ХХХ
Абрам изо всех сил пытался не отставать от лейтенанта, когда советские солдаты искали в лесу следы катапультировавшегося пилота, но пока что они ничего не нашли. Лейтенант Волков двигался сквозь густые заросли, как легковушка по мощёному тротуару, казалось бы, не обращая внимания на дёргающиеся и тянущиеся к ним ветви. Он также был ошеломительно тихим, почти безмолвным, когда двигался через кусты. Если бы Абрам не наблюдал за ним, он бы поклялся, что лейтенанта с ними не было. Он сменил стальной шлем на шляпу с гибкими полями и довольно часто останавливался и прислушивался, что отлично подходило украинскому снайперу, так как это давало время на отдых. Хотя лейтенант заставил всех замаскироваться, что немного раздражало. Краска маскировочной раскраски всегда окрашивала кожу Абрама и, казалось, отказывалась с неё исчезать. Можно было предположить, что Абрам мог бы достаточно легко идти в ногу с лейтенантом, так как был опытным охотником, который проводил время, охотясь на волков со своим дядей к востоку от Урала, когда его послали навестить двоюродных родственников. Тем не менее, даже с его опытом, он был похож на неуклюжего болвана по сравнению с лейтенантом. В то время как Абрам старался осторожно поставить ноги и минимизировать звук, Волков, казалось, скользил по земле, словно какая-то зловещая тень. Он смешивался с мраком леса, как будто сливался с тенями, отбрасываемыми длинными ветвями над головой. Они провели большую часть дня, как и предыдущие три, в поисках. Пилот знал, что, если он хочет быть найденным, ему придётся остаться возле места крушения, но, если что-то ищет его, то возможно он пойдёт дальше. Если бы он был всё ещё жив, то дела обстояли именно так. Они нашли останки самолёта, но пилота внутри не было, точнее, рядом с тем, что осталось от МиГа. Они долго обыскивали ближайший район, прежде чем пришли к выводу, что лётчик ушёл. Они искали пилота расширяющимися кругами по лесу, в то время как наёмница и дракон кружили над головой, выискивая признаки лётчика, но до сих пор даже они не смогли его найти, хотя наёмница нашла застрявший в деревьях парашют, и поэтому они ещё раз прочесали местность от места находки. – Чёрт, – выругался Аверин. Сероглазый советский солдат снял ботинки и промокшие носки и начал ими трясти, когда они остановились, чтобы быстро перекусить. – Ты был тем, кто думал, что что-то видел на другой стороне болота, – сказал Вицин, поедая батончик-гранолу и смотрел, как вода вытекает из ботинка. – Да, но я подумал, что, если бы мы нашли того пилота, мы бы его уже забрали и вернулись к БТРам. – Ты просто не любишь гулять, – возразил Абрам. – Я не ходил в художку, чтобы гулять на природе, – горько пробормотал Аверин. – Почему ты вообще ходил в художественную школу? – спросил Вицин. – Изучал косметику. Не в этом смысле, – протестующе сказал Абрам, заметив, как украинский снайпер и медик смотрят друг на друга. – Тогда зачем? – спросил Абрам. – Кино. Вы знаете, какой макияж или маски они носят? Как оборотни и тому подобное? Я хочу этим заниматься. В школе я всегда любил рисовать, мне нравилось делать скульптуры, так что заниматься этим всю жизнь мне казалось довольно здорово. Мне осталось всего несколько месяцев в армии и мне больше никогда не придётся спать зимой под брезентом. Чёрт, я это ненавижу, – решительно сказал Аверин. – Ты должен ненавидеть свои мокрые ноги, – сказал подошедший Феликс и все сели прямо. Аверин чуть не подпрыгнул, когда лейтенант схватил его за ногу и посмотрел на неё, – Ты будешь их по-всякому проклинать, если будешь весь день ходить в мокрых сапогах, – небрежно сказал лейтенант, но вокруг него чувствовалась такая атмосфера, из-за которой Аверин не хотел делать ничего, кроме того, чтобы поддерживать командира в хорошем настроении. Как будто тот был преследующим его хищником, ждущим возможности напасть. – Да, лейтенант, – сказал Аверин. – У тебя есть запасные носки? – спросил Феликс. – Нет, лейтенант, – сказал Аверин, чувствуя себя неловко, когда рыжеволосый лейтенант вздохнул через нос, прежде чем залезть обратно в свой вещмешок, вытащить оттуда пару носков и бросить их ему. – Убедись, что твои ноги сухие, прежде чем надеть их, – предупредил лейтенант, беря сапоги Аверина, ослабляя шнурки и вынимая стельки, – Вицин, ты всё ещё таскаешь с собой ту старую газету? – Есть такое. – Давай её сюда, – сказал Феликс, и когда ему передали газету, он скомкал её и сунул в сапоги Аверина, – Это должно вытянуть большую часть влаги, если мы просто немного подождём, – Феликс глянул на часы, – Сомневаюсь, что мы найдём его сегодня. Не видно ни единого чёртового следа. Ладно, полчаса на отдых, два дежурят в полной боеготовности. Разбудите меня, когда придёт время, – сказал Феликс, пристраиваясь к дереву и надвинув на глаза полевую кепку, сняв ботинки и носки. Калашников оставался в его руках всё время, пока он дремал.ХХХ
Ианта была разгорячённой, потной и раздражённой. Температура сегодня была высокой и будто хотела сварить её внутри стальной и шерстяной одежд. Даже полет на Максимусе мало помог избежать жары в их бесконечных поисках человека, который пилотировал один из летательных аппаратов, которые Советы называли МиГом. Стальной шлем был рядом с ней, когда она брызнула речной водой на лицо и стёрла пот и песок. Как она мечтала о купальнях Мессалона, особенно о той, что было в её доме, которая черпала горячую воду из текущую под ней потока. Это возможность снять с себя шерстяную одежду и сталь ради нескольких часов, чтобы искупаться, по-настоящему искупаться и избавиться от вони дороги. Ианте нравилось быть чистой. Она не возражала против того, чтобы жить в полевых условиях или в осадных лагерях, и она привыкла к этому, но ей нравилось соблюдать правила гигиены. Слишком много великих воинов умерли не от лезвий врагов, а от собственной грязи. Отказ от обработки "царапины" или даже её очистки как своего рода испытание бравады, а ценой его провала было заболевание и, наконец, смерть от инфекции. Плюс, Ианта была девушкой, но больше чем женщина. Ей нравилось наблюдать за мужским боксом, ходить на гонки на колесницах и соревноваться в бесплатных соревнованиях, когда у неё было время, но у неё также были более женственные склонности. Дома её платья пахли лавандой, её дыхание отдавало мятой, а запах её тела с любыми духами привлекал её внимание на весь день. Сейчас она согласилась бы просто не пахнуть как пьяный нищий. Холодная вода принесла желанное облегчение, когда она брызнула ей в лицо, но раздражение Максимуса, когда он поднялся на корточки, заставило её насторожиться. Она посмотрела дальше вверх по реке и почувствовала отвращение, увидев трупы, плывущие вниз по течению. Ианта посмотрела на воду, сложенную в её ладонях, и бросила её, размахивая руками с отвращением, как будто по ним ползали насекомые. Она принялась вытирать волосы тканью, пытаясь стереть с них каждую каплю воды. «Это свежие трупы», – поняла Ианта. Максимум они оказались в реке прошлой ночью, они несли ужасные раны на своих телах, как будто кто-то рубил их тяжёлыми стальными лезвиями. Это были либо большие двуручные мечи, либо топоры, судя по ранам и отрубленным конечностям. Куски мусора и пиломатериалов смешались среди трупов. Здание рухнуло в реку? Ианта решила поспешить обратно к Феликсу и остальным, когда увидела странный труп в реке. Он выглядел целым и лежал на большой доске. Ианта сделала полшага назад, когда труп открыл глаза и посмотрел на неё, слабо поднимая голову. Ианта подбежала к Максимусу и вытащила верёвку из седельных сумок, прежде чем наскоро сделать лассо и успеть набросить его вокруг женщины. Она подтянула её к берегу, притянув на мелководье медленно движущейся воды, и схватила женщину, помня о страшных порезах на её спине. Ианта положила её на живот, чтобы не усугубить раны, ища повязки и припарки, чтобы она могла оказать помощь молодой женщине, которой было, возможно, около 25-ти лет. Когда Ианта приложила мазь к спине женщины, чтобы предотвратить дальнейшее кровотечение или инфекцию, она была удивлена, когда женщина схватилась за перед её шерстяного жилета с силой, которую имели только отчаявшиеся или одержимые. – Вы должны помочь им, – сказала женщина с удивительной силой для своего состояния, прежде чем её серые глаза закатились и она потеряла сознание. Ианта подхватила женщину, когда она резко упала вперёд, и уложила её спину Максимуса, закрепив спасённую, прежде чем подняться в небо.ХХХ
Феликс смотрел, как гаснет золотой свет и неприятного вида порезы на спине женщины закрываются, как будто их там никогда и не было. У неё были длинные тёмные волосы и, по правде говоря, она была красивой. Ианта удивила их, вернувшись с ней на Максимусе, но Луэлла уже старалась помочь, как всегда, когда кто-то нуждался в помощи. Они накрыли её одеялом, так как пришлось снять с неё окровавленные и мокрые остатки одежды. И ради приличия, и для тепла, так как она долго находилась в реке, потом на спине дракона и её температура тела упала до опасного уровня. Медленно женщина издала низкий стон, и её глаза на мгновение раскрылись, прежде чем закрыться, как будто она проснулась от приятного сна, к которому хотела вернуться. Она так и оставалась в течение нескольких ударов сердца, прежде чем её глаза открылись и она выпрямилась. – Ребёнок! – воскликнула женщина, прежде чем в замешательстве осмотреться, – Г-где я? – спросила она, оглядывая палатку, в которую её притащили. Когда она сжимала одеяло вокруг себя, её вороньи локоны лёгкими волнами падали ей на плечи. – Ианта нашла тебя в реке среди мёртвых и принесла сюда для лечения. Луэлла была той, кто тебе помог. – Привет! – сказала Луэлла, весело помахав рукой. – Я – старший лейтенант Феликс Волков из Красной Армии Советского Союза. Вы в нашем лагере, в безопасности. – То есть, вас больше? – с надеждой спросила женщина. – Есть такое, – сказал Феликс. – Хвала создателям, – с облегчением сказала женщина, – Вы – пятнистые люди, да? Я слышала о вас и ваших силах. Мы должны быстро идти в Ривербенд. Мы можем уже опоздать, но если мы пойдём сейчас, то можем добраться вовремя, – сказала она, пытаясь встать, но казалось, что заклинание головокружения подкосило ей ноги, а маленькая эльфийка Луэлла успела её подхватить. – Ты не можешь двигаться, – отчитала обеспокоенная эльфийка, – Ты была почти мертва, когда я исцелила тебя. Я сделала то, что могла, но тебе всё ещё нужно отдохнуть. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя, или ты упадёшь от истощения. Черноволосая женщина тяжело дышала, и её глаза на мгновение сделались стеклянными, когда Луэлла помогла ей лечь на кровать. Она лежала так минутку, прежде чем, казалось, нашла в себе достаточно сил, чтобы снова заговорить. – Мне нужна ваша помощь, – наконец сказала она, глядя на Феликса, – На днях один человек пришёл в деревню в поисках убежища. Мы ничего не думали об этом, так как епископ этого района живет в Ривербенде, и у него самый большой храм с алтарями для многих богов и свободными комнатами для нуждающихся. К нам всегда приходят путешественники и бродяги, ищущие убежища и помощи. Этот человек казался нормальным, был даже вежлив, когда я принесла ему ужин и новые одежды. Он поблагодарил меня. Я просто младшая жрица, поэтому мои обязанности требуют, чтобы я присматривала за теми, кто остановился в храме. Не то чтобы я так не поступила, даже если бы это не было моей обязанностью. Но этот человек… он не был человеком. – Что вы имеете в виду? – спросил Феликс. – Я имею в виду… он не относился к роду людскому. Он не был эльфом, не был орком, не был… святым, – продолжала женщина, и в её голосе сквозил страх, когда она говорила об этом, – Он убил епископа, и я нашла его… пожирающим его плоть, когда пошла менять свечи на алтарях. Его глаза, в них не было души, когда он смотрел на меня. Я закричала, когда увидела его. Я побежала, но он последовал за мной. Я побежала на городскую площадь, зовя на помощь и люди пришли помочь. Они знали меня и епископа, но это… это нечто просто засмеялось, когда они бросились на него с топорами и гарпунами. Затем он убил их, смеясь, пока это делал. Он ударил меня по спине и ранил, но не убил. Я… думаю, что он хотел, чтобы я видела то, что он сделает дальше. Он не остановился на мужчинах, он пошел за их жёнами и детьми. Его сила была не силой смертного. Я попыталась позвать на помощь, чтобы зажечь сигнальный огонь и вызвать людей лорда. Ривербенд расположен на реке, по обоим её берегам и связан между собой мостами. Я была на одном из тех мостов, когда он сорвал его с берега и сбросил меня в реку. Я держалась за обломки и свою жизнь, надеясь, что смогу найти помощь, – сказала женщина, что-то вроде мании появилось в её взгляде и голосу, – Вы можете помочь. Вы можете остановить его и спасти жителей деревни. Ривербенд легко найти, и я уверена, что сила пятнистых людей поможет. – Извините, но у нас своё задание, которое мы должны выполнить. Мы не можем вам помочь, – сказал Феликс, наблюдая, как помрачнело лицо жрицы. – Но, но, конечно, вы можете, по крайней мере, пойти в деревню? Там есть дети, маленькие дети. Пожалуйста, если ничего не сделать для них… – Простите, но я не могу отступиться от своих приказов. – Но… но я, – пробормотала женщина, казалось бы, не в состоянии понять, что она услышала, – Сир рыцарь, вы поможете? Рыцарь-дракон наверняка сможет спасти Ривербенд, – сказала жрица, в отчаянной надежде поворачиваясь к Ианте, – Боги наверняка вознаградят вас за вашу храбрость. – Я сражаюсь за серебро, жрица, а не за веру, – прямо сказала Ианта. – Но, я думала… ты наёмник, верно? Из свободных городов? В храме есть деньги. Серебряные идолы, и у нас есть скромная сумма с пожертвований. Пожалуйста, вы можете взять столько, сколько сможете унести с собой, если просто поможете. Пожалуйста, они хорошие люди, умоляю вас – помогите. Если вы хотите денег, я уверена, что они сами вас вознаградят. Вы могли бы заработать много денег, если этого хотите. – У меня уже есть контракт, жрица, и не в моих правилах его нарушать. Я также сомневаюсь, что в вашей деревне многое осталось, если учитывать то, что вы сказали, верно хотя бы наполовину. Плюс наступает ночь, и я не хочу бороться с монстром в темноте. – Но… но… это, – продолжила жрица, выглядя так, словно собиралась впасть в истерику, прежде чем стать жутко спокойной. Она встала, пошатываясь, но она поднялась во весь рост и посмотрела Феликсу в глаза. Её серые глаза выражали решительность, – Я была членом церкви с тех пор, как была маленькой девочкой, и мне запрещено возлёживать с другими, но я знаю, как на меня смотрят мужчины. Из-за того, как я выгляжу, они всегда смотрят на меня голодным взглядом, даже если у них уже есть жены, и они знают, что жаждать другую – грех. Я знаю, что они смотрят на меня так, потому что хотят, чтобы я согрела их кровати, – продолжила женщина и позволила одеялу, которое она обернула вокруг своих плеч, упасть на землю, оставив её обнажённой. Она была в форме, с большими, но крепкими грудями, стройными изгибами тела и длинными ногами. Лицо у неё было хорошенькое, красивое и ровное, а на теле не было следов ни шрамов, ни родинок, которые мог увидеть Феликс. – У меня ничего не осталось, чтобы платить, кроме моего тела. Если вы поможете им, вы можете использовать меня, как пожелаете, мой господин, – без эмоционально сказала жрица, – У меня нет опыта, никто не трогал меня раньше. Вы будете первым. Что-то вроде ярости мелькнуло на лице Ианты при действиях жрицы, но, кроме того, что сжались её кулаки, мессалонка ничего не сделала. – Неважно, что вы мне предлагаете, потому что я не могу вам помочь. У меня нет полномочий отклоняться от нашего задания или использовать советские ресурсы для вторичных операций. Извините, но мы не собираемся в Ривербенд. – Но… но тогда… они всё умрут, – со слезами на глазах сказала жрица, тяжело падая на колени и рыдая. Луэлла подошла к ней и положила одеяло ей на плечи, за которые жрица крепко взялась, дрожа от горя.ХХХ
– Как поживает наша гостья? – Ну, она всё ещё спит, – сказал Борис, – Она выглядела почти мёртвой, когда Ианта принесла её на днях, так что думаю, это к лучшему. Луэлла заботится о ней, а я держу ребят подальше. Ты знаешь, как обстоят дела у мальчиков, когда они в дороге несколько недель без женской компании. А увидь они хоть одну, все разом начнут думать отнюдь не головами. Всё было довольно сложно только с Луэллой и Иантой, но с этой, – сказал Борис, издав низкий свист, – Господи, не будь я женат, я бы отправился за ней. Так что мы будем с ней делать? – Ну, если мы не хотим, чтобы она была изнасилована и убита, полагаю, ей придётся путешествовать с нами, пока мы, по крайней мере, не высадим её в другом храме или не заберем с собой в "Жуков". На дорогах слишком много бандитов, чтобы просто отпускать её на все четыре стороны. – Трудно было сказать ей, что мы не можем помочь? – Чёрт, я хотел, но мы должны найти пилота и ещё не совсем понимаем этот мир. Я имею в виду то, что она описывала, походило на какого-то злого апостола, а я раньше сражался с апостолом. Я разрядил в неё полный магаз 308-ых, а она, блять, продолжала смеяться, её раны сразу зажили, как будто ничего не произошло. Я бы тоже умер, если бы не Ианта и Луэлла. Скажем, мы едем в деревню и не можем убить его? Мы отрываем его конечности с помощью КПВТ и разрываем его 76-мм снарядами, а затем сжигаем огнемётами, чтобы посмотреть, как эта хрень превращается в амёбу. Тогда что? – Тебе не нужно оправдывать своё решение мне, Феликс. Это дерьмовая ситуация, которую, во всяком случае, ты не можешь исправить. Нельзя вечно играть в героя. Иногда просто нужно играть солдата. Посмотри на это с другой стороны, она жива потому что мы были здесь. Если бы нас не было, то Ианта не оказалась бы у реки и не увидела бы её. Порою тебе просто нужно посматривать на свою светлую сторону. Мы на шаг впереди тех, кем могли бы быть. – Наверное, но она, вероятно, не увидит этого. – Нет, не увидит, – тихо сказал Борис.ХХХ
Поскольку опыт Николая в общении с другими расами Фалмарта отсутствовал, у них было прекрасное начало. Его спина всё ещё болела и была в синяках, от чего ему становилось больно вставать или ходить, но тёмная эльфийка, которую он теперь знал как Мелда, с глазами цвета заката и серебряными волосами, заботилась о нём. Она сделала для него довольно обширную кровать из меха и подушек, число которых она, казалось, пыталась увеличивать с каждым днём, и, если быть честным с собой, это было очень удобно. Они были в пещере, и он заметил, что всякий раз, когда ей нужно было выходить на улицу, она с тревогой смотрела на небо, словно желая набраться смелости и рискнуть выйти. Когда она возвращалась, она всегда приходила с едой, водой, дровами и любыми удобствами, которые могла найти. Она также знала, как использовать то, что Николай мог бы назвать магией, и всякий раз, когда она использовала её, его спина всегда чувствовала себя лучше. Он пытался разжечь сигнальный огонь, чтобы спасательной команде было легче его найти, но, когда он уже собирался его зажечь, Мелда вернулась и погасила пламя, прежде чем оно смогло едва разгореться. В тот момент, когда она это делала в её глазах было что-то вроде ужаса. Она указала на небо и снова и снова повторяла два слова: "chath maelthra". Он понял, когда она довольно комично изобразила какого-то ужасного монстра с когтями и крыльями. Chath maelthra означало огненного дракона. Через различные жесты, слова и наскоро сделанные рисунки в грязи пещеры он также узнал, что Мелду едва не съел огненный дракон, пока звено Николая не напало на него и не спугнуло. Когда она узнала, что Николай был одним из тех, кто напал на дракона, она стала очень… любезной. Что касается её прикроватных манер, то у Николая жалоб не было. Она взяла на себя обязанность кормить его, хотя это всё ещё было в его силах. Тем не менее, он откровенно обнаружил, что был совсем не против этого. Тёмная эльфийка наполовину лежала на нём и носила очень мало одежды, хотя не то чтобы она или кто-либо из тех, кого он видел, любили носить много одежды с их первого дня знакомства. Она кормила его по одной виноградине из миски, наблюдая, как он берёт их из её тонких пальцев, прежде чем взять другую и подождать, пока он прожуёт, прежде чем протянуть её ему. Время от времени она держала чашку вина или воды, чтобы он мог попить, а когда необходимость в питьё отпадала, она возвращалась к кормлению его виноградом. Тем не менее, как бы ему это ни нравилось, Николай должен был попытаться вернуться в "Жуков" или, если это вообще возможно, попытаться подать сигнал штабу. Поэтому, сколько бы он ни хотел, ему пришлось бы сказать Мельде, чтобы она отстала от него и попытаться дать ей понять, что ему нужно вернуться в "Жуков". Озорной взгляд проскользнул в глазах Мелды, когда она вытащила ещё одну виноградину из чаши и вместо того, чтобы протянуть её Николаю, положила её между губ и наклонилась над ним. К его чести как офицера Советского Союза, Николай сразу же всё понял и взял предложенную виноградину, который на несколько мгновений сменился нежным языком. Мелда быстро глянула через плечо, как будто желая удостовериться, что они были в пещере одни, прежде чем голодно ухмыльнулась Николаю. – Ssissinrin ulu vith? – спросила тёмная эльфийка страстным тоном, но Николай только безучастно смотрел. Всё ещё голодно улыбаясь, Мелда сунула руку под мех, покрывающий Николая, и тогда у него не осталось сомнений, о чём она спросила. – Vith? – снова спросила Мелда, мучительно долго тяня слово. Николай должен был запомнить это.ХХХ
Ианта летела в поисках каких-либо признаков движения на земле, но обнаружила, что она отвлеклась, даже злилась. Каким местом эта блудница думала, предлагая себя Феликсу, как какая-то девка в таверне? И прямо при ней же! Она слышала истории о том, что некоторые священники имели менее чем святые отношения со своими служками и служанками, но казалось, что извращение было равным и среди жриц. Ианта раздражённо стиснула зубы, ища какие-либо признаки движения на земле, но, как всегда, ничего не видела. Даже путешественников на дороге. Как будто все были ещё в постелях или прятались, хотя был полдень. Тогда она увидела густые белые дымовые шлейфы, идущие из-за реки. Белый дым означал, что пламя уже отгорело и там были лишь тлеющие угли. С любопытством она направила Максимуса туда. Приблизившись к источнику дыма, она увидела, что он возник там, где река резко изгибалась вокруг скалы. Это должна быть деревня Ривербенд, о которой говорила жрица. Когда Ианта пролетела над деревней, ранее сказанные жрицей слова оказались пророческими. Максимус приземлился на дальний берег среди обгоревших останков бывших домов. Пепел кружился вокруг неё, когда дракон расправил крылья, чтобы замедлить спуск. Ианта слезла с Максимуса, расстегнула ремни и спустилась на землю, погрузившись по лодыжку в ещё горячий пепел. В дверях, прямо перед ней, она увидела обгоревший труп с расколотым черепом. Обугленные топоры и металлические концы гарпунов торчали из пепла, который кружился у её ног. Запах вареной человеческой плоти и сгоревшего дерева ударил ей в нос. Но пока она шла по деревне, больше всего её беспокоило то, что в этом не было никакого смысла. Раньше она грабила города ради добычи и золота и видела, как другие мужчины делают это ради женщин и рабов. Она раньше видела смерть много раз, но все было иначе. Для этого не было никаких причин. Нет замка, который нужно заморить голодом или восстания, которое нужно подавить. Домашний скот не был угнан, скорее он лежал в виде обгорелых костей в своих загонах. Серебро лежало там, где лежало, так что это было не ради денег. Несмотря на то, что Ианта пнула серебряный подсвечник, она не воспринимала его как трофей, хотя на многих полях сражений обирала трупы дочиста ради чего-либо ценного. Казалось, что если бы она осмелилась взять хоть одну монету из этого места, она будет проклята, что её ждет та же участь, что и этих людей. Ианта почувствовала, как холод пробежал по её позвоночнику, несмотря на жару, и положила руку на меч. Дракон тоже не был причиной этому. Если бы это было так, то всё стало бы пеплом, а металл – твёрдыми бесформенными глыбами, настолько горяч был драконий огонь. Всё жгли собственноручно. Кто-то поджигал эту деревню здание за зданием. Что шокировало Ианту больше всего. Всё это разрушение было сделано ради него самого. В этом месте… чувствовалось зло. Нет. Это место не было вместилищем зла, но оно пришло сюда. Она обыскала всю деревню, но не нашла ничего, кроме смерти и разрушения. По мере того, как она дольше оставалась здесь, тем сильнее нарастало ощущение страха, словно что-то наблюдало за ней. Ианта решила сесть обратно на Максимуса, когда услышала, как что-то движется сквозь пепел. – Кто здесь?! – потребовала Ианта, обнажив свой клинок, но ответом ей была только тишина, – Либо отвечай, либо я заставлю моего дракона сжечь то, что осталось от этих руин, в пыль, – предупредила наёмница, и Максимус поднял голову и испустил сотрясший землю рык, как будто подтверждая угрозу Ианты. Красные глаза наполнились убийственным помыслом. Из-за обугленной каменной ограды высунулась маленькая голова, прежде чем быстро спрятаться. Быстро приблизившись, Ианта перепрыгнула через обугленную стену того, что когда-то было храмовым садом, с мечом в руке и надвинутым забралом шлема. Максимус бросился за ней, тихо шипя, когда она наконец загнала в угол то, что шпионило за ней. Двое маленьких детей, грязные и с широко раскрытыми глазами, смотрели на Ианту и Максимуса. Скорее всего, мальчик и девочка, брат и сестра, они дрожали от страха при виде Ианты и её дракона. Решив, что они не были замаскированными демонами, Ианта убрала меч и медленно пошла к ним, кратко приказав Максимусу остаться там, где был. Она сняла шлем и держала его под мышкой, опустившись на колени перед детьми, отмечая облегчение на их испуганных лицах. Бытие женщиной иногда значительно облегчало отношения с детьми, как узнала Ианта. – Спокойно, малышня, теперь вы в безопасности, – сказала Ианта, – Никто не собирается причинять вам вред. Вот, идите сюда, – мягко уговаривала она, и к ней, хотя и нерешительно подошли двое грязных детей, – Ну вот, теперь вы в порядке, – проворковала Ианта, поглаживая волосы грязной девочки. – Вы рыцарь? – спросил мальчик. – Да, малыш, – сказала Ианта. – Вы пришли, чтобы убить монстра? – спросила девочка. – Монстр давно ушёл, милая. – Нет, он не ушёл, – сказала девочка, качая головой, и у Ианты возникло ощущение, будто при этих словах её кровь превратилась в лёд, а глаза расширились. – Тогда мы должны валить, – сказала Ианта, грубо схватив детей, наполовину таща, наполовину неся их к Максимусу, быстро примотав их к седлу. Возникло чувство, что что-то уставилось на неё, что-то, что могло бы схватить её и никогда не отпускать. Мощным взмахом крыльев Максимус поднялся в небо, оставив тлеющие руины Ривербенда вдалеке. Когда они добрались до лагеря, сердце Ианты наконец вернулось к нормальному ритму, и она отвязала двух детей, которые, что удивительно, не плакали во время их первого полёта на драконе. Вместо этого они спали, что было гораздо более тревожным. Они шли за ней вплотную, прижимаясь к её броне, в замешательстве и в страхе оглядывая советский лагерь. Она нашла жрицу, сидящую прижав колени к груди и упираясь в них головой. Она была одета в свободную советскую одежду, но не смогла надеть китель, который они ей дали, поскольку тот не был предназначен для кого-то с такой большой грудью. Она выглядела настолько подавленной и унылой, что Ианте почти стало её жалко. Почти. – Сестра Леонита! – воскликнули дети и побежали к жрице с волосами цвета воронова крыла. Теперь та, кого они назвали Леонитой, быстро подняла голову, широко раскрыв глаза сначала от шока, а затем радости, когда она вскочила на ноги и чуть не вцепилась в детей. – О, Като! И Остия тоже! О, хвала богам! – сказала Жрица, снова заплакав, когда она поцеловала в лоб грязных детей, когда те уткнулись головами ей в грудь. – Мы были так напуганы, – хныкнула девочка Остия. – Я знаю, знаю, вы были милыми детьми. Извините, я не смогла защитить вас, но теперь вы в безопасности. Теперь вы оба в безопасности. И ты, храбрый Като, спрятал свою сестру, как я вам говорила, так? – Да, сестра Леонита. – О, как хорошо. Какой хороший мальчик, – промурлыкала жрица, обнимая детей, – Вы отправились в Ривербенд, так? – спросила жрица, её серые глаза наполнились благодарностью, встретившись взглядом с Иантой. – Да. – Там были…, – умолкая, спросила жрица. – Только трупы и пепел. И ещё кое-что, с чем бы я не хотела пересекаться. – Если вы взяли серебро, то можете… – Я не взяла ничего из этого проклятого места, – сказала Ианта, – Что бы там не оставалось, я ничего оттуда не хочу. – Могу ли я дать вам что-нибудь? Что-нибудь вообще? Возможно, благословение? Если я смогу это сделать, то с радостью сделаю. – Я хочу всего одного, – сказала Ианта, стоя на коленях перед жрицей. – Назови это. – Больше не пытайся продать себя советскому офицеру. Поняла? – То, что я сделала… было недостойно меня, – сказала Леонита, смущённо отводя взгляд от Ианты. – Это так. Видишь, ты это запомнила. – Постараюсь. Я обещаю, что буду стараться, сир рыцарь. Я должна вам за это больше, чем я когда-либо смогу отплатить. Спасибо, что спасли их. Ианта посмотрела на темноволосую Леониту ледяными голубыми глазами, прежде чем уйти.ХХХ
Рядом с Феликсом раздался треск автомата, и он увидел, как одна из пустых банок рухнула с бревен, на которые он её поставил. Оглянувшись в сторону, он увидел довольную улыбку на лице Ианты, словно у прихорашивающейся кошки, прежде чем она сменила цель и замедлила дыхание. Она сделала ещё несколько вдохов, задержала дыхание и нажала на спуск. Калашников снова залаял, и ещё одна металлическая банка упала в кусты. – Потяни прямо назад, ты попадаешь немного правее, – сказал Феликс и, прислушиваясь к его совету, наёмница приложила более равномерную силу при своём следующем выстреле, пробив пустой цинк из-под патронов по центру и сбросив его с бревна. Вскоре последовали следующие три выстрела, каждый из которых был попаданием. – Неплохо, – сказал Феликс, – Ты начинаешь приноравливаться к этому. – Неплохо? – дерзко спросила Ианта, – Я попала по каждой из них с первой попытки. – Да, это очень мёртвые контейнеры, – сказал Феликс, сдерживая усмешку, когда угрюмая улыбка сменила дерзкую ухмылку на лице Ианты. – Как насчёт схватки на посохах? Тебе не удавалось ударить меня даже раз. – Ну, я хотел бы, но я не мазохист, – сказал Феликс. – Ты просто не любишь проигрывать, – ответила наёмница. – Ну, а ты? – Нет, – призналась Ианта, – Мне нравится побеждать. – Вот почему ты хочешь поединка. – Может быть, я просто хочу помочь тебе стать лучше? – невинно предложила Ианта. – Стуча по мне палкой? – Каждый синяк – урок, – мудро сказала Ианта. – Я почти уверен, что тебе нравится бить меня. – Ну, может, совсем немного, – призналась наёмница, – Итак, что ты думаешь о жрице? – спросила Ианта, осматривая ногти. – Не знаю, но кажется хорошей, – сказал Феликс. – Кажется хорошей? – спросила Ианта, искоса глядя на него. – Да. Она казалась правда расстроенной из-за того, что случилось с её деревней, и когда ты привела этих детей обратно, её лицо просто загорелось. – Так и было, – признала Ианта, – Вы… разговаривали с ней вообще? Может быть, наедине? – Кроме того раза, когда она впервые очнулась? Нет, не знаю. Я даже почти не видел её, был занят, пытаясь найти этого чёртового пилота. Не знаю, где, чёрт возьми, он исчез. Те есть, мы нашли, где он приземлился, но после этого след просто исчезает в лесу. – О, это хорошо, даст ей время нагореваться вдоволь, – с готовностью сказала Ианта, прежде чем потянуться. – Полагаю, этому пилоту лучше умереть, когда мы его найдем, я устаю от того, что ношусь через кусты весь день. – Ну, тогда я должна позволить тебе вернуться к этому, – пробормотала Ианта, вставая. – Да, да. Увидимся сегодня вечером, – сказал Феликс.ХХХ
– Луэлла, гд…, – начала Ианта, оборвавшись, когда обнаружила маленькую эльфийку спящей на рюкзаке. Хотя Луэлла не выглядела так, она была ещё совсем молода для эльфов, в раннем подростковом возрасте для своего вида. Почти ребёнок, даже если её тело было почти полностью развито. Она провела целый день, помогая с поисками, ведя различные группы через густой лес и отходя назад, чтобы найти тех, кто сбился с пути. Её способность пробираться сквозь лес почти сверхъестественна. Она делала это в течение почти шестнадцати часов, останавливаясь, чтобы взять еды, чтобы перекусить по пути, и казалось, что она достигла своего предела. Ианта улыбнулась Луэлле и, наклонившись, подняла спящую эльфийку как невесту. Луэлла не пошевелилась, сколько Ианта понесла её туда, где разбили её палатку. Ианта пронесла её внутрь и сняла с девушки ботинки и носки, прежде чем уложить её в спальный мешок. Ианта привязалась к эльфийке, привязалась как к сестре, и она чувствовала себя защищающей "молодую" девушку. Она откинула длинные пряди светлых волос с лица Луэллы, прежде чем застегнуть спальный мешок, чтобы ей было тепло. Из всего, что было у Советов, Ианта решила, что молнии должны быть одними из самых полезных. Гораздо быстрее, чем кнопки или шнурки и гораздо удобнее. Ианта вышла из палатки и побродила вокруг, часовые узнали её и не доставили ей никаких проблем или хлопот. Ей следовало отправиться в свою палатку, так как ей нужно было рано встать, чтобы помочь разведчикам и поискать с Максимуса, но она чувствовала себя беспокойно. Ночной воздух был прохладным, но не холодным даже для её чувствительных эльфийских ушей, которые она оставила непокрытыми и не прижатыми. Луна была полной и яркой, что облегчало её поиск, ставший ещё легче с её эльфийскими глазами, которые могли видеть почти так же хорошо в темноте, как и на свету, хотя они были чувствительны к ярким вспышкам света. Она услышала звон стекла, едва слышный, но её острый слух засёк его, и одно из её ушей дёрнулось в ответ. Она увидела верхнюю часть головы Феликса над травянистым холмом, возвышающимся над рекой, которая вилась по земле, и потому она подошла к нему. Её длинный меч качался на бедре. – Присядь, – предложил Феликс, указывая на пустой участок травы рядом с ним. Его АК был прислонён к шлему слева, а в правой руке была водка, – Я знаю, что я… ох, – сказал Феликс, возможно, ожидая, что Ианта отчитает его, когда она взяла бутылку из его руки, но вместо этого она наклонила бутылку и сама сделала большой глоток, чувствуя легкое жжение, когда жидкость стекала вниз по её горлу и осела в животе, согревая внутренности приятным теплом, прежде чем она вернула бутылку, – Ты сегодня хорошо справилась. Ну, насчёт стрельбы. На самом деле, ты неплохо справляешься, – сказал Феликс, и Ианта не могла не гордиться собой от такой похвалы. – А ты становишься менее слабым, почти приемлемо, – предложила Ианта. – Я добиваюсь этого. Хотя всё ещё побаливает, – Феликс сделал ещё один глоток водки, а затем передал её Ианте, и она сделала то же самое, – Ты много не хвалишь, не так ли? – спросил советский офицер и Ианта не смогла удержаться от улыбки. – Мой отец никогда не был способен на похвалу. Он всегда говорил, что людям не следует ожидать похвал только за то, что они существуют, и что их следует хвалить только тогда, когда они действительно заслуживают этого. Я помню, когда стала мастером клинка Мессалона после того, как прошла все испытания. Когда церемонии закончились, он отвёл меня в сторону, положил руку мне на плечо, посмотрел мне в глаза и сказал, что не может гордиться мной сильнее. – Ты обняла его? – Нет, я плакала, – сказала Ианта, – Не думаю, что он этого ожидал, – задумчиво продолжила наёмница, обнаружив, что напиток затуманивает её разум, но также развязывает язык, – Поскольку я следовала пути воина, он всегда относился ко мне как к мальчику с такими же ожиданиями. Думаю, он иногда забывал, что я женщина. – Похоже, он строгий человек. – Так и есть, – согласилась Ианта, – но при этом он справедлив. Я молюсь о том, чтобы вскоре я смогла увидеть его снова и могла бы с гордостью смотреть ему в глаза. Думаю, он тебе понравится. – Может быть, но я не знаю, будет ли у меня возможность встретиться с ним. Мой срок службы здесь заканчивается через месяц, а затем я возвращаюсь домой, – сказал Феликс, делая ещё один глоток. – О, ясно, – это было всё, что сказала Ианта, но внутри она чувствовала себя так, словно только что услышала, что больше никогда не увидит дома, – Уверена, ты скучаешь по дому. – Не совсем, – сказал рыжеволосый офицер, – Я не слишком много общаюсь со своими родителями, так как мы поссорились, и я не общался с остальными братьями и сёстрами. – Могу ли я спросить, из-за чего вы поругались? – Конечно, я не против рассказать тебе. Одна из моих сестёр, её зовут Анастасия, она была причиной. – Ты убил её любовника? – спросила Ианта, потягивая водку. – Нет, они не были бы так злы на меня, если бы я сделал что-то такое. Моя сестра дезертировала. Оставила всё, оставила нас без единого слова. Оставила меня. Мы всегда были рядом, Анастасия и я, но я не мог простить её за это, просто за то, что оставила нас. Мои родители хотели, чтобы я позвонил ей, попросил, чтобы она вернулась, но это было тогда, когда я был в ГРУ и поглощал всё дерьмо насчёт идеологии и верности партии. Более того, она причинила мне боль, уйдя, ничего не сказав. Я сказал им, что она предатель, и что она не моя сестра, которую стоит иметь. Я называл её всевозможными словами и проклинал своих родителей за то, что защищали её. Что если она не будет заботиться о нас, чтобы остаться с нами, то я не собираюсь просить её вернуться. Я сказал им, что собственноручно убью её, если я когда-нибудь снова увижу. Мой отец разозлился, когда я сказал это, он схватил меня, но тогда я был сильным, таким же бодрым, как ты, может быть, даже сильнее. Я сбросил его руки с себя и ударил его. Сильно ударил, – продолжил Феликс, Ианта чувствовала сожаление в его голосе, когда он это сказал. Как будто желая, чтобы он мог забрать всё это снова, – С тех пор я с ними не разговаривал. – А сейчас? – спросила Ианта. – Сейчас я просто надеюсь, что она счастлива, где бы ни была. Однажды я получил открытку из Америки. Я никогда её не читал, я был слишком зол. Я просто выбросил её. – Тебе следует поговорить с ними, когда придешь домой. Если ты оставишь открытые раны такими, то они будут только гноиться и оставят тебя лишь с раскаянием. Я восемь лет не разговаривала со своим старшим братом и теперь не знаю, жив он или мёртв. Если у меня всё ещё есть возможность сказать, что я извиняюсь и что я люблю его, – сказала Ианта, тяжело сглатывая, чтобы подавить эмоции, которые грозили вырваться наружу, обнаружив, что глоток водки мог оттолкнуть их туда, где им и место. – Знаешь, что ты не такая вспыльчивая, когда эти штуки не удерживают твои уши, – сказал Феликс. – Знаешь, ты говоришь самые чертовски глупые вещи в неподходящее время, – раздражённо отчитала его Ианта, – И теперь я могу сильно рассердиться, если это заставит тебя чувствовать себя лучше. – Я просто… пьян, – предположил Феликс, – Так что случилось? – продолжил он. Его глаза уныло мерцали как и у любого, кто когда-то напивался, и Ианта была уверена, что её глаза выглядят почти так же. – Мой брат Алоса, ему плевать на компанию женщин, – медленно произнесла Ианта, не зная, как объяснить болезнь своего брата. – Ты имеешь в виду, что он гомосексуалист? – Ему нравится заниматься сексом с другими мужчинами, и если это то, чем он является, то он один. Он – старший сын моего отца, и он должен был стать главой моей семьи, когда мой отец скончается. Однако он отказывался всякий раз от браков, которые мой отец предлагал между ним и дамами из других домов. У него всегда были оправдания, и я всегда защищала его решения. Он был моим старшим братом, и я любила его больше, чем любого из моих других братьев и сестёр. Я сволочь, – сказала Ианта, произнося слово, словно стиснув зубы и вытаскивая клинок из живота, – Более того, я эльфийский бастард, я не в силах носить имя моего отца, нашу фамилию. Но это не имело значения для Алосы, и он всё равно любил меня. Он был моим лучшим другом и моим защитником. Никто не смел меня мучить если он был рядом со мной, он бы убил их, если бы они это сделали. Алоса силён и телом, и духом. Он унаследовал рост и силу нашего отца. Алоса научил меня пользоваться копьем, научил правильно держать меч и втайне тренировался со мной, прежде чем у меня хватило смелости сказать отцу, что я хочу идти по пути воина. Он защитил меня от упрёков моего отца, и поэтому я защищала его отказы от потенциальных браков, которые предлагал мой отец. И эта толстая. Эта слишком уродливая. У этой изо рта пахнет или слишком громко храпит. Мой брат был моим героем, и я не верила, что ни одна женщина не была настолько хороша, чтобы даже насадиться на его член, тем более нести его ребенка. Когда я вернулась из своей первой кампании, я услышала крик, крик злобы. Мой отец – свирепый человек, и я никогда не видела его таким разъярённым, как в тот день. Ианта вздохнула, чтобы успокоиться, и, прежде чем продолжить, опустошила то, что осталось в бутылке, за один присест. – Он наконец сказал моему отцу правду. Он сказал ему, что он не интересуется женщинами, не интересуется браком и не интересуется отцовством. Как его поездки на охоту на выходных были действительно поводом для посещения его любовника и того, что они собираются построить собственную виллу. Я не могла в это поверить. Слышать это было, как получить копьё прямо в сердце. Я назвала его трусом. Я сказала, что он предал нашу семью, предал свой долг, предал нашего отца, предал меня. Я сказала ему, что ненавижу его. Я сказала ему просто трахнуть девку и заделать ей ребенка ради семьи. Когда он сказал, что не сделает этого, я сказала ему, что никогда не хочу снова его видеть. Что он мёртв для меня, и если у него осталась честь, он должен вонзить свой кинжал в то, что осталось от его сморщенного сердца. И всё же, несмотря на все мои проклятия, все мои мерзкие оскорбления, он никогда ничего не отвечал. Я глубоко ранила его своими словами, но он отказался сделать то же самое. Он отказался причинить мне боль. Он был единственным, кто никогда не делал мне больно, пообещал мне, что никогда не будет, даже когда я отвернулась от него, когда он нуждался во мне больше всего. Он отказался делать мне больно. Он никогда не кричал на меня, никогда не повышал голос, потому что, хотя я никогда не обнажала клинок, в тот день я вырезала сердце из его груди. Я ушла после этого и отказалась говорить с ним. В тот день он покинул наш дом, и с тех пор я с ним не разговаривала. Теперь каждый раз, когда я думаю о нём, я вижу только боль на его лице, вызванную тем, что я сказала ему. Когда я отказалась говорить с ним. Хотя сейчас я хочу это сделать. Я хочу на коленях попросить у него прощения и сказать ему, что я всё ещё люблю его. Что мне всё равно, куда он суёт свой член, что он всё ещё мой брат, и ничто никогда не изменит этого. Хех, он был даже тем, кто был против того, чтобы я отбеливала свои волосы. Сказал, что это опасно, что мне не нужно это делать, – сказала Ианта Моросели. – В любом случае, ты выглядишь лучше, как блондинка, – сказал Феликс. – И это всё, что ты можешь сказать после этого? – потребовала Ианта, – Плюс, это выглядит глупо, только корни блондинистые. – Честно говоря, я не знаю, что ещё сказать, – признался лейтенант, – Я… не очень хорош в таких вещах. Разве не опасно отбеливать твои брови и ресницы таким образом? – Я могла ослепнуть в любое время, если бы пролила слишком много в глаза, – призналась Ианта, – Я хотела вписаться. Я хотела быть только человеком. Знаешь, думаю я обязана тебе другой историей, поскольку ты рассказал мне о своём шраме, а не только о том, что я быстрая, – сказала Ианта, жидкость заставляла её чувствовать себя разговорчивой и рефлексивной, – Когда мне было десять лет, я была влюблена в мальчика. Каапо. Он был большим для своего возраста и хорошо выглядел. В своём увлечении и наивности я послала ему письмо, любовное письмо, если честно. Я едва ела и спала, пока ждала ответа. Я использовала цветочный язык и хороший пергамент, и я была полна смущения в тот момент, когда отправила его. Когда от него пришёл ответ, я мучительно откладывала его открытие на целый день и ночь. Когда я наконец открыла его, он писал, что чувствовал то же самое. Он пообещал мне, что мы поженимся и будем иметь прекрасных детей. Что он всегда будет любить меня. Он хотел встретиться со мной через три дня в полнолуние на акрополе. Я была полна волнения и мечтаний о романтике. Я потратила все свои деньги на прекрасное шёлковое платье и сандалии. Все деньги, что у меня были, я потратила на это платье. Я заплетала цветы в волосы и вплетала в них серебряные листья, когда шла на встречу с ним. Я потратила два часа на макияж, как благородные дамы, и принесла ему подарок – бронзовую повязку воина, которую нужно носить. Знак почёта. Я ждала на скамейке с видом на Плутус у Фонтана Снов. Я едва могла ждать и не могла определиться с тем, что скажу ему в первую очередь. Если я позволю ему говорить первым. Хех, – горько рассмеялась Ианта, – Я даже задавалась вопросом, поженимся ли мы той ночью. Но Каапо появился с четырьмя своими дружками. Я была сбита с толку, когда мне следовало бежать. Они избили меня и сорвали с меня платье, – безразлично сказала Ианта, – Сломали мои дорогие сандалии и вырвали цветы и серебряные листья из моих волос. Настоящие серебряные, которые я купила у серебряника, а не декоративные. Они называли меня грязной ушастой шлюхой. Уродливой эльфийской сукой, которой не следует прыгать выше головы. Что я должна была знать своё место. Они облили меня кровью и смолой, прежде чем бросить на меня мешок с перьями. Они назвали это улучшением и отправили меня домой голой, рыдающей, всю в крови, дегте и перьях. И кто мне помог? Алоса, который очистил меня, вытер мои слёзы и обнимал меня, пока я не прекратила рыдать. Он держал уродливую маленькую ушастую суку, чтобы она почувствовала себя лучше и в тот день я поклялась, что больше никогда не позволю никому когда-нибудь снова причинить мне боль. Алоса на следующий день начал учить меня боксу. Свою уродливую маленькую эльфийскую сволочную суку-сестру, – задохнулась Ианта, чувствуя, что начинает плакать. Она грубо вытерла слёзы, но удивлённо остановилась, когда мозолистая рука нежно вытерла их. – Ты прекрасна, а не уродлива, – мягко, но целеустремленно сказал Феликс. Ианта подумала, что Феликс пытается обмануть её, поиздеваться над ней, но, глядя в его глаза, она не увидела никакого обмана, только нежность и заботу. Так же, как Алоса смотрел на неё. Она прижала руку Феликса к своему лицу и почувствовала, как в её груди расцвело тепло, которое было не из-за алкоголя. Ианта почувствовала безумную храбрость внутри себя, подпитываемую её желанием и подкрепленной напитком, она потянулась к Феликсу и прижалась к его губам. Она хотела, чтобы поцелуй был более целомудренным, но он быстро превратился в голодный, движимый желанием. Через мгновение она прервала его, заметив удивленное выражение лица Феликса и безумный страх того, что она зашла слишком далеко, нахлынул на неё. Страх того, что он не хотел её, что он будет насмехаться над ней и отвернет её. Эти страхи исчезли, когда Феликс поцеловал её в ответ. Сначала она думала, что он колеблется или только ведёт её, но затем она поняла, что сдерживает его неопытность, а не сомнения. Поэтому она решила показать ему и приняла поцелуй, толкнув его так, чтобы его спина была плотно прижата к травянистому холму. Аккуратно прикусив губу, чтобы он открыл рот, но когда он не понял подсказки, она сунула язык ему в рот. Нужно заставлять себя не улыбаться его наивности, даже когда она чувствовала, как её тело нагревается, а лицо заливается краской. – Я всегда слишком… долго жду… чтобы дать людям понять… что я чувствую, – выдохнула Ианта между поцелуями, пробуя алкоголь во рту Феликса и разыскивая каждую его каплю, – Но не в этот раз, – пообещала наёмница, держа его за руки, пока крепления её снаряжения ослабевали. Когда с неё спал пояс и длинный меч и кинжал упали рядом, они отбросили их в сторону, поскольку оружие только мешало ей. Феликс теперь отвечал с готовностью, хоть и без некоторой неопытности в своих попытках. – Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты остался со мной и вернулся со мной в Мессалон, – сказала Ианта, в глазах которой был туман из-за спиртного и страсти, – Если ты будешь моим и только моим, тогда я буду твоей и только твоей. Я не хочу, чтобы ты уходил, но сегодня я просто хочу, чтобы ты был внутри меня. – Я…, – пробормотал Феликс, его лицо покраснело, но Ианта заставила его замолчать поцелуем. – Я покажу тебе, что делать, – пообещала Ианта, расстёгивая его ремень, прежде чем снять свою черную облегающую рубашку и подставить грудь холодным ночным воздухом, розовые соски выпрямились от возбуждения и холода, прежде чем их тела слились вместе. Примечание автора: Ну, я вполне доволен тем, как получилась эта глава. У меня было много трудностей при написании, и в конце концов, после того, как я сделал несколько глав для одной из моих других историй, я просто почти полностью выбросил то, что у меня было для этой главы, и начал снова. Получилось намного лучше, чем было ранее. Я чувствую, что ждал достаточно времени, чтобы романтика перешла от встречи к дружбе, взаимному уважению, доверию и, наконец, любви и страсти. Я так вам скажу – я на самом деле очень доволен. Оказывается, Луэлла правда восприимчива к людям. Оставьте отзыв и скажите, что вы, народ, думаете о главе.