Атмосфера в столовой становится напряженной с приходом бури. Брюс замечает, как между заключенными пробегают тревожные взгляды. Справа от него один заключенный толкает другого, и они начинают злобно пялиться друг на друга.
— Всем вернуться в свои камеры, — крикнул Моррисон с порога, держа в руке дубинку. — Сегодня никакой работы.
— Назад в камеры? — возмущенно говорит один из заключенных. — Мы только что оттуда!
— Если не подчинишься, отправишься в одиночную камеру, — отвечает Моррисон с явным предупреждением в голосе. Раздается звонок, и очередь из заключенных начинает угрюмо двигаться к дверям. Свет в окнах пожелтел от приближающейся грозы, раскат грома сотряс здание.
Коридор заполнен морем заключенных в оранжевой униформе, направляющихся обратно в тюремный блок. Брюса прижимает к стене поток людей. Он опирается на стену и замечает, что от ее основания до самого потолка тянется длинная тонкая трещина. Не то чтобы он разглядывал стены коридора, но почти уверен, что трещина совершенно новая, судя по белой осыпавшейся штукатурке на полу.
Поток толкает его вперед, заставляя идти дальше по коридору. На секунду, прежде чем он входит в тюремный блок, ему кажется, что в коридоре заключенных больше, чем рассчитанных на них камер, но проходит через дверной проем и направляется к своей камере, и чувство исчезает.
Брюс расхаживает по камере минут десять, пока не слышит шум в коридоре. Он подходит к прорези для глаз и выглядывает наружу. Вокруг камеры Крейна столпились три охранника.
— Я этого не делал! — Крейн протестует, борется с ремнями, когда его пытаются связать, чтобы увезти. — Я не имею к этому никакого отношения! Обыщите меня! Обыщите мою камеру! У меня больше нет этого токсина страха!
— Заткнись, — раздраженно произносит Хардинг. Крейн размахивает рукой, и кто-то ее ловит. Брюс слышит щелчок автоинъектора, и Крейн затихает.
Брюс понятия не имеет, что стало причиной того, что случилось сегодня утром, но он знает, что это был не Крейн. Он знает о наркотиках Крейна, и это совершенно не то.
Во всяком случае, Крейна не было рядом, когда Брюс увидел убитую девушку на полу или когда он увидел пандемическое отделение в библиотеке. Должно быть какое-то другое объяснение, хотя на данный момент единственное объяснение, которое у него есть, это то, что он действительно бредит.
Охранники уводят Крейна. Через пару минут появляется Росс.
— Пора к доктору, — весело говорит он, стуча в дверь. Швы сняты с его нижней губы, и он кажется более приветливым с Брюсом теперь, когда Брюс участвовал в поединке.
— А где Джонс? — спрашивает Брюс, идет на середину камеры и оборачивается, положив руки на затылок. Входит Росс и надевает на него наручники.
— Больной пошел домой, — отвечает Росс с отвращением.
— Да? — Брюс помнит гнойник на шее Фальконе.
— Не-а. Он испугался токсина страха, — фыркает Росс. — Говорит, что это призраки.
Он опускает руки Брюса и разворачивает его.
— Это не токсин страха, — говорит Брюс.
Росс бросает на него косой взгляд и произносит:
— Я думаю, что он просто слишком много общался с сумасшедшими.
Они выходят в коридор и направляются к первой лестнице. Сейчас все коридоры совершенно пусты.
— Почему сегодня нет работы? — спрашивает Брюс.
Росс смотрит на него, не отвечает, но Брюс и сам все понимает. Должно быть, Джонс был не единственным, кто вернулся домой больным.
Они подходят к кабинету доктора Квинзель, Росс ведет его внутрь. В кабинете на удивление чисто, доктор Квинзель сортирует бумаги на своем столе.
— Запоздалая весенняя уборка? — спрашивает Брюс, когда Росс пристегивает его к креслу.
— Просто прибираюсь, — отвечает она с улыбкой. — Я беру небольшой отпуск.
Брюс видит, как Росс закатывает глаза, прежде чем выйти из комнаты. Доктор Квинзель, кажется, ничего не замечает.
— Почему? — спрашивает Брюс.
Она пожимает плечами.
— Мне просто нужен перерыв, — она складывает листок бумаги и пытается разорвать его пополам, но бумага настолько плотная, что не рвется. Вздохнув, она бросает его в мусорную корзину.
— Это из-за того, что случилось сегодня утром?
Она бросает на него быстрый взгляд.
— Я слышала об этом. Люди задаются вопросом, как Крейн сделал это.
— Это был не он, — говорит Брюс.
Доктор Квинзель поднимает брови, глядя на него.
— Не он?
— Я знаю про его токсин страха, и это совершенно не то, — он наблюдает за ней, ожидая реакции. — Кроме того, это не первый раз, когда люди видят вещи, которых нет в Аркхеме. Вы сами об этом говорили. Помните? Вы сказали, что странное — это обычно для Аркхема.
— Вы что-то видели, Брюс? — доктор Квинзель прекращает сортировать бумаги и смотрит на него.
— А Джокер вам не сказал?
Выражение лица доктора Квинзель становится странным.
— Вы с ним разговаривали?
— Один или два раза, — Брюс хмуро смотрит на нее. — Так почему?
Она качает головой, возвращаясь к своим бумагам.
— Я думаю, нам следует вернуться к тому, что именно вы видели.
Брюс пристально изучает ее.
— Вы рассказывали ему о наших сеансах, но он ничего вам не рассказывал, — говорит он, осознав. Ее щеки краснеют.
— Он не рассказывает мне все подробности своей жизни, — огрызается она.
— Он рассказал вам о драке?
Она смотрит на него равнодушно.
— В столовой?
Брюс колеблется, думая об ожогах, которые он видел на груди Джокера во время поединка.
— Он вам что-нибудь говорил о докторе Уильямсе?
— Я знаю, что он был у доктора Уильямса, — легко отвечает она. — Клаус будет присматривать за моими пациентами, пока меня не будет, и он хотел провести сеанс, чтобы познакомиться с Джокером до моего отъезда.
— Он говорил, что произошло на том сеансе?
Ее лицо мрачнеет.
— Мы здесь не для того, чтобы говорить о Джокере, — отвечает она.
Брюс успокаивается, довольствуясь пока этим. Очевидно, Джокер ничего ей не рассказывал о том, что происходит.
Доктор Квинзель бросает еще несколько бумаг в мусорное ведро с большей силой, чем это необходимо, затем складывает руки на своем столе.
— Расскажите мне о том, что вы видели.
Брюс откидывается на спинку стула, наручники туго стягивают его запястья.
— Сегодня утром крыша столовой исчезла. Как будто мы были в другом мире. Я не могу придумать никакого объяснения этому.
— Но вы же не думаете, что это был токсин страха?
Брюс немного наклоняется вперед.
— Вы не видели здесь ничего странного? То, что вы не можете объяснить?
Доктор Квинзель колеблется, но потом, видимо, решает подыграть ему.
— Пару недель назад я слышала женский крик. Я думала, что это одна из пациенток из женского крыла пришла на прием, но я никого не видела вокруг, и это было после закрытия. — Ее глаза фокусируются где-то на дальней стене, и она слегка вздрагивает. — Это был жуткий крик.
— Но вы же ничего не видели?
Доктор Квинзель встает и кладет оставшиеся бумаги обратно в картотеку.
— Ну, я тогда очень устала.
Брюс молча ждет, глядя ей в спину. Она некоторое время возится в картотеке.
— Наверное, я просто наслушалась этих историй о призраках, — говорит она картотечному шкафу.
— Те, что про Амадея Аркхема? — тихо спрашивает Брюс.
— Да, — она закрывает шкаф с картотекой, но продолжает стоять около него.
— Что вы видели?
— Я ничего не видела. Это была... галлюцинация или что-то в этом роде. Я работала допоздна, и крики звучали настолько ужасно, что я просто... — она поворачивается к нефритовому растению и берет свою лейку, встряхивая ее, чтобы посмотреть, сколько в ней воды.
Брюс ждет, пока она продолжит.
— Там был кукольный домик, — резко произносит доктор Квинзель. — Он был в одной из комнат для посетителей внизу, на полу. Конечно, у нас там нет никаких кукольных домиков.
— Кукольный домик, — эхом отзывается Брюс.
Доктор Квинзель подносит руку ко рту.
— Там была женская голова, — продолжает она приглушенно.
— Думаете, это связано с историями об Аркхеме?
Она снова поворачивается к нему, все еще прижимая руку ко рту. Она выглядит напуганной.
— Именно это и случилось с его женой. Убийца положил ее голову в кукольный домик и перерезал горло дочери. По крайней мере, так говорится в историях.
— А сколько лет было его дочери?
— Даже не знаю. Шесть? Я уже не помню.
Ей перерезали горло. Брюс вспоминает девочку, которую видел в коридоре. Нет такого понятия как призраки. Так не стоит даже думать об этом.
— У меня слишком богатое воображение, — говорит доктор Квинзель, делая очевидное усилие, чтобы отогнать свое беспокойство. — Его там не было, когда я привела охранника. Я просто устала, понимаете?
— О чем именно говорится в этих историях?
— Амадей Аркхем превратил фамильный дом в сумасшедший дом после того, как его мать покончила с собой. Он жил здесь со своей женой и дочерью, пока один из заключенных государственной психиатрической больницы не сбежал и не убил их обеих, пока он был в отъезде по делам, — рассказывая все это, доктор Квинзель, кажется, успокаивается и снова садится за свой стол. — Он лечил убийцу в Аркхеме в течение целого года, прежде чем тот умер от «неисправного» оборудования при электроконвульсивном лечении в годовщину убийства. Аркхем поступил в качестве пациента в свою собственную лечебницу семь лет спустя.
— Почему?
— За то, что пытался убить своего брокера. Он был одержим и бредил. Он потратил несколько месяцев, пытаясь найти способ вернуть жену и дочь из мертвых. Он был убежден, что существует какой-то способ, будь то магия, путешествия во времени, альтернативные вселенные или что-то еще. Он потратил большую часть своего состояния на различные устройства и книги. Когда он наконец понял, что это невозможно, у него случился нервный срыв.
— Вы сами верите в призраков?
Она тихо смеется.
— Я бы так не сказала, но... — она пожимает плечами. — Я думаю, что все возможно. А что увидели вы?
— Я видел шестилетнюю девочку с перерезанным горлом.
Ее улыбка исчезает. Она опускает взгляд на свой пустой стол.
— Серьезно?
— Я думаю, что-то происходит.
— А что насчет потолка в столовой? — спрашивает она, положив руку на подбородок. — Эта часть здания находится в постоянном пользовании с момента постройки.
Брюс обдумывает ее слова. Это правда — даже если бы он действительно верил в призраков, это не объяснило бы крышу.
— А Аркхем когда-нибудь использовался как больница? Или временная палата во время какой-нибудь вспышки болезни?
— Насколько мне известно, нет. Я не знаю ни одной крупной эпидемии здесь со времен испанского гриппа в 1918 году, и это было, когда Аркхем еще являлся фамильным домом.
«Это был не грипп», — думает Брюс. Ничего из этого
не имеет смысла. Может быть, он бредит. Может быть, это все какой-то симптом психического заболевания, о котором он и не подозревает.
Доктор Квинзель бросает взгляд на часы.
— Доктор Уильямс хочет с вами встретиться. Сейчас мы спустимся в его кабинет. Я бы хотела, чтобы мы могли поговорить еще немного, но мне нужно выбраться отсюда.
Она встает, подходит к двери и, открывая ее, высовывается наружу.
— Росс?
Входит Росс и снимает с Брюса наручники. Доктор Квинзель с сумкой на плече выходит с ними из кабинета, запирая за собой дверь.
— Ты мой последний пациент на ближайшие две недели, — говорит она, когда они спускаются по лестнице. Из окна в конце коридора слышится раскат грома.
— Надеюсь, вы с доктором Уильямсом поладите.
Брюс молчит. Он определенно заинтересован во встрече с этим человеком, после того, что он услышал. У подножия лестницы Брюс поднимает голову. В воздухе витает запах, который он узнает.
Запах смерти.
— Что это? — спрашивает доктор Квинзель, принюхиваясь.
— Может, мышь застряла в стене, — предположил Росс, постукивая костяшками пальцев по обоям. Доктор Квинзель не выглядит убежденной. Они подходят к двери кабинета доктора Уильямса, и доктор Квинзель начинает стучать.
— Клаус?
— Входите! — слышится его голос. Доктор Квинзель толкает дверь, и они втроем заходят.
Доктор Клаус Уильямс сидит за металлическим столом, положив одну руку на чашку кофе. Окна выходят на переднюю лужайку Аркхема, где густой туман лежит как сливки. Старомодное медицинское оборудование и другие устройства, которые Брюс не узнает, стоят на полках позади него. Дальний конец комнаты отгорожен занавеской. В одной из стен установлен камин, хотя решетка холодная.
— Брюс, это доктор Уильямс, — начинает доктор Квинзель, когда Росс усаживает Брюса на стул перед доктором Уильямсом.
— Мы встречались в коридоре несколько дней назад, — перебивает ее доктор Уильямс с улыбкой. — Хорошо, что у меня наконец-то появился шанс встретиться с вами, Брюс.
— Увидимся через несколько недель, — бросает доктор Квинзель, выходя за дверь.
— Пока, Харли, — тепло говорит доктор Уильямс. Молния сверкает и освещает кабинет на секунду, огни кратковременно мерцают. — Веди машину спокойно в такую бурю.
Доктор Квинзель машет рукой и исчезает в коридоре. Росс выходит следом за ней. Доктор Уильямс складывает руки на столе и внимательно смотрит на Брюса.
— Ну что ж, — начинает он.
Брюс просто изучает его, не отвечая. У доктора щетинистая рыжая борода и почти облысевшая макушка; он прищуривает глаза, когда улыбается.
— Доктор Квинзель постоянно информирует меня о ваших успехах, — доктор Уильямс безмятежно улыбается. — Я думаю, что вы впечатляюще преуспели за то время, что находитесь здесь, но, честно говоря, я обеспокоен тем, что она оставила вас в такой критический момент на данном этапе.
Он отодвигает свой вращающийся стул и встает, двигаясь к своим полкам. Он открывает дверцу шкафа и достает что-то оттуда. Оборачиваясь, он держит в руках маску Бэтмена. Это не маска Брюса, но очень похоже на близкую копию.
— Бэтмен, — произносит доктор Уильямс, глядя на маску. — Какое очаровательное создание. Я никогда не видел ничего подобного раньше, за все мои годы работы с беспокойными умами. Вместо того, чтобы противостоять своим собственным проблемам — потере родителей, неспособности закончить свое образование в колледже, бесполезному путешествию по всему миру, чтобы найти себя, — вы создаете этого супергероя, этого идеализированного человека, который может бороться со всеми проблемами мира. Теперь ваши проблемы — это
не проблемы, а предыстория.
Брюс наблюдает, как мужчина пристально смотрит на маску. Пока лекарство не развязало ему язык, он не чувствует необходимости спорить с ним. Доктор Уильямс, кажется, с минуту ждет ответа, а затем подходит к нему, все еще держа в руках маску.
— Кто вы сейчас? — спрашивает доктор Уильямс, останавливаясь перед ним.
Брюс не отвечает. Доктор Уильямс крутит маску в руках, а затем натягивает ее на голову Брюса. Брюс морщится, склонив голову набок, но доктор Уильямс решительно опускает маску, пока она не оказывается на его голове. Он поправляет маску.
— Кто вы? — терпеливо переспрашивает доктор Уильямс.
— Брюс Уэйн, — отвечает Брюс. — А кто вы?
— Это не тот голос, который вы использовали. Покажите мне этот голос. Скажите мне, кто вы.
Брюс свирепо смотрит на него. Доктор Уильямс хмурится, прикасаясь к нежной коже под глазом Брюса, которая, должно быть, выделяется без черной скрывающей ее краски на лице. Брюс отдергивает голову подальше от мужчины, его глаз дергается.
— Вы видите вещи только в черно-белом свете, когда носите эту маску, — говорит доктор Уильямс. — Хорошее и плохое, правильное и неправильное, законное и незаконное. Нездорово видеть вещи таким образом. У всего есть оттенки серого. Даже у вас.
Свет снова наполняет комнату. Брюс сосредоточенно смотрит в окно. Кажется, что туман, который окружает их, отрезал их от остального мира, оставив совершенно одних. Гром трещит после вспышки молнии. Лампа на столе доктора Уильяма слегка дрожит.
— Вы не можете быть одним целым человеком, когда проводите все свое время, играя такие невероятные роли, — продолжает доктор Уильямс, отворачиваясь от Брюса и роясь в другом ящике. — Вам нужно стать цельным, нужно отказаться от других своих личностей.
Он снова поворачивается к Брюсу, держа в руках длинный тонкий шнур.
— Бэтмен должен умереть, — говорит он.
Брюс резко выпрямляется в кресле. Доктор Уильямс улыбается его реакции и делает шаг вперед. Он наносит мощный удар Брюсу по лицу открытой ладонью.
— Кто вы? — спрашивает он.
Брюс качает головой, тщетно пытаясь освободиться от ремней, удерживающих его запястья на стуле.
— Вы сошли с ума! — вскрикивает он в ужасе.
Доктор Уильямс бьет его снова, а затем медленно обходит вокруг.
— Кто вы? — спрашивает он, оставаясь вне поля зрения.
— Отойдите от меня! — рявкает Бэтмен, дергая за подлокотники кресла.
— А вот и голос, — с удовольствием тянет доктор Уильямс. Шнур падает на шею Бэтмена и прижимается к его горлу. — Приятно познакомиться, Бэтмен. К сожалению, наша встреча будет короткой.
Шнур дергается, натягиваясь под челюстью Бэтмена. Маска, которая сейчас на нем, не такая прочная, как его собственная, но она перераспределяет силу шнура, чтобы не врезался в его кожу; однако шнур все еще ограничивает его кровоток. Он откидывает голову назад, а затем резко тянет вперед, пытаясь вырвать шнур из рук доктора Уильяма, но доктор цепко держится за него.
— Бэтмен не идеален, — говорит доктор Уильямс, скручивая шнур. — Бэтмен бредит. Он считает, что с преступностью можно бороться с помощью насилия и побоев.
— Вы... пытаете своих... пациентов, — хрипит Бэтмен, лицо покалывает, зрение сужается до пальца света. — Это же... преступление...
— Это для твоего же блага, — шепчет доктор Уильямс ему на ухо. — А теперь уходи, Бэтмен. Оставь Брюса Уэйна в покое.
Подлокотник кресла скулит в знак протеста против борьбы Бэтмена. Ремни скрипят. Доктор Уильямс снова скручивает шнур, затягивая его еще туже.
— Ты не герой, — говорит доктор Уильямс. — Ты всего лишь человек. Сдавайся.
Бэтмен борется в последний раз, и его глаза закрываются. Голос доктора Уильямса затихает. Он оседает в кресле, и комната исчезает.
***
Когда Брюс открывает глаза, ему кажется, что прошел миллион лет.
В голове что-то настойчиво стучит, глотать больно. Он все еще сидит в кресле, крепко пристегнутый ремнями. Доктор Уильямс склонился над чем-то у камина. В камине весело полыхает огонь.
Брюс делает глубокий вдох и чувствует, как его глаза снова закрываются. Доктор Уильямс встает и подходит к нему.
— Брюс? Вы не спите?
Брюс заставляет себя снова открыть глаза и видит, что доктор Уильямс улыбается.
— Бэтмен мертв, Брюс, — вкрадчиво произносит он, поднимая маску. — Он уже ушел.
Брюс облизывает губы и морщится, когда глотает. Доктор Уильямс снова подходит к камину.
— Это последний раз, когда вы его видите, — говорит он, бросая маску в огонь. Маска начинает дымиться. Доктор Уильямс открывает окно, впуская влажный воздух.
— Он никогда по-настоящему не существовал. — Доктор Уильямс берет с подноса успокоительное и возвращается к Брюсу. — Оплакивать его уход — это нормально. Просто знайте, что вы станете сильнее с его уходом.
***
Снова гремит гром.
Брюс наклоняет голову, чувствуя, как дождь оседает на его лице, словно влажное дыхание воздуха. Он чувствует, как влага собирается и стекает по его голой коже. Он открывает рот и делает глубокий вдох. Болит горло.
Кулак врезается ему в грудь, и он слегка сгибается, сгорбив плечи. Он видит, как конденсат срывается с его кожи, видит блеск, который искрится под люминесцентными лампами. Он падает на землю.
Слышится рев грома, но это не гром, это заключенные. И дождя тоже нет. Отсюда он может видеть потолок душевой кабины, с которого на него капает вода. Божьи коровки роятся, как хлещущая кровь. Джокер смотрит на него сверху вниз.
— Вставай, — говорит Джокер.
Брюс неуверенно поднимается на ноги, как ребенок, только что научившийся ходить. В ушах слегка звенит, может, это от шума.
«Ты не герой», — проносится в его голове.
Он едва удерживает равновесие, когда Джокер снова пытается без особых усилий сбить его с ног. Джокер не выглядит счастливым. Его губы плотно сжаты, а глаза потемнели. Брюс ищет розовые ожоги на его груди и находит.
«Что доктор Уильямс сделал с тобой? — хочет спросить он. —
Какую часть тебя он убил?».
Веррик начинает считать, Джокер говорит: «Вставай», и Брюс повинуется. На этот раз Джокер выжидает, позволяет им кружить с минуту, создавая некоторое подобие равной борьбы.
«Я никого не могу спасти», — думает Брюс.
Джокер снова сбивает его с ног, и когда Брюс ложится на спину, Джокер забирается на него сверху, оседлав его грудь. Он бьет его один раз по лицу, затем наклоняется вперед.
— Он ничего о тебе не знает, — говорит Джокер под рев толпы. — Он
ничего не знает.
Они снова встают, Джокер отпрыгивает назад, у Брюса это занимает больше времени. Они очерчивают круг. Брюс потирает горло и сглатывает.
«Я никогда по-настоящему не существовал».
— Почему ты спас меня? — беззвучно шевеля губами, спрашивает Джокер, пока они кружат. Слишком шумно, чтобы расслышать слова, но Брюс догадывается, о чем он.
У него нет ответа.
Джокер делает выпад, Брюс отходит в сторону, но недостаточно быстро. У него нет тех скорости и силы, как раньше. Чего-то не хватает. Он падает на землю и закрывает глаза, когда чувствует, что бедра Джокера сжимают его бедра. Дыхание Джокера отражается на его лице.
— Это жестокий мир, — говорит Джокер. — Быть жестоким — это единственный способ выжить в нем.
Костяшки пальцев у его челюсти. Брюс резко поворачивает голову набок. Он видит лица заключенных, наблюдающих за ним, видит, как охранники передают друг другу деньги, будто все это происходит в замедленной съемке. Джокер осторожно прикасается к горлу, ощупывая синяки.
— Комната изменилась, — произносит Джокер. — Вот так я и сбежал. Тюрьмы просто больше не было.
Брюс поворачивает голову и смотрит на него снизу вверх. Джокер поднимается на ноги, стоя над ним, его кожа блестит от конденсата. С этого ракурса его шрамы выглядят так, будто он улыбается.
Веррик заканчивает отсчет, и он проигрывает.
