***
Ричи не может найти себе места в этом ебучем доме, который уже начал безжалостно его душить. Прошло четыре ебучих часа этой ебучей свадьбы, и он шатается везде, где нет на него заинтересованного взора и где от него отстанут, как от тамады. То прятался на втором этаже, то запирался в туалете и терпел острые иглы в вены, будто ему высасывают не только кровь, но и жизненные силы. Его вновь бьет паранойя, опять ему чудится, что за ним подглядывают. Потому что его крышует адская ломка на протяжении часа. Потому что он проебал свой кокаин, когда переодевался в этот дорогой костюм. Пытался найти зиплок, смотрел в гримерной, но ни тут, ни там. Грим оказался очень водостойким. Он в лихорадке, не зная, что делать, пытался смыть с себя эту маску клоуна, которая, поначалу, его веселила и забавляла. Чувствовал гордую манию величия, спрятав лицо под слоями косметики. Никто не видит твое истинное нутро. Ты скрыт, ты — никто для всех. Но кумар диктует свои условия, как делает его неистребимая ненависть, и заставляет Тозиера делать все, чтобы конкретно сходить с ума по коксу. Ему нужна его лучшая белая подружка, такая любимая, как сестра ненависть. Он не обнимал их три часа, забыл про них, веселясь и бухая, наслаждаясь от нервозности Каспбрака и ненавидящего взгляда Бена. Наркотики дают ему слишком много наслаждения, и к другому он не привык. Он от их эмоций получал кайф, который получает только, когда вгоняет в нос три длинные дорожки.***
Тозиер сейчас сидит в туалете на закрытом унитазе, пытаясь набрать жену с дрожащими руками. С первого этажа слышатся новые попсовые треки, вышедшие не так давно от известных исполнителей страны. Колонки хорошие. Басы Ричи чувствует даже носками туфлей. Доносятся крики, вскрики радости, топот на танцполе. Но он не хочет участвовать в этом зрелище. Сейчас у него клетки организма атакуют сами себя, и он возвращается на ту фазу, когда готов писать повинную в наркодиспансер. Хулиган спит, и просыпается Ричард Тозиер. Жена не отвечает. Он в третий раз пытается дозвониться ей по фейстайму. Он видит себя на дисплее, свой красно-белый грим, на котором все еще остались капли воды. Фронтальная камера снимает отлично. Айфон новый, не так давно купил на нехуйный гонорар, съемка — высший пилотаж. Но грим и на сантиметр не потек даже с учетом того, что он тер мылом и ногтями. Вот оно — хорошая и качественная косметика. И жена отвечает, включает камеру. Она дома. В кровати. — Ричи? — через экран удивляется его внешнему виду. — Ты чего разукрашенный? — И тебе привет, — холодно реагирует он. — Ты спала? — Нет, отдыхаю перед съемками, — она удобнее укладывается на подушке, и Ричи знает, что эта подушка не его. — Перерыв пару часов. Как твой тур, милый? Тозиер тяжело вздыхает и всем весом опрокидывается на бачок унитаза спиной. Блядство. — Я на свадьбе, поэтому на мне грим, — он смотрит в ее зеленые глаза, которые так любит. — Я перенюхал, употреблял слишком много, и забыл, что настали даты Хэллоуина. С праздником тебя. Он никогда не был таким. Жена не узнает его. Тозиера подменили? Он у нее такой хороший… даже когда не в себе. — Ох, Ричи… и тебя с праздником, милый, — она улыбается ему. — Не думала, что в твоем туре еще и свадьба присутствует. Ты там как кто? Приглашенный артист? Или просто мимо ехал и решил услуги свои предоставить? — Мой шофер. Все дело в нем. — А что с ним? Не пай-мальчик? Не смазливый? Ты его трахнул? Смешно. Тозиеру становится еще хуже. Спина вся в холодном поту, пальцы дрожат, нос зудит, и телефон может упасть. Он теряет силы со скоростью света. — Нет, ничего такого. Он мне не понравился, — лжет он. — Потом, не могу тебе рассказать все. Тут связь дерьмовая, и я под ломкой. Я под очень сильной ломкой. — Ты не взял с собой в дорогу? — Взял. Только я проебал все. Но я не по этому поводу звоню, — его голос падает на пару тонов. Грим мешает жене читать его мимику. — Я звоню тебе, чтобы извиниться. Она не поняла этого. Он входит в новую роль шута? У него появилась новая шутка про нее? Для нее его извинения — как снег на голову посреди лета. Тозиер не умеет приносить извинения словами. Умеет языком, начиная и заканчивая в постели, в бурном сексе, где каждый все понимает и без фраз. Тозиер не считает себя натуралом. Он далек от такого идеала. Только он из того разряда парней, о ком говорят: «какой красивый, но, как жаль, что пидор». — Боже мой, Ричи… я давно простила тебя. — Нет-нет-нет, выслушай меня, — его голос резко становится более уверенным, хоть и понятно, что он пытается через себя. — Мне жаль, что я поднял на тебя руку. Я бы никогда не сделал такое, если был при себе тогда. Не должен был, не должен был портить тебе день, утро. На меня что-то нашло, у меня выгорает голова. Прости, если сможешь. Мне очень жаль, что ты выбрала меня в качестве второго мужа. — Ричи, не думай так! — она приподнимается на кровати, мнет под себя подушки, садясь у изголовья кровати. Она такая красивая. — Все хорошо. Это ты прости меня, что спровоцировала. У меня не было следа, не было никакого синяка. Это сугубо моя вина. Моя провокация, мое желание разозлить тебя. Ты же знаешь, как я против твоих наркотиков. — Я знаю, что ты против. Но сама грешишь вместе со мной за компанию? — Ричи, я знаю. Но, пойми, очень тяжело не употреблять, когда ты живешь в одной квартире с заядлым кокаиновым наркоманом. Ты просыпаешься — нюхаешь, ты выходишь из душа — нюхаешь. Ты не ешь, не пьешь, почти не спишь! Ты губишь себя! Я грешна, ты грешен, все мы грешны! Просто не бери в голову этот случай… я простила тебя, и очень жду дома. Пойми меня. Тозиер молчит. Потому что она права. Он проводит рукой по лицу, и слегка смоченный красный грим на носу и глазах легко размазывается по белому, пачкает пальцы, и он снимает разбитые очки. Давно надо было зайти в оптику и выбрать себе новую оправу, да некогда. Он не может так больше жить, но хочет ли? Ему надоело жить в погоне от самого себя, убегать от страха, бояться в ломке даже цветка в горшке, как огня. Он страшится ломки, если вовремя не примет наркоту. Его окружают наркоманы, все его друзья или знакомые — наркоманы со стажем. Кто-то курит, кто-то внутривенно, кто-то нюхает и глотает таблетки, как это делает он. Рядом с ним нет чистых людей, а времени на себя у него нет никогда. Он в зеркало по утрам не смотрит, и побреется только тогда, когда жена уже скажет. Или гримерши сами все сделают. Для него нет примерного человека, на кого можно посмотреть и сказать, что хочешь стать, как он. Эдди — прямой пример такого человека, который стал чистым. Он помнит эти татуировки, признание Эдди, страсть помочь ему. Он помнит все это, он имеет это в виду, но и помнит свое предательство, когда выуживал кокс из чужих джинс. Помнит поцелуй, который не должен был делать. Он ненавидит себя. — Мы разводимся. — единственное, что ответил он после молчания. Ему стало все равно, что у нее синдром. — Ричи… нет-нет-нет, не говори глупостей! — она кричит ему, смотря в клоунское поплывшее лицо. — Пожалуйста, скажи мне, что ты пошутил! — Нет, милая. Нельзя больше так. Не могу мучить и тебя, и себя. Ты заслуживаешь лучшего. — Ричи, я люблю тебя и буду любить. Не говори глупостей, пожалуйста… Он молчит. — Прости, но так будет лучше, — он смотрит на ее лицо, и видит, как чайные глаза заливаются слезами. — Я приеду, соберу вещи. Я составлю квартиру на тебя. Я люблю тебя. — Ричи… Он сбрасывает звонок и выключает телефон, запуская от ломки руки в свои взлохмаченные локоны. Он устал жить в агонии предсмертного. Ричи показывает белый флаг. Он духовно и психически пал на дно, как солдат на поле боя. Он подписывает постыдную капитуляцию, складывает оружия и складывает руки. Он чувствует себя побежденным. Ломка открывает ему ясность на происходящее, убирает пелену, и он понимает слишком отчетливо, что загнал себя в угол. Он еле сдерживает себя в руках, чтобы не швырнуть телефон об пол или стенку. Чтобы разлетелся на детали, треснул экран и по дисплею пошла разбитая паутина, эквивалентно его прискорбной душе. Находясь с самим собой в четырех стенах, на первое место выскакивает самоанализ и самокопание, что и делает его лишь наполовину разумным человеком. Но он как оставался опасным, так и будет им до конца дней. Шутки кончились. Тозиер постыдно проиграл, когда безобразно потерял зиплок на огромной территории. Вроде бы, в заднем кармане брюк спрятал… Все как в тумане. Он был под страшнейшей дозой, когда отдавал Беверли кольца. Он ничего не помнит. Будто трепанировали череп и шприцем высосали фрагмент жизни. У него началось обильное слюноотделение. Губы сдерживают, но ненадолго. Потому что он не успел среагировать и задержать рвотный ком, блеванув прямо на кафель под себя. Сидит, блять, на унитазе, ему стоило просто встать и поднять крышку… но предпочел под себя. Истинная гуля. — Ебучая хуйня! Сил не осталось и в помине. Руки выламывает, ноги — ватные. Но он подпирается об рядом стоящую столешницу, обходит блевоту, состоящую из желудочного сока и парочки бокалов шампанского, и включает воду в раковине, начиная промывать рот. Надо избавиться от горького привкуса желчи, что так напоминает Ричи себя. Хочется удалить себя из этого ебаного мира, поставить на нем жирную точку, убежать далеко и надолго, где никто не найдет. Сочтут на пропавшего без вести. Даже ебучие папарацци, что так любят его. Тозиер ненавидит свою жизнь селебрити. Но, как только он начал чистить зубы пальцем и хлорированной водой, ему в туалет постучались. Следом дверь открывается, потому что Ричи в ломке забыл, что стоит иногда закрывать за собой двери. Он оборачивается на незваного гостя, и это оказался Денбро. Они давно уже поздоровались, и Ричи нескромно обматерил его, что тот промолчал про свадебный визит. — У тебя все хорошо? — интересуется Билл, закрывая за собой дверь. Блевоту он заметил. — Нет, не очень, — он продолжает промывать рот, сплевывая воду. — Я развожусь. — Ты… разводишься? — он шокирован. — Ты серьезно? Почему, Ричи? Ебучие вопросы. Слишком много. Переизбыток. Заткнись! — Потому что сам этого захотел. Я с ней поговорил, сказал, но дослушивать не стал. — Ты уверен в своем решении? — Может, хватит вопросов? — он смотрит на него через зеркало, напротив. — Да, блять, уверен. Я устал от нее в какой-то степени. Приеду с тура, заберу шмот, уеду на другую хату. Билл стоит рядом с ним, наблюдает, как тот ковыряет зубы ногтями, подчеркивая, как хорошо грим на нем держится. Сексуально и манит. — Ты сексуален в гриме клоуна, скажу тебе по секрету, — спокойно цедит он, облокачиваясь на столешницу. — Ага. Держи в курсе. Ты проебал, когда я кольца Марш давал. Почему не сказал, что на свадьбу к ним едешь? — Зачем мне говорить тебе это, зная, как ты их ненавидишь, и что ты слышать о них ничего не хочешь? — хмурится Билл. — Это не так работает. Я наоборот хочу знать о людях все, которых ненавижу. Только, правда… Бена ненавижу, а Беверли — терплю. — Ты — терпила? — косится на него Билл, подливая масла в огонь. Тозиер перекрывает воду, выпрямляется в спине, и по его лицу томно скатываются капли, впитывая краски белого и красного. Денбро на грани. Ричи так рядом, что становится опасно. — Хочешь поиграть, Билли? — он входит во вкус. Денбро пару раз проводит пальцами по бороде в раздумьях, отсосать ему или нет. Но в итоге грубо берет его за синий костюм и притягивает к себе. — У меня слабости на клоунов… — А у меня — ломка, — они строят друг другу глазки, и Ричи легко поддается под порыв Билла. — У тебя есть что для меня? — Я не такой умный и не такой заядлый наркоман, чтобы притаскивать порошки на свадьбу друзей, — Билл гуляет руками по телу Ричи, не решаясь заползти под пиджак. — Знал бы, что будешь ты, опустошил бы пару дилеров на экстази, что платят за теплые места на диванах. — Как жаль, что владелец самого известного клуба не телепат, — он переходит на шепот. Билл медленно начинает расстегивать синий пиджак Ричи, пуговку за пуговкой, и даже по материалу ясно, что ткань не из дешевых, как и весь костюм. — Ты же Каспбрака выбрал… он хорош? Тозиер ничего не делает, и позволяет ему раздевать его и делать с ним все, что только заблагорассудится. — В каком плане хорош? — витиевато спрашивает он. — В плане шофера, Ричи, — хитро улыбается он. — Не думаю, что ты его сломал на секс. — Он… непреклонный и не такой простой, как показалось. Поцеловал его, но дальше не зашло. — Плохо целуешься, значит? Ричи не так давно понял, что все они тут друг друга знают. Только Ричи и Эдди лично не знакомы. — Он натурал. И ты это знаешь. Билл отбрасывает синий пиджак на столешницу рядом. — Натурала можно положить под себя, если хорошо позаботиться во время прелюдий, — Денбро проводит пальцем по макияжу Ричи, оставляя от глаза до губ ядерно-красную линию. — Но советов по нему не могу дать. У него тяжелое прошлое, он, можно сказать, как ветеран. Ты слишком простой для него, чтобы тебя еще и слушаться. — А для тебя кто он? — Он — мой друг с глубокого детства. Для тебя же он — обычная секс-игрушка, что безотказно удовлетворяет твою больную похоть. Знал бы я раньше, что он будет у тебя, предупредил бы его, с кем ему предстоит иметь дело. Денбро размазывает грим Ричи, пытается возбудить. Но Тозиер меняется в лице, как по щелчку. Не зря наебаловом всю свадьбу несет. Он задерживает руку Билла, перехватывая силой на запястье, и их взгляды встречаются. Маска клоуна медленно плывет, ломка нападает более яростно. — Ты, о чем, Билл? Денбро каверзно лыбится. Никто и никогда не даст друзей в обиду. — Эдди знает, кто ты с самого начала. Я учился на актерское, если помнишь, и я ему дал парочку советов, как вести с тобой дела. С грязным наркоманом, у которого кокс стоит на первом месте, чем собственный инстинкт самосохранения. Тозиер полыхнул. Он верил только ему, как другу детства. Но тот начал действовать за спиной. Не такого он ждал от него. Никак не этого. Сил на удар или на драку нет. Его, в окончательном счете, бьет мощный импульс, и его прошибает новый рвотный позыв, который спустил в раковину, и остатки смываются в слив бежевым и каким-то желтым. Билл смотрит на это, наблюдает, и этому нельзя завидовать. Нельзя завидовать наркоману, у которого мертвый желудок и мозг. В глазах Ричи темнеет, словно медленно тухнет свет в комнате, и он переводит дыхание. Боится потерять сознание. — Ты будешь за семейным столом? — прерывает тошные звуки Денбро, смотря с издевательством, как корежится его лучший друг. — Какой еще нахуй семейный стол, блять? — он вновь включает воду в раковине. — После одиннадцати большая часть разъезжается, и Беверли приглашает близких ей людей за стол. Родителей Бена там не будет, как и дочери, но будет сам Бен. — Мне похуй, сечешь? — Ричи с ненавистью смотрит на него. — Ты подставил меня, сука. — Не подставил, а спасаю, тупорылый. — Ты же сам наркоманишь, — жестикулирует в его сторону Тозиер. — Что за лицемерие? Кому ты пиздишь здесь? — Мне — можно. И то, я курю каннабис, а заначки в столе — для торговли. Давай ты не будешь сейчас пиздеть на меня, окей? Я могу легко заставить тебя заплатить за все граммы, которые отдавал тебе. Ты тремя выступлениями не отделаешься. Тозиер вновь ногтями чистит зубы и щеки изнутри. Позвоночник и лопатки ломает, будто они летят куда-то вверх, разрывая кожу. Крылья растут, что ли? — Пошел нахуй, Денбро. И только попробуй кому-то распиздеться про меня или про нас. — А если попробую, что будет, Ричи? Ударишь друга детства, которому сосешь? Он вспоминает рецепты жены по убавлению гнева. А он злится после его слов, как бык на красную тряпку. Ричи вновь становится во весь рост, и изобилие воды размыло, наконец-то, его клоунский грим, и по щекам потек красный цвет, как слезы. Очки в разноцветных каплях. В глазах читается ярость. — Ладно, я понял. Ухожу. — Поспеши, пока не слизываешь мою блевоту.***
Ричи хотел бы продолжить вести свадьбу, но, судя по всему, все заинтересованы танцами и алкоголем. Его не волнует, заплатят ли ему за работу, или нет. Он тут-то и тамадой не пригодился — только провел бракосочетание, разозлил Бена, и блевал по углам. Зачем он здесь вообще, если есть диджей? Он бродил по огромному дому, все еще отчаянно пытаясь найти свой потерянный кокс. Но никак не мог его найти, проходясь уже по одному и тому же месту двести раз. Спрашивать людей, не видели ли они белый порошок в зиплоке — себя не уважать. Если и нашли другие, то сразу поймут, чье это дерьмо. А ему нельзя выдавать себя. Но поплывший грим, сильнейший озноб и огненный жар смешивался в коктейль в нем, и он умирал. Ричи думает, что погибает. Он потерял кокс, на который надеялся на последние дни. Но надежда потерялась, вера — ушла, и ему остается только прятаться от взглядов друзей и врагов, и обычных людей, которые хотят сделать с ним селфи. Идет по коридору и слышит из-за угла чужой голос — прячется за этим углом. Наверное, его ищут. А ему насрать. Он не выйдет в главную комнату, там сидят все, кого не хочет видеть. Ему нужно найти Трешку, взять литр коньяка и выпить его с горла на заднем дворе под холодом при пластмассовых привидениях и тыквенных голов. Нет кокса — так заменим его алкоголем. Обычно, у кокаиновых наркоманов, развивается еще и алкоголизм. Помните, что, якобы, у Ричи нет алкоголизма? Забудьте. Теперь есть. Официально. Еще одна страшная проблема. Осталось только руки вдоль порезать. В голове набатом стучит давление. Виски давят, череп сужается, сдавливая мозги. Он плетется по коридору, опираясь на стенку. Где-то по запаху должна быть кухня, а там и повар, где его котенок. Он чует ее. Интуиция подсказывает, что идет в верном направлении. Но, по иронии судьбы и по классике жанра, попадает в главную комнату, где происходит вся вечеринка. У него нет сил терпеть басы музыки и топот людей. Все это сказывается не лучшим образом на нем, и он грозится опять блевануть от громких звуков. Но смотрит вдаль большого ресторана, и непроизвольно ищет в нем Эдди, и находит его за столом в одиночестве, втыкающего в телефон в заячьих ушках. Он оценил их. Когда был под солями, он еле сдержался, чтобы не крикнуть издали, что хочет его член внутри себя. Но, почему-то, Каспбрак предпочел телефон танцам и кутежу. Почему-то он предпочел спокойствие. Рядом с ним стоит тумблер с коньяком, и это означает, что Эдди не спешит. Никто не будет садиться за руль с похмельем. Себе дороже. Он смотрит на Эдди в заячьих ушках издалека, рассматривает его профиль, как на нем красиво ложатся цвета радуги, и непроизвольно вспоминает их первую встречу. Тогда Эдди был одет эпатажно, экстравагантно. А здесь, на свадьбе, на работе — строго, чопорно, аккуратно и красиво. Для Ричи он красив. С ним хочется проводить время безмятежно, забывая о проблемах. Но, вспоминая, каким образом они общаются в реале — две огромные разницы. Контраст ужасен. И это очень грустно. Пальцы, что держатся за косяк входа в ресторан, начинают заводиться в сильном треморе. Ричи чувствует эту дрожь, и не может ее контролировать. Пытается сжать пальцы — они дрожат в сжатии. С этого момента он себе не хозяин. Он хочет помощи. А, вообще, непонятно, чего Ричи хочет на самом-то деле. Не быть терпилой — тоже. Продолжать мучить себя — не лучшее решение. Он делает выбор, разговаривая со своими демонами, и подходит к Эдди через сотни столов, присаживаясь около него. Эдди немного перепугался от такого резкого визита, а еще, от поплывшего грима, что оставил темные следы на его воротнике. Дорогой был костюм. — Ричи? — он видит, что с ним что-то не так. — Тебе плохо? Тозиер сидит с закрытым ртом. Ломка отобрала у него возможность говорить. Онемели гланды. — У тебя драйвера слетели? — он щелкает пальцами у него перед носом. Эдди пытается вызвать реакцию у Ричи, но тот не может сделать ничего языком. Его хватает только на одну мысль: он хватает тумблер и выпивает весь коньяк, не оставляя ни капли, иссушая в одно движение. Алкоголь освободил горло от оков. Сладкая свобода. Каспбрак видел, как шевелился кадык, на котором тонкие линии поплывшей маски клоуна. Это все еще сексуально. — Извиняюсь, — иронично отвечает Тозиер, громко поставив тумблер на стол. — Как свадьба? Нравится? Эдди подозрительно щурится на него. Через разбитую паутину в очках он плохо видит притупленный взгляд, но улыбка и дрожащие руки, которые еле не уронили тумблер, выдают Тозиера с потрохами. Надо подыграть. — Хорошая и дорогая, — спокойно отвечает, и дисплей потух от бездействия. — Это свадьба наших друзей, если ты забыл. — Они мне не друзья. — агрессивно отвечает Ричи. — Друзья. Просто ты внушаешь себе это. — Откуда тебе знать? Ты — мой папочка? Опять не заметили, как начинают агрессировать на друг друга. Придираются к словам, к жестам, к интонации. Доеб на доебе, и Каспбрак просто кивает обреченно головой и продолжает с кем-то переписываться, показывая свое дальнейшее безразличие. Иди станцуй, ебучий нарик. Отвали. Ричи в этом вынужденном молчании смотрит опять на него. Опять кидает на него свой многозначительный взгляд, за который можно спокойно с ноги дать в яйца. Эдди чувствует это, и периферийным взглядом видит, как тремор в руках Тозиера атакует его. И, понимает, что он под ломкой. Людей вокруг много. Чуть что — кричать. — Эдди… — Что? — не поднимает он на него взгляд. Похуй. — Помоги мне. Ему все равно. Он не оценит искреннюю помощь даже в гробу. Каспбрак рассмеялся. — С чем? С острым желанием трахнуть меня? Испортить свадьбу? — Помоги мне с зависимостью. Прошу тебя. И брови Эдди поднялись на пару этажей вверх, а сам он — издевательски заулыбался. Ричи понял эту смысловую нагрузку. Он ждал такой реакции. — Да ты что? Помочь с зависимостью? — он прячет телефон, закатывает рукава костюма, оголяя татуировки. — Помогай себе сам. Заварил эту кашу, сам начал употреблять — сам и лечись. А от меня отвали, окей? — Я не шучу, — он пытается сдерживать свое накапливающееся раздражение из-за его слов. — Посмотри на мои руки, посмотри на мое лицо, вспомни, что я творил под ломкой или под дозой! — он показывает ему руки, снимает очки, показывая поплывший макияж. — Я прошу тебя, помоги мне! Пожалуйста! Ричи впервые искренне просит. Он впервые говорит «пожалуйста» с горьким и обидным комом в горле. Эдди не оценил. Этого мало. — Ты не благодарен ко всем. Что тебя осенило? Что тяжелое упало на тебя, что решил ко мне подойти? — Твое прошлое. Если смог ты, смогу и я. Я готов лечь, куда надо. Я не могу… не могу больше так. Каспбрак сжал тиски. Желваки загуляли, и он смотрит на Тозиера, который просит помощи, чуть не перебивая криком музыку и грохот от танцпола. На заднем плане — пьяные и возбужденные люди, на переднем — умоляющий Тозиер, который не может больше терпеть пытки и казни. Его лицо спрятано под клоунской маской, под слоями краски, но руки доказывают обратное. Показывают ему, что Ричи не врет. Его сухожилия мстят ему, организм — тоже. Они подают свою месть холодной, и Тозиер выгорает изнутри, и слизистые носа визжат ему, чтобы принес им завышенную дозу. Ему нужна помощь, и это видно даже невооруженным глазом. Эдди остается только глубоко выдохнуть, сутулиться и спрятать лицо в ладони, пытаясь утрамбовать мысли в кучу. Беверли танцует в толпе, Бен, наверное, с дочерью или родителями. Он тет-а-тет с ним, с наркоманом, который добился глубокого отчаяния, когда можно ложиться в деревянный гроб с деревянной крышкой. — Хорошо, Ричи… я помогу тебе, — говорит он в ладони, закрывая лицо по направлению к нему. — Но каким ты образом хочешь, чтобы я помог? — Помоги мне так же, как помог ты себе. — Я, блять, пришел в больницу, и сказал, что мне нужна помощь! — он открывает лицо и кричит. — Пойдем в ближайшую больницу, покажем тебя, как комика, у которого проблемы с солями! Тебя анонимно надо класть! — Я согласен на все, сука, на все! — он от бессилия и интоксикации встает с места. — Просто скажи, с чего мне, сука, начать! Нельзя мне на ровном месте перестать употреблять! Я сдохну с такими темпами! Эдди в ответ встает. Их накрыла злость и острое желание помочь. — Сначала, ты подойдешь к Беверли и Бену, и объяснишь свое ебучее детское поведение! Тебе нужны друзья! Поддержка тебе нужна! Ты должен понять, что ты не овощ, а человек с душой! — А ты так считаешь? Эдди попятился. — Я тут при чем? — непонятно смотрит он на него. — Мне важно знать твое мнение. — Ты — заблудившийся наркоман, который убивает себя и понимает это слишком отчетливо. Тебе помочь можно, в тебе можно вернуть твою человечность. От тебя лишь требуется захотеть и понять, что делаешь все правильно. Ричи от его слов садится на место, наклоняет голову и запускает дрожащие руки в запутанные волосы вновь. Он не понимает, как план реабилитации строить. Он не планировщик собственной жизни, — живет одним днем, и не думает, что будет в будущем. Потому что будущего нет. Есть прошлое, настоящее, которое мы видели. Будущее — космос. Такое же темное, неизвестное, которое можно покорить лишь со временем. В нем густая тишина. Он не понимает, не знает, что говорить, что делать, как поступить правильно. Он хочет вернуть свое здоровое тело и иммунитет, вернуть каждую умершую клетку, когда остерегался наркотиков, как огня. Зря начал казнь своего тела длиною в три года, и только сейчас, в компании Эдди на свадьбе, понимает, что пошел по самой кривой пизде. Сжимает корни в кулак, пытается сделать это со всей силой, да выдрать бы их на голове, но тремор отнимает все оставшиеся силы. Сидеть, дышать и моргать — вот его предел. Он ни на что негоден. Просроченный груз. Старая рухлядь. Никому ненужный комик, убогий муж, мерзкий человек с огромными проблемами, которые разгребать будет до конца своих дней. Хочется считать до десяти, и убедиться, на какой цифре упадет в обморок, и на какой поймет, что света в конце туннеля нет. Метро сегодня не ходит. А если и ходит — он ляжет на пути. Эдди не может быть больше зол на него. Ричи выпустил на волю того мальчика, что сидел в подвале, привязанным к батарее, на свет, и все становится на свои места. Дрожь его кистей становится ужасной, на нее невозможно смотреть. Эдди прошибает до костей его тремор. Невозможно поверить, что Ричи не сам так трясет руками. Тремор накрыл его мощной волной, и Ричи не чувствует этого. Он не знает, с какой силой его руки забились в дрожи. — Иди сюда… иди ко мне, Ричи. Тозиер не отвергает объятия, поднимает голову, и принимает тощие татуированные руки, что начинают крепко обнимать. Он не сдерживается, боль становится невыносимой, и пускает скупую слезу. Развод, агония, животные чувства — это все, что дерет его органы на лоскуты. Он сжимает плечи Эдди сильнее, и их головы на плечах у друг друга, и никаким колким высказываниям и обидам нет места. Они вытравлены ядом объятий. Ричи обнимает Эдди, как лучшего друга. — Пожалуйста, прости меня за все, — Тозиер не перестает обнимать, и чувствует на себе руки, не готовые отпускать так рано. — Прости, что причинил тебе дискомфорт и проблемы. Я не хотел. Я не хочу и сейчас. Прости за поцелуй, прости за кокс, прости за испорченную дорогу. Мне очень жаль, ты не представляешь, как мне жаль, что я доставил тебе боль. — Ричи, все хорошо… — он сжимает его плечи сильнее, и свадьбы для них больше не существует. Есть в этом Мире только они, и никого лишнего. — Послушай, пожалуйста. Я не хочу, очень не хочу, чтобы ты думал, что я — ужасен и отвратителен. Прости за страшный случай с женой, я пришел к выводу, что надо разводиться. Не могу больше падать в бездну, которая постоянно смотрит на меня. Ненависть к себе — это мой был постоянный стимул. Я ненавидел себя, и ненавидел всех. Я не могу тебя ненавидеть. Прости, пожалуйста. Извини меня. Я сдаюсь. Эдди сжимает шею Ричи сильнее и пододвигается к нему на стуле, полностью касаясь телами в костюмах. Ему очень горько, ему грустно, глаза на мокром месте. Его горло дрожит, говорить не представляется возможным, и он предпочитает молчать. Исповедь помогла. Потеря кокса — помогла вдвойне. Бог помог им. Что-то с небес помогло им, раскрывая Тозиеру глаза в толстой разбитой оправе. Эдди не сомневается, что он говорит это от сердца, с полной отдачей и болью, которую пережил. Они начинают медленно качаться. Сдавливают друг другу спины, плечи, шеи, и связь с реальностью оборвана до конца. Ричи согласен на лечение. Он согласен отказаться от мира алкоголя и секса. До той поры, пока не увидит наркотик в быстром доступе. Один намек, один грамм, один крик, что зиплок найдет — и слова теряют свою значимость. Эдди открывает глаза, пытается не пустить слезу. Он чувствует тепло Ричи, и это тепло не то. Оно не греет. Тозиер холодный изнутри. И, видит, как вдали стоит Беверли, закрывая нижнюю часть лица, тихо плача от сцены, которую увидела. Тозиер проиграл, они — выиграли. — Ты будешь за семейным столом? — все еще не отпуская Эдди, спрашивает Ричи. — Буду, конечно. Ты будешь? — Не знаю. Мне будут не рады. — Тебе будет спокойней, если сяду рядом с тобой? — Эдди отстраняется, и до последнего не отрывал руки с рук Ричи. На его плече остался белый отпечаток поплывшего грима. — Да, будет. Очень. Только я не знаю, смогу ли спокойно сидеть, — они видят его дрожащие руки. Эдди знает, как унять тремор. — Выпей стакан крепкого, только не усердствуй. — Это точно поможет? — Поможет, Ричи. Мне помогало. — Вы точно хороший учитель? — смеется Ричи, и в животе начались острые спазмы. — Для вас — отличный, Ричи.***
Прошло время, прошли часы, горячие танцы, и все близкие друзья сели за огромный круглый стол, обставленный китайской едой. Суши, сашими, острая лапша, гора морепродуктов — не пересчитать, какое огромное разнообразие еды. Множество напитков, хорошая атмосфера, и только поплывшая маска клоуна выделялась в контрасте Эдди с ушками, со знаками Зодиака и обычного Билла, на котором черный костюм-тройка. Все о чем-то разговаривают, перебирают суши, оставляют помаду на стакане, как кое-кто. Один Тозиер не ест, скрывая взгляд под оправой, пожирая Хэнскома. Он знает правильный угол, который не позволит увидеть, куда смотрит и кого ненавидит. Его аппетит сломлен, и вкусные запахи еды не пробуждают к действию, — его лишь тошнит, воротит, но никак не наступает естественный голод людской. Эдди понимает, почему он не притрагивается к еде. Тремор утих в нем, потому что сам наливал ему, чтобы тот был еще при себе. — Ричи, поешь хоть что-то, — тихо говорит Эдди ему, пока ребята общаются между собой. — Меня вывернет прямо за столом. — Тебе не обязательно есть огромными порциями, начни с малого. Тозиер скептически слушает его. Если его тошнит только от кофе, где гарантия, что от суши — нет? Но он доверился ему, зная, кем был, и палкой проткнул суши — он не умеет ими пользоваться, — и половинку откусывает. Как же вкусно. Эдди был прав. — Билл, — неожиданно начинает Беверли, пытаясь поймать суши палочками. — Расскажи, как у тебя дела? Как бизнес? Что на личном фронте? — Клуб держится, все хорошо, как и было. Постоянно заполненный, — Билл пьет апельсиновый сок. Ричи удивляется, как того не рвет от обычной еды. — На личном — скучно. Нет подходящих претендентов. И Денбро украдкой смотрит на Тозиера. У комика в голове: «только проговорись, дырявый петух». — А ты хоть из кабинета выходишь? — влезает Бен. — Я, вообще-то, редко в клубе бываю! Конечно я выхожу из клуба! — Это правда, — добавляет Каспбрак. — Я тебя постоянно не застаю, а твой телефон — вечно не в сети. Или опять херня какая-то с твоим телефоном. Ты, когда менять будешь? — Когда понадобится. У меня на этом телефоне все нужное, и перекидывать на новый мне лень. Тозиера будто не существует за столом. Он не слушает. Он где-то в зазеркалье, думает о своем, и пытается сдерживаться, чтобы вновь не биться в агонии. И он спокойно кушает. Ричи сам в шоке. — Вечно ты из мухи слона делаешь, — отвечает Бен. — Тебе подарить новый? — Бен, спасибо, конечно, но хватит напоминать, что твой заработок в месяц вдвое больше моего за три месяца, окей? — шутливо реагирует Эдди. — Я не хотел, Эдс! — Не называй меня так! — Эдди улыбнулся. Эдди улыбнулся. Ричи впервые увидел, как он улыбнулся. В груди в сотый раз рождается уродливый комок. Или это рвотный? Он увидел улыбку Эдди, и на этом моменте он теряет связь с диалогом. Он в роуминге. Слух покидает Ричи, и все, как в темном вакууме. Он будто не за столом. Ричи разделяет голоса, но не понимает, о чем говорят на протяжении нескольких минут. Ему морально тяжело, а физически — вообще ахтунг. Рядом Эдди, и это его плацебо, с ним проще и легче. Ричи не понимает, что Беверли видит, как он смотрит на Эдди. Не отрывает взгляд, не отворачивает голову. Он завис, сломался. Он впервые за долгое время смог нормально поесть, впервые увидел улыбку Каспбрака. Он засмеялся не из-за его шутки. Засмеялся в окружении лучших друзей. Эдди превосходно выглядит и пахнет. — Все же, понять не могу, как же долго Бев не понимала твои намеки, — вылавливает из контекста Ричи от Билла. — Я не думала, что это от него! — Не ври! — шутливо кричит Денбро, поедая сашими. — Ты знала, просто сама трусиха! — Я не показывал, что стих от меня. Комплексы были, страхи. Боялся, что отвергнет. — Ничего удивительного. Все обернулись на Ричи, который подал голос впервые за время семейного позднего ужина. Все уже и забыли, что сидящий Арлекино с потекшим макияжем — это Ричи Тозиер, известный комик с очень грустной историей. — Что ты сказал? — недовольно реагирует Бен на него. Ричи поднимает взгляд, а на большее не хватает. Зря влез. — Ричи, тебе плохо? — интересуется Беверли. — Почему ты ничего не ешь? Эдди косится на нее молча. Она специально провоцирует? — Потому что не хочу, — недовольно бурчит он, и, замечает, как руки под столом опять бьются в треморе. Дерьмо. — Да что вы привязались к нему? — влезает Билл. — Сыт, значит. Они все знают главную проблему Тозиера. И все они не хотят, чтобы это узнал Бен. Нельзя. — Мне все нравится, — пытается говорить ровно Ричи. — Тогда почему морда недовольная? — цедит Бен. Эдди замечает боль в руках Ричи. Обстановка пахнет жаренным. — Ребят, давайте поменяем тему… — влезает Беверли. Не такой ужин намечался. — Нет, нет, я намерен узнать от него правду, где он был все три года. — Зачем тебе это? — реагирует Ричи. — Потому что ты наш друг, который оборвал все связи. — Ты идиот? — остро реагирует Тозиер. Боль и ненависть опять стоят над душой. — Что, прости? — Тебе повторить? — Повтори, если яйца не высохли. — Бен, тише… — успокаивает его Беверли, поглаживая по предплечью. — Тебе показать мои яйца, кабан? Бен игнорирует ласку жены и сам факт «семейного ужина». Эдди не выдерживает и кладет свою руку на дрожащие руки Ричи. Сжимает, пытается унять, но ничего не происходит. Эта адская боль и чудовищный тремор не унять просто так. Бен в агрессии встает с места. У каждого напряглись мышцы. — Уйди, Ричи, пока не стало хуже. — Бен, все не так просто! — Эдди влезает в перепалку, не убирая руку с ладоней комика. — Эдди, нет! — кричит Беверли. Хэнском смотрит то на жену, то на друга. И не понимает, что за тайный сговор. — Вы, о чем, ребят? Каспбрак и Марш переглядываются. Они взглядом пообщались, и пришли к общему выводу. — Милый, у него большие проблемы, с которыми мы должны ему помочь… — Какие у него могут быть проблемы? — смеется Бен. Они должны донести эту информацию мягко, как перышко, чтобы никого не разозлить сильнее и не травмировать. Но Билл считает иначе: — Он кокаиновый наркоман, Бен. — Сучара! — Ричи не сдерживается и кидает в Билла пустой стакан. — Заткнись нахуй! — Успокойся! — Нахуй все! — у комика кончилось терпение. — Нахуй всех вас! Я не хотел на вашу ебучую свадьбу даже появляться! В душе про нее не знал и не хотел, сука, знать! — Следи за своим ебучим языком! — орет Бен. — Да пошел-ка ты нахуй! — Тозиер встает из-за стола, полностью игнорируя Эдди. — Когда я нуждался в тебе, когда мне нужна была поддержка материальная после смерти родителей, ты отвернулся от меня! Ты был занят ею! — он указывает на Беверли. — Трахал ее, да?! Ты на меня не отвечал, а если и отвечал, то на отъебись! Нахуй такого друга! — Никто от тебя не отворачивался! — Марш тоже встает из-за стола рядом с мужем. — Ты себе это придумал! В ахуе все. Намечается разъеб. — Придумал?! Ты думаешь, я настолько обдолбленный, чтобы внушать себе это?! — Ты же наркоман! — влезает Билл. — Заткнись нахуй! — уже его затыкает Эдди. Семейному ужину пиздец. — Ричи, пойми ты, что мы хотим тебе помочь! Позволь нам тебе помочь! — Бев, он реально наркоманит? — спрашивает Хэнском у жены. — У меня спроси, мудоеб! Когда ты успел стать подкаблучником?! — Да, милый. У него стаж три года, ровно столько, сколько с нами не общается. Ужину настал полный пиздец. Тозиер заливается гневом ястреба, его руки вообще потеряли контроль, он готов себе поломать пальцы, чтобы избавиться от тремора. Эдди сидит, вжался в стул, и не решается влезать под горячую руку. Он переглядывается с Биллом, который ловит явный кайф от происходящего. Он-то с Тозиером общался всегда и по сей день. Тут есть разница в реакциях. — Ох, так ты не только оказался гнилым, так еще и кислотным? — уже иронично отвечает Бен. — Скажи мне, ты жену бьешь во время ломки? Эдди ничего не понимает. Его накрывает паника за Ричи. — Тебе показать, каким образом я бью жену? — взгляд Тозиера с гримом клоуна становится безумным. — А ты попробуй, только по привычке сосать не начни. Тозиер хватает тарелку и уже замахнулся, но его резким хватом удерживает Каспбрак, не дающий сделать ошибку. — Поговорите спокойно, идиоты! — встает уже он. — Мы здесь собрались из-за Ричи, из-за его зависимости ужин! Я согласился ему помочь! Почему не можешь ты, Бен! — Эдди, отпусти… Ричи все еще держит тарелку, с безумием смотрит на Хэнскома. У него одна страсть — удушить его в день собственной свадьбы, при глазах любимой жены, которую боялся все сознательные годы. Он ненавидит Бена по одной причине — он отвернулся от него во время скорби. Билл был в отъезде, и довериться он мог на тот период только ему. Хотел провести с ним хотя бы вечер, получить бальзам на душу, вылечить чувство потери. Но тот променял друга на сиськи. И Ричи надолго закусил. Бен готовился уже уворачиваться. Он замечает, как Тозиер моментально меняется в лице, плечи расслабляются, когда его запястье тронул Эдди. А потом замечает, с какой страшной силой трясутся руки. — Твои руки… — Бена отпустил гнев. Ричи опускает взгляд на руки. Они роняют тарелку, и та громко разбивается вдребезги. Крэк и амфетамин, который Ричи принимал и смешивал полтора года, утилизировали в нем все живое. Эмоциональное сотрясение и боль отнимают у Ричи взгляд. Резко заболела голова. Эдди больше не держит руку Тозиера. Кажется, комик без сознания.