМ. Курата вцепился руками в собственное лицо. – О Ками, я кого-то сбил? – простонал Курата, глубоко обеспокоенный данным фактом. Итами выпрыгнул из грузовика и побежал вперёд, увидев девушку-сирену, которая лежала на спине в нескольких футах от машины. Девушка не двигалась, горсть её зелёных перьев была рассыпана перед ней по дороге. – Я… я её не видел. О Ками, – сказал Курата, подходя к девушке, – Она мертва? – Не знаю, – сказал Итами, также приблизившись к неподвижно лежащей девушке. Он взял ближайшую палку и ткнул ею девушку, – Но похоже на то, – едва Итами это сказал, Курата ударился в слёзы. – Эй, Итами, что происходит?… о Ками, вы кого-то сбили? – спросила Шино. Низкорослая "богиня" грома и молний возникла позади них как чёртик из табакерки, – Она мертва? – Я не знаю. – Что ещё значит "Я не знаю"? – Это значит, что я ткнул её палкой, но… – Ты ткнул её чёртовой палкой?! – взорвалась Шино. – …Да. – Ками клянусь, ты – идиот, – пробормотала она, – Хоть подняться бы ей помогли, – потребовала Шино, наклонившись, чтобы помочь сирене подняться. – Подожди, у неё может быть повреждена шея, – сказала Курокава, их длинноволосая и высокая парамедик, подбегая к ним с медицинским чемоданчиком в руках. Она опустилась на колени рядом с сиреной и начала ощупывать её шею, а затем уже остальные части тела пострадавшей. – Как думаете, с ней всё в порядке? – спросил Курата, с тревогой наблюдая за процессом. – Ей было бы лучше, если бы ты не пытался её убить. – Шино! – отрывисто крикнул Итами, необычайно громко для обычно спокойного человека. Одно слово – и сержант первого класса немедля замолкла. – На ощупь переломов я не нащупала, но с сиренами нас работать не учили. – Должны ли мы взять её с собой? – спросил Курата. – Ну…, – начал было Итами. – Оууууууу! – раздался низкий стон со стороны лежащей сирены, поднимавшей голову чтобы посмотреть кто над ней склонился. Она испуганно взвизгнула, моргнув несколько раз, чтобы удостовериться, что глаза ей не лгут, – Люди в зелёном! – пискнула сирена, упав на колени, но, увидев себя в окружении, испустила страшный стон, больше похожий на бормотание какой-то птицы. Она быстро оглядела солдат Сил самообороны, прежде чем свернуться так, словно хотела исчезнуть. Она резко мотала головой, а из её глотки вырывалось хныканье. – Ты в порядке? – спросил Итами. – Я… я в порядке. Клянусь, я не хотела идти с воинством королевства Эльб на Алнус, если бы не знала, что они идут против вас! Я не сражалась, клянусь! Я даже в сражении не участвовала! Пожалуйста, не сажайте мою голову на кол, – умоляла сирена, вцепившись железной хваткой Итами в ногу, – ПРОСТИТЕ МЕНЯ! – Отпусти! – сказал Итами, пытаясь высвободить ногу, но сирена крепко обхватила её и очень громко плакала. – Я не хочу, чтобы мою голову сажали на кол! – выкрикивала сирена, – Помилуйте, мой господин! – Итами, что ты ей сказал? – потребовала Шино. – Ничего, я просто спросил, в порядке ли она! – защищался Итами, навернувшись наземь, когда сирена начала обвиваться вокруг его ноги. – Ей двигаться нельзя, а то она может что-нибудь себе повредить, – сказала Курокава. – Я не могу её остановить! – раздражённо сказал Итами, пытаясь отползти обратно к грузовику, но плачущая сирена столь крепко вцепилась в его ногу, что, когда он совершал очередное телодвижение, сирена работала пипидастром. – Я не хочу, чтобы моя голова венчала чью-то пику! – снова завопила сирена. – А мне это на хрен не сдалось! – сказал Итами, безуспешно пытаясь отцепить девушку от своей ноги. – Я не хочу быть рабыней! Я – ужасная рабыня! Спросите любого, я ужасна во всём, что можно делать руками! Я устаю, просто пытаясь достать ведро из колодца. Я постоянно линяю, да и к тому же просто ленивая! – Ты не будешь чёртовой рабыней! – Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ НАЛОЖНИЦЕЙ! – взвизгнула сирена, вопя ещё громче, чем прежде, уткнувшись лицом в ногу Итами. – Что ты говоришь ей Итами? – потребовала Шино таким тоном, который дал понять, что она думала, что лейтенант-отаку говорил девушке жуткие вещи. – Ничего, она просто не отпускает меня! – сказал Итами, игнорируя предупреждения Курокавы и пытаясь оттолкнуть сирену, что только усилило хныканья и слёзы. – Простите меня! – Ты прощена, лады? Нам не за что на тебя злиться! – П-правда? – спросила сирена, фыркая и чуть расслабляя хватку вокруг ноги Итами. – Да. – Значит… вы не собираетесь украшать свою пику моей головушкой? – У меня даже пики-то нет. – И вы не собираетесь продавать меня в качестве рабыни? – Нет, у нас работорговля давно уже в прошлом. – И… Я даже наложницей не буду? – с надеждой в голосе спросила сирена. – Я бы никогда не воспринял тебя как наложницу, – сказал Итами, вновь пытаясь освободить ногу от объятий девушки-сирены, которая перестала плакать, и от этих слов, казалось, вздохнула с облегчением и наконец-таки отпустила многострадальную лейтенантскую ногу. – Что вы имеете в виду, когда говорите, что никогда бы не восприняли меня как наложницу? Я недостаточно хороша для вас или что-то в этом роде? – потребовала девушка, – Я знаю, что не самая красивая птица в стае, но чтобы даже на роль наложницы не подойти? Правда? Что, в самом деле правда? – девушка посмотрела на собственную грудь. – Итами, что ты ей сказал? – потребовала Курокава, протиснувшись между Итами и девушкой и помогая сирене подняться на ноги, пока та продолжала себя осматривать, – Лелей, о чём они говорили? – Они говорили о том, что сирена становится наложницей Итами, – ответила молодая волшебница в своём привычном ровно тоне. – Она об этом упоминала, но чтобы становиться моей наложницей – это враньё, – сказал Итами, но получил только осудительные взгляды от женщин-членов команды, пока они помогали сирене сесть в грузовик, когда стало очевидно, что у неё повреждение лодыжки и хромота. С учётом того, что её сбила машина, она легко отделалась. Итами устало вздохнул, когда вернулся в свою машину. Курата снова сел за руль с подавленным видом. – Как думаете, она будет в порядке? – Курата, если она едва не оттяпала мою ногу после того, как её сбил грузовик – то я считаю, что у неё всё окей. Не беспокойся об этом, ладно? Это был несчастный случай, но никто серьёзно не пострадал. – Да, хорошо, – сказал Курата, не решаясь коснуться рычага коробки передач грузовика. – Если хочешь, я могу немного покрутить баранкой вместо тебя. – Да, спасибо, Итами. Думаю, я всё ещё немного волнуюсь из-за произошедшего. Извини за это. – Не стоит. Тебе не о чем сожалеть, кроме того факта, что ты был кучу времени за рулём. Я подумал, что было бы неплохо, если я тебя подменю. – Ещё раз спасибо, – сказал Курата, меняясь местами с Итами, и колонна, чей список пассажиров пополнил ещё один, продолжила движение.ХХХ
– Думаете, у вас проблемы? – спросил Борис, когда они подошли к зданию штаба. – Почему это у меня проблемы? – Вы – офицер, следовательно, когда что-то идёт не так, втык получаете вы. И я сомневаюсь, что в вашем случае вы легко отделаетесь. Никогда не выделяйтесь, мой друг. Я всегда говорил – будь серым человеком. Господи, я ненавижу ходить на ковёр к руководству. Обычно после этого я попадаю в очередное дерьмо со стрельбой, – сказал Борис. Старый ветеран был очень взволнован. – А я думал, что ты был счастлив, когда я вернулся, – сказал Феликс. – Да, но это было до того, как вы сказали, что взорвали чёртово здание, чтобы смыться оттуда. Вот как начинаются войны. – Может быть, но, когда дело доходит до того, что передовые системы вооружений попадают в руки врага, порядок действий максимально ясен. У меня не было выбора. Даже если брать во внимание то, к чему это приведёт. – Что вы имеете в виду под "передовыми системами вооружения"? Всё, что у вас было, это джипы и стандартный комплект. – Джипы, чьи двигатели более эффективны, чем у нашего врага, автоматически переводятся в разряд передовых. Так как я не мог быстро привести их в состояние, пригодное для возвращения в лагерь, их пришлось уничтожить. – У вас мозги спецназовца, товарищ, и вы, вероятно, только что втянули нас в ещё одну чёртову войну. – Я сомневаюсь в этом. Если до этого дойдёт, меня, вероятно, аки агнца отправят на заклание, чтобы попытаться ослабить любые неприятные последствия. Я не настолько ценен, чтобы быть причиной войны. Скажу, что делал всё возможное, но мои усилия были развеяны в прах, когда меня и моих людей похитили. – Ненавижу ходить в парадке, – сказал Борис, ёрзая в своей парадной форме. – Не волнуйся, я возьму на себя всю ответственность за произошедшее. – Не спешите взваливать на себя всё, товарищ, я за свои проступки получал немного больше, чем вы. Не стоит бросаться на свой меч просто потому что командованию нужен козёл отпущения. Чёрт возьми, я знал, что вы выкинете какую-нибудь глупость. Без обид, товарищ старший лейтенант. – Ни один из моих людей не остался в плену. – Но командование, должно быть, знало с чем мы столкнёмся. Не сообщайте о том, о чём вас не будут спрашивать и постарайтесь принизить все негативные моменты настолько, насколько сможете. Если повезёт, вы легко отделаетесь. Может быть, вас просто понизят в звании и переведут в Сибирь. – Значит, нельзя говорить о том, что я взорвал здание и убил двух солдат ССЯ? – О Господи боже, только этого не говорите, – подавлено пробормотал Борис. Феликс посмеялся над выражением лица Бориса. – Почему ты не волнуешься? – потребовал ветеран, раздражённый спокойным поведением своего молодого начальника. – А это поможет? – Феликс был невозмутим. Несколько минут спустя они ожидали возле кабинета генерала в ныне законченном здании штаба, которое всё ещё было в процессе достройки, когда разведгруппа Феликса покидала лагерь. Утилитарное, спартанское и возведённое силой продуктов промышленности строение. Коридоры пахли краской, поскольку маляры наносили последние штрихи, но здание уже штатно функционировало для всевозможных целей и намерений. Когда краска высохнет, стены станут стерильно белыми, но Борис переключил своё внимание с маляров на Феликса, когда заметил, что молодой человек поглядывает на двух военных милиционеров, охраняющих дверь, ведущую в кабинет Александрова. – Что происходит? – шёпотом спросил Борис. – Это не военная милиция, – пробормотал Феликс, стараясь не сильно обращать на себя внимание. – Те же парни, что и ты в прошлом? – Ага. – Твою мать, – проворчал Борис, стиснув металлические зубы. – Расслабься, если бы они собирались нас расстрелять, то не стали бы заморачиваться с приглашениями в кабинет начальства. – Ты уверен в этом? – Из первых рук. – Генерал готов вас принять, – сказал один из "офицеров военной милиции". Без дальнейших церемоний Феликс и Борис вошли в кабинет генерала и встали по стойке смирно, отдавая воинское приветствие. – Привет, Борис! – сказала Луэлла. Весёлая эльфийка, как обычно, не следовала военному протоколу. Она сидела в шикарном кресле, которое, очевидно, было перенесено поближе ко столу генерала, и поглощала плитку шоколада, – У вас, ребята, была такая штука под названием шоколад? Это здорово! – Гражданка Луэлла, вы помните, что мы говорили о военном этикете? – отеческим тоном спросил Александров у «молодой» эльфийки. – Да, – сказала эльфийка, как наказанный ребёнок, покусывая шоколадку. – Итак, товарищи, я бы хотел, чтобы вы присели, – сказал Александров, указывая на два стула перед своим столом. Несколько секунд солдаты колебались, прежде чем принять неофициальное приглашение. Советские офицеры, особенно высокопоставленные, обычно не проводили бесед и не выслушивали рапорта таким образом. Допускалось только абсолютное уважение и беспрекословное подчинение. Несмотря на это, Феликс и Борис сели и положили свои фуражки на колени, – Я прочитал ваши рапорта о том, что произошло на вашем задании и они совпадают слово в слово до того момента, как вы не вступили в контакт с ССЯ и американским КМП. И вот с этого момента я хотел бы задать несколько вопросов.ХХХ
– Чёрт, я не знаю, что было бы хуже, чем расстрел на месте, едва мы переступили порог, – сказал Борис, затягиваясь сигаретой, прежде чем выпустить длинный поток дыма. – Лучше уж расстрел, – сказал Феликс, выхватывая сигарету у Бориса и впуская табак в свои лёгкие. – Я думал, что ты не куришь. – Я бросил, – сказал Феликс, снова затягиваясь, – Но иногда мне необходимо закурить. – Стрельба и плен не пробудили в вас желание покурить, но разговор с генералом заставил? Серьёзно, товарищ? – Похоже, что именно так, сержант. – Чёрт, ты похож на молодого меня в большей степени, чем я думал, – со смехом сказал Борис, закуривая ещё одну сигарету. – Но товарищ, мы все едины в нашей классовой борьбе, – сатирически сказал Феликс. – Ты знаешь, что растёшь вверх по карьерной лестнице быстрее, чем другие офицеры, товарищ Волков? – спросил Борис. – Не могу винить их по этому поводу. Мы должны прививать лояльность по отношению к партии. – Да? Так почему же вы не произносите речи, как другие офицеры, товарищ? – Я не политрук и мне лично наплевать, нравится ли моим людям партия или нет, пока они правильно выполняют свою работу и заботятся друг о друге. Плюс большинство этих выступлений утомляли меня и, догадываюсь, что у большинства других солдат аналогичное отношение к этому. – За исключением Зонова, этот парень любит своё партийное Евангелие. – Пусть делает или читает, что хочет, сержант. Они оба курили в тишине, сидя на ящиках и глядя вниз на дальние границы лагеря. Поражённые тем, как быстро он расширяется. – Как вы думаете, почему Луэлла была там, товарищ старший лейтенант? Чтобы успокоить нас? – Возможно, так и было. Всё, что я знаю, это то, что нам показали фотографии с самолёта-разведчика, где была запечатлена колонна техники, направляющаяся в нашу сторону и сказали, что нашей группе будет отдан приказ выдвигаться к ним. – Так старались не выделяться из серой массы, а нас словно сусальным золотом обмазали, – пробормотал Борис, – Чёрт возьми, ненавижу, когда меня выбирают для спецзаданий. Специально ведь знают, что это – стопроцентная опасность. – Да, но мы не были выбраны для чего ещё, Боря. – Ладно, нечего об этом теперь беспокоиться, товарищ. Хех, вы бы видели, как разозлилась эта седоволосая сука, когда её подселили к тем беженцам, которых мы приняли. – Не говори так об Ианте, – сказал Феликс, вскакивая с места с таким видом, словно кто-то издевался над его подразделением. – Она своей коленкой меня чуть было евнухом не сделала. – Ну, ты же больше делать детей ведь не планировал, не так ли, Борь? – Не буду скрывать, да, не планировал, – вздохнул Борис, – Я знаю, что не вовремя, но не могли бы вы поспособствовать получению мною увольнительной? Знаю, что у нас жёсткие временные рамки, но, если мы собираемся продолжить кататься на такие задания, то я хотел бы съездить домой и увидеться с женой и моей младшей. По крайней мере, будучи простым солдатом, я мог бы регулярно отправлять письма домой. Мне понадобиться не больше трёх дней. – Я дам тебе десять дней, Ленинград расположен далековато от Киева, и ты ведь не хочешь, как Алёша Скворцов, забежать домой, сказать привет и сразу же уехать обратно? – Ну, спасибо, товарищ старший лейтенант, я ценю это. Но я сомневаюсь, что мне разрешат уехать так надолго. – Нет, так и будет. Технически мы не привязаны ни к каким другим подразделениям, что даёт мне полную власть над каждым человеком в нашей разведгруппе. Так что я единственный, кому нужно что-то одобрить. Десять дней увольнительной тебе гарантированы. – Ха. И как вы только справляетесь со всей этой неразберихой, что поселилась теперь в вашей голове, товарищ? – Кланяйся в пояс, когда обращаешься ко мне, чернь. Борис засмеялся над этой актёрской выходкой Феликса, улыбнувшись с сигаретой в зубах. – Слушай Борь, – сказал Феликс, в его голосе проскользнула странная нотка, как будто он не был уверен, что он действительно хотел что-то сказать. – Да, товарищ старший лейтенант? – Мне не разрешено рассказывать вам обо всём, что я делал в ГРУ, но я могу рассказать кое-что, конечно, без имён. – Хотите поделиться какими-то историями со службы, товарищ Волков? – В некотором смысле. Знаешь, я солгал о причине, по которой я оставил спецназ ГРУ. – Это было довольно очевидно. – Ха. Причина, по которой я ушёл, заключалась в том, что многие парни сгорают, занимаясь тем, что делает ГРУ. Такими операциями, от которых желудок буквально выворачивает наизнанку. Никто сразу этого не показывает. Некоторые парни умудряются справиться с этим, некоторые становятся жестокими, некоторые впадают в депрессию, а некоторые никогда не выходят из этого состояния. Чтобы только вступить куча парней делает не одну попытку, а я попал в ГРУ сразу после школы в 17 лет, и я могу сказать тебе, подобное случается очень редко. Мне было очень хреново, когда и на меня накатило это состояние. – Устали от этого, товарищ? – понимающе спросил Борис. – Нет, это было легко для меня, хотя, если честно, меня это немного пугало, – сказал Феликс, – Дело дошло до того, что я мог убить кого-то, глазом не моргнув, и едва бы вспомнил об этом на следующий день. Солдаты, политики, учёные, женщины,… дети. Я бы сделал всё что угодно, без вопросов и пререканий убил бы любого, на кого указали бы командиры. Они превращают тебя в оружие, учат различным способам прервать свою жизнь, чтобы избежать плена, и при необходимости каждый из нас покончил бы с собой, если бы обстоятельства так сложились. Я волновался – чем я могу стать в итоге? Может быть, я просто устал от этого, перестал выходить из дому, некоторое время практически не разговаривал с семьей. Я чувствовал… чувствовал, что был на переломном этапе, и увидев, что может случиться,… просто вышел, ушёл в погранвойска, чтобы не видеть никаких боевых действий и спокойно закончить служить. Некоторые вещи, которым меня научили, я до сих пор совершаю, теперь это неотъемлемая часть меня. Я становлюсь параноиком, как люди в КГБ или ГРУ. В ресторане я сажусь рядом со стеной так, чтобы никто не мог встать позади меня. Я сажусь так, чтобы видеть всё, что происходит. Куда бы я ни пошёл, я смотрю на всех и вся. Когда я стою перед витриной магазина, я не смотрю на то, что внутри, я смотрю на отражение на стекле, чтобы видеть всех вокруг. Что они делают, во что одеты, кто хромает, у кого насморк, кто выглядит так, будто знает боевые искусства, кто просто думает, что умеет, а кто обращает на меня внимание. Забавно то, что, несмотря на всё то, что я сделал, я скучаю по ГРУ. Если бы мне завтра предложили должность, я собрал бы свои сумки, отправился бы обратно и начал бы с того, где остановился. Вам это кажется странным? – Нет. Любой скажет вам, что военная служба – это лучшее и худшее время в их жизни. Вы общаетесь с людьми, действительно привязываетесь к ним. Особенно в маленьких отрядах, типа того, в котором были вы. Становитесь ближе, чем семья. Пока вы в поле, всё кажется более реальным, вы чувствуете себя более живым и не понимаете этого до тех пор, пока не вернётесь домой. И тебе всё наскучивает и становится обыденностью. Вы не можете понять, почему люди жалуются на такие мелочи как сломавшийся карандаш или злятся из-за спущенной шины. Это кажется тривиальным. В конце концов, становишься злым как чёрт, у тебя начинаются проблемы, но ты пытаешься жить нормально, пусть и с некоторыми оговорками. Тебя готовят к бою, и этот "режим" трудно выключить. Люди крайне хорошо приспосабливаются к своему положению, чёрт возьми, иногда, когда идёт сильный дождь, я вспоминаю, как был в Турции на том холме, думая, как было ужасно быть там, под этим дождём. Честно говоря, я бы не слишком заморачивался об этом, но если у вас возникнут проблемы или что-то начнёт беспокоить, вы придёте, и мы поговорим, да? В любое время, какое вам понравиться. – Спасибо, Борис. – Ладно. Думаю, что мы, старые вояки, всё равно для чего-нибудь да сгодимся. А теперь давайте пойдём что-нибудь поесть. Я голоден. – Тогда ужин по случаю дня рождения? – спросил Феликс. – А что, сегодня твой день рождения? – Думаю, что был месяц и неделю назад, – ответил Феликс. – Тогда сколько тебе сейчас? 23? – 24, – ответил Феликс. – Ты тоже солгал о своём возрасте? Я думал, тебе 22 года. – Было в какой-то момент времени. – Есть что-нибудь ещё, что я должен знать о вас, товарищ? – Не думаю, сержант. – Даже спрашивать не буду, что вы Романов или что-то в этом роде. – О, сержант, все знают, что Анастасия была последней из рода Романовых. Она сменила имя и с помощью ряда сторонников уехала в Париж, вышла там замуж за герцога, и теперь у них трое детей. Она до сих пор находится под колпаком НКВД и впоследствии КГБ на случай, если она попытается выдвинуть иск или обнародовать свою настоящую личность. – О чём это ты? – в замешательстве сказал Борис. – Как это о чём? – невинно спросил Феликс. – Знаешь что, я и знать не хочу. Держи свои секреты при себе. Но кое-что о тебе я всё-таки знаю. – И что же это? – Ты всё ещё девственник. – Эй, – возмущённо вскрикнул Феликс.ХХХ
Было много вещей, которые могли заставить Ианту расстроиться, она никогда не пыталась это скрыть и не смогла бы. Единственной вещью, которая раздражала её больше всего на свете, был её работодатель. Возвращение в город, словно по волшебству возникший из земли с тех пор, как она в последний раз была на горе Рубикон, восхитило её силой своих работодателей. Теперь она понимала всю мощь Союза, легионов стальных бегемотов, флотов летающих машин, называемых самолётами, и десятков тысяч солдат. Всё они были вооружены оружием, которое могло уничтожить армию, подобную той, с которой Ианта пришла несколько месяцев назад. Несмотря на это, Ианта не могла не чувствовать, как её гордость попрана. Она заключила контракт с Красной Армией, взаимно обязывающее соглашение, связывающее её с одним из красноармейских офицеров, и что он сделал перво-наперво, когда они вернулись? Поселил её с рабами и собаколюдьми. Она была обязана выполнять приказы, но, когда вы наняли мессалонского наёмника, нужно было соблюдать хоть какое-то взаимное уважение. Нельзя злоупотреблять соглашением или унижать наёмника, давая ему задания ниже его статуса. Наёмники не были твоими слугами, они были твоими вассалами, твоей тенью. А не мечом, который вы могли бы просто повесить на стенку, пока он вам не нужен. Именно из-за этого Ианта делила казарму со ста другими людьми, а Максимус вынужден был остаться на улице. Всё это, а также ежедневное ничегонеделанье, расстраивало и без того сердитую наёмницу. Итак, Ианта пыталась истощить свой гнев физическим напряжением, как она всегда делала. Но пока этот метод давал отвратные результаты. Каждая мышца горела, когда Ианта подняла подбородок над стропильной балкой, вытянув ноги перед собой, прежде чем опустить их, а затем и остальное тело и снова повторить всё это заново. Пот заливал ей глаза и она часто моргала, чтобы смахнуть его, сосредоточившись на выполнении упражнения, даже когда мышцы выли от напряжения. Дрожащими руками Ианте удалось сделать ещё одно подтягивание, а затем, почувствовав, что её руки вот-вот прикажут долго жить, отпустила балку и упала на пол, ловко приземлившись на ноги. С облегчением вздохнув, Ианта убрала с глаз долой прилипшие потные серебристые волосы и подошла к кровати, хватая кувшин с водой, и прильнула к нему, прежде чем потянуться. Каждый раз, когда она двигалась, камни её утяжелённого жилета стучали друг о друга, но она ловко расстегнула кожаные ремни и жилет с грохотом упал на пол. Лежа на кровати, Ианта пыталась представить, что она одна и не окружена вопящими младенцами и существами дюжины рас, говорящих на дюжине языков, ни один из которых она не могла понять. Она почти преуспела, не появись одна конкретная эльфийка, которая, казалось, была полона решимости не дать ей отдохнуть. – Привет, Ианта. – Привет, Луэлла, – раздражённо ответила наёмница. – Как дела? – Будь я простой нищенкой, ищущей подачек, всё было бы просто зашибись. Для тренированного рыцаря всё обстоит не столь радужно, – сказала Ианта, усаживаясь и поворачиваясь к одетой в униформу Советов эльфийке. – О, ну, я не думаю, что ты пробудешь здесь слишком долго. Как только Волков отправится на другое задание, я уверена, что ты отправишься с ним. В последний раз ты нам очень помогла. – Я вам не просто помогла, я спасла его людей и его самого. И моей наградой за труды стало… это, – сказала Ианта, указывая рукой, – Уж лучше в палатке жить. Я даже попросила выдать мне одну, но мне отказали. Мне даже отказали в том, чтобы делить комнату со своим господином. Это не то отношение, которое можно выказывать наёмнику из Мессалона, – Ианта скрипнула зубами и сжала кулаки, – Я правда ценю то, что ты пришла ко мне, мне нравится твоя компания, и это очень многое значит для меня, – продолжила наёмница, понимая, что эльфийка, вероятно, восприняла её разочарование и гнев на свой счёт. – Да, это действительно очень плохо, – сочувственно сказала Луэлла, – Но только советские переводчики могут быть в советских секциях лагеря. И чтобы получить это право, надо уметь говорить по-русски. Если вы хотите, то я могла бы, вероятно, провести вас в нашу столовую, там намного лучше, чем тут. – Чё, серьёзно? – спросила Ианта, её глаза загорелись от волнения. – Наша столовая намного лучше, – сказала Луэлла. – Нет, нет, давай не сейчас. Если я выучу русский язык, то смогу передвигаться по лагерю по своему желанию? И больше торчать здесь не придётся? – Ну… эм… в некотором смысле. Советы намного более строгие, чем регулярная армия. – Плевать, это не имеет значения. Луэлла, ты научишь меня говорить по-русски? Прошу тебя, я даже заплачу тебе, если хочешь. Если не деньгами, то моими умениями. Назови имя и этот человек немедля лишится головы. – Э-э-э-э… ну, я была бы рада научить тебя, – улыбнулась эльфийка. Улыбнулась слишком широко, чтобы выглядеть естественно после выражения абсолютного ужаса, – Просто… пожалуйста, не убивай никого, ладно? – Тогда наш контракт заключён! – радостно воскликнула сереброволосая наёмница, вскакивая с места и заключая эльфийку в объятия, – Когда мы начнем наши занятия? – Завтра, после ужина. – Я буду ждать вашего возвращения, учитель, – сказала Ианта, с уважением склонив голову и опустившись на колени, поднося кулак к своей груди, – Отныне я – твой ученик, и я выкажу тебе всё должное почтение. Проси меня обо всём, что пожелаешь. – Х-хорошо. Только не причиняй никому вреда, пока ты здесь, хорошо? – Это не будет проблемой, учитель. Было тут одно проявление непристойности, но он уже знает своё место. С тех пор попыток выглядеть добренькой я не делаю, – сказала Ианта, глядя ледяным взглядом на собаколюда, который быстро отвёл взгляд, когда его глаза встретились с глазами Ианты. Кажется, чтобы попытаться унять дрожь. – Ну… это хорошо. Увидимся позже, Ианта, – сказала Луэлла, постепенно возвращаясь в своё весёлое повседневное состояние. – Я буду ждать вашего возвращения со всем необходимым, – сказала Ианта. Примечание автора: Ну, вот и ещё одна глава, извините за задержку, но я занимался кое-чем последние пару недель и моё свободное время занял Crusader Kings 2. Затягивающая игра, да ещё и позволяющая вашему внутреннему злому феодалу выйти наружу. Серьезно, убийство одного из ваших детей, чтобы они не раскололи вашу империю – норма на первых порах. В любом случае, пожалуйста, оставьте комментарий и расскажите мне, что думаете. Также кто-нибудь заметил, что во второй главе Луэлла солгала Феликсу и Борису, чтобы они помогли Ианте?