Цикл драбблов "Сhoices"

Зимой крохотные существа, составляющие телесную оболочку Вельзевул, казалось, цепенеют от холода и впадают в спячку вместе с земными сородичами, вялые и малоподвижные. Всё это сильно снижает работоспособность, вызывая желание уползти куда-нибудь в тихий, желательно сухой угол, забиться между вековой давности отчетами и окончательно ускользнуть от реальности. Единственное, что её удерживает — чудесным образом протянутая между офисами ниточка: ощущения чужого тепла и нежные до трепета прикосновения; вибрация, иногда размеренная и степенная, иногда убыстряющаяся — сердце архангела, бьющееся в её ладонях. *** — У босса очередной параноидальный припадок. В такие моменты все наперегонки доносят друг на друга, и я не хочу оказаться слабым звеном в этой гонке. Думаю, нам не стоит видеться в ближайшее время. Внезапно ей становится невыносимо тошно от перспективы провести так даже пару недель. А если разлука затянется на столетия? — Тогда позволь мне взять кое-что с собой — до тех пор, пока опасность не минует, и мы не встретимся снова. — Что же ты хочешь взять? Гавриил со всей серьезностью протягивает к ней руку: — Тебя. *** Михаил сгребает со стола подписанные документы и хмурится. — Странно. Я могла бы поклясться, что тут попахивает злом. И сдобой. Но это в равной степени невероятно, так ведь? — Конечно. Когда дверь кабинета за ней захлопывается, Гавриил осторожно отгибает лацкан пиджака и выпускает на свободу помятую, возмущенно жужжащую муху. — Всё-всё, она уже ушла. Извини, вот твои эклеры. *** — Быстро же в этот раз он успокоился. — Быстро?! Через целых полтора месяца! Они лежат в спальне своей лондонской квартиры, торопливо наверстывая упущенное. Белые крылья смыкаются вокруг Вельзевул, как цветочные лепестки, и она опять поневоле думает о мухах и лилиях. — Между прочим, ты всерьез написал в служебной записке, что Люцифер нанес тебе моральную травму, и теперь ты нуждаешься в отпуске для реабилитации?! — Разумеется, — с достоинством отвечает Гавриил. — Это же истинная правда. И блаженно привлекает её к себе, укутывая ещё плотнее. — Знаешь, часть тебя — это, конечно, тоже замечательно, но отныне я хочу всё целиком.