ID работы: 8705143

Так победили Советы.../And so the Soviets Conquered

Джен
Перевод
R
Завершён
557
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
309 страниц, 18 частей
Описание:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
557 Нравится 406 Отзывы 169 В сборник Скачать

Глава 7.

Настройки текста
      Примечание автора: Прежде чем начать, я просто хотел бы сказать, что в комментариях выявили некоторые вещи, о которых я писал и которые не совсем исторически точны с точки зрения советской/российской культуры и того, как люди обращались тогда друг к другу. Тем не менее, я не думаю, что могу изменить это сейчас, потому что менять всё на полпути было бы немного шизофренично. Я мог бы вернуться и отредактировать всё позже, чтобы сделать текст более точным. Всем российским читателям (которые являются второй по величине группой, которая читает это произведение) – извините за ошибки. Также один из читателей написал, что я вообще не уловил дух русской/советской армии. На что это было похоже? Ещё кое-что – я ошибся насчёт основного орудия Т-55. Он вооружён 100-мм нарезной танковой пушкой Д10Т2С. 105-мм орудия ставили на эти танки израильтяне, чтобы потом использовать для нужд ЦАХАЛ или продавать за рубеж.       Жизнь раба, лишённая свободы и независимости, не всегда является живым адом, как часто её изображают. Есть много различных рабов. Некоторых покупают для защиты в качестве телохранителей за их силу и боевое мастерство. К ним относятся хорошо и высоко ценят, словно они покрыты нежнейшим и ценным руном. Других покупают, чтобы те стали профессиональными бойцами. Гладиаторы и атлеты, они постоянно нужны, их имена звучат по всей земле. Слава и богатство, которым даже аристократы будут завидовать. Еда, алкоголь, женщины, мужчины – всё, что угодно тем, кто выжил на политой кровью песчаной арене. Тем, кто доказал свой титул чемпиона, часто даруется свобода, более того, это требуют обожающие массы. Но даже получив свободу многие остаются на песчаной арене, чтобы вновь и вновь показывать своё мастерство. Не из верности бывшему тренеру, а из-за рёва толпы, которая, как приливная волна, поднимается к небесам, достигая невозможного крещендо, когда сталь впивается в плоть. В момент наивысшего восхваления со стороны поклонников, лучшие из них из рабов превращаются в более могущественных, чем сам Император. Их статуи установлены, чтобы все могли помнить их, и следующее поколение стремилось быть подобными им. И почитало так, словно чемпионы арены стали божествами. Люди, которые начинали в рабских кандалах, в итоге стали подобны богам.       Другие, такие как домашняя прислуга, ведут менее опасное и более приземлённое существование в домашнем хозяйстве. Некоторых рабов добрые хозяева принимали в семью. Рабы могли иметь различные обязанности, начиная от простой работы по дому до обучения своих детей-хозяев. Образованные рабы могут получить справедливую плату за свои знания и умения, за которые благородные семьи или те, кто хочет, чтобы образованный человек обучил их детей, покупают этих рабов. Рабы также могут быть семейным поваром, швеёй, няней, сторожем. По сути те, кого выбирают добросердечные семьи, знающие, что титул раба – это просто титул, могут вести почти нормальное или даже счастливое существование. Ибо как ещё ребенок может относился к женщине, которая воспитывала его всё детство и отрочество, кроме как к матери? Или мальчик, обученный восточным единоборствам строгим, но справедливым учителем? Жизнь домашнего раба может быть суровой, полной издевательств и безысходности. Но эта жизнь также может быть наполнена радостью и достижением, если боги будут к рабу благосклонны.       Другие рабы влекут более низкое и унизительное существование. Куртизанки, наложницы, рабы для удовольствий, какие бы названия не выдумывали, смысл оставался один и тот же. Их используют лишь как объекты для развлечений и удовольствий их хозяев, со многими обращаются как с неодушевленными предметами, которые можно использовать по желанию. Слишком старых или настолько неприятных, что хозяевам противно к ним прикасаться или даже смотреть в их сторону, выбрасывают на улицу. Их обрекают на короткую жизнь дешёвой шлюхи, чей профессиональный путь завершится в ближайшей подворотне росчерком ножа по горлу. Тем не менее, даже среди этих рабов есть те, кто прославился своими различными навыками. Будь то пение, танцы, актёрское мастерство, соблазнение или иные плотские способности – список можно продолжать бесконечно. Иногда даже сами Императоры возводили их выше статуса простого раба, из объекта типа «попользовался и выбросил» в объект поклонения. Самый простой шепот от этих мастеров соблазнения и близости обрекал целые королевства. Величайшие из людей заходились в идиотском смехе, а самый благородный из рыцарей мгновенно бросал свою жизнь в круговорот смерти. Поцелуем, шепотком, простой лаской может быть решена судьба тысяч. Если кто-то скажет, что куртизанки беспомощны, то он не имеет представления о той власти, которую лучшие из них имеют над сердцами людей.       Для других рабов, однако, действительно нет надежды. Нет возможности на какое-то подобие благородной жизни, нет шансов на богатство или славу и почёт. Никаких нежных ласок, чтобы повлиять на мнение, ни одного благодарного ученика, который попросит помощи. Нет надежды ни на что, кроме самой надежды и безумной мечты о том, чтобы когда-нибудь стать свободным или умереть. Такова жизнь раба, проданного на шахты.       Вынужденные работать во владениях Харди, хозяйки подземного мира получающей жестокий восторг, забирая жизни тех, кто так горячо молится ей о защите и милости. Часто самодельные святыни и алтари рабов-шахтёров первыми заваливает в пещере. Иногда их факелы поджигают сам воздух, превращая его в огненный шторм. В других случаях целые группы шахтёров умирают, становясь жертвами какого-то грязного воздуха, который лишает людей жизни. Убежать хоть куда-нибудь подальше невозможно из-за цепи, окольцованной вокруг лодыжки. Живые завидуют мёртвым, теша себя несбыточными мечтами о том, как однажды они смогут избавиться от цепей и вырваться. Но, в отличие от погибших, их просто ждёт другая смерть, гораздо менее милосердная.       Некоторые шахтёры даже не видят солнце днями, месяцами, годами. Их глаза приспосабливаются к темноте так, словно бы они жили под её твердью всю свою жизнь. От шахт нет спасения, нет шансов на милость или бегство. Работа непосильная, темп неумолимый. Изо дня в день, с минимально достаточным количеством сна, чтобы работать, почти без еды, чтобы прожить ещё день, они работают. Они трудятся, размахивая киркой и лопатой, наполняя мешки рудой, чтобы те, у кого спина теперь согнута навеки, могли нести её на поверхность.       Будь то золото, железо, серебро, медь или мифрил, условия труда никогда не меняются, разве что добываемый металл меняет название. «Мой раб был рабом, предназначенным жить во тьме, страдать в нищете и умирать без заботы и в ненависти». Это поистине адское существование, которое никогда не меняется изо дня в день. Дожди делают пути из шахт грязными и коварными, хороня бесчисленных рабов в оползнях. Солнце обжигает их кожу до такой степени, что она становится тёмной, твёрдой и на ощупь болезненной. Многие падают от истощения, чтобы никогда не подняться вновь, даже при "поощрении" плети надсмотрщика.       Удар надсмотрщика, сопровождаемый громким треском кнута, стал такой частью рабской жизни, что заставил каждого из них задуматься, было ли в их жизни какое-то время, когда его не было. Но казалось, что никого из рабов этот вопрос не заботил. Это были тысячи людей из тысяч рас и вероисповеданий, некоторых из них многие поколения назад разделила обида, но общие страдания соединили их вместе. Быть рабом, проданным на шахты, означало быть рабом, приговорённым к смертной казни любым способом. Обычно это была короткая жизнь, наполненная только работой и чудовищными условиями существования.       Эдгар был одним из таких рабов, что бросили вызов этой логике. Он был стар, по его подсчётам, он входил в пятидесятый сезон, но тем, кто его видел, казалось, что он намного старше. Его тело было изможденным и жилистым, навсегда согнувшимся от бесчисленных лет ношения тяжёлых мешков с рудой и камнями. Его лицо было изрезано глубокими морщинами, спина и плечи были покрыты шрамами от острых и зазубренных краёв руды, которую он нёс всю свою жизнь. У него осталось мало волос, оставшиеся были белыми и тонкими, словно бы приклеенными к обожжённой коже скальпа. Большая часть зубов давно выпала, те немногие, что остались, портились и кололись от поедания твёрдого и гнилого мяса, на котором рабы должны были выживать.       Он ходил медленными шагами, словно уставший вол, слишком гордый, чтобы уступить возрасту и уйти "в отставку" неторопливой жизни на пастбище. Никакая неторопливая жизнь его не ждёт. Просто желание продолжать. Причина этого желания была неясной, но Эдгар верил, что однажды он будет свободен, что он не умрет в шахте, в которой он провёл всю свою рабскую жизнь. Это была безумная мечта, признавался он сам себе, но это была мечта, от которой он не желал отказываться. Когда он больше ничего не мог сделать, он держался за эту мечту, чтобы сохранить разум и остаться в живых. На "Большой Глубине" это было необходимо.       "Большая Глубина" была самой большой мифриловой шахтой в Империи, как говорили некоторые на континенте. Было ли это правдой или нет, оставалось причиной споров, но суть оставалось прежней – шахта была колоссальной. Десятки тысяч рабов работали в основной и прилегающих шахтах, соединенных серией туннелей. Потоки рабов, несущих мешки с рудой, двигались как колонны муравьев, складывая свои ноши в тележки, прежде чем вернуться, чтобы взять в руки новую. Все были такими же безобразными, грязными и жалкими, как Эдгар. Звон тысяч кирок был подобен хору, он никогда не прекращался, никогда не утихал, но никогда не становился громче. Это было словно сердцебиение самой шахты, которое уже так долго населяло уши Эдгара, что он начал его просто не замечать.       Шахту охранял легион надзирателей, легионеров и свирепых наёмников-орков. Каждый из орков был неотличим в своей жестокости от другого, все готовы сдирать плоть с костей промасленными кожаными кнутами при малейшем неповиновении. Список "неповиновений" мог меняться со дня на день. Их посты, деревянные башни с хижинами у основания усеивали горизонт во всех направлениях. Недалеко от шахты располагался форт на случай, если на шахте потребуется больше вооружённых людей, чего никогда не случалось. Зачем требовать больше людей, чтобы следить за кучей рабов? Хватит и одного надзирателя на тысячу, и до тех пор, пока слышен треск его кнута, рабы будут работать и дальше. Трудиться до тех пор, пока они не умрут.       Когда он поднялся на последний пролёт "Большой Глубины", готовясь положить мешок руды, прежде чем вернуться за другим, он услышал шум. Шум, который прошёл сквозь звуки кирок, треск кнутов и шаги тысяч пар ног. Но Эдгар заметил шум не из-за громкости, а из-за одной странности. Это была музыка. Эдгар так давно её не слушал и ему понадобилось время, чтобы вспомнить, как это было. Но это была не арфа или лютня, это было что-то ещё, как труба, но совершенно другое. Он совершил нечто, чего никогда не делал в своей рабской жизни – Эдгар остановился и слушал. К его удивлению, он не получил выговора, и, казалось, что сердцебиение шахты замедлилось, а затем остановилось, когда глаза посмотрели в сторону, откуда доносилась музыка:       Расцветали яблони и груши,       Поплыли туманы над рекой.       Выходила на берег Катюша,       На высокий берег на крутой.       Выходила, песню заводила       Про степного сизого орла,       Про того, которого любила,       Про того, чьи письма берегла.       Ой ты, песня, песенка девичья,       Ты лети за ясным солнцем вслед       И бойцу на дальнем пограничье       От Катюши передай привет.       Пусть он вспомнит девушку простую,       Пусть услышит, как она поёт,       Пусть он землю бережёт родную,       А любовь Катюша сбережёт.       Эдгар не знал, что это за слова, но он сделал ещё одну вещь, которую он никогда не делал за все годы работы в шахте. Он бросил свой мешок с мифриловой рудой. На горизонте, насколько он мог видеть, появились железные звери, говорящие человеческими голосами; дьявольская симфония, исходила из них и одновременно ниоткуда.       Они громко рычали в унисон, но не громче человеческих голосов, которые исходили от них. Они висели в небе, как драконы, сами выглядели как ящеры, но без крыльев, кроме лап, торчащих по бокам и с выпученными глазами друг за другом. Их были десятки, и чем дольше Эдгар смотрел на них, тем больше они увеличивались до тех пор, пока он не смог разглядеть пятнистый цвет их кожи, вытянутый чёрный металлический язык, торчащий изнутри грозных зубов.       Они двигались выше и ниже друг друга с единой целью, словно у них был один разум. Каждый летающий зверь был на одинаковом расстоянии от своего сородича, но они не толпились. "Большая Глубина" была огромным кратером, протянувшимся на многие мили от своих "родственных" шахт, которые выглядели как открытые раны на земле. Тёмные, словно поражённая инфекцией ткань, шахты пожирали руду, землю, глину и страдания. Главная шахта "Большой Глубины" была как колотая рана. Глубокая, безобразная и болезненная. Размер которой было трудно осмыслить. Но этих зверей было достаточно, чтобы они прибывали и прибывали, пока не смогли покрыть кратер полностью.       Последняя нота угасла и на мгновение наступила полная тишина, за исключением шумов приближающихся зверей, а затем заиграла другая мелодия. Сначала низко с барабанами, но наращивалась по интенсивности и мощности, пока не превратилась в волну. Затем мир вокруг них взорвался, когда звери начали выть и визжать на них.       Красные полосы огня вспыхнули из пастей металлических драконов, поражая людей и нелюдей, следуя за ними в независимости от того, куда они бежали.       Белая армия, чёрный барон       Снова готовят нам царский трон,       Но от тайги до британских морей       Красная Армия всех сильней.       Земля взорвалась вокруг них, выбрасывая огромные тучи земли, камня, руды и частей тел, поскольку на шахту обрушился гром и магия, о которой Эдгар никогда не слышал. Как будто Харди, наконец, устала от их постоянных молитв о спасении и решила стереть их с лица земли.       Так пусть же Красная       Сжимает властно       Свой штык мозолистой рукой,       И все должны мы       Неудержимо       Идти в последний смертный бой!       Эдгар вцепился в землю, молясь о спасении, чтобы богиня подземного мира отозвала своих адских зверей и пощадила их жизни. Горячая, сухая, грязная грязь забивала его нос. Звери проходили низко над головой, гневно ревя, никогда не останавливаясь, не обращая внимания на крики боли людей и нелюдей. Что-то горячее ударило Эдгара по голове и покатилось; против здравого смысла и страха, он посмотрел на этот предмет.       Красная Армия, марш, марш вперёд!       Реввоенсовет нас в бой зовёт.       Ведь от тайги до британских морей       Красная Армия всех сильней!       Это был пустой медный цилиндр, похожий на вазу, но слишком маленький и горячий на ощупь. Безупречно равномерный созданный руками ремесленника. Пахнущий резко и неприятно, сгоревший порошок внутри напоминал древесный уголь. Сотни, тысячи таких цилиндров падали с неба, словно медный дождь.       Так пусть же Красная       Сжимает властно       Свой штык мозолистой рукой,       И все должны мы       Неудержимо       Идти в последний смертный бой!       Эдгар понял, что это были не живые существа, никакое живое существо, даже драконы, не использовало металл. Драконы не издавали таких звуков и не могли подражать хору голосов так прекрасно, как это делали существа в небе. Это были железные пегасы, великие и ужасные. Эдгар посмотрел в небо, чтобы посмотреть на них.       Мы раздуваем пожар мировой,       Церкви и тюрьмы сравняем с землёй.       Ведь от тайги до британских морей       Красная Армия всех сильней!       Пегасы исторгли огненные метеоры, которые оставили следы дыма и взрывались, когда они что-то ударили. Это была магия взрыва, но сотворенная с таким умением и скоростью, что Эдгар боялся мудрецов, способных на такой подвиг магического искусства. Но где был свет от создания заклинания? Был только свет пламени, жара и оглушительные хлопки – и люди, и здания были уничтожены.       Так пусть же Красная       Сжимает властно       Свой штык мозолистой рукой,       И все должны мы       Неудержимо       Идти в последний смертный бой!       Когда последние звуки песни исчезли, оставив только железные пегасы, извергающих огонь и магию, Эдгар увидел, что внутри существ были люди. Мужчины, которые даже сейчас перекапывали землю вокруг себя. Ни одного надсмотрщика не пощадили, всякий в алой ливрее надзирателя или легионера был найден и уничтожен, взрывы сотрясали всю шахту, угрожая обрушить её прямо в руки самой Харди. Но больше всего Эдгара удивил символ, смело нарисованный на боку железного пегаса. Простая красная звезда.       Один пролетел низко над головой, заставляя ветер тянуть за потрёпанные и испачканные остатки того, что когда-то было одеждой; заставляя пыль вздыматься облаками, принимавшими вид пальцев, жадно тянувшихся к пегасу, но слишком медленно, чтобы схватить его, и потому в гневе опадающих для того, чтобы вновь попытать удачи, когда другой проходил над головой. Эдгар закашлялся, задыхаясь от этой пыли. Железные пегасы походили на зверей Эмроя, выпущенных на свободу. Кажется, что у каждого из них было больше мощи, чем у полного полка Имперских легионеров, что заставляло даже грозных орков бежать прочь со всех ног.       Когда не осталось ни одного надзирателя или имперского солдата, пегасы развернулись и ушли так же быстро, как и пришли. Вскоре они исчезли вдали, как будто они были не более чем яркой фантазией. Однако, когда Эдгар поднялся в полный рост, он чётко увидел, что это было не так.       Каждая сторожевая башня была превращена в обломки. Все казармы их надзирателей были теперь горящими кратерами, и те немногие "хозяева", кто остался в живых и пребывал в глубоком шоке и прострации, вскоре были атакованы теперь уже рабами. Их избивали тяжёлыми кусками каменной руды. Воодушевленные ненаказуемой местью, их пылающие гневом удары обрушились на их "властителей ". Считая, что боги на их стороне, бывшие сломленные измождённые рабы стали львами, преисполненными гордости и злобы.       Однако вскоре послышался новый шум и с рычанием появились железные кареты с длинными покрытыми тканью спинами. Поднимая в воздух дорожную пыль с ухабистой дороги, словно надвигающаяся буря. Эдгар не знал, что их не тянут за собой лошади. И всё же они въехали в шахту и из них появились люди в крапчатой одежде со странными посохами из дерева и металла. Таких карет было много, а также то, что могло быть только железными слонами с длинными мордами, но они не были похожи на слонов, которых когда-либо видел Эдгар. Их рычание было глубже, мощнее и их внешний вид прямо говорил, что они созданы чтобы сражаться и убивать.       Когда они подошли ближе, Эдгар увидел, что некоторые из пришельцев были эльфами с заметными заострёнными ушами, и вокруг каждого, казалось, вилась четвёрка охранников. Один из которых подошел к Эдгару.       – Вы – новые владельцы шахты, милорд? – спросил Эдгар, стараясь не сводить глаз с эльфа и крупных людей, окружавших его.       – Нет, я должен сообщить вам, что Красная Армия Советского Союза пришла, чтобы освободить всех рабов этой шахты и предложить им убежище и крыши над головой.       – Милорд? – спросил Эдгар, не в состоянии даже полностью понять, что ему говорили.       – Я – не лорд, никто из нас не является лордом, – сказал эльф, – Мы пришли, чтобы помочь вам и обеспечить вас едой, водой и кровом. Хотите?       – Да, милорд, – сказал Эдгар, стараясь не смотреть в глаза.       – Меня зовут Риссиен, но вы можете называть меня так, как вы хотите.       – Как прикажите, лорд Риссиен. Что вы хотите, чтобы я сделал?       – Ну, если хочешь, можешь идти к грузовикам с красным крестом на нем. Мы отвезём тебя к горе Рубикон, там тебе дадут еду, воду, жильё и лекарства, если потребуется. Только если ты так решишь, – добавил Риссиен, – Если хочешь, можешь уйти отсюда, никто не будет тебя останавливать.       – Да, милорд, – это было всё, что сказал Эдгар, делая медленный, но уверенный шаг к ожидающим "грузовикам", как их назвал эльф. Тем же медленным и устойчивым темпом, который он поддерживал на протяжении всей своей долгой рабской жизни, но в шаге была свобода, достижение цели было реальностью и это была не просто тихая смерть. Даже если то, что ему только что сказали, было ложью, это была очень красивая ложь.

ХХХ

      – Слишком, чёрт побери, жарко, – пожаловался Феликс, вытирая капли пота с краю фуражки.       – Сейчас в Союзе зима, товарищ лейтенант. Уверен, что вы можете просто прогуляться и остыть, прежде чем снова окунуться в круговорот наших дел здесь.       – Несомненно, старший сержант. Всё, что мне нужно было сделать ради нескольких минут бодрящего освежающего зимнего воздуха – это подать документы на увольнительную, пройти санобработку и проверку у Врат, пройти через них, провести в карантине до неопределенное количество времени, чтобы учёные могли убедиться, что я не принёс никаких инфекций, и тогда я смогу насладиться прохладным воздухом. Затем повторить то же самое по возвращении.       – Именно, товарищ, я не понимаю, почему бы вам этого не сделать.       – Я подумал о том же самом. То есть нужно быть умалишённым, чтобы не желать вновь побывать на Родине после долгого отсутствия.       – Точно, товарищ старший лейтенант, – улыбаясь сказал Борис, блеснув металлическими зубами.       – Ну, вот, похоже, и они, – сказал Феликс, глядя на колонну машин в дали, направляющихся по извилистой имперской дороге. Помимо Феликса и большей части его подразделения, советские силы были представлены группой поддержки в лице двух Т-55 и ЗСУ-23-4 "Шилка".       – Ну, тогда мы должны вежливо их поприветствовать, не так ли, товарищ старший лейтенант? Эй, Луэлла, что это ты ешь?       – Шоколадку, – сказала в ответ эльфийка, снова кусая плитку шоколада.       – В последнее время ты его чуть ли не самосвалами ешь.       – А мне нравится.       – Тебе не стоит его так много есть, – предупредил ветеран, протягивая руку, чтобы забрать у эльфийки шоколад.       Луэлла отвернулась и откусила ещё кусочек шоколада, смерив Бориса неодобрительным взглядом. Борис остановился, ошеломленный таким взглядом эльфийки, пусть и не проявляющей какую-либо враждебность по этому вопросу.       – Дорогая, кушать слишком много шоколада тебе не идёт, – сказал Борис, опять протягивая руку к плитке.       Луэлла, однако, не смогла ответить, вместо этого взяла в рот огромный кусок шоколада, словно треплющий нервы родителей ребёнок.       – Так, шоколадки ты лишена, – сказал Борис, пытаясь выхватить шоколад, но остановился, когда Луэлла смяла обёртку вокруг того, что осталось от шоколадной плитки, и сунула её за воротник, пристально глядя на ветерана, надув щёки как хомяк из советского мультика.       – Не думаю, что вы получите её шоколадку, товарищ сержант, – сказал Феликс.       – Знаете, уже что-то расхотелось, – признал Борис под яростным взглядом миниатюрной эльфийки.       – Они близко, – сказал Феликс, наблюдая за приближающимися японскими автомобилями. Машины сбавляли скорость, а за турелями с крупнокалиберными пулемётами никого не было. Очевидно, японцы делали всё возможное, чтобы не показаться враждебным и не нарваться на "тёплый" прием. Тот, который быстро своими танковыми пушками обеспечат Т-55. Башни которых очень медленно двигались, следя за приближающимися машинами.       Несколько мгновений спустя лидер автомобильной группы вышел по направлению к ним не слишком этим довольный, как показалось. Когда он подошёл ближе, Феликс, к своему удивлению, понял, что это Итами идёт к ним. Без всякого оружия.       – Привет, – сказал Итами, помахав рукой. Он шёл совершенно спокойный перед расположившейся перед ним массой советской техники.       – Добрый день, лейтенант, рад снова тебя видеть. Я начинаю думать, что наши пути постоянно пересекаются.       – Наверное это так. Думаю, на нашу следующую встречу вы приведёте линкор. Просто сначала у тебя были джипы, а теперь танки, – сказал Итами, указывая на стальных голиафов, вонзившихся траками в поверхность земли. Феликс не смог сдержать улыбки.       – У нас нет линкоров, но в наличии много крейсеров. К сожалению, в этом мире мы не имеем выхода к морю. Возможно, в следующий раз будет просто больше танков? У нас их много.       – Если честно, я бы удивился, если бы ты этого не сделал. Так что, спасибо, что не расстрелял нас в тот момент, когда заметил на горизонте.       – Мы знали, что вы приедете задолго до вашего появления. Разведка – наша гордость. Мои начальники очень хотят с вами встретиться, и я полагаю, что именно по этой причине вы проделали весь этот путь, а не ради того, чтобы со мной повидаться?       – Нет, конечно же. С нами едет дипломат, Сугавара-сан. Он будет вести все переговоры.       – Мои командиры будут очень рады это услышать. Что касается других ваших пассажиров, есть ли среди них апостол?       – Нет, она осталась на Алнусе, – сказал Итами, отмечая нотки опасения в голосе Феликса, – Остальные здесь со мной.       – Эльфийка и другая девушка здесь?       – Да, и ещё кто-то, кого мы вроде как сбили.       – Понятно. Если он пожелает, то мы можем принять его на горе Рубикон как беженца.       – Вообще-то это она, – пробормотал Итами.       – Понятно. Извини заранее, но у тебя, кажется, собралась почти эксклюзивная женская компания, – сказал Волков.       – Спасибо, что просветил меня так же, как и все остальные, – пробормотал Итами, двигая рукой, мол "бла-бла-бла", – в который раз.       – Мои соболезнования, – сказал Волков с усмешкой.       – Э-э, всё в порядке. Сейчас мне очень нравится их компания.       – Ну, это хорошо. Я считаю, что мы достаточно протранжирили наше время пустой болтовнёй. Так что, полагаю, самое время вернуться к делам насущным. Очевидно, вам придётся разрядить ваши крупнокалиберные пулемёты, прежде чем мы поедем.       – Я был уверен, что ты так скажешь. Если хочешь, мы можем их полностью снять. Да? Думаю, леди хочет задать вопрос, – сказал Итами, указывая на Луэллу, которая подняла руку как ученица в классе.       – Да, что случилось? – по-русски спросил Феликс эльфийку.       – Я думала, что видела там эльфа. В японской компании есть хоть один?       – Да, высший эльф.       – В самом деле? – спросила Луэлла, лицо которой засветилось от радости, – Я хочу поехать с японцами на обратном пути в "Жуков".       – Э-э… ну, тебе нельзя, – сказал Феликс, застигнутый врасплох сиим волеизъявлением.       – Но один из моих сородичей едет с ними.       – Луэлла, это неважно. Ты можешь поговорить с ней, когда вернёшься в "Жуков".       На лице Луэллы появилось выражение своего рода непослушного неповиновения, которое дало Феликсу понять, что быстро это не закончится.       – Но я хочу поговорить с ней сейчас, – упрямо сказала Луэлла.       – Боюсь, тебе придётся отложить разговор с ней, ехать с ними тебе нельзя.       – Ну, тогда я просто пойду к ним и залезу в их машину? – Феликс удивлённо приоткрыл рот в ответ на данное предложение эльфийки.       – Я не позволю тебе этого сделать, гражданка Луэлла.       – Ты не можешь приказывать мне, что делать, ты мне не начальник!       – Луэлла, – сказал Борис, его голос принял тон недовольного своим чадом родителя, – достаточно.       – Но я хочу увидеть другого эльфа. Я вряд ли когда-нибудь смогу увидеть своих родственников из других деревень, – защищалась эльфийка, словно наказанный ребенок.       – Ты – бессмертный эльф и не рискуешь умереть от старости в ближайшее время. Я уверен, что ты можешь подождать ещё полчаса. Эй, не дуйся так, – Луэлла недовольно крякнула в ответ и скрестила руки.       – Луэлла, тебе сто тридцать шесть лет, веди себя соответствующе.       – Я хочу встретиться с родными.       – Она хочет встретиться с эльфийкой из твоей группы, – объяснил Феликс Итами, стоящему с озадаченным видом.       – О, я уверен, что Туке это понравится. Слушай, в вашем лагере много эльфов?       – Да, много. Где-то с целую деревню. Может, даже больше, я боюсь браться за подсчёт. Почему спросил?       – Ну, вся семья Туки, вся её деревня была уничтожена огненным драконом. Она – единственная выжившая и с тех пор она словно кого-то ищет. Я думаю, что она всё ещё в шоке. Может, встреча с родственниками ей поможет.       – Мои соболезнования. Если она того пожелает, то может остаться, и я уверен, что эльфы Деревни Скрытой Поляны будут очень дружелюбны.       – О чем вы говорите? Я слышала эльфийское имя, скажи мне! – оживлённо прервала его Луэлла. Феликс сделал мысленную пометку вручить ей ещё шоколада в самом ближайшем будущем.       – Ты о чём-то снова хотела меня спросить?       – Могу я спросить, о чём вы говорили? – более вежливо спросила Луэлла после минутной паузы.       – Мы говорили о Туке и выясняли, можно ли ей остаться с эльфами Деревни Скрытой Поляны. Всё будет в порядке?       – Ну, конечно, но зачем ей оставаться с нами? – спросила маленькая эльфийка, наклонив голову в сторону.       – Насколько я понял, у неё больше никого нет, – сказал Феликс.       – Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что у неё больше никого нет? У каждого эльфа есть целая деревня тех, кто не являются ни странниками, ни нераскаявшимися преступниками. И даже они могут вернуться, если выслушают старших и проведут несколько десятилетий служа для деревни. Как у неё не может быть никого?       – Её деревня подверглась нападению огненного дракона, Луэлла, она – единственная, кто выжил.       – Чт… что? – спросила эльфийка, словно затаив дыхание, прежде чем с её лица исчезли все следы неповиновения или детской раздражительности. Её глаза широко раскрылись, а лицо побледнело, – все… все они?       – Как я понял, да.       – Так много, – пробормотала Луэлла, глядя на Феликса, но не видя его, как будто смотря сквозь лейтенанта рентгеновскими лучами. Её фиолетовые глаза затянул туман, – да. Если Тука скажет «да», то лесные эльфы Деревни Скрытой Поляны примут её с радостью примут как одного из наших. Я могу спросить… она в порядке?       – Она в порядке, Луэлла, и чем раньше мы вернемся в "Жуков", тем скорее другие эльфы смогут с ней поговорить.       – Ладно, – покорно сказала Луэлла, отступая к Борису и ничего не говоря.       – Мы можем собраться и поехать обратно в наш лагерь, лейтенант Итами?       – Да, я полагаю, мы должны скорее покончить с этим, ведь так?

ХХХ

      Пина была поражена силой и мощью японцев, когда впервые увидела Алнус, даже несмотря на то, насколько коротким было её посещение святого холма. Железные пегасы патрулировали небеса, а железные слоны бродили по земле, неудержимые, источавшие силу и убийственный потенциал словно драконы, но ни одно копье или лук не могли пробить их толстых шкур.       Она видела бесплодный святой холм, превратившийся в могучую крепость, на вершине которой находилось не менее 10 000 человек, вооружённых оружием, подобное которому уничтожало целые армии. Один солдат обладал силой, чтобы уничтожить целую сотню легионеров. Такова была сила японцев и их американских союзников.       Чтобы увидеть мощь Советов, нужно было видеть не множество людей, а орду. Обширную и необъятную, покрывающую гору Рубикон своими войсками и оборудованием. Гора, вся гора была теперь гигантским городом, по всему периметру окружённым всё ещё строящейся каменной стеной. Кольца оборонительных позиций поднимаются на гору, словно полосы железа. Стада железных слонов стояли без дела или закапывались в землю, выставив металлические морды, словно вынюхивая добычу. Сотни солдат шагали в такт, а трудовые отряды работали с духом решимости, создавая всевозможные здания. Экипажи, похожие на те, в которых они ехали, носились вверх-вниз по горе, словно легионеры в марширующих колоннах, заполненные до крыши всякими товарами.       В этом месте был воздух, отличный от воздуха на Алнусе. Это были не люди, которые просто защищали свою родину от возможного вторжения. Нет, это было нечто большее. Поле, через которое они проехали, чтобы достичь горы, было изрыто круглыми и глубокими кратерами. Обугленные остатки костей и доспехов ещё предстояло убрать, вся плоть была либо сожжена, либо съедена падальщиками. Здесь не было никаких предупреждающих знаков, как в Алнусе, ничего не говорило о вторжении на землю, которую кто-то другой теперь считал своей. Или о возможных последствиях. Разрушения были достаточно красноречивы. Даже последние останки были вытеснены в кратеры и похоронены железными слонами с плугами на мордах.       – Сэр Итами, могу я спросить, что вы знаете об этих… Советах, как вы их называете? – вежливо спросила Пина.       – Эти парни? Честно говоря, немного. Учителя немного говорили о них в школе, но я никогда не обращал на это особого внимания. Оттуда, откуда я родом, они более тридцати лет назад развались на более мелкие страны. Так что, могу сказать вам, что мы будем иметь дело в основном с русскими. Но это не те Советы, а немного другие.       – Сэр Итами, простите меня, но для меня ваши слова были полной бессмыслицей.       – Вот оно значит как, – едва слышно пробормотал Итами.       Настроение здесь было не для обороняющейся армии, готовой к очередной неизбежной атаке, а для армии, готовящейся к походу. Армия готовилась к победе и при этой мысли она почувствовала в животе чувство ужаса. Нет, ей нужно было помириться как с этими людьми, так и с японцами. Если она не сможет этого сделать, то ей нужно будет украсть любое оружие, которое Империя могла бы использовать в свою пользу.       Более того, она могла маневрировать от японцев к Советам и наоборот, чтобы удовлетворить потребности и себя, и Империи. Возможно, что союз может быть достигнут через брак между дочерью благородных кровей и лидером этих Советов,       – Я так понимаю, вы – дипломат японской нации?       – Да, меня зовут Коджи Сугавара из Министерства иностранных дел. Приятно познакомиться с вами, генерал.       – Спасибо, но боюсь, что не могу сказать то же в полной мере, гражданин Сугавара, – ответил Александров, изучая человека, сидящего напротив него. Он был мужчиной лет тридцати с аккуратными чёрными волосами и сдержанным поведением. Он выглядел стройным, но не худощавым. Однако его руки казались мягкими и едва мозолистыми. Скорее всего, его телосложение было результатом физической подготовки, а не физического труда. Настоящий бюрократ, которому никогда не приходилось зарабатывать на жизнь в поте лица.       Вместо того, чтобы проводить встречу в своем кабинете, как он обычно делал, собеседники расположились снаружи во внутреннем дворике под большим зонтиком, скрывающим их от солнца и прохладными напитками на столе перед ними, чтобы побороть жару, из-за которой на расстоянии над свежим асфальтом, который теперь обвился вокруг горы, словно черные жилы, волнами поднималось марево. Кровью асфальтовым жилам служили грузовые машины и войска вместо гемоглобина. Несмотря на принятые меры, оба мужчины были одеты формально – Александров в парадной форме и Сугавара в чёрном деловом костюме, что в жару доставляло обоим мужчинам массу неудобств.       Они находились всего в нескольких минутах ходьбы от здания штаба, на небольшом возвышении на полпути к вершине горы, отсюда открывался вид вниз на нисходящие кольца лагеря "Жуков". Несколько вооружённых охранников патрулировали периметр, но скорее ради выполнения своих обычных обязанностей, а не обеспечения безопасности встречи.       – Мне жаль, что вы так себя чувствуете, генерал.       – Как и я. Условия нашей встречи самые неудачные. Поэтому я не могу сказать, является ли эта встреча благословением или проклятием.       – Мне нравится рассматривать это как возможность.       – Я полагаю, что это правильное толкование ситуации, в которой мы сейчас находимся. Прежде чем мы начнем, я должен сказать, что у меня нет политического авторитета в отношении того, что произойдет в ближайшие дни и недели. Все, что я могу сделать – это сообщить своим начальникам о ваших намерениях и мотивах, а также мои собственные предложения о том, как поступить.       – Понимаю, я занимаю то же положение, что и вы, генерал. У меня нет никаких полномочий заключать какие-либо долгосрочные соглашения.       – Извините меня за грубость, но тогда почему мы говорим, если ни у кого из нас нет реальной силы? Это скорее пустая трата времени, вы не согласны?       – Я рад сказать, что так не думаю, генерал. Меня послали, чтобы попытаться предотвратить кучу непродуманных решений, чтобы не усугубить ситуацию больше, чем она уже есть. Тот факт, что вы позволили мне встретиться с вами, говорит о том, что вы хотите того же. Я прав, генерал?       – Правы. Вы более проницательны, должен отдать вам должное, гражданин Сугавара. Я бы хотел, чтобы первая встреча между нашими народами прошла лучше, но мне сообщили, что вы задержали моих людей и у них сложилось впечатление, что их не освободят, что в свою очередь привело к их побегу, в результате которого погибли двое моих солдат. После такого трудно приветствовать вас с распростертыми объятиями.       – Два солдата Сил самообороны были убиты вашими солдатами при побеге, а ещё несколько были ранены. Раны у многих очень тяжёлые. Я считаю, что весы были сбалансированы.       – Вы неправильно поняли меня, гражданин Сугавара, я не желаю, чтобы кровь уравновешивала весы, я просто хочу знать, что люди, с которыми я буду вести переговоры, будут заслуживать доверия. Мои люди пошли к вам с верой в лучшее, но их вера в вашу добросовестность была предана. Теперь же вы пришли на территорию Союза говоря, что вы очень доброжелательны в своих намерениях. Я просто желаю знать, что, если мы достигнем взаимопонимания, оно будет поддерживаться настолько хорошо, насколько мы оба способны?       – Я могу гарантировать, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы убедить вас, что так и будет.       – Хорошо. Это всё, что мне нужно было знать. Если вы беспокоитесь о каком-то возмездии, то можете оставить эти страхи. У меня нет желания делать врага из нации Японии или её союзников. Я согласен, что обе стороны могли бы лучше всё обработать и осмыслить, но отсутствие связи привело к этому печальному итогу. Если вы придерживаетесь того же мнения и можете заверить меня в том, что ваше правительство больше не будет обострять эту ситуацию, то мы сможем продвинуться в решении этого вопроса.       – Я рад это слышать. Япония – не та нация, которая ищет конфликт, особенно когда обе наши страны попали в этот мир в результате трагедий. Было бы бесчестно добавлять ещё одну трагедию в этот список.       – Что ещё вы хотели?       – Это так очевидно? – спросил Сугавара.       – Крайне очевидно.       – У моего правительства есть приглашение в Парламент для нескольких военнослужащих в связи с инцидентом, связанным с побегом и нашими военными.       – Хорошо, но как это должно беспокоить меня?       – После инцидента на Алнусе темой обсуждений стала гибель персонала Сил самообороны Японии, а также КМП США. Я бы хотел пригласить вашего офицера, старшего лейтенанта Феликса Волкова, присутствовать и дать показания. Если бы он приехал и рассказал, что произошло, это помогло бы уменьшить беспокойство моего правительства.       Александров нахмурился и сделал глоток, прежде чем ответить.       – Эта просьба делает меня довольно… подозрительным, гражданин Сугавара. Откуда я знаю, что ваши спецслужбы не будут пытаться посадить или преследовать моего офицера, пока он будет находиться в Японии? Как только он пройдёт через ваши Врата какова вероятность того, что вы его не задержите, чтобы иметь козырь против СССР?       – Я могу вас заверить, что он будет иметь дипломатическую неприкосновенность и защиту, будучи гостем в Японии. Как только он закончит давать показания, он будет свободен вернуться.       – Понятно. Я склонен согласиться с этой просьбой, если вы сначала согласитесь с некоторыми из моих.       – Какими именно?       – Два советских солдата мертвы. Некоторые члены Политбюро по понятным причинам расстроены и хотят ответов. Я предлагаю в обмен на то, чтобы мой человек выступил перед вашим Парламентом, он взял с собой троих своих людей, а я, вы и трое ваших сопровождающих выступим перед Политбюро и объясним, что произошло. Четыре человека с каждой стороны выступят перед руководящими органами другой и убедят их в том, что произошедшее было досадным недоразумением, но только этим и не более того. Посещение высшего органа власти и возвращение тел погибших. Это мои условия, вы их принимаете?       – Я принимаю эти условия в интересах цивилизованного решения конфликта.       – Отлично. Должен признать, что я испытываю осторожный оптимизм в отношении этих усилий, которые мы предпринимаем. Надеюсь, мы сможем разрешить любые будущие споры, подобные этому, исключая все возможные человеческие жертвы.       – Я тоже на это надеюсь. Есть ещё кое-кто из нашей группы, что хотела бы встретиться с вами, генерал.       – Да? Кто бы это мог быть?       – Её зовут Пина Ко Лада, она – принцесса Империи и глава рыцарского ордена. Я полагаю, что она хочет обсудить с вами условия мира, – сказал Сугавара, отмечая выражение неудовольствия на лице Александрова.       – Нет. Мне не особо нравятся всякие "благородия", но сейчас не время это обсуждать. Теперь, когда мы пришли к удовлетворительным выводам, полагаю, что мы можем перевести наш разговор в другое русло. Также я хотел бы пригласить вас поужинать со мной сегодня вечером.       – Мне было бы очень приятно присутствовать, генерал.

ХХХ

      Ианта говорила на многих языках (на самом деле на четырёх), но при этом её эльфийский был паршивым, хотя "паршивый" – выражение довольно мягкое. Таким образом, она улавливала, может быть, одно слово из десяти, а порой и то меньше, поскольку две эльфийки быстро говорили, хихикая, как давно расставшиеся друзья, делясь секретами и шутками. Это продолжалось уже на протяжении десяти минут и Ианта начинала становиться очень раздражённой. Предполагалось, что она будет учить русский язык, но вместо этого она ждала, когда Луэлла и эта Тука снизойдут наболтаться. Они сидели на открытом травянистом поле, которое Советский Союз использовал для физической подготовки, и за ними наблюдала пара советских солдат. Не слишком бросаясь в глаза, но они явно следили за ними.       – Так в твоей деревне никто не учил тебя играть на музыкальных инструментах или делать что-нибудь ещё? – поражённо спросила Луэлла.       – Нет, мы верим, что изучение чего-то самостоятельно позволяет каждому испытать это по-своему. Если бы все повторяли друг за другом, где бы был творческий подход?       – Я никогда не думала об этом раньше. Должно быть, потребуется много времени, чтобы научиться делать что-то, если тебя никто не учит. Разве это не расстраивает?       – Время от времени, но это скорее относилось к пути, а не цели. Были времена, когда я хотела бросить эту арфу так далеко, как могла, но я научилась терпению и со временем я стала достаточно умелой, чтобы выступать перед другими. А ты умеешь играть и на каких инструментах, Луэлла?       – Ну, не очень хорошо. Мне очень нравится петь, и другие говорили мне, что я в этом хороша. Кроме того, я думаю, ну, я действительно хороша в магии, – пробормотала Луэлла, краснея и играя со своими волосами.       – Правда? Я в основном занимаюсь магией духов, а какие виды магии тебе известны?       – Ну, думаю, я знаю магию исцеления и остального понемногу.       – Остального? – задала Тука насущный вопрос.       – Ну, всё – от духовной до элементарной магии. Тиранниэль, целитель нашей деревни, однажды пригласила меня на испытания, чтобы узнать, каковы мои силы. Она сказала мне, чтобы я использовала как можно больше энергии и попыталась вырастить деревце. У большинства едва вырастал маленький кустик или что-то в этом роде, а у меня… больше.       – Больше?       – Ну, я не знаю, стоит ли мне говорить об этом, я пообещала Тиранниэль, что никогда не буду об этом даже заикаться. Но я думаю, что могу сказать тебе, что я была другой, когда родилась. "Отмеченная магией" – так кто-то из моих родственников сказал мне.       – Ты имеешь в виду свои фиолетовые глаза?       – Да. Они немного странные, правда?       – Нет, я думаю, что они красивые, как и ты.       – О, х-хорошо, спасибо, Тука, я… я думаю, что ты тоже красивая, – запинаясь, ответила маленькая эльфийка, быстро покраснев от комплимента.       – Ты такая милашка, – хихикнула Тука, лениво играя с прядью волос Луэллы. Этого было достаточно, чтобы Ианту заметили, и та задала вопрос о том, что сейчас происходило.       – О, ну, я не знаю, – пробормотала Луэлла, краснея, – о, кстати. Я слышала, что ты, может быть, захочешь жить со мной и моей деревней так как, ну, ты знаешь. Мы были бы счастливы, если бы ты жила с нами, мы бы относились к тебе как к семье и у нас есть домик для тебя про запас, если хочешь переехать.       – Переехать в твою деревню? Это звучит хорошо, но я не могу оставить своего отца в одиночестве на Алнусе. Клянусь, я не знаю, где он пропадает так много времени, но его почти никогда не бывает. Когда он мне нужен, я никак не могу его найти, – весело сказала Тука.       – Твой отец выжил? О, это прекрасная новость! Вы оба должны приехать и жить с нами. В Деревне Скрытой Поляны всегда рады видеть наших родственников. Я опасалась худшего, когда они говорили, что ты – единственная выжившая.       – Единственная… кто выжил? Нет, мой папа тоже жив.       – Я знаю, и это так здорово! Я знаю, что тебе не нужно сразу говорить «да», но, если ты и твой отец захотите, вы можете приехать и жить со мной, если тебе не хочется селиться в пустой домик. Я знаю, что иметь своё собственное пространство – это хорошо, но я всегда хотела соседку по дому с тех пор, как съехала из дома родителей.       – Ну, сначала мне нужно поговорить с отцом, но я хотела бы узнать тебя поближе, но уверена, что он скажет «да».       – Надеюсь, он это скажет. Знаешь, я восхищаюсь тобой, Тука. Пройдя через всё, что с тобой приключилось и остаться такой, какой ты была раньше… Я бы так не смогла. Я думаю, что я бы сломалась, я просто не могу себе представить, что мне нужно пройти через это. На самом деле меня пугает необходимость даже думать о чём-то сродни тому, что случилось с тобой. Я надеюсь, что ты не думаешь, что я ничего не чувствую и поднимаю что-то болезненное для тебя, говоря это.       – Нет, всё в порядке. Честно говоря, я никогда не думала о необходимости проходить через это. Мой папа и я всегда были очень близки, и он очень помогал мне во всём. Без него я бы сошла с ума.

ХХХ

      – Прежде чем мы начнём, я хотел бы спросить, не хотите ли вы какие-нибудь закуски? Возможно, что-нибудь выпить?       – Нет, генерал, я в порядке, спасибо, – сказала Пина, изучая человека, который командовал Красной Армией, как они себя называли.       Он был человеком, вступившим в свои последние годы, но он всё ещё казался здоровым и сильным, со шрамом, бегущим по лбу, говорящим о боевом опыте. Он казался скромным в своём одеянии, как и японцы, отказываясь от дорогих мехов и украшений ради простой одежды с лентами на форме. Практичность превыше помпезности. Однако его стекловидно-чёрного цвета сапоги были отполированы до зеркального блеска, а руки генерала были не такими мягкими, как у некоторых имперских генералов. Они принадлежали человеку, который был готов делать что-то своими руками.       Сама Пина оделась в формальную тогу с одним плечевым ремнём и тиарой. Она предстала пред генералом в том же виде, что перед имперским сенатом или императором. Бозес не разрешили пойти на встречу, так что в комнате с большой и очень подробной картой Империи и окружающего континента на стене рядом со столом генерала присутствовали только Пина, генерал и переводчик. Чем больше было расстояние от горы Рубикон, тем проще становилась карта, хотя детальности при этом не теряла.       – Очень хорошо, но я выпил бы чаю. Надеюсь, вы не возражаете. Теперь принцесса, гражданин Сугавара сказал, что вы достаточно высокого ранга в Империи и претендуете на трон, правильно? Вы – дочь Императора?       – Да, я принцесса Пина Ко Лада, дочь императора Мольта и командир рыцарского ордена Розы, – сказала Пина, опустив часть про то, что она дочь наложницы.       Казалось, что эльф очень быстро переводил, что позволяло Пине и генерал-полковнику Александрову общаться почти так же, как если бы они разговаривали друг с другом, а не через переводчика.       – Понятно. Как вам известно, СССР и ваша Империя находятся в состоянии войны. Войны, которую вы начали. Таким образом, вы являетесь вражеским политическим лидером. Дипломатом, но всё ещё врагом. Однако у нас есть определенные правила, благодаря которым в такие времена мы можем вести переговоры с дипломатами. Поэтому, пока вы находитесь здесь, вам будут предоставлены все удобства и привилегии, которые мы предоставляем всем таким дипломатам. Вам не будет причинён вред, вас не будут преследовать, хотя мы не позволим вам задокументировать план нашего лагеря и более уязвимых районов. Когда наша беседа подойдёт к концу, вам будет разрешено вернуться без конвоя к месту пребывания. Именно так ведёт себя цивилизованная нация, даже когда ведёт нецивилизованные действия, такие как война. Вы согласны?       – Да, я согласна, и я хотела бы ещё раз поблагодарить вас за то, что вы пригласили меня и моего вассала. Я сожалею, что нам приходится встречаться при таких обстоятельствах, и я надеюсь, что мы сможем прийти к какому-то взаимовыгодному соглашению.       – Как и я, хотя я не могу не задаться вопросом о том, что вы хотите сделать. Вы предлагаете мне мирный договор или просто пытаетесь заключить со мной сделку? – спросил Александров, поднимая бровь, – я действительно надеюсь, что вы простите мою довольно прямолинейную натуру, принцесса, но это происходит от того, что я военный.       Было что-то в том, как генерал сказал "принцесса". Как будто слово это словно значило «горький» или «гнилой фрукт», который он заставлял себя глотать, ненавидя каждый такой момент. Его челюсть также была тверда, как будто он разговаривал с кем-то, кто его совершенно не заботил, но делал это просто потому, что этого от него ожидали. Пина продолжала так, словно она этого не заметила.       – Нет, мне очень нравится откровенность, и я надеюсь, что такая прямолинейность приведет к тому, что эта встреча принесёт свои плоды. Если отвечать на ваш предыдущий вопрос, то мой ответ – да. Я надеюсь, что между СССР и Империей может быть достигнут мир. Инцидент с участием вашей страны не был тем результатом, которого мы хотели достичь. Это была ошибка, когда дерзкие легаты попытались сделать себе имя и начали несанкционированное вторжение, что из-за положения их семей привело к официальному заявлению о войне между нашими народами. По моему мнению, продолжение такого необдуманного конфликта наносит вред обоим нашим великим нациям, а его продолжение не отвечает нашим интересам. Мы можем получить больше, чем будем иметь поодиночке, работая вместе и продвигаясь вперёд как друзья вместо того, чтобы сражаться друг с другом в бессмысленной войне. Что мы могли бы быть намного лучше как друзья, а не враги. Это то, во что я верю.       – Отлично сказано, юная леди, я считаю, что должен с этим согласиться. Я тоже желаю, чтобы борьба закончилась на благоприятных условиях. Но чтобы был мир, я боюсь, что придётся пойти по пути репараций, – сказал Александров, поглаживая подбородок, словно что-то созерцая, – видите ли, когда ваши войска прошли через Врата, они убили почти тысячу советских граждан и ранили многих других в результате подлого и жестокого нападения. Подобные вещи не могут быть просто забыты и прощены народами Союза. Это было бы политическим самоубийством для моего правительства, а также плохим оправданием всех ресурсов, потраченных на такой мизерный результат. Тогда возникает вопрос о средствах, потраченных на защиту нашего Союза. Это должно быть что-то существенное. Вы представляете расходы на содержание и обеспечении этой армии?       – Я уверена, что за мир между нашими народами можно что-то заплатить, – сказала Пина, цепляясь за готовность генерала договориться о мире, – конечно, я должна была бы доложить об этом Императору, но я уверена, что о таком не может быть и речи. Жест доброй воли с вашей стороны будет иметь большое значение для достижения такого соглашения, если я могу быть настолько смелой, чтобы сказать это императору.       – Вы можете. И что же это был бы за жест?       – Сокращение количества ваших сил в Империи. У вас здесь много тысяч человек и много оружия. Конечно, если вы уменьшите количество, вы дадите сигнал о готовности договориться о мире. Искренность, которая во многом помогла бы и Императору, и сенату. Это будет восприниматься как оливковая ветвь, протянутая в знак дружбы. Это убедит многих в сенате в искренности вашего желания.       – Что-то в этом роде определённо не выходит за рамки дозволенного, – сказал Александров, потягивая чай, – Что же вы предлагаете?       – Ну, я здесь ограничена, но я считаю, что сокращение вашей армии на треть и отправка собственной делегации вместе со мной в столицу сделало бы многое для заживления ран, созданных этим конфликтом, и позволило бы нашим лидерам встретиться с более холодной головой. Без оружия, конечно, – добавила Пина.       – Ясно, – сказал Александров, допивая чай, – Простите, я хотел бы налить ещё одну чашку, – Александров встал с места.       – Конечно, – сказала Пина.       – Знаете, вы мне нравитесь, принцесса, – сказал Александров, наливая в чашку ещё чая из небольшого горшка, – похоже, что вы неплохо образованы и глубоко заботитесь о своей Империи. Я восхищаюсь верностью и убеждённостью в людях и нахожу вашу инициативу начать дипломатические процедуры свидетельством вашего желания завершить конфликт. Рискнув своей личной безопасностью, вы пришли прямо в сердце лагеря врагов, о которых вы ничего не знаете – это положительно сказывается на вашем образе. Это не то, чего я ожидал бы от принцессы или аристократки. Я уважаю это.       – Спасибо, генерал, вы тоже кажетесь честным человеком с добрыми намерениями, который готов отложить обиды и думать со спокойной головой. Это хорошо говорит о вас и вашем правительстве, – ответила Пина, заставив Александрова усмехнуться.       – О, я бы не делал таких далекоидущих выводов, принцесса. Я – солдат, и поэтому я сделал убийство своей профессией, в которой неплохо преуспел. Однако мне нравится думать о себе как о прагматичном и мирном человеке. Я не сражаюсь дольше, чем должен сражаться. Убиваю не больше, чем мне нужно убить. Если бы Москва отдала приказ, я бы завтра же покинул эту базу. Я не ненавижу вас или вашу Империю, я просто делаю так, как мне приказано.       – Так же, как и все хорошие солдаты, даже если они находят неприемлемым то, что они делают. В этом отношении вы ничем не отличаетесь от легатов Империи, но я говорю это с высочайшей похвалой. Я уверена, что вы очень порадовали Москву, а мой собственный сенат будет рад узнать, что вы мыслите такими категориями и стремитесь к миру.       – О, они наверняка согласятся с тем, как я намерен достичь мира, – сказал Александров, потягивая чай, прислонившись к своему столу и глядя на принцессу.       – Я не могу сказать вам, как я рада слышать то, что вы сказали, генерал, – сказала Пина, вздохнув с облегчением, – Я надеюсь, что через некоторое время мы сможем договориться о возвращении пленных, которых вы схватили во время этого необдуманного нападения на вашу территорию. Однажды я надеюсь, что мы можем смотреть на произошедшее, как на недоразумение. Я могу просить у вас разрешения передать то, что вы сказали императору и сенату?       – Конечно, я хочу, чтобы всё, что я скажу здесь, было услышано вашим правительством в точности до последней буквы, но я ещё не закончил говорить. У Москвы есть только одно требование в обмен на мир. Если это условие будет выполнено, то военные действия немедля прекратятся и вам больше нечего будет бояться CCCP.       – Конечно, назовите его, – сказала Пина, воодушевленная тем, как проходила встреча. Всё шло намного лучше, чем ожидалось, переплюнув даже её самые смелые фантазии. Она была готова предложить очень многое даже этому человеку. Рабы, земля, титулы, взятки – но теперь она была рада, что не сделала этого. Генерал казался человеком, который бы сильно оскорбился на такое предложение.       – Единственное, чего на самом деле хочет Москва – это вашей безоговорочной капитуляции и подчинения CCCP. Обсуждать что-то меньшее смысла не имеет, – сказал Александров, спокойно потягивая чай.       – Но генерал, вы же сказали, что хотите мира! – воскликнула Пина. В её животе свернулся холодный комок ужаса.       – Да, и я всегда получал мир. Видите ли, Союз не привык быть под пятой империалистов-разжигателей войны. В нашей истории был ряд людей, которые рассматривали нас как низших или отсталых, пытались завоевать и убить нас. Захватить для себя наши земли и имущество. В некоторых случаях полностью искоренить нас за то, что, по их мнению, мы – «недочеловеки». В каждом случае нам всегда удавалось заключить мир посредством полного поражения наших врагов и подчинения их нашей воле. Я сказал, что довольно прямолинеен в своих речах, и поэтому я не собираюсь подсластить эту горькую пилюлю, принцесса. Во имя мира мы требуем безоговорочной капитуляции, земельных контрибуций, доступа к ресурсам и всему тому, что ещё моё правительство посчитает желаемым, а также, безусловно, уничтожения рабства и феодальной системы власти.       – Н-но ни сенат, ни Император никогда не примут безоговорочной капитуляции, это просто невозможно! Они соберут ещё одну армию, ещё большую, чем раньше! Генерал, господин мой, вы что, желаете больше бессмысленных смертей и насилия?       – Принцесса, пожалуйста, никогда больше не называйте меня господином, и нет, я не хочу большего кровопролития. Я искренне желаю, чтобы эта война закончилась, ибо я ненавижу ненужные убийства и смерти. Честно говоря, иногда я нахожу это отвратительным, но это не значит, что я не обагрю землю вашей кровью, если вы встанете наперекор. Есть причины, по которым Москва никогда не пойдёт на переговоры с вами. Причины идеологические, но у меня нет времени или желания объяснять их вам, а есть и практические, о которых я вам поведаю. Знаете ли вы, скольких людей мы потеряли, отражая атаки вашей армии наемников и ополченцев?       – Нет, – сказала Пина, её голос отдавал той же пустотой, что она чувствовала внутри себя.       – Ни одного. На самом деле ваша армия, состоящая из более чем 150 000 человек, так и не дошла полкилометра до нашей внешней линии обороны. Мы уничтожили её задолго до этого. Для нас это было ничто. За исключением этого, артиллеристы попрактиковались в стрельбе по мишеням. Таким образом, у нас нет оснований вести переговоры иным образом, кроме как с позиции абсолютной силы. Вы нам не ровня, и я не буду притворяться, что вы что-то значите. Но с другой стороны есть то, как ведёт себя ваша Империя. Она выглядит экспансионистской и агрессивной, завоёвывая более слабые государства и территории, включая в свой состав или делая своими колониями. Порабощая целые расы и народы, лишая их свобод и простого человеческого достоинства. Я нахожу такое положение дел недопустимым, как и большая часть мирового пролетариата. Вы это отрицаете?       – Нет, не буду отрицать, но я должна сказать, что Империя начинает войны на упреждение, чтобы устранить любые угрозы для себя. Уже давно нас захватывали варвары и они до сих пор совершают набеги в самых дальних уголках наших владений. Они убивают мужчин, которых им не нужны в качестве рабов, сжигают дома, насилуют женщин и совершают ужасные злодеяния над детьми. Из этого мы поняли, что, если хотим жить в мире, то мы должны первыми напасть на тех, кто может нанести нам вред до того, как у них появится возможность поступить так же с нами. При этом мы строим дороги, школы, акведуки и доставляем лекарства тем, у кого до прихода наших легионов не было ничего подобного. Империя – маяк надежды и прогресса в этих землях. Мы приносим процветание и знания тем, кого мы берём в состав наших владений. Вы это отрицаете?       – Конечно, я понимаю ваши аргументы, принцесса, они логичны для уровня развития вашей цивилизации. Но теперь позвольте мне сказать вам кое-что. Вы примитивны по сравнению с нами. В глазах наших людей варварами являетесь вы из-за учинённой вами бойни в Киеве. Ваша система управления есть зло. Вы – угроза безопасности нашего народа, хоть и не столь значительная. Следуя вашей логике, я должен вести войну до тех пор, пока полностью не покорю Империю и её народы, избавившись от всяческой аристократии, которое я и моё правительство считает злокачественными опухолями? Я полагаю, что в данной формулировке я углубляюсь в область идеологии, но Красная Армия была основана с желанием освободить русский народ от буржуев, капиталистов и тех, кто считался нашими владыками. От людей, которые к нам относились не лучше, чем к предметам быта. Нас бросали в бой, чтобы мы умирали во имя тех, кому было наплевать на наше бедственное положение. Мы сбросили оковы, чтобы положить конец страданиям нашего народа, которые навлекли на нас небрежные дворяне, создающие лучшую жизнь только для себя. Что, могу добавить, мы с успехом сделали. Поэтому теперь, когда на нас нападает другая нация, которая так похожа на царскую власть, которая так плохо с нами обращалась, мы не склонны давать вам выйти сухими из воды.       – Генерал, я понимаю, о чём вы говорите, и, учитывая вашу позицию сравнение напрашивается само собой, но оно не связано с обстоятельствами. Я признаю, что не до конца понимаю, почему вы так презираете Империю и Императора, но, пожалуйста, позвольте мне объяснить наши деяния. Если бы мы знали степень цивилизованности вашей нации, то мы бы использовали слова, а не клинки при нашей первой встрече. Мы привыкли что на новых землях, которые мы находим, обитают варвары, которые не знают ничего, кроме насилия и разврата. Мы встречали тех, кто под маской лживой дружелюбности хотел принести наш народ в жертву своим богам. Чтобы выжить, нам пришлось, как вы и сказали, в некоторой степени стать варварами, но это было только для упрочнения защиты внутреннего ядра нашей Империи. Империя справедлива, она предоставляет товары, услуги, верховную власть и защиту людям под своим началом. Признаю, система не идеальна, но это то, что должно быть, дабы выжить в окружающем нас мире. Если бы люди Империи сбросили руку верховной власти, а также наши культуру и образование, мы бы не продержались и года. Если бы мы прекратили посылать наши легионы в земли диких племён, то они бы продолжали совершать набеги на нас и в конечном итоге осмелели бы настолько, что всерьёз начали вторжение. Мы допустили ошибку, которую, умоляю вас, позвольте исправить мне. Я с радостью предоставлю всё, что в моих силах, чтобы вы дали мне эту возможность. Даже если ценой будет моё собственное тело.       – Принцесса Пина, я понимаю вашу заинтересованность в мире, но, пожалуйста, не унижайтесь до такой степени. Я вас уважаю за готовность на такие жертвы, но даже по моим меркам это чересчур.       – Я уважаю себя, генерал, но я больше люблю Империю. Я сделаю всё для этого, стерплю любое испытание. Пожалуйста, прошу вас, генерал Александров из Красной Армии, на коленях умоляю, закончите эту войну. Покажите себя великодушным при победе и позвольте Империи остаться единой. Мы дадим вам земли, деньги и титулы, но мы не можем согласиться на то, о чём вы просите. Мой отец никогда не согласится на это, – сказала Пина, покидая кресло и опускаясь на колени перед Александровым, склонив голову в подчинении, – Генерал, прошу вас, будьте милосердны.       – Вы просите милосердия, которое я не могу вам дать, принцесса. Между нами не будет мира, только война. Я вижу крайне мало факторов, которые могут это изменить.       – Генерал, прощу вас, пожалуйста, передумайте, – умоляла Пина.       – Я не могу. Теперь боюсь, что, если вы не готовы на безоговорочную капитуляцию, то нам более нечего обсуждать. Берегите себя, принцесса.

ХХХ

      – Я бы хотела яблоко.       – Я бы хотела яблоко, – медленно повторила Ианта, выдавливая иностранные слова и гласные с кончика языка, словно они вонзились острыми каблуками в землю и делали всё возможное, чтобы помешать любым попыткам произнести слова должным образом.       – Отлично, у тебя хорошо получилось, Ианта, – ободряюще сказала Луэлла. Эльфийка оказывала моральную поддержку на протяжении всего занятия.       – Да, но с ужасным акцентом, а ещё я знаю, что забуду все эти слова уже завтра, – проворчала Ианта.       – Я уверена, что у тебя всё получится лучше, чем ты думаешь. Это не соревнование и чем больше ты используешь выученных слов, тем лучшего результата добьёшься. Просто начни говорить по-русски при любом удобном случае и, я уверена, что ты выучишь его в кратчайшие сроки. Кроме того, ты очень умна, поэтому я знаю, что ты можешь это сделать.       – Спасибо. Твоё одобрение крайне ценно, хоть твоя вера может быть излишней.       Ианта и Луэлла расположились на травянистом поле, которое не предназначалось в лагере "Жуков" для спорта и отдыха. И пусть поле было неподготовленным для всяческих посиделок, трава была равномерно срезана, а всяческие кусты и деревья были выкорчеваны с корнем.       Луэлла снова была одета в пёструю одежду Советов, в то время как Ианта была в своей одежде из чёрной драконьей кожи, её облегающая рубашка была лишена рукавов, так что мускулы, заработанные в течение многих часов строгих тренировок, были открыты всем на показ и в настоящее время держали голову наёмницы подальше от травы.       – Не думаю, что моя вера в тебя излишня, я уверена, что всё выучишь в кратчайшие сроки. Кстати, ты пробовала эту штуку под названием шоколад? – спросила эльфийка, предлагая Ианте коричневый квадратик.       – Нет, не пробовала, – призналась наёмница, усаживаясь прямо и принимая предложенный шоколад.       – Ну как, нравится?       – Мило, – ответила Ианта, держа шоколадку во рту, словно лимонную дольку, – Но слишком сладко по моим меркам.       – Ну, я тоже думаю, что это лакомство не для всех, – сказала Луэлла, наблюдая, как Ианта, словно борется с шоколадным квадратиком, прежде чем, наконец, с гримасой проглотить его.       – Так, когда лейтенант собирается отправиться на другое задание? Моя рука, что держит меч, начинает становиться дряблой.       – Я слышала, что завтра.       – Правда? Это отличная новость, – сказала Ианта, глаза которой загорелись от волнения, – Моё новое снаряжение ещё не готово, но у меня есть стальной меч, а также несколько копий и лук, поэтому я не буду бесполезна. О, и у меня есть рубашка, чтоб приодеться. Скажи мне во сколько лейтенант хочет, чтобы я вставала?       – Ну… мы вроде как не едем, – сказала Луэлла с нервной улыбкой.       – Ась? – встрепенулась Ианта.       – Да, на задание отправится только он и несколько его людей вместе с японцами. Хм, Ианта? – спросила Луэлла, замечая, как наёмница активно работает челюстью, как будто собираясь пережевать свою щёку.       – Это, блять, глу-у-у-у-упо! – выпалила наёмница, вскочив на ноги, – Меня чуть не убила эта чертовка-апостол, пока я спасала его, а он хочет вернуться туда? Может мне стоит головой помотать, чтобы послушать, не гремит ли что-нибудь внутри!       – Ианта, тебе нужно успокоиться.       – Не говори мне "успокойся"! Не сейчас, когда жизнь моего сеньора опять находится под угрозой.       – На, держи немного шоколада.       – Мне не нужен никакой чёртов шоколад, я хочу придушить своего сеньора! – вздрогнула Ианта, сжав кисти перед собой, словно она схватила за горло некоего офицера, – Клянусь богами, он пытается так изощрённо убить себя!       – Но всё будет в порядке, по договору ему обещан иммунитет. Они не могут причинить ему вред.       – Это правда? – спросила Ианта, медленно опуская руки после некоторых размышлений.       – Да. Они не причинят ему вреда, а он и его люди будут вооружены. Они будут в безопасности.       – Это обнадёживает, но я должна пойти с ними. Луэлла, я понимаю, что ты обычно не делаешь ничего подобного, но знаешь ли ты, кого мне придётся подкупить, чтобы поехать вместе с лейтенантом?       – Что?! – пискнула Луэлла, широко раскрыв рот, – Т-ты не можешь этого сделать. Красная Армия… сам генерал дал на это добро. Даже заикаться о таком не думай. Если ты попытаешься дать советскому солдату деньги в обмен на услуги, то у вас обоих будут серьёзные проблемы. По крайней мере, тебя бы выгнали прочь и, ну, я бы по тебе скучала.       – Я тоже буду по тебе скучать, – сказала Ианта, застигнутая врасплох признанием Луэллы, – Но факт остается фактом – я должна быть с лейтенантом.       – Я знаю, что ты должна быть его мечом и щитом, но разве ты не должна повиноваться и своему господину? Я имею в виду, что, если он того хочет, ты можешь просто подождать здесь, пока он не вернётся, правильно? Просто он так же должен повиноваться своему начальству.       – Маленький эльф, у тебя странный способ успокаивать других, ты это знала?       – Ну, мне всегда говорили, что я хорошо лажу с детьми. Всё, что нужно – так это немного терпения и понимания.       – Ты… а, не бери в голову, – сказала Ианта, решив не задавать вопрос. Скажи ей это кто-нибудь другой, то она бы восприняла это как личный удар, но от эльфийки… она не была готова так сильно грузить себя размышлениями, – Луэлла, что бы ты сделала, если бы не могла вернуться домой?       – Но я могу, это прямо там, – простодушно сказала эльфийка, указывая на далёкий лес.       – Хорошо, но что, если бы ты не могла?       – Почему не могу? Это не очень далеко…       – Чёрт побери, Луэлла, притворись, что не можешь!       – Л…ладно.       – Извини. Но что бы ты сделала, если бы не могла пойти домой?       – Ну… полагаю, я бы продолжала работать на Советы. Мне было бы грустно, очень грустно, но я бы постаралась двигаться вперёд, к самому лучшему.       – А потом, если бы появился шанс на возвращение, что бы ты сделала для этого?       – Ну… я думаю, я бы сделала всё, – тихо сказала эльфийка, играя с травинкой. Ианта поняла чувства Луэллы по этому поводу, почему она внезапно стала такой мрачной. Эльфы – высшие и лесные – были расами внутри своей расы. Они могли (а некоторым казалось, что им это по силам) жить вечно. День для эльфов проходил словно мгновение ока. Год был, возможно, равен такому отрезку времени, что вы себе не могли вообразить. Они были, по сути, бессмертны. И всё же они были существами, которые жаждали компании и общения с другими. Для них это было необходимо, как воздух. Но кто может быть их спутниками, когда они навсегда остаются молодыми, а всё вокруг стареет и меняется? Они могли наблюдать, как бесплодные равнины превращаются в могучий лес, а затем смотреть, как этот лес вырубается и превращается в могучее королевство. Наблюдать, как его потомки поднимаются и становятся процветающими и могущественными, прежде чем рухнуть, и могущественное королевство снова превратится в бесплодные равнины. А эльфы были единственными свидетелями произошедшего.       В некотором смысле, бессмертие эльфов было проклятием и благословением. Они были свидетелями истории, но они были одинокими свидетелями. Они были единственной константой среди движущихся песков времени. Независимо от того, как сильно они что-то любили, как бы сильно они ни лелеяли что-то, в конечном итоге это стиралось с лица земли. Единственное, что у них было и могло длиться вечно, это сородичи. Быть изгнанным из семьи, без возможности вернуться, означало бродить по миру в одиночестве. Ианта не хотела расстраивать эльфа этой мыслью, но она должна была заставить её войти в своё положение.       – Ты когда-нибудь была в Мессалоне, Луэлла?       – Нет.       – Это остров, а точнее островная гряда. Это центр торговли, место встречи почти всего мира. Торговцы со всего моря привозят специи, ткани и ярких птиц, подобных которым ты никогда не видела. Их одежда странна, а обычаи и необычны, и одновременно заманчивы. Вода не просто голубая, а кристально голубая, такая, которую можно увидеть у дна, а купаться можно хоть целый день. Пляжи – это мелкий белый песок, мягкий, он почти массирует твои ноги во время ходьбы. Дни долгие и тёплые, но не жаркие. Ты можешь носить всё, что пожелаешь, а если и идёт дождь, то он никогда не длится долго. В каждом дворе растёт персиковое дерево. Жители выращивают фрукты круглый год, и они вырастают размером с твой кулак. Персики почти лопаются от сока, ты можешь сорвать их с ветки, когда гуляешь. Это мой дом, там я выросла, там остался мой отец и туда я не могу вернуться. Мне не разрешат вернуться, пока я не восстановлю свою честь. Мне нужно быть с Волковым куда бы он ни пошёл. Если он делает что-то важное, а меня там нет, будут шептаться, что он либо настолько мне не доверяет, чтобы я могла пойти с ним, либо я недостаточно умела или ценна, чтобы он взял меня с собой.       – Но это были бы просто слухи, – возразила Луэлла.       – Да, просто слухи, но они могут испоганить любую возможность для меня вернуться. Я – кенос, я – пустое место. Мои слова сейчас ни для кого ничего не значат. Только мои деяния могут спасти меня, только я сама могу сделать себя свободной. Вот почему я должна быть с лейтенантом и давить любые сомнения относительно моей чести. Мне нужно что-то, что докажет мне, что я всё ещё чего-то стою.       – Ну, может быть, есть один способ, – сказала Луэлла, задумчиво поджимая губы, – Я посмотрю, дозволено ли мне поехать с Волковым. Если получится, то я смогу убедить генерала Александрова позволить тебе пойти со мной. В конце концов, всякий раз, когда лесной эльф отправляется в далёкую страну, он всегда нанимает телохранителя. Культурный аспект, но ты могла бы стать этим телохранителем.       – Замечательно! – воскликнула Ианта, в результате чего миниатюрная эльфийка вскрикнула от удивления, когда серебристоволосая наёмница заключила её в объятья, – Боги сегодня на моей стороне, раз существует такой обычай! С каждым прошедшим днем я всё больше должна тебе, великий учитель. Как я смогу отплатить тебе?       – О, на самом деле тебе ничего не нужно делать для меня. Я просто рада помочь другу, – пробормотала Луэлла, сильно краснея.       – Как пожелаешь, учитель, но мне интересно, откуда взялся этот обычай? Я бы никогда не подумала о такой традиции у лесных эльфов.       – Ну, потому что его не существует в природе, но они-то этого не знают, – на лице Луэллы появилась стеснительная улыбка, когда она это сказала.       Примечание автора: читая о Римской империи, я с интересом отметил, что они никогда не видели себя агрессором ни в одной из своих войн. Они всегда видели все свои деяния как способ защитить себя от варваров или устранить угрозу до того, как она сможет проявить себя в полной мере. Поэтому я решил, что подобная точка зрения будет логичной для Империи чтобы объяснить, почему они поступили так, как поступили.       Кроме того, в течение месяца я сидел перед своим компьютером с 12 тысячами слов, но я так и не смог привести их в соответствие с требованиями, поэтому я просто вырезал кучу вещей, чтобы заставить сюжет двигаться быстрее, вместо того, чтобы делать ещё одну главу про то, как все возвращаются на Алнус. А ещё пару недель я люто упарывался Skyrim'ом.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.