***
Ричи не знает, что можно сделать с собой такое, чтобы было раз и навсегда. Каждый раз, когда он в машине с ним, он необычно для себя молчит. Нет того ярого балабола. Он лишь отворачивается к нему спиной, смотрит в окно в надежде уснуть и отогреться, мягко попросив Эдди включить обогреватель в этом дорогущем Гелендвагене. Его черная оправа в эти моменты скверно бьется об стекло, и Ричи лишь тускло смотрит в вечер дня, как фонарные столбы заменяют друг друга, успевая считывать неоновые вывески с названиями забегаловок для дальнобойщиков и заправки. Он любит дорогу. Она успокаивает, умиротворяет, освобождает тебя. И Ричи в такие моменты приятен. Они редко разговаривают между собой, пока Каспбрак за рулем. Можно по пальцам руки посчитать, сколько они разговаривали между собой в гелике за три города. На улице промозглая осень, и им двоим холодно вне машины. Но когда двери закрываются, Эдди застегивает на себе ремень безопасности — и он заставляет это делать Ричи, угрожая, что не тронется с места, — то не способен отвести от него свои глаза. Его взгляд будет красноречивей самых застольных разговоров на красной заре с бутылкой водки перед лицом. Ричи, если не спит, скукожившись в кресле, то ловит легкий кумар и смотрит самозабвенно на Эдди. На его рельефный профиль, на его длинные пальцы, что так крепко держат черный руль, как он переключает передачи и как его зрачки стреляют из угла в угол. И как он постоянно курит, курит, курит. Под стильной магнитолой находится небольшой отсек для бычков, который Эдди уже, благоразумно, заполняет. Делает сильные затяжки, что скулы становятся отчетливей, как держит сверток в губах и впускает в легкие жгучие дым, и он успокаивает его после затянувшейся ссоры. У Эдди более простая альтернатива коксу: сигареты и ингалятор. И поэтому он тратит по ингалятору в день. Ибо никотин и провоцирует приступы. Эдди не отвечает на вопросы Ричи, зачем ему такая большая аптечка. Не твое собачье дело. Само собой, Ричи знает, что тот на него зол. Знает. Но не готов сделать первый шаг. Потому что боится, что вместе с этим проболтает свой главный секрет, который закапывает под коксом при каждом пронизывающем случае. Ричи не может отвести взгляд, пока Эдди занят дорогой и следит за навигатором, куда именно их заселили и где именно выступление. У него все расписано, подписано, разжевано и передано в цифровом виде. Ричи сам не знает, в какие он города едет и на сколько человек будет зал. Он просто рад, что не ошибся с выбором. Не подвела его пресловутая интуиция, хоть иногда и бывают сбои. Иногда, без сомнения, случаются моменты, когда ему надо срочно остановить машину и поебать, на перекрестке они или нет. Обычно, это три причины: проблеваться, сходить в туалет или за углом нюхать кокс. Он только еще не дрочил на быструю руку, чтобы снять свой стресс, который накапливается с убойной силой. Но подумывает. Его напряжение растет с ним в одной машине. Он оскорбляет и лает на него по очень простой и ясной причине: чувственная симпатия. Блять, он думает подать на развод, уйти жить в глушь леса и забыть все и всех. Он не хочет ссориться с ним, развивая это до скандалов, когда оба на грани друг друга лицом вниз по асфальту провести. Ричи держится. Очень плохо, вкривь и вкось, но держится. Эдди же понимает, что, по сути, Ричи — его временный босс. Не стоит давать в морду тому, кто тебе заплатил четырехзначное число за путешествие. И с кем ты сидишь на расстоянии меньше десяти сантиметров. Но никакие деньги не загладят ситуацию, в которой Эдди стал незваным гостем. Как и следовало ожидать, он боялся его. Постоянно был под натяжкой, словно каждую секунду и минуту растягивают на часы, держа у его затылка огнестрел. Он не знал, какой на этот раз Ричи Тозиер выйдет погулять, как этот Ричи Тозиер будет реагировать на вещи, на которые спокойно смотрел вчера. Для него каждое утро сопровождалось реинкарнацией Ричи с новым характером. Своеобразный человек-настроение, чья психика разломана под весом зависимости, как хрустальная ваза. К своему сожалению, Эдди знает, каково это — быть безвольным рабом зависимости. Только Ричи не должен этого знать. Не должен, потому что Эдди не хочет лишних вопросов. Далеко им еще до друзей.***
Ричи выступил в зале на две тысячи человек. Он не чувствует позор, что это «слишком малый зал для его я». Город сам по себе небольшой, триста тысяч населения, поэтому обрадовался каждому, как всегда, в принципе, начиная свой разогрев с болтовни с залом. В главном центре его внимания были парочки и женатики, чьи жены втрое красивее их самих. Он садится на корточки на сцене, держит в руках микрофон и разговаривает с ними на первом ряду, откровенно угорая, как они все еще не разошлись из-за грязной обуви мужа и желтых зубов. Люди не обижаются. Потому что знают, кто такой Ричи Тозиер, с чем его едят и на что подписываешься, покупая билеты прямо перед ним. Вип-места всегда подразумевают контакт с артистом. Сам заключаешь договор на добровольный стеб твоего внешнего вида, твоего спутника, твоего желания придти на его выступление и на какой иномарке ты приехал. Попадает под удар все, что ты имеешь за плечами. Ну и ладно. Зато смешно. Всегда приятно видеть твоего кумира на расстоянии вытянутой руки, и иногда попадаются такие фанатки, которые выкрикивают что-то неприятным визгом, перебивая его, смущая остальных людей. Ричи сразу просит секьюрити убрать их за двери. Ты ли это, что писала ему в директ со своей фоточкой, которую нельзя показать маме? Исповедалась ему так открыто, так распущенно, что Ричи сам чуть не поверил, что успел сменить род деятельности. Всегда стоит подождать, пока он отложит микрофон и подойдет к черному выходу. Тозиер-то покажет, что его болтливый язык и рот не только стрекотать умеют. Докажет, что не только ушам умеет приносить экстаз. Ха-ха. И в зале сидел Эдди. Как всегда, на первом ряду, слегка в уголке, в открытую доказывая в очередной раз, что он единственный из двух тысяч, кто не смеется. Он закинул ногу на ногу, торчат из штанов его черные носки, слегка покачивает ей от легкого желания перекурить, лениво моргает и сонно чешет свою щетину. Рядом сидит молодая пара, и чувствует плечом, как они навзрыд смеются с ситуации, где Ричи рассказывает, как его чуть калиткой не убили. Эдди то достает телефон, то листает новостную ленту соцсети, то переписывается с женой, до сих пор не признаваясь, на кого именно он сейчас работает. Как только узнает, что ее любимый муж в одной машине с ее любимым комиком — пиши пропало. Так спокойней. А совместную фотографию они сделают потом. Когда помирятся. И Ричи опять стало больно. Весь час у него отчаянно сосало под ложечкой, было ощущение, что ребра сжимаются и пронзают легкие, диафрагму, сердце. Он все понимает, какой накал между ними. Но Эдди даже не ухмыляется. Он вообще не слушает! Это очень неприятно, почти до безумия, настолько оскорбительно, что хочется подойти вплотную и спросить, что он делает не так. Эта боль в груди забирает все силы, и ворует полностью желание вести дальше эту тусовку. Забить на людей, уронить микрофон, и в темпе уйти за кулисы. Ричи не признается в чувствах. Он крепко влюбился в придуманный образ. Говорить первым о своих чувствах и просить прощения — удел слабаков. Да, Ричи? Ему просто хочется увидеть его ободряющую улыбку, которая пронизывает твое тело острыми иглами, застревает где-то в фибрах души, и цветы вновь расцветают. Ричи требует так мало. Так незначительно. Но он этого не заслужил. Эдди не спустит это на самотек. После выступления его встретили организаторы, поблагодарили, опять сказали что-то очень важное, что опять Ричи пропустил мимо ушей. Потому что он спешил в туалет. Его жестко кумарит, его атакуют эмоции всех видов и форм, тело фантомно откручивают по болтику и пальцы сводит. Он лишь перебил стройную шатенку, что так спешила за ним рассказывая что-то, спросив, где туалет для персонала, и та послушно указала где. Но туалет не был один. Опять дешевые кабинки, затхлый запах. Это и женский, и мужской туалет одновременно. Пустяки. Ему всего лишь надо сделать ровную дорожку, а не справлять человеческую нужду. Настал момент ментальной смерти. Он на автопилоте выбивает дверь в туалет, за ним успевает лишь его плащ и кучерявые пряди, и он закрывается в одной из кабинок, садясь на закрытую белую крышку унитаза. Его корежит, в глазах черные пятна, нос зудит. Ему надо опять убить себя, свою хорошую и уязвимую сторону; пойти в отечественный клуб этого города и вновь нарушить нравоучения, что так говорила ему его мама в детстве. Надо снова стать кем, из-за кого устраивают карантины. Уйти в глубочайшую кому, чтобы не помнить, как ему бывает больно. Он спешит. Закидывает ногу на ногу, сильно сутулится и достает телефон, переворачивая его дисплеем вверх. Ему нужна ровная поверхность для идеальной дорожки. Но как только он зажимает одну ноздрю и приближается открытой к коксу, как его не закрытая кабинка бесцеремонно открывается. Сука. Ричи потихоньку поднимает взгляд с упавшими прядями, все еще держа палец на ноздре, и смотрит на нахмуренного Эдди. Поймал с поличным. — Что? — тяжко смотрит Ричи ему в глаза. — Отвали от меня. У меня плохое настроение, чтобы делиться с тобой. — Тебе не надоело? — он все еще стоит напротив Ричи, и любой, кто зайдет в туалет, может заметить не очень законный порошок на его новеньком Айфоне. — Конкретней. — Травить себя. Люди любят тебя. А ты — нет. Ричи насупился. От любого движения кокс рассыпется, да стоит только Эдди легонько дунуть. Он такой красивый снизу. Так и хочется размыть эту красоту волнами балдежа, который сможет принести порошок под носом. О Боже… — Тебе какое дело, Эдди? Ты мне не мать, чтобы перевоспитывать. — У тебя не хватает мозгов на другие оправдания? — язвит Каспбрак. — Совсем кислотой все убил? — Да, убил. Поэтому закрой кабинку снаружи и иди гулять. У меня есть время до завтрашнего вечера. Эдди вскинул бровями от удивления. — Ого, ты помнишь, когда следующее твое выступление? — Эдди смеется. — Я поспешил с выводами, Ричи? У тебя не все потеряно? Тозиер начинает злиться. И это самая страшная фаза, которую, обычно, Эдди не в компетенции пропустить. Они питаются друг другом, издеваются, но только у одного на это нет ни сил, ни желания. Любовь блокирует. Они смотрят на друг друга и мешают этим заговорить первым. — Смывай эту дрянь, — прерывает их густую тишину Эдди, облокачиваясь на дверь кабинки. — Ага. Давай, указывай мне тут, — возмущается он и неосторожно дернулся, что чуть телефон не упал. — Я сам, блять, разберусь, что мне делать. Мое ебучее право. А теперь закрой кабинку. — Хуйню несешь. Ты помрешь с такими дозами через год, если не через полгода. — Серьезно? Ты стоишь посреди толчка, указываешь мне, что делать, рискуя, что могут в любой момент зайти люди! — бунтует Ричи. — Я же не ебу тебе мозги насчет курения, что ты выкуриваешь по пачке за сутки и ловишь непонятные приступы постоянно, и хули ты весь в наколках. — Потому что ты никогда не спрашивал, тупица, — в отличие от Ричи, Эдди спокоен. — Блять… забей. Сделаем вид, что теперь спросил. Ричи закатывает глаза и трет переносицу. Вы можете сами увидеть, как они общаются между собой, — и так регулярно. Ричи скрывается под желчью, как за щитом, когда на самом деле выгорает от чувств, которые глушит кокаином. Это тяжело терпеть. Так тяжело, что даже наркодиспансер не в силе иногда помочь. Зато в состоянии наркотики, за которые Эдди трахает мозг Ричи каждый день. Как самая натуральная мать, которая переживает за свое чадо. Вы же наверняка все понимаете и без меня. Эдди кусает щеки изнутри. И по телу непроизвольно прошли те острые иголки с черной краской, вгоняющие ее в эпидермис. Он знает каждое тату, каждое ее значение и сколько их всего на теле. И, насколько он знает, у Ричи нет татуировок нигде. Он готов рассказать ему о себе, лишь бы спасти. Вытащить из пучины ада. Альтруизм в Эдди вытесняет все рациональное и логичное. — Ты правда хочешь знать, что значат мои татуировки? — Эдди смотрит косо на него. Потому что устал смотреть за эти дни, как сам себе могилу роет. — Хочу. Каспбрак колеблется. Он шатается между двух состояний: рассказать ему и помочь, или промолчать и оставить его дальше гнить, травмируя клетки. Хочется проучить его. Но не хочется присутствовать на его уморительных похоронах. Эдди закатывает рукав пальто и свитера, оголяя предплечье. — Эту татуировку я набил пять лет назад. Ричи стреляет ожидающим взглядом то на его лицо, то на жилистую руку, где красуется черная наколка. Какая же она красивая… — Она мое клятвенное обещание самому себе. — И что она значит? Он сейчас узнает главный ответ на главный вопрос. — Что я не буду делать то, что делаешь ты каждый день и каждое утро. Ричи не сразу понял его ясную мысль. Примерно схож с фразеологизмом, который он слышит впервые. Пытается рассмотреть черную татуировку, набитую на все предплечье, скрывающая за собой множество сердечных тайн. И понимание ситуации и фраз приходит равносильно тому, с какой скоростью вылетает стрела из тетивы. Татуировка, у которой главная задача — перекрывать ошибки прошлого. Его глаза расширились, а от соображений выпрямляет спину. Телефон падает вниз. Кокс рассыпается. — Ты наркоманил… У Эдди встал ком в горле, и он молча кивает. Не в таких обстоятельствах он думал признаваться. Никак не в таких. Он не простил себя до сих пор за это. Он бы никогда не решился таким образом портить себе жизнь и ликвидировать иммунитет специально, который и пропустил в его тело разнообразные болезни. Он ненавидит себя за свое прошлое, как ненавидит себя Ричи за свое настоящее. — Ты нюхал? — Кололся, — еле выговорил он, с грызущим нежеланием признаваться. — Героин? — Ричи не контролирует свои вопросы. Он в ахуе. — Героин. У Ричи открылся рот от шока, и он не может ни слова проронить. Его кумар теперь самая пустяковая проблема, которая присутствует на данный момент. Блять. Он даже не подозревал, что его шофер — бывший наркоман, у которого были очень тесные взаимоотношения с героином. У Ричи нет этой чуйки, якобы «наркоман наркомана видит издалека». Эдди даже не выглядит так, что может дать намек. Он видел эти таблетки, ингаляторы, беспокойство жены по телефонным разговорам и просто думал, что у него диагнозов больше, чем здоровых органов в теле. Не более. На его лбу выступила капля пота от шока, и Ричи не знает, как утрамбовать мысли в ясную речь. — Эдди… я… в ахуе, — честно признается Тозиер, и молча поднимает свой телефон с плитки. Насрать на кокс. — Спасибо за правду. — Нет. Нет-нет. В смысле… по тебе не скажешь этого. Ты хорошо выглядишь. — Еще раз спасибо, — с досадой кивает Эдди и скрещивает руки. Над ними нависла тишина. Ричи в ахуе от его слов, Эдди же в ахуе, что признался. Но ему стало гораздо легче. Нету больше громоздкого груза. Можно задышать полной грудью и быть готовым к допросу про реабилитацию. Реакция Ричи очень сильно удивила. Думал, что тот будет ликовать и радоваться, крича, что с ним, оказывается, в одной компании наркоман; что с ним теперь можно разделить дозу с усладой, отправиться в жесткое наркотическое путешествие и расслабиться. Только Эдди никогда не помнил, что с ним происходило под героином. Он половину своей жизни не помнит только из-за героина. Он заменял все своими фигурами. Эдди был жалкой пешкой. Но реальность оказалась снисходительней. Оберегает Эдди от второй ошибки, медленно капающая с иглы шприца. Ричи давит жалость. Неужели он все время катался с родственной душой? С человеком, в чьем терновнике тоже растут розы? У них остался последний город, и Ричи понимает, что потерял слишком много времени на грубости. Он хочет встать и обнять его. А еще признаться в любви. — Эдди… — Что? — Я могу тебе кое-что сказать? — Смотря что. И только Ричи открыл рот на гласной, собрав в себе все оставшееся мужество, как услышал, что к туалету приближаются люди. Судя по голосам и громкому говору со смехом, это компания из двух парней. Твари все оборвали. Надо спрятаться. — Иди сюда. Ричи рывком берет Эдди за предплечье и тянет на себя в кабинку, закрывая на щеколду. Они в опасной близости. Эдди так близко, в упор. О Боже… Ричи сносит медленно крышу. Но в туалет входят парни, смеясь с чего-то на весь туалет. — Чувак, этот Тозиер просто пушка! — у одного хриплый голос. — Не жалею, что по пьяни купил билет. — А я жалею, — у второго более грубый, басистый, что ли. — Он точно латентный пидорас. Ричи ровно дышит и смотрит в сторону чужих голосов, и сам не замечает, что прижимает Эдди к стенке кабинки, расставив руки поверх его головы. Эдди никак не отвечает на такое, — его окутало волнение. Но инстинктивно вжался в стенку. Если тревога поднимется хотя бы на пол-уровня выше — шумного ингалятора не избежать. Он ниже Тозиера на полголовы, чувствует горячее дыхание на себе и как тот его закрывает. Но в ушах мешаются сломанным радио чужие голоса и как они обсуждают того, кто стоит и нарушает интимную зону. Черт. — Он же женат, — один из них включил воду и, судя по всему, умывается. — Не думаю, что он любит хоть как-то парней. — Ты думаешь, что педики не способны жениться, чтобы смыть с себя эти обсуждения? — он смеется. — Потом, я видел, когда курить выходил, как тот с каким-то смазливым рядом шел и пялился на него. Точно педик. Два педика. Мерзость. Ричи понимает, о ком они говорят. Он, блять, ни за что не позволит, чтобы какая-то труха так высказывалась насчет Эдди. Кулаки непроизвольно сжимаются и его сосуд начинает наполняться красным, брови складываются от гнева. Каспбрак это замечает и то, что он готов разбивать ебальники. Ричи не даст в обиду. — Не вздумай выходить! — Эдди еле слышным шепотом говорит ему, и тот разворачивается к нему, смотря своими карими глазами через оправу. — Я выбью из них дурь, и ты не остановишь меня, — Ричи перебивает диалог чужих парней вперемешку с водой из-под крана, смотря в карие глаза Каспбрака. — Язычки укорочу сукам. — Нет! Они могут быть бухими! — Я не слышу по голосам, чтобы они были пьяны. — Ты сам себе хуже сделаешь! Опять нравоучения. Ричи раздражается с двойной силой. — Напишу сегодня в Твиттере, что Тозиер пидор дырявый. И шутки пиздит, и наркоманит, и трахает шлюх. Соберу фолловеров, — парень смеется громче. — Бедная его жена. Терпит такого обсоска с кризисом среднего возраста. У него хоть дети есть? — Нет, вроде. — Думаю, если у него родится дочка, он будет ее насиловать. Как насиловали и его. Боже, как я его ненавижу. Лучше бы ты не уговаривал меня на него. Только подтвердил свои догадки. Тозиер в ярости. В какой бывает обезумевший, разъяренный бык, которому показали ядреный красный цвет. Он выбивает ногой дверь кабинки, и щеколда разлетается на детали. Дешевка. Дверь терпит поражение и падает на плитку и отскакивает пару раз. Парни от ужаса шарахнулись на пару шагов назад, но самый смелый сразу пришел в себя, увидев, кто так неожиданно дал о себе знать. А потом и то, как за ним стоит тот «смазливый пидорок», слегка, правда, перепуганный от силы Тозиера. — Повтори еще раз. Я не расслышал! — у Ричи перед глазами титрами идет сплошное «не дать в обиду». Ему было насрать, что о нем говорят. Но не насрать, что говорят об Эдди. — Ричи, нет! — Эдди вылетает из кабинки. — Мы уходим! — Бля, так я был прав? — самый отважный парень был с проколом в ухе, с септумом, с покрашенными в блонд волосами. — Ты реально трахаешься с парнями? Фу, не подходи ко мне! Второй парень испуган. Никто из них не ожидал, что в одной из кабинок есть хоть кто-то. В особенности, что сам Тозиер будет слушать их очень нелестный диалог. Его распирает остервенение. — Чувак… заткнись лучше, — он пытается успокоить друга, как делает это Эдди со своим. — Нет-нет, я не упущу такой легкий случай высказаться псевдо-комику, у которого в заднице шарики розового цвета, — парень жестикулирует, откровенно провоцирует Тозиера, подходя к нему все ближе и ближе, не боясь, что ему могут сломать нос за один присест. — Скажи мне, Ричи Тозиер, как тебе вообще за твой текст платят? Руки Каспбрака — это единственное, что его сейчас сдерживает. В голове лютейший хаос, он смотрит в глаза визави и мечтает разбить ему лицо, чтобы его зашивали, и шрамы остались на сладкую память. Кулаки чешутся, зудят, в глазах танцует черт и орет, чтобы Ричи напал на него. Заставил взять слова обратно. — Мы уходим, уходим… — Эдди давит ему на плечи и тихо уводит его в сторону. — Ричи, тише… — Где твои яйца, трусливая собака?! — он специально игнорирует Эдди, целенаправленно провоцируя Тозиера. — Поджал хвостик еще и мужиком себя считаешь?! Ричи нехотя поддается на давление на плечах со стороны Эдди, смотрит на него, и он от злости ослеп. Но стоило только Эдди пихнуть дверь на выход, как Тозиер вырывается из цепких рук и с одного удара ломает черту нос, что кровь хлынула на большое зеркало. Септум разорвал ему хрящик. — Где твои яйца, сучка? Вставай, гнида! Разговор не окончен! Вставай! — Ричи! Тозиеру прилетает удар. Кажется, у него треснули очки.***
Эдди и второй паренек еле смогли разлучить небольшую драку в туалете, которая оставила кровавые следы на зеркале и кафеле. Бедная уборщица. Ему пришлось триста раз вдохнуть ингалятор, чтобы не потеряться и не попасть под горячую руку. Ричи мутузил пацана, как в последний раз. Его явно мощно накрыло волной ненависти и ярости, забывая, что это может иметь непредсказуемые и пагубные последствия, в следствии чего, нешуточные проблемы. Стекло в очках Тозиера треснуло, а от нахлынувшего адреналина усиливается кумар. Все лицо болит, кровит, тело ноет. А еще ему стыдно. Очень стыдно перед Эдди. Но в груди образовывается теплый комок, что он заставил черта заткнуться и, в прямом смысле, прокусить язык. И лишь благодаря помощи Эдди и второго, адекватного паренька, он сейчас сидит живой и почти что целый с ним в своем номере. Эдди проводит спиртовой ваткой по небольшой ссадине на брови, после заживления которая точно будет рассечена на две части. Он видел этот удар. Ему захеровело. Но, зато, Ричи теперь модным будет. И у него нет никакого права пререкаться и включать недовольные гримасы. А только позволительно слегка шипеть от жжения на открытых ранах, сидеть безропотно с ним на одной кровати и крутить в пальцах свои поломанные очки и смиренно молчать. Провинился, понимает. Еще и его подставил. Некрасиво получилось. Ватка пропитывается кровью свежей и сухой. Эдди помогает ему с кислой миной, а через его молчание просачивается суровое порицание и гневное осуждение. Он там чуть того парня не убил, если бы не приложил усилия и не оттащил его. Ричи душил его. И Эдди сразу вспомнил момент с женой, за который он извинился, чуть ли не стоя на коленях. Это единственное, перед чем он искренне извинился. Оправдался, правда, пиздец как ужасно: что это для них — самое обычное дело и бытовуха, и что застал их во время долгих прелюдий. Конечно, он в это не поверил. Но и лезть в чужой огород не станет. Но он видел неукротимое стремление Ричи, его силу, его безрассудное намерение, и ему было опасно даже с ним ссориться. Но Тозиер ни разу даже не пихнул его. Только слова, за что он ему до гроба благодарен. Эдди сильнее давит на рану на брови, выуживая из Ричи ворчливое шипение. — Сам виноват, — бесстрастно реагирует Каспбрак. — Знаю, что сам, — Ричи поднимает стыдливый взгляд с очков на него. Мыло. — Я голову потерял. На меня это не похоже. — Ты правда так думаешь? — щурится укоризненно на него Эдди. Ричи лишь шумно выдыхает. Он делает куши, что даже без хорошего зрения знает, какой там осуждающий взгляд. Он его узнает из тысячи. И ему так тепло, что он рядом с ним. С ним теплее. — Я уже извинился перед тобой за жену, — отвечает он. — И объяснился. — Думаешь, я дурак, что верит в твою сказку? — он убирает окровавленную вату и мочит новую. Ричи слепо следит за этими аккуратными движениями, такими тактичными, что раны на лице и окровавленные косточки рук болят изнутри. Выгорают, жгут, когда напрягает кисть. Его руки красные, косточки покрыты засохшей кровью и ноют ему. Эта боль меняется из приятной в режущую, такой жуткий контраст, что начинает нравиться. Эдди снял с себя верхнюю одежду и через не хочу отвел его в его же номер, боясь, что тут по углам будет наблевано и везде будут валяться переполненные презервативы. Но нет. Тут чисто, как и в санузле. Никаких следов даже кокаина, — он провел пальцем по раковине, и она начисто сухая. Хитрый черт. Он держит каждую свою комнату в новом городе в идеальном состоянии, будто специально вызывая уборщицу втихую. — Она любит жестче. И это наше дело. — Оно перестает быть вашим, когда становится под вопрос жизнь. — Это не дает тебе право говорить мне, что плохо, а что — нет. — Дает. Ты теряешь голову. Сам признаешься. — Мне не нужны твои осуждения. — Ричи, не смеши меня. Ты чуть не удавил жену. Ты мог легко сесть, понимаешь? Это не мое дело, но оно становится чужим, когда ты доводишь все до рукоприкладства. — Я никогда ее не бил, если ты на это намекаешь, блять! — эмоционально отвечает он, и к его открытой ране на скуле прикладывается проспиртованная ватка, и он отстранился от резкой боли. Эдди лишь приближает Тозиера к себе, прижимая рукой в затылок. И удивляется, какие его пряди тонкие и легкие. — Не зря у тебя кликуха «балабол». У тебя хорошая память? Лжецам и лицемерам она нужна, как искусная любовница. — Ты меня раздражаешь, — предупреждает Тозиер и хмурится. — Ты меня тоже. И это не новость для нас обоих? — Нет. Ричи крутит в руках свои треснувшие очки, и его распирает от прокуренных пальцев на своей макушке. Так и хочется поцеловать, как в самый первый раз, который случился в его тринадцать: обычный неудачный выбор, опыт, партнер. Первый его поцелуй — это как пепел на дне виски. Противный, горький, небрежный и нескончаемый. Его зажали в вонючей мужской раздевалке, прижали к обшарпанной стенке, и мокро поцеловали. Хочется повторить так с Эдди, чтобы тоже не сразу понял, как это произошло, почему, и сколько они целовались из-за отключения мозга. Но он не смотрит на него, как на пассивный объект удовлетворения плотских утех. Он не хочет с ним трахаться больше на деле, не позволит себе такую забаву. Проще думать об этом, тихо дрочить в подушку и скулить. Ричи хочет просто его обнять, поблагодарить и сказать, как сильно его любит. До мокрых глаз, до трещин в душе, до желания утопить это в наркотиках от понимания, что он женат и любит свою жену. В дороге он слышал, конечно же, как он общается с ней. У нее бархатистый голос. Он ставит ее на громкую связь в машине, чтобы копы не прикопались за мобильник, и та очень мило с ним общается. Узнает, как дела, хорошая ли дорога, как выступления, желает всегда хороших дорог и зеленых светофоров. Но Эдди из принципа не говорит, с кем он. И Ричи в такие моменты косо смотрит на него, а взгляд задает много актуальных вопросов. Эдди лишь отвечает: «ей лучше не знать, что я катаю наркомана». Тозиера это задевает. Очень сильно, очень больно, очень глубоко. Он по ночам тайком убегает в задроченные клубы, сильно вмазавшись. Чтобы просто потеряться в сексе и в алкоголе с наркотиками. У него только одна радость, дарящая ему амнезию: секс и наркотики. Он поселяется в иной мир, где его грусть превращается в радость. Все переворачивается с головы до ног. Только от него потом воняет крутым перегаром, мускусом и на его шее красуются яркие засосы. Эдди не задает вопросы. Он итак знает ответы. А еще он удивлен, что Ричи от него не отвернулся после новости про героин. Героиновые наркоманы — самые безжалостные в ломке. И ломка у них самая страшная, когда хочется умереть. Это наркотик дьявола, и игры с ним заканчиваются не в лучшую сторону. Соотношения пользы и вреда переломные. — Эдди… — Что? — косится на него он, и видит лишь пустой взгляд. Плохое зрение дает о себе знать. — Расскажи о своей зависимости. — Зачем? — Мне просто интересно. Как ты справился с таким дерьмом? Это же один из самых тяжелых наркотиков. — Твой кокаин тоже тяжелый наркотик. Это так… к слову, — ватка становится кровавой. — Я поэтому и спрашиваю, как ты завязал. — Ты мне полчаса назад говорил, что не хочешь бросать. Я тебе, как ты говоришь, не мамка. Выбирайся из своего говна сам. — А я сказал, что хочу забросить? — лжет он. Эдди тяжело выдыхает и вновь смачивает новую вату. — Курс реабилитации и поддержка родных, близких друзей. Три недели агонии, суицидальных мыслей — и ты огурчик. Только не сразу. Ты должен поддерживать это не только не употребляя, но и духовно. Это тяжелый путь. Ты больше не будешь прежним. — Все так просто? — В смысле просто? — с досадой реагирует он. — Это не просто, Ричи. Ты сколько последний раз без кокса сидел? Максимальный срок? — Два дня. Это худшие дни. — Ты сам себе устроил эти худшие дни, употребляя кокс. Тебе будет не так больно, если тобой займутся специалисты. У тебя есть деньги на дорогой диспансер, у тебя есть люди, которые обеспечат молчание или, хотя бы, частичную воду в статьях. У тебя все на блюдечке. — Не сказал бы. — Почему это? Ричи сжал тиски. Перед ним мыло, в руках треснувшие очки, разбитое лицо и Эдди, который пытается снять его боль спиртом и ватками. Хочется избежать этого каверзного вопроса, на который так не хочется отвечать. Самыми разными методиками, продуманными планами, эффективными стратегиями, но все сливается в одну идею. В очень рискованную, сомнительную, равную к провалу с самого ее зарождения. Но манящая, как дешевый сыр в мышеловке. Ричи проигрывает. Он медленно откладывает очки на шершавый комплект постельного белья с задумчивым взглядом, пока Каспбрак меняет грязную вату на чистую. Кадык зашевелился от волнения. — С какой вероятностью ты меня сейчас ударишь? — он задает вопрос ребром, ставя Эдди в неловкое положение. — Ни с какой, наверное. А что? Ричи берет всю оставшуюся уверенность в крепкий кулак, как застенчивый подросток, помолился всем Богам — Иисусу и не только, — и закрывает глаза и тянется в поцелуй. Абсолютно наплевав на все возможные исходы. Что он может его резко отвергнуть, ударить, назвать реальным пидором. Руки пускать в ход не будет, вовсе не рассчитывая, смог ли он попасть прицельно в губы. Он попал, но Эдди не позволил себя поцеловать. Он перекрыл их провальный поцелуй своей ладонью в свитере, и только она защищает его губы от губ Тозиера. Ричи распахивает недоумевающий и слепой взгляд, и отчаянно отстраняется. Его ладонь и свитер пахнет недавно выкуренным табаком. Они молчат. Тозиер не может заговорить. Впервые в его жизни его поцелуй отвергли. Только вдвойне больнее, когда это сделал человек, к которому ты небезразличен. Мир рушится, краски обесцвечиваются, все становится черно-белым, как в старом британском немом кино. Сейчас поистине не хочется ничего говорить. Он практически убит. Его можно хоронить раньше времени. Он в полном молчании встает с кровати и что-то в нем хрустнуло. Слегка подскакивает Эдди на упругом матрасе, и Ричи уходит в ванную к зеркалу, ужасаясь, как ярко проявились его синяки. Каспбрак видит его лицо. Губу слегка жжет, но это ничто по сравнению с тем, что сейчас было. Он должен забыть это. Надо утопить эту чушь, что сейчас произошла. Ричи достает зиплок из внутреннего кармана своего плаща, и Эдди слышит знакомый шорох. — Ричи, не надо… Эдди спокоен. Как ни в чем не бывало. Только выходит из самозабвения, оборачивается на свет из ванной и подлетает к ней, как Тозиер уже делает дорожку из порошка сложенной купюрой. Он до конца не понимает, как к этому относится. Но несмотря на то, что Ричи пытался его поцеловать, он надежно удерживает его за сильное плечо, еле успевая, чтобы тот не принял кокс в себя, уже зажав ноздрю. — Ты не должен этого делать, — голос Эдди вселяет в Тозиера новую веру, но та проскальзывает мимо. — Должен. — Ты хочешь забыть это? — Я должен это забыть. Я сделал это по собственной тупости, — он все еще зажимает нос, пряди падают, и сутулится над раковиной. — Извинюсь, когда приду в себя. В следующей жизни. — Я же ничего не сказал по этому поводу… — Вот именно! — он реагирует молниеносно, как по выстрелу, разворачиваясь к нему. — Я молчал всю ебучую дорогу, весь этот ебучий тур, чтобы сказать тебе! — Сказать, что? — он смотрит на него, в его расширенные зрачки. — Ричи? Ричи разрывается в сотый раз. Опять его дерут на клочья загнанные звери, и от эмоционального изнеможения расслабляет спину. Его ломка становится сильнее. То ли по наркотику, то ли от недомолвки. Терпеть больше невмоготу. Он предвкушал его губы, но сегодня все против него. Значит, перевернем это сегодня лицом к себе с помощью прикладных средств. — Прости, но я сделаю это… Ричи моментально возвращается к дорожке и чуть было бы сделал вдох, как Каспбрак реагирует гораздо резче и смахивает кокс с раковины. Его крупицы падают на белоснежную плитку. Ричи меняется в лице. — Зачем? — он пытается быть спокойным, чтобы не сойти с ума. — Для твоего же блага. — Зачем! — Больше никакого кокса, Тозиер, — он смотрит ему в глаза, в них читается злость и горечь. — С этого момента ты отращиваешь себе яйца. Эдди специально делает вид, что ничего не случилось, что ничего не произошло сверхъестественного, и что Ричи не хотел его поцеловать. Поцеловать мужчину. Своего шофера. Нулевая ответная реакция. В глазах горит красный светофором. Момент с поцелуем забывается, и комик пихает его в сторону. Крупицы разума разрушаются, как карточный домик. Ричи проходит вперед из ванной, и в глазах маячит мысль устроить себе окончательный передоз. — Зиплок отдавай, — из ванны невозмутимо требует Эдди, доставая из кармана джинс собственные сигареты. Тозиер забирает разбитые очки, кидает магнит-карту на кровать от номера. И прискорбно оборачивается на него, распахивая плащ в стороны. — Подойди и возьми сам, сладкий. — Где он? — кивает он на плащ. — Карман. — А ты проверь все. Эдди не взять на слабо, не так просто это заработает. Он подходит к нему, в губах держит тлеющую сигарету и засовывает руки в карманы то его штанов, то плаща. Ричи лишь хищно улыбается. Проиграно и горько. Его руки блуждают по телу в поисках белой смерти. У каждого свои мысли на этот счет. И находит он почти пустой зиплок в кармане джинс, около паха. — Я позабочусь об этом. Тозиер лишь возвращает треснувшие очки на переносицу и молча выходит из номера, поджав плащ. Но как только он закрывает дверь снаружи, как только делает первый шаг прочь отсюда, его испорченный желудок отправляет ему порцию мучительной рвоты вперемешку с кровью. Ему еще не поздно принять ванну с феном.