Достойное проклятие

      – Какого хуя? Неужели опять?! – стонет Тэхён, зарываясь с головой под одеяло, и утыкается в подушку лицом, проклиная весь мир, судьбу, ну, и по традиции – человека, который придумал похмелье.       Он застывает на месте, пытаясь понять и вспомнить, что же произошло вчера. Первым делом нужно проверить, не закончилась ли и эта попойка теми же «последствиями», что и прошлая.       Осторожно просовывает под себя руку, ощупывая задницу. Нет, если бы там кто-то побывал, то ощущения были бы явно другими. Выдохнув, Тэ поворачивается и, злорадно хихикая, со всей дури пинает пятками Чонгука, который вскрикивает и с глухим стуком сваливается на пол.       – Чё за нахрен? – с рыком стонет он, пока старший захлёбывается диким ржачем. – Хён? – Глаза округляются и внимательно (насколько это возможно, проснувшись с бодуна) изучают содрогающуюся персону. – Ты что здесь делаешь? Ещё и голый… – Тэхёну же не показалось, что Чон облизнулся от возникшей перед взором картины?       – На себя посмотри, – бурчит Ким, натягивая простыню так, чтоб прикрыть не только свою наготу, но и бесстыдно покрасневшие щёки.       – Ой, и правда… Хён, а я что здесь голый делаю? Мы что, снова того…       – Нет! Да ни в жизнь я тебе больше жопу свою не дам!       – А я?.. – у Тэ весь воздух из лёгких выбивает то, с какой лёгкостью и невозмутимостью Гук скользит рукой к своей заднице. – Тоже нет.       – Охренеть, ты что же это?       – А мало ли. Я ничего не помню, – так же невозмутимо пожимает плечами, словно о погоде говорили.       Он серьёзно это сделал? Или галлюцинации на почве похмелья? То есть, не «проклятье», не «тыжмойхён», не «пшол нах, пидар радужный», а вот так просто: «мало ли»? Ким Тэхён, ты либо сошёл с ума, либо умер и оказался в раю. Гейском раю. Где перед тобой сидит твой главный краш, обнажая все интересные места, и лапает себя за жопу.       – Приплыли… – трясёт головой старший, стараясь прогнать из головы бурные фантазии и не провоцировать ещё больше зарождающийся утренний (ага, да, только в этом причина) стояк.       – Хён, я хотел…       – Пошли ребят найдём, жрать охота, – зато вспомнить, из-за чего не хотелось вчера с мелким связываться, оказывается очень даже легко. Стоит только увидеть эти оленьи глазки – сразу же все волосы себе на голове повырывать хочется. А может, не только себе. Заебал. Эгоист малолетний.       Тэ заматывается в сорванную с кровати простыню и уносится прочь из комнаты, пока Чонгук не успел среагировать и остановить.       Палуба оказывается пустой. Как и остальные комнаты на борту. И капитанский отсек. А ещё не слышно гудения двигателя. Упс.       Картина маслом: они вдвоём на судне, где на десятки – а то и сотни – миль вокруг океанская гладь, а остальных попутчиков и след простыл. Бросили? Бросили, на произвол судьбы, сволочи проклятые!       А Чон всё это время хвостиком ходил следом, успев наскоро натянуть свои шорты, и теперь внимательно наблюдал за метаниями старшего. Он был намерен в эти дни разъяснить всё, что происходит между ними, объяснить эмоции и переживания, расставить все точки над «ё», так сказать.       У парня было несколько дней, чтобы обдумать положение и принять правильное решение. Он разрывался, не мог найти идеального варианта, чтобы никто не пострадал. А вчера, когда увидел Тэхёна, который шёл навстречу в своей дурацкой шляпе, странных очках и огромной несуразной рубашке, то на голову упало озарение: не будет найдено идеального решения. Панацеи от чувств не существует.       И, как только Чонгук собрался с силами поговорить, Тэ сразу спрятался в свой кокон и начал шипеть на любое движение в свою сторону.       А теперь наступило утро. И решимость не исчезла. Да и отсутствие остальных может сыграть только на руку. И даже неважно, что произошло и куда они исчезли.       – Хён, давай поговорим.       – Гук, ты понимаешь, что нас бросили? Не до разговоров сейчас, – Ким осматривается и прикидывает, куда бы можно было спрятаться от внимания Чона и дождаться возвращения остальных. Он срывается и уносится в сторону комнат, вспоминая, что на двери должна быть щеколда.       – Хён, – Чонгук чует неладное, совсем не доверяя чужой отговорке, и старается не отставать.       Тэ путается в слишком долгой простыне, но добирается до того места, где недавно проснулся. Влетает, практически падая на колени, и захлопывает дверь. Но запереть её не успевает, когда Чонгук одним ударом ноги чуть не срывает бедняжку с петель.       – Блять, Тэхён! – низко рычит Чон, стоя в пустом проёме. У старшего мурашки проносятся по спине от такого тона и обращения. Он встаёт и старается, хоть выровнявшись в росте, показать превосходство.       – Чего тебе?       – Я сказал, – обманчиво спокойно начинает Гук, делая шаг вперёд, – что нам нужно поговорить, Тэхён. – Ещё шаг, намеренно выделяя последнее слово. – И ты сейчас сядешь, – ещё один, почти вплотную, заставляя старшего вжаться икрами в кровать, – и спокойно меня выслушаешь.       – Нет! Не хочу, – попытка вырваться и сбежать была пресечена на корню слишком внимательным парнем, который выглядел словно зверь на охоте.       В следующее мгновение Тэ, всё также завёрнутый «гусеничкой» в простыню, пискнул и оказался завален на спину, а на его бёдрах гордо восседал ухмыляющийся Чонгук.       – Говори, – буркнул он, понимая, что пути отступления перекрыты, и постарался не думать о том, где сидит младший и по чём ёрзает своей прелестной задницей.       – Я хотел обсудить… нас, – смотря прямо в глаза, опускаясь ниже и опираясь на руки по обе стороны от Кима, – что ты думаешь об этом?       – А что должен? Ты с проклятьем разобрался? Разобрался. Я-то тут при чём? – попытку отвернуться обламывает крепкая хватка на подбородке, которая разворачивает обратно и заставляет смотреть прямо в чужие потемневшие от азарта глаза.       – Я тут недавно понял, – опаляя горячим дыханием влажные губы, говорит Чон, – что проклятье было вовсе не виновато в моём влечении к тебе. Нет, виновато, но не так. Я просто раньше не замечал этого. Или не хотел замечать.       – Ч-что?       – Ты моё помешательство, Ким Тэхён. Я не знаю, что делать дальше, но если ты чувствуешь то же самое, то мы вместе что-то придумаем.       – Я люблю тебя, – они ведь всё равно умрут, да? Их бросили или забыли, запасы еды и воды скоро закончатся. А так: если умирать, то без сожалений, – очень давно. А ты, мелкий засранец, даже не видел этого. Потом трахнул и забыл. Как думаешь, хорошо мне после этого было, а?! А теперь сидишь тут и заявляешь… – Тэ чуть не задохнулся, когда горячие губы коснулись его щеки, сцеловывая скатившуюся слезинку боли и отчаяния.       – Прости… – продолжить Чон не дал, а просто накрыл дрожащие губы трепетным поцелуем, который они запомнят, который будет желанным и не наполненным алкогольной дымкой.       Мгновение, которое казалось для обоих вечностью. Чёрт, почему никто не сказал, что это настолько приятно – иногда идти на поводу у желаний сердца, а не разума? Руки скользили по скулам, царапая шею и зарываясь в волосы, пока язык скользил по губам, спрашивая разрешения. Никакого напора, а только нежность и желание, что плавило Тэхёна и заставляло слепо следовать, но не менее уверенно и страстно.       – Прости, что был таким глупым. Прости, что так страдал из-за меня. Если бы я только…       Ким выпутывается из оков и притягивает парня к себе, обвивая его руками. О каком прощении может идти речь, если эти прекрасные, мягкие губы стирают все обиды и прошлые разногласия.       Этот поцелуй наполнен любовью и заставляет забыть всё, как только языки сталкиваются и сплетаются в каком-то безумном танце страсти.