ХХХ
– Благодарю, Фелиция, – сказал Паджари, делая заметки о новом растении, которое он обнаружил, и потягивая чай, который принесла ему Фелиция. Чёрный с одной чайной ложкой мёда, и она сделала его превосходно. Она и вправду казалась более полезной с каждым днем. Что-то вроде электрического удара прошло через него, вызвав онемение по всему телу. – Доктор…, – пробормотала Фелиция, в её голосе прозвучало опасение, а руки рефлекторно направились туда, где она обычно держала клинок. – Я почувствовал это, успокойся, – сказал Паджари, откладывая чай, который внезапно стал горьким, – Весьма интригующе, – продолжил он, взяв в руки почерневшую и усохшую луковицу цветка, которая всего лишь мгновение назад была полна жизни и имела твёрдую оболочку. Он немедленно вернулся к тому, чтобы делать заметки, его авторучка выводила его изысканный каллиграфический подчерк.ХХХ
– Я не знаю, о чём думает Политбюро, но это идиотизм, – сказал Александров в телефонную трубку, – Отправка западных репортёров в Фалмарт полностью поставит под угрозу нашу безопасность здесь. Они явно блефуют насчёт отправки сухопутных войск в Северный Вьетнам, если мы не сделаем этого! – выругался Александров, отрывая наполнившийся ужасным воем телефон от уха. Чувство страха охватило Александрова, словно тем утром, когда вторглись фашисты многие годы назад. В то утро он ничего не ел, его тошнило – настолько он был взволнован. Он вытащил пистолет из стола и передёрнул его затвор, прежде чем закрепить кобуру на своей талии. Он подошёл к окну в свой кабинет и посмотрел на лагерь. Как будто все только что остановилось. Солдаты стояли посреди дороги, парами или небольшими группами и смотрели вокруг, как будто ожидая увидеть что-либо. Грузовики остановились, водители покинули их и осматривались, как будто они что-то сбили. Никто из них не был одинок в своём занятии. – Всё в порядке, товарищ генерал? – спросил один из охранников Александрова с Калашниковым в руках, просунув голову в дверной проём. – Да, всё хорошо, – сказал Александров, но почему-то казалось, что он только что солгал этому человеку.ХХХ
– Сэр Итами, это результат землетрясения? – спросила Пина, выглядя даже более испуганной, чем несколько минут назад. – Да, не о чем беспокоиться, такое всё время происходит, – сказал Итами с тёплой улыбкой, немного посмеиваясь, чтобы успокоить принцессу, даже в тот момент, когда волосы на его голове встали дыбом. Его глаза встретились с глазами Шино, и они выказывали то же беспокойство, что и он, – Шино, отзвонись на Алнус и узнай, что всё ли там хорошо. Не хочется вернуться и узнать, что там всё стало плоским. – Так точно, сэр, – сказала Шино, сразу понимая реальную причину, по которой он хотел сделать радиозапрос. Из трущоб имперской столицы слышались крики и плач всех полулюдей. Как будто они чувствовали что-то худшее, чем землетрясение. Непроизвольная дрожь прошла через Итами, хотя ночной воздух был теплым, и он просто не мог избавиться от ощущения, как будто что-то… выключилось. Ему придётся спросить об этом Рори или Лелей, когда он вернется на Алнус. Но до тех пор у него была работа и он должен довести её до конца.ХХХ
Харон позволил им отдохнуть несколько дней, но утром третьих суток он заставил их собрать лагерь и пройти глубже в лес, пройдя там, куда они оттащили выкопанные обелиски. Их группа насчитывала около 300 человек – люди Октавиана, мессалонцы и несколько сатиров, которые всё ещё оставались с ними. – Ещё раз спасибо, мой господин, – сказала Калиста, легко шагая рядом с лошадью Октавиана. Раздвоенные копыта сатира хорошо подходили для здешних мест. – Не думай об этом, – сказал Октавиан, только чтобы получить улыбку сатира в ответ. Харон хотел Калисту чтобы… боги знают ради чего, но Октавиан сообщил апостолу, что она продала себя ему и что в данный момент он не может расстаться с ней. Он сказал Харону "нет", отказал ему и остался в живых. Калиста тоже была жива и не исчезла, как некоторые другие сатиры из их группы, когда Харон требовал их присутствия. Тропа сделалась узкой, сжимаемая со всех сторон густыми листвой и подлеском, хотя отправка вперёд драконов расширила тропу – они вырвали большую часть нависающих ветвей и раздавили большинство более мелких кустов. Теперь же путники пробирались сквозь расщепленную древесину и оставленную после них мульчированную листву. В воздухе пахло свежесрубленной древесиной и соком, но это был кислый запах гнили, который наполнил рот Октавиана горечью. Несмотря на всё это, настроение его людей и мессалонцев за долгое время сегодня улучшилось. Все они чувствовали это, конец их работы на Харона приближался и оттого они двигались только немного быстрее. – Мой господин, что это впереди? – спросила Калиста, указывая на отверстие среди листвы. – Я не знаю, – честно ответил Октавиан. Они покинули подлесье и столкнулись с какой-то горой. Нет, гора была неправильным словом. Скалистое образование простиралось вверх примерно на четыре этажа и имело пологий склон, высеченный на южной его стороне и ведущий ко входу. У входа в пещеру бдительно стояла витиеватая металлическая статуя с гигантским двуручным мечом. – Какое зло должно обитать в этом месте, чтобы даже трава здесь не росла? – раздумывала Калиста, собирая горсть сухой хрупкой грязи с земли. – Центурион. Скажи своей рабыне присмотреть за своим языком, а то его и потерять недолго, – отозвался Харон со своей обыденной искренностью и радостью, но уже не было способа скрыть недоброжелательность этого человека. Если он и вправду был всего один. – Мой господин, – пробормотал Калиста, делая шаг ближе к Октавиану и его лошади. – Центурион, подойди сюда, – сказал Харон, махнув рукой. – Август, позаботься о моей рабыне. – Да, центурион. Октавиан пришпорил свою лошадь, чтобы та перешла на рысь, и остановился рядом с Хароном. – Что вам угодно, мой господин? – Тебе это кажется слишком легким, центурион? – Господин? – Разве ты не веришь, что должен быть какой-то последний рубеж? Возможно, испытание? Это кажется слишком… простым. – Мой господин, должен признаться, что даже не знаю, что мы здесь делаем или какой цели стремимся достичь. Поэтому я не могу даже догадываться о том, с чем мы столкнёмся или какие испытания нас ожидают. – Ах, да. Я забыл, что оставил тебя в неведении обо всём этом, моя ошибка. Достаточно сказать, что мне нужно попасть в эту пещеру. После этого мне больше не понадобятся ни ты, ни услуги твоих легионеров. Не беспокойся и о своём маленьком питомце-сатире, я не настолько злопамятен, чтобы беспокоить её после того, как всё завершиться. – Это будет очень милосердно с вашей стороны, мой господин. Что требуется от нас в данный момент? – Может быть ничего, но построй своих людей в линию, так, на всякий случай, – словно про себя пробормотал Харон. Харон с массивной косой через плечо начал подниматься по склону к отверстию пещеры, осторожно оглядываясь вокруг себя. Он был на полпути ко входу, когда металлическая статуя задвигалась, сдирая мох и лишайники, которые выросли на ней, словно высвободив суставы от объятий единственной зелени на холме. – Стой, – сказало чудище глубоким, но громким голосом. Бронированная щель в его шлеме ожила и начала светиться синим светом. Конструкт был более пятнадцати футов в высоту, и каждая из его ног была шире человека, а может, даже двух, – Ты не должен… идти дальше,… апостол. – Ах, один из вас всё ещё здесь, хм? Я думал, что все реликвии золотого века эльфов исчезли. Скажи, огорчит ли тебя непреднамеренное служение тем, кто победил твоих хозяев, охранявших эту гробницу? – Твои слова…не заставят меня отказаться…от моего долга,…апостол, – гремела металлическая статуя, её голос звучал, как два бьющихся друг о друга валуна. Медленно и целеустремленно, как будто он должен был долго и усердно думать над словами, которые ему нужно было озвучить, – Моя единственная цель…охранять…эту гробницу…от таких, как ты. – Хм, тогда полагаю, тебе пора в отставку. НАВЕКИ! Харон рванул вперёд со сверхчеловеческой силой и скоростью, охватывая пространство, отделяющее его от конструкции в едином переплёте. Он ударил своей косой. В движении, сделавшемся ещё более впечатляющим из-за огромного размера, конструкт поднял свой большой меч и отбил удар апостола с ослепительной скоростью. Звук столкновения двух оружий был похож на удар валуна о стальные ворота. Харон был отброшен силой удара и кувыркнулся, прежде чем остановиться, его ноги высекли глубокие борозды в земле, когда его собственные силы погасили приданный его телу импульс. Он снова побежал вперёд, выставив перед собой свою огромную косу. Оружие закрутилось, но гигантский металлический конструкт с грохочущим лязгом выбил из рук оружие апостола и направил своё к Харону. Апостол поймал оружие, когда оно возвратилось к нему, и подпрыгнул высоко в воздух, обрушив сверху свою косу на металлический конструкт как до того делал. Он наткнулся на поднятый меч металлического гиганта, но прежде чем Харон успел отпрыгнуть, тот схватил апостола свободной рукой. С хрустом костей и брызгами крови гигант сокрушил апостола и бросил его тело и оружие обратно к Октавиану и его людям. Апостол обратился в кровавую кучу плоти и костей. – Он… он мертв? – спросила Калиста, её голос сочился надеждой. – Нет. Этого недостаточно, чтобы убить апостола, – сказал Октавиан и, конечно же, с хлюпаньями и треском восстанавливающихся костей изуродованный кусок плоти снова стал напоминать Харона. Апостол тяжело дышал с убийственным выражением разочарования и ярости на лице, когда он снова был прежним. – Знаешь, ты мог бы помочь, – сплюнул апостол. – Мой господин, что же мы можем сделать с чем-то подобным? – Попробуй убить его, глупец! – бушевал Харон, угрожающе размахивая своей косой. – Непременно, мой господин, – сказал Октавиан, поднося руку к груди – это салют и ясное осознание того, что последует из-за неподчинения, – Центурия, стройся! Луки к бою! ПЛИ! 99 стрел вылетели в металлического монстра из рядов легионеров у основания холма, и все они разбились, когда попали в конструкта. Гигант просто стоял неподвижно, даже когда другая волна стрел без помех долетела и разбилась об его бронированную фигуру. – Это…раздражает, – громыхнул великан, когда град стрел сошёл с него, словно дождь. Тем не менее, он не сделал никаких шагов, чтобы покинуть свою позицию на вершине холма. Стрелы только сдирали с него лишайники и мох, обнажая гладкий чёрный металл под ними. Гигант просто предпочитал оставаться там, где был, а не идти мстить. – Центурион, пусть ваши люди седлают своих лошадей и атакуют! – потребовал апостол. Его голос исходил гневом. – Мой господин, он сделан из металла. Металла, который, я уверен, прочнее, чем сталь наших мечей и копий. Нам бы понадобилось как минимум осадное снаряжение или молоты, чтобы просто попытаться нанести ему вред. Конечно, если он будет стоять на месте и позволит нам развалить его. – Я…не буду, – прогремел металлический гигант. – О, замечательно. Вы слышали, мой господин, он не будет стоять на месте и у него, кажется, очень хороший слух. – Именно, – прогрохотал гигант. – Так значит, ты не подчиняешься приказу, центурион? – спросил Харон, злобно улыбаясь. – Я не отдам своим людям приказа бросаться навстречу своей смерти, мой господин. Если вы сочтёте это неприятным, то можете разрубить меня и приказать моей замене провести атаку. Я просто умру на несколько мгновений раньше, чем мои люди. Октавиан ожидал, что Харон взаправду его разрубит и потому был приятно удивлён и шокирован, когда вместо этого апостол улыбнулся ему. – Ты прав, центурион, сейчас ты и твои люди совершенно бесполезны для меня. Считайте себя свободным от служения мне и моей защиты. Капитан! – крикнул Харон ожидающим мессалонцам, которые до сих пор были только наблюдателями в битве между Хароном и металлическим чудищем. – Да, милорд? – Пусть ваши рыцари нападают на существо. – Да, милорд, – ответил мессалонец, поднося кулак к груди в воинском салюте, прежде чем раздать приказы своим людям. Несколько резких команд и четвёрка драконов, которые принадлежали мессалонцам, начали рычать и шипеть на металлического гиганта на вершине холма. – Как…хлопотно, – прогремел гигант, когда двое драконов и их всадники улетели, а двое других приземлились на холм и зарычали на металлического конструкта. Их когти белого цвета слоновой кости вонзились в мёртвую почву. Один из драконов был золотой, другой красный. Они шипели, пока один кружил слева от гиганта, а другой справа. Грохотала сталь их боевых доспехов, становясь отзвуком их движений. – Человек…всегда так хочет…умереть, – прогрохотал гигант за мгновение до того, как его охватило красное и оранжевое пламя. Это был огонь дракона, что же ещё. Достаточно горячий, чтобы плавить сталь и в считанные минуты обратить дом в пепел. Или за несколько коротких выдохов превратить людей и зверей в обугленное мясо. Один из драконов, красный, прекратил изрыгать пламя, когда конструкт полностью занялся огнём, и издал триумфальный рев, победно подняв голову. Земля вздрогнула, когда металлический гигант рванул вперёд, из-за огня на поверхности его тела походя на летящий по воздуху факел. Дракон едва успел опустить голову, когда гигант атаковал его своим мечом, держа оружие обеими руками. Массивный клинок раздробил закованный в броню драконий череп, скользнул дальше по шее и убил рыцаря на спине, а затем пробил грудь зверя и ударил по земле одним выверенным ударом. С ужасающим рёвом золотой дракон вонзился в спину существа, как волк, напавший на оленя, и попытался вонзить зубы в металлическую шкуру гиганта. – Ты…НЕ ПОСМЕЕШЬ! – взревел великан голосом, который гремел как гром, отдаваясь в диафрагме Октавиана. Сначала он думал, что гигант просто злится на дракона на спине, но потом понял, что Харон мчится по склону холма к отверстию в скале. Металлический гигант потянулся назад одной рукой и схватил золотого дракона за шею, сжимая кисть с достаточной силой, чтобы вдавить внутрь броню вокруг горла дракона. Последовал страшный визг боли, заставивший Октавиана подумать, что дракон смог вырваться за мгновение до того, как был оторван от спины великана и отброшен на землю. Рыцарь был раздавлен весом своего дракона, в то время как само животное лежало неподвижно. Его шея деформировалась и ослабла от сокрушительной силы, которую явил гигант. Гигант рванул к Харону, но один из отлетевших драконов с грохотом металла об металл вонзился в гиганта, словно охотничий ястреб. Гигант жёстко врезался в землю, сотрясая её, когда удар от столкновения с драконом сбил его с ног, и разворотил огромную колею своим телом. Дракон незамедлительно бросился в бегство по команде своего хозяина, чтобы избежать возмездия со стороны гиганта. Харон подпрыгнул высоко в воздух и оказался над гигантом, даже когда он поднял руку вверх, что казалось отчаянным желанием схватить апостола. Но Харон оставался вне досягаемости гиганта и продолжал двигаться дальше, обгоняя даже идущую во весь опор лошадь. Гигант снова занялся огнём, когда четвёртый дракон обдал его огненным дыханием, прежде чем вновь начать кружить на высоте. Казалось, что огонь лишь немного раздражает великана, когда он бросил свой огромный меч в Апостола. Гигантское оружие просвистело в воздухе, как копье, и Харон в последнюю секунду увернулся, поскольку вместо того, чтобы найти плоть апостола, лезвие вонзилось в скалу. Сам апостол исчез в катакомбах. Гигант просто стоял на месте на несколько мгновений, не обращая внимания на ревущее пламя, охватившее его тело, а неизменное голубое свечение из-под козырька пристально замерло на входе в катакомбы. Наконец конструкт медленно и громко двинулся вперед, вытащив свой гигантский меч из каменной стены, не обращая внимания на драконов, кружащихся над головой, словно они были всего лишь муравьями, ползающими вокруг его стоп. Вместо этого гигант сосредоточил своё внимание на входе в пещеру с мечом наготове. Тогда это случилось. Это был импульс, похожий на сердцебиение, который пронёсся сквозь них. Он не был материальным в традиционном смысле этого слова, но, чёрт возьми, он чувствовался материально. Как будто это был клинок, который погружал душу в ледяной страх и отчаяние. Крал дыхание из лёгких и замораживал кровь в венах. Возникало такое ощущение, что было бы лучше вонзить свой клинок в сердце, чем продолжать и смотреть, что будет дальше. Октавиану пришлось крепко ухватиться за упряжь своего коня, когда тот встал на дыбы и ржал от ужаса, угрожая сбросить своего наездника. Центурион вцепился ногами и держался, пока лошадь бросалась взад-вперёд и качала головой с дикими глазами. Все лошади его легионеров и мессалонцев делали то же самое. Даже неукротимые драконы замолчали, за исключением слабого шипения в сторону отверстия, в котором исчез Харон. Он появился несколько мгновений спустя, мгновения, которые казались вечностью. Он выглядел почти так же, как и тогда, когда вошёл в пещеру. Та же самая потрёпанная одежда, та же окровавленная фигура и та же дерзкая улыбка. Но в то же время в нём было что-то другое. То, что Октавиан не знал как выразить словами. Гигант двинулся со взрывной силой, подняв свой огромный меч над головой и ударив, намереваясь раздавить апостола в паштет. Харон смотрел, как лезвие опускается, прежде чем поднять собственную руку, обнажив кисть в зелёном сиянии, и поймать лезвие. Силы нисходящего клинка и воздуха, созданные его движением, в результате оглушительного удара разметали землю и от гиганта, и от Харона. – Такие милые игрушки, с которыми эльфы играли, но настолько глупые, что даже не знают, когда игры закончились, – размышлял вслух Харон, – Теперь можешь катиться с глаз моих долой, – продолжил апостол, поднимая другую ладонь к великану. Казалось, что гигантский металлический воин был не более чем игрушкой, которую швырнуло в воздух, словно её схватило злое божество. Он рухнул в лесу, круша деревья и кустарники, которым не повезло оказаться на его пути, словно они были не более чем растопкой. – Ах, центурион, вижу, что ваша трусость и вправду заботиться о вашем долголетии. Я благодарю вас и ваших людей за то, что вы стали моим бременем, но теперь я вам больше не нужен. Надеюсь, что ты выберешься отсюда живым. Ой, что я говорю? Я правда не знаю, – хмыкнул апостол в тёмной радости, похлопывая лошадь Октавиана по боку, когда проходил мимо. Калиста держалась подальше от Харона, пропуская его. – Центурион, сэр, – сказал один из легионеров Октавиана. – Что? – спросил Октавиан, его горло сделалось сухим, а грудь сдавило. – Птицы, сэр. Они просто сидят там. – Что? Птицы? – спросил Октавиан, когда оглянулся. Деревья были толстыми и чёрными от бесчисленных перьев, бисерных глаз и острыми птичьими когтями. Они пребывали в тишине, кроме случайных взмахов крыльев, когда прибывала очередная птица или кто-то усаживался на своём новом насесте. Живот Октавиана сжался при виде этого. Это было неестественно, дурное предзнаменование. – Милорд, – нервно заговорила Калиста. – Встать в строй по двое, – приказал Октавиан своим легионерам, – Мы покидаем это ужасное место. Рубите кого угодно или что угодно, что встанет у нас на пути. Не волнуйся, ты пойдёшь с нами, – сказал Октавиан, глядя на Калисту. Она вскрикнула от неожиданности, когда Октавиан усадил её к себе в седло позади себя. Сатир тут же обняла его за талию и крепко вцепилась. – Я никогда раньше не ездила на лошади, – сообщила сатир, – Я не упаду? – До тех пор, пока держишься крепко. – Да, мой господин, – сказала Калиста, крепко прижимаясь к Октавиану, и, несмотря на всё происходящее, так близко к центуриону она чувствовала себя в безопасности.ХХХ
– Хм, интересно, где все, – сказала Луэлла, оглядываясь по сторонам. Насколько они могли судить, деревня была пустынна или, по крайней мере, никто не вышел, чтобы приветствовать их. Никто не трудился на полях вокруг деревни, а над крышами домов не стояли струйки дыма. – Дорогая, жди внутри на всякий пожарный, – сказал Борис, удивив маленькую эльфийку, подняв её и вернув в БТР через люк. – Борис, ты не можешь просто так поднимать даму, я могу сама о себе позаботится! – с негодованием сказала Луэлла. Люк, расположенный в направлении деревни захлопнулся, и возмущённая эльфийка быстро исчезла внутри бронированного корпуса БТРа. Несколько секунд спустя её голова робко появилась, на этот раз в шлеме, который она так ненавидела носить, при этом выглядя немного испуганной. – Оставайтесь внутри железной колесницы, учитель, там вы будете в безопасности, - сказала Ианта. – Л-ладно, – сказала Луэлла, выглядывая изнутри бронемашины. Ещё с того дня, когда это…случилось, эльфийка была взволнована и на нервах. Казалось, что она сидела как на иголках, хотя она сама говорила, что не знает причин этого поведения и от того испытывала чувство неловкости. – Старший сержант, думаю, мы должны немного прогуляться, – сказал Феликс. – Вы правы, товарищ лейтенант, – сказал Борис. Спустя некоторое время несколько групп советских военных двигались по деревне. БРДМ и ПТ-76 были вместе с ними, чтобы обеспечить прикрытие и огневую поддержку. Стук когтей по камню последовал за шуршанием протекторов и бурчанием дизеля, когда дракон Ианты Максимус последовал за ним. Остальные БТР и джипы остались за пределами деревни на всякий случай, но с оружием наготове. – Ненавижу делать это дерьмо, – пробормотал Греков, наблюдая за окнами маленьких деревянных хижин, которые они проходили, выглядывая что-либо, что могло представлять угрозу. – Будь благодарен тому, что никто в тебя не стреляет, – сказал Феликс, держа автомат наготове. – Так точно, товарищ лейтенант, – ответил стрелок, всё ещё звуча менее чем довольным осмотром деревни. – Дом старейшины, через площадь, – сказал Борис, попутно жестикулируя. – Вижу, – сказал Феликс, глядя на хижину, которая была больше других в деревне и располагалась рядом с колодцем. Они продвигались через площадь под прикрытием бронетехники пока не достигли дома старейшины. Феликс постучал пальцами по двери и стал ждать.ХХХ
– Так что же их так напугало? – спросил Борис, кусая яблоко. – То же самое, что поставило нас на уши, – сказал Феликс. Они сидели на крыше БТРа, пока Луэлла играла с несколькими деревенскими детишками, появившихся после того, как Феликс поговорил со старейшиной. Остальная часть деревни слонялась вокруг, глядя на советских военнослужащих или же пытаясь продать им что-либо. Вицин накладывал повязки, лечил небольшие травмы или раздавал мази от инфекций и осматривал причудливые высыпания или нарывы. – От "Жукова" что-нибудь слышно? – Просто новости из дома. Очевидно, что США больше не существует, теперь это Соединённые Штаты Северной Америки. Они слились с Канадой в единую супердержаву. Теперь они – целый континент. – Это довольно важные новости, – сказал ветеран. – Ты мне это уже говорил, – сказал Феликс, – Кроме этого об остальном всего помаленьку. Америка угрожает направить сухопутные войска в Северный Вьетнам, но если они это сделают, то вмешается Китай. Хотя Индия искала предлог для начала войны с ними. – Так по какому маршруту мы пойдём? – Я думал о том, чтобы перебраться через гору. Через неё проходит дорога, на которую мы выйдем через шесть часов пути. Эй, Луэлла, можешь подойти? – позвал Феликс, отрывая внимание эльфийки от её игр с детьми. – Да? – спросила миниатюрная эльфийка, улыбаясь и оторвавшись от побегушек с детворой. – Мы думали воспользоваться дорогой в горах, но я хотел бы услышать, что ты об этом думаешь. Улыбка исчезла с лица эльфийки, и она покачала головой. – Нет, мы должны обойти, – сказала Луэлла крайне серьёзным голосом. – Почему? Если мы поедем по дороге, то сократим путь, по крайней мере, на один день. – Видите ту арку с вырезанными в ней рунами над дорогой, ведущей в горы? – Да, вижу. – Она предназначена, чтобы отгонять зло и служить как барьер. Большинство из тех, что вы видели, являлись декоративным, но эта настоящая. Она старая, даже по сравнению со мной, а деревенские старейшины заплатят магу, чтобы он оставил своих товарищей дабы каждые несколько лет проверить наложенные чары и подсказать их плотникам, какие руны вырезать, если им нужно заменить балку. Обычно что-то подобное считается излишним. Когда боги смотрят на мир, в них нет необходимости, но с тем, что произошло вчера… Я сказала бы, что мы должны идти вокруг. Я знаю, что это будет дольше, и не могу назвать реальную причину, но у меня плохое предчувствие по поводу того, что случится с нами, если мы поедем по этому пути. – Хорошо, я тебе верю. Гору мы обойдём, – сказал Феликс, отмечая длинный маршрут на своей карте. – Извините, что это дольше, – извинилась эльфийка. – Всё нормально, у нас много дизельного топлива, и, кроме того, лучше быть осторожнее.ХХХ
– Боюсь, что вы застали меня врасплох этой просьбой. Хотите что-нибудь, прежде чем начнём? – вежливо предложил Александров. Он готовился отправиться на совещание с одним из командиров своих дивизий, когда к нему подошла де-факто лидер лесных эльфов и лично попросила с ним разговора. Он согласился немедленно, как из уважения, так и потому, что сильно полагался на эльфов при переводе и при руководстве своими войсками. Их знание местных условий и обычаев было для него большим подспорьем, и он не стал бы откладывать их дела на потом. Они расположились во внутреннем дворике, где Александров принимал Сугавару, когда тот приехал, чтобы договориться после инцидента на Алнусе. Высокая эльфийка Тиранниэль в ответ покачала головой. – Нет, разговор будет очень краток. Это небольшая просьба. – Очень хорошо, что за просьба? – Я хочу, чтобы вы отказали Луэлле сопровождать ваших людей на их дальнейших заданиях. Скажите ей, что она должна вернуться в деревню и больше не допускается в ваш лагерь. – О? Думаю, что понимаю, мисс Тиранниэль, и я сожалею об опасности, которой она подвергалась. Это непростительно, но как я понял, вы позволяете каждому из ваших выбирать свой собственный путь? Александров остановился и нахмурился, когда высокая эльфийка покачала головой, не отрывая от него взгляд эфирных золотых глаз. – Вы неправильно поняли, генерал, я беспокоюсь не о её безопасности, а о её использовании магии. Она… слишком привыкла её использовать. – Мне дали понять, что ваши люди готовы использовать магию, чтобы спасать жизни, мисс Тиранниэль. Несколько моих людей обязаны ей своей жизнью. – Это не культурное недоразумение, – резко отрезала Тиранниэль. – Тогда боюсь, что я правда не понимаю природу вашей просьбы. – Что бы вы назвали самой яркой чертой Луэллы, генерал? – Простите? – Это её уши, крайне необычные для вас? Её безмятежная доброта? Возможно, её красота и золотая пелена волос? Её прекрасный мелодичный голос, которым она вас радует если чувствует себя комфортно? Или это могли быть её фиолетовые глаза как экзотичные, так и уникальные? – Я не уверен, что полностью понимаю направление, в котором идёт этот разговор. – Её глаза указывают на что-то среди моих людей, генерал. Что-то редкое, сверх меры, пророческое по свей сути. Как мы говорим, её коснулась магия. – Значит, её магическая сила особенно велика? – Больше, чем вы думаете, генерал. Она молода по стандартам моей расы, простой ребёнок, вступивший в отрочество. И всё же её способности превосходят даже старейших магов в этом мире и не только эльфов. Она – сильнейший владелец магии, которого я видела за последние 10.000 лет, а она даже не начала осознавать свои силы. – Это кажется немного… чересчур, чтобы пускать на самотёк. Александров был расстроен, когда вместо того, чтобы ответить высокой эльфийке, он несколько секунд молча смотрел на неё. – Генерал, – медленно начала эльфийка, словно тщательно подбирала слова, – Знаете ли вы о праве на прохождение испытания, которое все наши родственники получают по достижении совершеннолетия? – На самом деле да, это испытание как их концентрации, силы, так и их контроля над магическими способностями. Вы заставляете их выращивать что-то с нуля при помощи магии, будь то цветок, кустарник или даже дуб. – Правильно. А знаете ли вы старое название этой горы? То, которое вы никогда не найдёте ни на одной карте, но которое всё ещё помнят деревенские старики в этом регионе? Всего двадцать лет назад люди называли её Костяной горой. Знаете, почему? Потому, что растения не росли на горе Рубикон, а из-за её необычного белого камня вся гора была похожа на сломанную кость, вырвавшуюся из плоти земли. Когда Луэлла сказала мне, что хотела бы, чтобы её дерево оказалось на Костяной горе и ту украсило творение природы, чтобы гора больше не была одинока, я не усмотрела в этой просьбе никакого вреда. Простая детская наивность и идеализм, побуждающие акт доброй воли. Я взяла её и лишь мы двое отправились к горе. Как и ранее, я сказала ей то же самое, что и всем остальным. «Сконцентрируйся. Обуздай свои эмоции, пока не достигнешь спокойствия. Сконцентрируй всю свою сущность на задаче. Найди глубоко внутри себя все силы, которые можешь собрать, и позволить ей как бы вытекать из тебя». Но даже с этими словами, генерал, она сдерживалась. Она знает, что не должна использовать магию, если чья-то жизнь вне опасности, генерал, она знает это очень хорошо и держит слово последние два десятилетия, за исключением лишь самых незначительных отступлений. Тем не менее, она – молода, генерал, и она эльф. Наши эмоции подобны адской жаровне, а ваши – угасающим углям. Она добрая. Она заботливая. И любит сильнее всех, кого я когда-либо видела. Она не терпит убийств, не терпит насилия и боли. До такой степени, что позволила бы убить себя, чем защищаться. И всё же, как насчёт тех, о ком она заботится? Что будет если те, кого она любила всем сердцем, окажутся в опасности или умрут, генерал? Как думаете, она сдержит своё слово и воздержится от использования магии? Будет смотреть, как они умирают при этом зная, что может спасти их, но предпочла этого не делать? Я знаю её сердце, генерал, а она нет. Она будет действовать и проклинать последствия. Она знает больше, чем ускорение роста растений или лечение ран, гораздо больше. Однажды я умоляла её, генерал, на коленях молила. Она больше не будет слушать. – Это…, – начал Александров, не зная, как поступить, – Это как-то связано с… событием, которое произошло на днях? – задал вопрос генерал, не зная, как описать случившееся. Не говоря ни слова, Тиранниэль повернулась и ушла, идя по асфальтовой дорожке, которая приведёт её к главным воротам лагеря "Жуков" обратно в её деревню. Генерал Александров наблюдал, как она идёт, пока эльфийка не стала неразличимым пятнышком, прежде чем развернуться на месте и посмотреть на вершину горы. Покрытую зелёным лесом, который мягко покачивался на ветру. Примечание автора: Ну, это была короткая глава. Я написал её всего за несколько дней, поэтому надеюсь, что она не получилась такой грубой, как предыдущая, а также не слишком скучной. У меня в голове была история о том, как Феликс получил ожог спины, и я хотел, чтобы он рассказал об этом. Как всегда, оставьте комментарий, хороший или плохой, а я постараюсь ответить вам об этом, но я извиняюсь, если заставляю вас скучать без ответа. Иногда я забываю о некоторых из вас.