Достойное проклятие

      – Эм, а что за затишье? Мне чёт стрёмно, – пробормотал Намджун, подходя к моющему посуду Сокджину.       Для него стало шоком, что, придя со студии раньше полуночи, он застаёт тишину в общежитии, которую разбавляет только журчание воды и тихих звон тарелок.       Обычно играла громкая музыка или работал телевизор. Чон рубился с кем-то в приставку и матерился в гостиной. Из комнаты Юнги звучали биты или мягкие звуки фортепиано. Чимин смотрел дурацкие смешные шоу на ноутбуке и хохотал на всю квартиру. А Хосок мог ржать вместе с ним или валяться на диване под боком у Гука, комментируя его (несуществующую) рукожопость.       А сегодня стояла гробовая тишина.       – У нас траур, о котором я не знаю? Кто-то умер? – шёпотом, практически на ухо старшему. Явно же что-то произошло.       – Нет, но траур присутствует. А так – ВиГуки случились, – пожимает плечами Джин и замолкает, словно это всё объясняет. В принципе, большего и не нужно.       – Ой, бля…       – Угу, всё веселее, чем ты можешь себе представить, – спокойно начинает Сокджин, поворачиваясь к лидеру, – Тэ-тэ сбежал и не думаю, что сегодня появится дома. Гук с разбитой рожей в комнате закрылся и никого не пускает. А остальные просто чувствуют атмосферу и сидят по углам. А нет, ещё Хосок куда-то улизнул, думая, что остался незамеченным, шпион недоделанный, – хихикает на последнем, стараясь разбавить сгущающиеся краски шока на чужом лице.       – Ожидаемо, но всё же я в ауте. Придурки...       – Джунни, хочу на ручки, – дует губы старший и тянется тонкими пальчиками к парню.       – Ох ты ж блять, какие мы милые! – шокированный низкий голос, но драгоценную ношу всё же усаживает к себе на колени, немного опасливо оглядываясь в коридор, и наклоняется, оставляя за ухом нежный поцелуй. – А после концерта ты пользовался совсем другими словечками.       – А тебя это заводит, да? Нравится чувствовать себя покорной сучкой, которая скулит басом и подмахивает своими потрясающими крепкими бёдрами? – томно тянет Джин, пошло ухмыляется, понижает голос и оттягивает тёмные влажные пряди, пока не слышит тихое шипение и маты, а чужие пальцы так приятно впиваются в задницу, что хочется самому заскулить.       В тот вечер набухались все одинаково – в говнище, но исход получился у каждого свой. Вот Намджины точно не думали, что они такие экспериментаторы в сексуальном плане.       Сначала это было: «Как думаешь, Тэ с Гуком в каких позициях будут, если тупить перестанут?»       Потом: «Бля, трахаться охота».       Через: «А ты пробовал с парнем?»       И вот, Намджун уже прижат к своей же кровати своим же другом и чувствует себя невъебически очешуенно.       Кто бы мог знать, что вечно серьёзный лидер, в меру заботливый, но держащий всё под жёстким контролем и в ежовых рукавицах, будет так тащиться от подчинения и члена в своей невинной заднице.       А Сокджин, который, если и допускал мысль о гействе (ввиду странной ситуации между любимыми тонсенами), то видел себя в роли пассива, который откровенно стонет и принимает. А в жизни словил такой неописуемо охуенный оргазм от тесноты чужой задницы, которая и в сравнение не идёт с разъёбанными щелями предыдущих девушек, и низких стонов, срывающих последние заслонки. А английские маты смешанные с собственным именем, когда младший забрызгал спермой свой живот и грудь, вовсе доводили до грани потери сознания.       Наутро они посмущались, посмеялись, но решили забыть и жить дальше, прекрасно понимая, что дрочить оба будут именно на размытые воспоминания об этой ночи, а не на силиконовые сиськи или другие бабские прелести.       Но вот сейчас, когда два тела прижимаются настолько близко, а каменные возбуждения уже трутся друг об друга от таких незамысловатых действий, становится очевидным, что никто не против повторить прошлый опыт.       – Нужно в комнату, Джинни, пока не поздно, – порыкивая, произносит Намджун, понимая, что опасную игру они затеяли. Он дожидается кивка и подхватывает парня под бёдра, словно это не взрослый двухметровый амбал, а маленький котёнок.       Дверь комнаты резко захлопывается, Сокджин опрокинут на кровать, а сверху нависает Джун, жадно впиваясь в чужие губы. Он тесно прижимается, трётся, стягивает чужую одежду. А старший только пошло ухмыляется и меняет их местами.       Сегодня Намджуну суждено быть снизу.       ***       – Хосоки? Ты как узнал, что я здесь?       Тэхён высунул свою опухшую сонную мордашку из-под одеяла, как только услышал знакомый голос. Они с Соджуном смотрели кино, когда появился незваный гость. Кто бы мог подумать…       – Да я, собственно, и не знал. Ты как, Тэ-тэ? – Чон постарался подобрать свою челюсть с пола, пытаясь бросать не слишком явные недовольные взгляды на застывшего старшего, который тоже выпал от этой странной ситуации.       – Нормально.       – Ага, я вижу. Двигайся, – натянув милую улыбочку, Хосок скинул холодную уличную одежду и плюхнулся на диван, утягивая Тэхёна в крепкие объятия поддержки.       Очнувшийся Соджун только пробормотал что-то про чай и скрылся на кухне. Это было так странно. Чон не задавал никаких вопросов, не лез в душу, не копался там. Он был просто рядом. Тёплый и уютный. И от этого становилось чертовски стыдно.       – Почему вы такие добрые к размазне вроде меня, которая даже в себе разобраться не может, а только заливает соплями чужие жилетки? Я не заслужил таких друзей.       Старший только обречённо вздохнул, когда поставил дымящие чашки на стол и увидел очередные горькие слёзы на чужом милом личике. Он втиснулся на узкий диванчик, притираясь к Киму с другой стороны и обвивая его руками.       – Золотой ты наш ребёнок, что за глупые мысли у тебя в головушке живут? Ты сильный, просто даже сильным нужна поддержка и минуты слабости. А мы всегда рядом, ты же знаешь.       – И, если ты был с Соджуном, то, думаю, он успел сказать, что пока ты живёшь – ты можешь изменить свою жизнь.       Тэхён в удивлении даже перестаёт истекать соплями и поднимает глаза. Чон с нежной улыбкой смотрит на нервного старшего, который теребит край своей футболки и кусает губы, уставившись на остывающий чай. Что Тэхён упустил, пока страдал от несправедливости мира?       – Успел. А ты откуда знаешь? – догадки есть, но лучше просто спросить.       – Этими словами меня Хосок утешал в своё время... – бормочет Соджун, словно стесняясь и желая, чтобы его слова остались неуслышанными. Но, естественно, этого не произойдёт.       – Так значит, это о нём ты говорил? – да, снова, ответа не требуется. Буквально, риторический вопрос.       Ну, не думал парень, что его «когда-нибудь» произойдёт всего-то через час.       ***       – Хён? Поцелуй меня…       Тэхёну просто хочется забыться. Хочется, чтобы боль утихла, и жить стало проще. И лучшего способа он не знает, а потому смотрит умоляющими глазками и надеется, что его не сочтут сумасшедшим.       – Ох, мелкий, я тебя люблю, конечно, но не настолько, чтобы изменять своему парню, – отворачивается Соджун, словно он виноват в этом положении.       – Что? Парень? У тебя парень есть? Что??? – ну, отвлечь Тэ от страданий точно получилось, даже забыл, что минуту назад заливал крокодильими слезами кое-чей любимый диван.       – Хм, да, не думал, что подходящее время для таких новостей. Прости, – и снова виноватый взгляд провинившегося ребёнка.       – Эй, хён, я рад за тебя! И давно? – любопытство страшнее любой напасти.       – Месяц примерно. Не знаю, насколько всё серьёзно, но я ему нравлюсь. Да и я себе решил дать шанс на счастье.       – Это так круто! А кто он? Знаменитость? Я его знаю? – Кима прям распирало, что чужих покрасневших щёк и бегающих глаз он в упор не заметил.       – Не думаю, что я готов всё рассказать. Когда-нибудь ты обязательно узнаешь о нём первым.