Песчаная Буря

      В воскресенье, в день, когда в местном храме на утреннюю молитву собирается если не весь город, то большая его часть, на территории храма неизбежно появляется большое количество детей, пришедших вместе со своими родителями. Дети по своей природе, и в силу возраста, совершенно неусидчивы, и потому начинают носиться по всей доступной им территории, лишь только отец или мать отвернутся.       По окончанию проповеди, Отец Асад традиционно провожал прихожан у выхода, мимолетно с ними разговаривая о чем-то мелком и не важном, вроде погоды, а затем и дальше оставался на улице, до следующего таинства, чтобы пообщаться уже о чем-то более важном. Именанд стоял в кружевной тени деревьев, о чем-то задумавшись, перебирая в руке четки, и наблюдая за происходящим вокруг расфокусированным взглядом. К нему трусцой подбежал доберман, еще мгновение назад носившийся и игравший с детьми, и сел рядом, высунув язык и дыша ртом. Он безумно любил бегать и резвиться вот так, только в такие моменты чувствуя себя свободным, хоть и находясь периодически под пристальным и тяжелым взглядом господина, когда тот выходил из раздумий. Хозяин просто наблюдал за происходящим, но даже мимолетный его взгляд ощущался псом, как удар обухом по голове. Такое выражение лица было привычным для Асада, и принимало его каждый раз, когда тот, никем не отвлекаемый, мог расслабить мимические мышцы, на время прекращая свой театр. А играл он хорошо, выражая каждую эмоцию глазами и губами с такой живостью, словно он и правда ее испытывал, хотя в большинстве случаев это было не так, и мог быть разоблачен только другим великим актером, либо кадром вроде Рихтера Тилля, однако первого он еще не встречал, а второй не придал этому особого значения.       Араб потрепал собаку за ухо, продолжая перебирать четки. Вокруг стоял шум — машины, ветер, говор, стук каблуков, пронзительный и резкий лай маленьких собак, а также крики и взвизги бегающих детей, да еще и ремонт дороги прямо напротив храма. Вся эта какофония действовала мужчине на нервы, но иного выхода, кроме как погрузиться в мысли о вечном, чтобы немного абстрагироваться, у него не было.       Вдруг его чуткий слух уловил среди детских вскриков один наиболее звонкий, перешедший в тихое нытье, которое вот-вот должно перетечь в заливной плачь. Заметил его Асад потому, что этот голосок готов был заплакать не от досады, или мелкой ссадины, а от самой настоящей боли. Мужчина окинул взглядом происходящее вокруг, но ничего подозрительного для себя не заметил, однако голос стал громче, что его уже мог бы услышать кто-то из окружающих, если бы тут не было настолько шумно. Услышал это и пес, навостривший уши, и вставший в стойку. Животное осмотрелось вокруг, а зачем вскинуло морду вверх, взглянув на хозяина. — Сходи проверь, — отдал приказ мужчина, и пес как в воздухе растворился, снова ускакав в толпу.       Искать долго не пришлось — на траве сидела девочка, держась за ногу. Она пыталась что-то сделать, но вздрагивала, лишь притронувшись к туфельке. Она знала этого добермана, и потому не испугалась его приближения. Пес тяжело вздохнул, забегавшись, затем обернулся в ту сторону, где стоял патер, и пролаял несколько раз. — Убар, не пугай, — пролепетала девочка сквозь слезы. Лай этот отличался от лая других собак низким, командным тоном, из-за чего его можно было запросто услышать, и очень сложно спутать. Уловив сигнал пса, патер прикрыл глаза, вздыхая. Ему очень не хотелось идти туда, и что-то делать, но лишние проблемы с прихожанами ему не были нужны, поэтому лучшим решением было выступить в роли добродетельного священнослужителя, чем бессовестного святоши, не следящего за наличием потенциальной опасности для детей на территории его прихода. — Убар, ну что тут у тебя? — как бы у собаки спросил подошедший священник, словно он не знал, что тут что-то произошло. Только взглянув на девочку он понял, в чем дело — та умудрилась наступить на гвоздь. Он сел перед ребенком, аккуратно приподняв поврежденную ногу, чтобы осмотреть. — Не трогайте, больно, — испуганно пролепетала девочка. — Не могу ничего обещать, — как можно мягче произнес патер. Он стал пытаться отвлечь внимание девочки на свою речь, чтобы та не мешала ему, и не производила лишнего шума, и потому принял решение рассказать ей небольшую историю, вычитанную в одной из книг Лукаса, в статье о статуе «Мальчик, вынимающий занозу», в которой было приведено несколько версий того, что же за сюжет запечатлен в этом изваянии. Выбрав самую простую и глупую, он начал, — Знаешь историю о пастушке Марции? — девочка отрицательно мотнула головой, внимательно наблюдая за действиями патера, и постоянно вздрагивая.— Тогда слушай, — его глаза сверкнули, и ребенок затих.— Однажды итальянского пастушка Марция отправили к Капитолию, чтобы предупредить всех о наступлении римлян, — его мягкая, даже наивная манера речи, с какой обычно разговаривают с детьми, оказала нужный эффект, потому та сидела смирно, пока мужчина снимал с ее ноги окровавленную туфельку, и осторожно вынимал гвоздь. — По пути ему в ногу впилась заноза, но он не стал останавливаться, и вынимать ее, чтобы не тратить время. В итоге мальчик умер у стен Капитолия, выполнив свою миссию, — он перевязал ногу ребенка чистым платком, и помог подняться. Усадив девочку себе на плечи, патер пошел к храму. Она была спокойна и послушна, словно тряпичная кукла, обняв мужчину за шею, и положив голову на голову священника. — А из-за чего он умер? — спросила она. — Из-за занозы. В ногу попала инфекция, — ответил Именанд, — Ты видишь своих родителей?       Ребенок поднял голову, и осмотрелся: — Да, вон моя мама, — она указала на молодую женщину в длинной коричневой юбке. Аль Асад кивнул псу и тот, подхватив в зубы снятую с девчушки обувь, побежал к женщине. Та, увидев в пасти животного туфельку дочери, вздрогнула. — Где ты это взял? — спросила она, явно не ожидая ответа от собаки, и забирая у того из пасти башмачок. Пес потянул ее за собой, выводя из толпы, и ведя к тому месту, где его ждал мужчина с девочкой на плечах. — А-а, — протянул Асад, — А вот и мамаша, не следящая за собственным чадом, здравствуйте, — женщина оторопела. — Звоните в скорую, что встали. — Как Вы со мной разговариваете!? — вскрикнула она. — Так, как Вы заслуживаете, — огрызнулся патер, входя в храм. Он посадил девочку на лавку, — Если бы Вы были, на то воля Божья, порядочной матерью — услышали бы крик дочери, среди сотни голосов и шума. Да и девочке не пришлось бы надрывать голос, — он провел ладонью по голове ребенка, и отошел. — Отец Асад, — окликнула вдруг его девочка. Мужчина посмотрел на нее через плечо.— Спасибо, — сказала она. Араб кивнув ей, и ушел вглубь храма, к алтарю. Тут же на первом ряду уже сидел Лукас. Встав с лавки, он подошел к патеру, тихо к нему обращаясь.       — Так значит, пастушок Марций, да? Не думал, что Вы читаете то, что приносите мне. — Иногда, от скуки, — ответил Именанд. — А какая версия Вам кажется самой правдивой? — Спартанская, она самая логичная. А история с пастушком совершенно притянута за уши. — Как раз для детей, — подхватил Лука. — Не только. Вдруг Хоффман обернулся: — Господи, он идет.

***

      Стоит уточнить, что между случаем с тетрадью и встречей со старухой, прошло около месяца. Штефан стал часто наведываться в церковь, где служил Отец Асад, отчасти из-за того, что туда ходила Серафима, и отчасти из-за самого настоятеля. Штефана почему-то тянуло к новому патеру. Тянуло не физическом или платоническом плане, а духовно. Тиллю почему-то хотелось как можно больше говорить с этим человеком. Частично из-за этого Штеф стал периодически советоваться со священником по тому или иному поводу.       Так и сейчас, все еще чувствуя напряжение от встречи с цыганкой, и обдумывая каждое сказанное ею слово, Тилль перед работой решил навестить настоятеля, надеясь, что тот сможет развеять его переживания, хотя бы словами о том, что цыганки – сплошные шарлатанки. Штефан и сам так думал, но все же хотел удостовериться, услышав это из уст «знающего», как он считал, человека. Вместе с ним шла Серафима.       Войдя в храм, молодые люди разделились: Штеф пошел прямиком с патеру, стоящему у алтаря вместе с юношей, а Фима села на скамью, о чем-то задумавшись, как она часто делала в церквях. Она не молилась – она думала. Лука, почувствовав приближение парня, торопливо попрощался с мужчиной, и юркнул в боковой проход.       — Отец Асад, Вы не заняты? — спросил немец, когда патер обернулся, заслышав позади себя шаги. — Нет, — Именанд обратил внимание на лицо юноши. — Выглядите напряженным, что-то случилось? — Да. Мы можем поговорить? — Конечно, — патер изобразил на своем лице эмоцию беспокойства, снова положив руку с четками на сердце. — Я чувствую, что-то случилось с Вами. — Не здесь. Давайте поговорим на улице? — в ответ аль Асад кивнув, уводя парня за собой, на задний двор церкви, где начиналось кладбище, и где было меньше всего людей. — Что Вас беспокоит? — Отец Асад, я недавно был у… Не знаю, как ее назвать. У цыганки, и она сказала вещи, которые меня напугали. Не поймите неправильно, я во все это не верю… — Но что заставило Вас ей поверить? — Она точно указала на события в моей жизни, которые знаю только я и моя семья. — И что же это были за события? — Она указала на рану, шрам на шее. В пятнадцать лет я попал в не очень хорошую компанию, ввязался в драку. У нападавшего был нож, и он нанес удар мне в шею. Я истекал кровью, но у меня почему-то все равно были силы продолжать. Я бы оправдал это выбросом адреналина, но врачи позже сказали, что это ранение было несовместимо с жизнью. У меня остался шрам, он под тату. — Действительно занятный случай. Но возможно она просто увидела Ваше повреждение? — Она была слепой. — Может не такой уж и слепой. У нее были помощники? — Да. — Вот и ответ. — Она указала еще один случай. От него у меня не осталось совершенно никаких следов. Мои родителю – любители активного отдыха, поэтому каждые выходные они брали меня с братом с собой в поход, или в какую-либо поездку, когда мы были младше. Во время одной из таких поездок мы взбирались на скалу. Это был не первый раз, когда мы это делали. Нас связывал единый трос. В какой-то момент мой трос лопнул, и я полетел вниз, но из-за того, что я был в середине, я повис на второй половине троса, ударившись затылком о склон, но тут крепление соскочило, и я сорвался, — он не на долго замолчал. — Очнулся я на земле. Около меня был отец. Мать с братом продолжили подъем, а отец спустился за мной. Он рассказывал, что я какое-то время лежал неподвижно, затем открыл глаза и закашлял, и что мои глаза были красными и залитыми кровью, а сам я был бледным, почти синим, но я встал и смог продолжить подъем. Позднее врачи не верили, что это правда произошло, хотя на костях остались следы от переломов. — А что Вы чувствовали в эти моменты? Вы ведь что-то ощущали? — патер начал перебирать четки. — Да, жжение. Сильное жжение в груди, на уровне сердца, — Штефан нахмурился, и положил руку на грудь, будто он и сейчас ощущал жжение. — И это точно была не изжога. — У Вас случаются припадки неконтролируемой агрессии? — глаза аль Асада сверкнули. — Да.       Они разговаривали еще некоторое время, после чего вместе медленно, прогулочным шагом, вышли с заднего двора. Именанд заметил Альбац рядом с сидящим на лавке Лукасом: — Вы пришли вместе с Серафимой? — А, да, — ответил Тилль. — Я часто вижу вас вместе, тут, в храме, — он перекинул несколько бусин на четках, впившись взглядом в девушку. — Кажется, между вами что-то есть? — сказал Асад, после чего осекся, словно спросил лишнего. — Извините, это не мое дело. — Нет, нет, что Вы, все в порядке, — пролепетал Штефан, улыбнувшись. — Это так заметно? — Глаза никогда не врут, сын мой, — улыбнулся священник. — Ни Ваши, ни её. — Ладно, Вы нас раскусили, — смутился Штеф, — Что Вы о ней думаете? Вы, кажется, знаете её даже ближе, чем я. — То, о чем говорят в исповедальне навсегда остается там, — Асад хохотнул. — Но могу сказать, что она еще очень наивна. Вы другой, не попадитесь под её влияние, иначе как два дурака будете плясать на краю пропасти. Будьте рассудительнее, принимайте совместные решения на холодную голову, а еще лучше — подождите, пока она вырастет. Вот что я думаю. — В Ваших словах есть доля правды, — он задумался. Попрощавшись с патером, парень поспешил к девушке. Араб проводил его взглядом, встав на свое излюбленное место – напротив входа в церковь, под деревьями, где в солнечные дни образовывалась кружевная тень, и был хороший обзор на всю территорию перед храмом. Он продолжал смотреть как бы в спину Штефа, но на самом деле его взгляд был прикован к фигуре Серафимы. Мужчина жадно разглядывал каждую деталь ее внешности, прически, одежды, ощущая зудящее чувство вожделения. Именанд испытывал его каждый раз, когда видел перед собой новый объект животного желания, коим всегда являлись привлекательные молодые девушки и женщины. Ему было все равно на статус девушки, ее семейное положение, наличие детей — его пленяла молодость и красота женского тела, и он был готов на многое, чтобы овладеть объектом вожделения, подчинить его своей воле, видя перед собой обнаженное, беззащитное, извивающееся в экстазе тело, чувствуя под руками податливую плоть, быстро покрывающуюся синяками, если надавить слишком сильно, ощущая на языке солоноватый привкус пота, резко перебиваемый металлическим вкусом крови, выступающей на нежной коже, если случайно или специально задеть ее, прикусить зубами.       Асад прикрыл глаза, затем слегка наклонил голову вперед, отгоняя от себя способные помешать ему сейчас мысли, взглянув на обувь, тут же мысленно отметив, что она уже запылилась за день, и ее нужно привести в порядок, после чего поднял глаза, устремив взгляд на то место, где мгновение назад видел девушку. Ее там уже не было — он уже шла вместе с Тиллем вдоль забора, провожаемая взглядом патера.

***

      Лукас вышел через служебный ход, наведался в келью, где аль Гази все еще наводил порядок, и вышел с книгой в руках, потирая шишку на лбу. Он любил читать в одиночестве, или при патере, чтобы его никто не трогал и не шумел, но, к сожалению, пока Шакир возился в келье, спокойно почитать он бы не мог. Высмотрев привлекательное для чтения место, мальчик сел на лавку и открыл издание. Но стоило ему прочитать всего пару строк, погружаясь в процесс, как к нему кто-то обратился: — О, привет, — к нему подсела девушка. Мальчишка закатил глаза, — Я тебя часто вижу тебя около Отца Асада. Ты Лука, да? Ты его родственник? Сын? — Как тактично с Вашей стороны, — Лука хмыкнул. — С какой целью интересуетесь? — Ох, прости-прости, просто уж очень меня волновал этот вопрос, а Отец Асад занят, вот я и обратилась к тебе напрямую, — девушка невинно улыбнулась. — Я приемный, — Хоффман вновь опустил глаза на текст. — Оу, — девушка смутилась, — Прости, я не знала. — Теперь знаете. Вы Серафима Альбац, верно? — юнец искоса посмотрел на собеседницу, — Раз Вы задаете мне нетактичные вопросы, то и я могу задавать Вам таковые. В каких Вы отношениях с Тиллем? — Лукас закрыл книгу. Девушка заулыбалась еще шире. — Подловил. Мы дружим. Хотя нельзя исключать то, что мы симпатичны друг другу как мужчина и женщина, — в ответ Хоффман лишь натянуто улыбнулся. — А что ты читаешь?       Глаза мальчишки вдруг загорелись. Хоффман любил рассказывать о прочитанном, но ему не часто выпадал такой шанс: — Это мифы и легенды Древнего Египта. — И что же там интересного? — Ну, например, Вы знаете, откуда, согласно легендам, у леопарда пятна? — девушка отрицательно покачала головой, — Сет, бог тьмы и разрушений, убил Осириса, отца Анубиса, и разбросал его части тела по миру. Анубис с еще несколькими богами нашел все части. Анубис, покровитель мертвых, забальзамировал тело отца. Сет разозлился, и превратившись в леопарда, хотел разорвать тело Осириса. Но Анубис остановил Сета, заклеймив его горячим железным прутом. Затем Анубис содрал с Сета кожу, и носил ее как предупреждение злодеям, оскверняющим могилы умерших… — мальчик остановился, — Однако ходили слухи, что Сет не погиб окончательно, и последняя частица его души спустилась на землю, и вселилась в тело младенца, осев в его сердце. Как думаете, это правда? — Все может быть, — девушка заметила возвращающегося Штефана, — Очень интересная легенда. Спасибо, что рассказал, — она встала с лавки и, попрощавшись с Лукой, пошла навстречу другу.       Мальчишка вновь натянуто улыбнулся, а когда девушка отошла на достаточное расстояние, чтобы не иметь возможности услышать Луку, пробурчал себе под нос: — Интересно ей. Знаю я, как тебе интересно, потаскуха, — он снова погрузился в чтение, как его кто-то окликнул. Юнец недовольно поднял глаза, и увидел перед собой женщину, приближавшуюся к нему. Он узнал ее. Лукас постарался сделать вид, что он ее не знает, уткнулся в книгу, но женщина взяла его за плечи, и подняла с лавки, так что тот даже выронил книгу из рук. — Лукас! Ты живой! Как ты тут оказался? — взволнованно лепетала женщина, кажется, готовая заплакать. Она крепко сжимала плечи мальчика руками. Лука замер, впиваясь взглядом в лицо женщины, и не зная, что ему делать. Аль Асад, краем глаза посматривающий на происходящее, разговаривая с прихожанином, прервал разговор, извинился и поспешил к подопечному, поняв, что он сам не справится. Подойдя, он рукой отгородил женщину от остолбеневшего от шока мальчишки, — Ты так вырос! Так огрубел! — Фрау, он что-то натворил? — взволнованно спросил патер, встав между незнакомкой и Лукой. Хоффман машинально прижался к мужчине, ища защиты. Именанд по-отцовски положил руку тому на голову. — Нет, совсем нет, — женщина сделала шаг назад. Она выглядела очень взволнованной, и даже не смотрела на патера, не спуская глаз с мальчика, — Лукас, ты меня не узнаешь? — Нет, фрау, — дрожащим голосом ответил мальчик, схватившись рукой на рясу священника. — Совсем? Ты помнишь своих родителей? — Я его родитель, — Именанд старался обратить внимание незнакомки на себя. — Как же? — женщина вскинула взгляд на мужчину, — Вам же нельзя… — Приемный, — поспешил оправиться аль Асад, — Подкидыш он. Оставили у храма много лет назад в Клагенфурте, — говоря это, он гладил мальчишку по голове. — Вероятно, Вы спутали его с кем-то, — приветливо говорил патер, мягко улыбаясь. — Вы так взволнованы. Почему?       Женщина схватилась за голову, прикрыв глаза: — Извините. Дело в том, что несколько лет назад погибла моя сестра с мужем и сыном. Их тела нашли, а тело Лукаса – нет, — она подняла взгляд на патера, — Я так долго надеялась, что он выжил, что теперь он мне везде мерещится, — она слабо улыбнулась. — Я соболезную Вашей потере, — лицо Именанда приняло вид сострадания, он коснулся рукой с четками плеча женщины. — Христос открыл нам врата Жизни Вечной и с того момента смерть – это рождение для вечной жизни. — Да, Вы правы, — закивала женщина, — Извините, — сказала она, слабо улыбнувшись, и медленно ушла, полная раздумий.       Как только она скрылась из виду, аль Асад, убедившись, что на них не смотрят, слабо оттолкнул юнца от себя. Лукас послушно оторвался наконец от мужчины, и сделал шаг в сторону. — Господин, я… — тихо начал мальчик, но араб жестом остановил его. — Вечером, — сказал он, и вернулся к прихожанам.