Достойное проклятие

      Тэхён провёл с ребятами всю ночь. Он успел и наплакаться, и насмеяться, и напиться до поросячьего визга.       Как бы не было сложно просыпаться, выпутываться из плена чужих рук и ног, но Ким наконец-то чувствовал себя живым и готовым столкнуться с любыми трудностями, которые подготовила для него жизнь: с невероятной головной болью от похмелья, с мыслями, что предстоит сейчас вернуться домой, с очередной мучительной встречей со своим невыносимым, дерзким и немножко тормознутым тонсеном.       Да и отдыхать долго не получится, ведь вечером очередное мероприятие, на котором парни не имеют права появляться с опухшими лицами и синяками под глазами, а потому Тэ придётся провести долгий день в обнимку с косметикой.       «Как и Чонгуку».       Злорадно хихикая, сознание подбрасывает картинки, как младший, матеря всё, на чём свет стоит, пытается замазать синяки, чтобы не влетело от менеджеров. А потом сдаётся, кается, получает нагоняй и сидит три часа в кресле причитающих стилистов и вспоминает очень нежные костяшки своего хёна. Ох, красотища!       Тэхён сбегает, пока Хосок и Соджун посапывают в обнимку, заваливается в свою квартиру и улыбается искренне, возможно, впервые за несколько месяцев.       Груз на душе сейчас ощущается не так явно и можно порадовать остальных чем-то более весёлым, чем кислая мина, которая, очевидно, уже всех задолбала.       Погода прекрасная, впереди вкусный завтрак Сокджина и очередной день, полностью загруженный съёмками и тренировками.       – Утречка, хён. Как ночка прошла? – звучит голос из проёма кухонных дверей. И он явно не Джина.       – Прекрасно, Гукки. Как сам? – неприкрытый сарказм сочится ядом из чужого рта, в то время, как губы растягиваются в приторно-нежной улыбке.       – Неплохо, только заснуть было проблематично. Одна истеричка разбила мне вчера нос и синяк на виске поставила. Голова до сих пор гудит, – бормочет парень, поглаживая пальцами ушибленное место, и с ухмылкой пропускает друга на кухню.       – Да? А может, ты просто ведёшь себя, как идиот, вот у людей нервы и сдают? – Тэ по-новой заводится, складывая руки на груди, стоит только увидеть дерзость в глазах мелкого засранца.       – А ну, заткнулись, заебали цапаться! – прорычал Намджун, которого Тэхён сначала даже не заметил за столом.       – Точно. Вам пофиг, а нам страдай, – строго продолжил Сокджин, но всё же поднялся со своего места, чтобы накормить страдальца. Ему было искренне жаль Тэ, ведь влюбиться в тупого друга – то ещё наказание. Но и разгребать за ними он не горел желанием, – разберитесь в своих отношениях и не подставляйте всю группу. Вы же знаете, что мы волнуемся, так что решите эту всю хрень и побыстрее.       Джин посмотрел взглядом «Ты уверен, что захочешь мне перечить?», и сомневаться в не самом лучшем настроении старшего в этот момент было опасно. Парни просто переглянулись и, фыркнув, сели по разные стороны стола, показательно игнорируя присутствие друг друга.       Атмосфера завтрака была такой напряжённой, что никто не смел даже нарушить тишину, боясь, что произойдёт атомный взрыв или начнётся Третья Мировая. А жертвы никому не были нужны.       Тэхён посылал уничтожающие взгляды в Чонгука, которым научился у Юнги, а Чон стойко их выносил, в ответ поглядывая из-под ресниц нечитаемым взглядом.       На самом же деле у Тэ щемило сердце, когда он видел следы своей вчерашней несдержанности. Припухший нос, глаз и висок, раскрашенные всеми цветами радуги, болезненное шипение при неосторожном движении. Киму и впрямь было стыдно, хотелось обнять и извиниться, сказать, что Гук придурок, но самый лучший и любимый. Но оценят ли такой жест? Процент положительного ответа минимален. Да и гордость не позволит так поступить. Засранец и сам виноват!       Чонгук же тоже видел, что его хён, пусть и с немного припухшим лицом, но выглядит похорошевшим, что немного задевает натуру ревностного собственника. Как друга, естественно, ничего больше. А если и немного больше, то исключительно из-за проклятия. Много больше. Блять, да где он был всю ночь?! Нет-нет, нужно прекращать, а то так можно в истеричную подружку превратиться, которая выедает мозг чайной ложечкой. Гук не такой. И вовсе не ревнует.       Но эта ситуация бесит, как и собственная реакция на неё. А поделать с собой Чон ничего не может, только крепче сжимает в пальцах знакомую баночку, засунув руку в карман.       Появляется гениальный план, загораясь лампочкой над головой. Парень подрывается под сомнительным предлогом приготовления чая, который, к слову, ещё ни разу в этой квартире не пил, ограничиваясь крепким кофе. А чтоб не вызывать подозрений, наливает четыре чашки и под офигевшие взгляды трёх пар глаз расставляет горячий напиток для каждого.       – Что? Я уже не могу о хёнах позаботиться?       Искренние щенячьи глазки палят его ещё больше, но Тэхён только вздыхает и отпивает из своей, стараясь не морщиться, ведь та дрянь, которую Чонгук «незаметно» подлил в чай, воняет так, словно кто-то решил подшутить и заменить гранулы дорогого китайского чая куриным помётом.       Тэ догадывается, что это было, но воевать больше не хочет. Пусть побалуется ребёнок.       Он давится напитком, под чужим изучающим взглядом, допивает, и уходит в свою комнату, ведь внутри вновь зарождается невероятная злость и обида на тупоголового возлюбленного, который ведёт себя как пятилетний ребёнок.       «Спокойно, вдох-выдох, Тэ-тэ, всё будет хорошо».       Перед глазами светлый потолок с падающими на него яркими лучами солнца, под лопатками скомканная простыня не застеленной со вчера холодной кровати, а медитирующее дыхание не даёт сорваться и разнести комнату в хлам.       Проходит минут десять, в течение которых выравнивается состояние и можно дальше идти покорять вершины жизни, но тут осторожный стук в дверь, и червячок сомнения зарождается, стоит только появиться в проёме знакомой макушке.       – Хён, ты в порядке? – щебечет Чон, словно ядом напоил и ждёт результата.       – Ага. Заходи, чего топчешься, – Ким сел на кровати, призывно хлопая ладошкой рядом с собой. Пора бы разобраться и прекратить эту бесполезную игру по контролю и подавлению эмоций.       – Я хотел сказать… Вернее, спросить… Эмм… – сложно выразить свои дурацкие мысли, особенно, если боишься вновь за них отхватить по лицу. Но, кажется, сегодня старший настроен менее враждебно, а значит – можно попытать удачу. – Ты только не злись, но я…       – Подмешал мне в чай это дерьмо и захотел узнать, подействовало ли оно? – хмыкнул Тэ, которому сейчас в кайф было наблюдать за стыдливыми метаниями и расширяющимися глазами парня.       – Ты заметил?.. Прости, я просто должен был…       – И как, чувствуешь эффект? Полегчало? Может, перестал обо мне думать, как об объекте желаний, и мы можем вернуться обратно к отношениям хён-тонсен? – почему-то это казалось простым и сложным одновременно, но отступать уже было поздно, а от злости не осталось и следа.       – Не знаю… А ты? Ты же должен был что-то почувствовать, – огромные чёрные глаза, которые с надеждой смотрят тебе в самую душу, заставляют на секунду потерять реальность и поддаться своим желаниям, невзирая ни на какие последствия.       – Угу, и давно. Теперь твоя очередь мучаться, – бормочет Тэхён и сокращает между ними расстояние, наваливаясь на шокированного младшего.       Секундного замешательства Чонгука хватает на то, чтобы парень собрал остатки смелости, и накрыл чужие губы своими. Просто касание, без лишних движений, но дрожь пробирает до кончиков пальцев и уже даже не столь важна ответная реакция Чона. Но удивлению нет придела, когда он отмирает и приоткрывает губы, пуская чужой горячий язык внутрь, сжимая пальцами тонкие плечи.       Тэ плывёт, постанывает и прижимается ещё ближе, пытаясь растянуть сладостный миг. Но даже он когда-то заканчивается.       – Ну что, почувствовал? – шепчет старший прямо в губы, пытаясь восстановить дыхание, и прижимается своим лбом к чужому.       – Ага, кажись, не подействовало…