Right time for thawing weather

      Это прекрасное утро, думает Харди.       Элли сейчас на работе, Дейзи в школе. В гостиной приглушён свет, а на фоне еле слышны звуки телевизора. Он расхаживает взад-вперёд по комнате, оставшись один на один со своими мыслями. И если раньше это показалось бы ему сущим адом, то сейчас он просто благодарен всему вокруг. Он всё-таки жив. Он видит любимую дочь, его не уволили с работы и даже оплатили отпуск. И он всё ещё не взбесил Элли и её семью настолько, чтобы она перестала общаться с ним. Даже наоборот, она так сильно помогает с его реабилитацией, следит, чтобы он вовремя принимал лекарства и иногда помогает Дейз готовить ужин… Потрясающая женщина.       Он и не знает, чем заслужил такое хорошее отношение. Чем заслужил проснуться после этой операции и жить дальше. Иногда ему даже не верится, что он наконец может спокойно сделать глубокий спокойный вдох, и тогда ему непременно хочется это проверить. Харди набирает в лёгкие воздух и медленно выдыхает. Кто бы мог подумать, что однажды он будет счастлив просто дышать. Что любовь не будет больше делать ему больно каждый раз, медленно убивая его с каждым новым приступом, а только придаст ему сил. Что мысли и сожаления о прошлом перестанут терзать его разум каждую минуту.       Харди смотрит на то, как от медленного, степенного дыхания поднимается и опускается грудная клетка. Вверх и вниз, слёгка дрогнув, лёгкие то и дело сжимаются и разжимаются, прямо здесь, под рёбрами. Там же лёгкой пульсацией отдаёт и почти исправное сердце. Так и выглядит жизнь, когда начинаешь её замечать.       Иногда в его голове ещё проносятся мысли о том, что он постарел, ему уже за 40, и какая же глупость, любить кого-то в таком возрасте. Но он понимает, это решение — однажды всё же признаться Элли в своих чувствах — неминуемо должно было быть принято, рано или поздно. Всё это пугает Харди до чёртиков, и тревожный разум не находит ничего лучше, чем с головой погрузиться в логический анализ всего вокруг. Например, почему Дейзи так долго нет?..       Алек уже около недели торчит тут дома, ведь его руководство (конечно же, не без помощи Элли) вдруг решило, что худшему копу в Британии не следует появляться на работе, пока он полностью не пройдёт реабилитацию. Время в эту неделю тянется ещё дольше, чем когда он только очнулся от наркоза в больнице…       — Пааап! Я дома, — протяжный голос раздаётся из коридора, прервав мысли Алека на середине. Тревожные шаги из стороны в сторону сменяются спокойной расслабленной походкой. Алек останавливается в прихожей, чуть оперевшись здоровым плечом о стену. В присутствии дочери ему неизменно становится легче на душе.       — Дейз, солнце, привет! Как там… дела у тебя в целом? — криво-косо, но всё же формулирует свою мысль мужчина.       — Всё отлично! — бросает Дэйзи и, скинув с плеча рюкзак, подходит обнять отца. Она старается делать это аккуратно, но ему хватает и этого. Главное, что он рядом с ней.       Ещё раз улыбнувшись Алеку, Дейз шагает на кухню и принимается осматривать содержимое холодильника на наличие чего-то вкусного. Покрутив в руках пару баночек и бутылку молока, она решает для начала сделать себе какао, пока ставит еду греться в микроволновку.       — Пап, ты будешь индейку? — Дейзи внимательно разглядывает разные полки с едой.       — Ну… — доносится не самым радостным тоном откуда-то из коридора. Он буквально неделю назад очнулся после операции, и ему не так быстро даются передвижения.       — Всё равно тебе больше ничего нельзя, — напоминает девушка.       — Да, точно… — такое обстоятельство не то чтобы расстраивает его, но это меньшее, что он может сейчас сделать для своего выздоровления.       Дейзи ловко справляется с тяжёлым чайником, который только что доверху заполнила водой, и включает нагрев. Пока чайник постепенно начинает издавать тихое шипение, она быстро шагает в свою комнату, чтобы переодеться в пижаму. А затем направляется в тот угол гостиной, где уже расслабленно сидит Алек. Дейзи понимает, что для него сейчас каждое действие как целый подвиг, но ему бывает нелегко слишком долго оставаться на одном месте, поэтому любые сложности отходят на второй план. И вообще, ему следовало бы лежать, а не сидеть тут в кресле и смотреть криминальные новости Великобритании.       — Пап, ну ты опять… тебе нужно больше лежать, чтобы всё правильно зажило, ты же знаешь… — Дейзи смотрит на него с упрёком.       — Где была вечером? Ты как-то поздновато сегодня, — парирует Харди, пропуская её вопрос.       Дейзи чуть грустно посмеивается и ничего не ответив, наклоняется к отцу, чтобы вновь обнять его. От такой нежности он и сам забывает о своём вопросе. Обнимая дочь, Харди вдруг краем глаза замечает торчащую из бокового кармана её рюкзака книжку, подозрительно подробно расписанную золотыми буквами.       — Это что, Библия? — вопрошает мужчина, пребывая в лёгком шоке, — Подростки теперь такое вместо комиксов почитывают?       — Да нет, пап, просто друг дал почитать, ещё вчера…       — Друг? Что за друг?.. — взметнув брови вверх, он пристально смотрит на дочь, такой ответ его ничуть не устраивает; Дейзи в это время медленно садится на стул напротив, немного опешив от папиной реакции, — Этот парень что, никогда не общался с девочками?       Опасение на лице Дейзи быстро сменяется улыбкой, и девушка заливисто смеётся.       — Аха-ха-хах, пап, ну прекрати! Ничего тебе не буду говорить теперь, — театрально дуется девушка, поправляя волосы.       — Ну ладно, а если серьёзно. Тебя правда так… волнует… происходящее? — Харди вдруг замирает, чуть приоткрыв рот, будто оставшись наедине с этим вопросом. Странно это всё. Неужели она настолько отчаялась, что подалась в религию? И что теперь будет, воскресные службы по вечерам и молитвы за здравие?.. И кто дал ей Библию? Уж вряд ли одноклассник на переменке…       Дейзи успевает заметить, как много мыслей пролетает у него в голове сейчас. Становится ясно одно: ему нужно спокойствие и знание того, что он никому не доставил хлопот.       — Пап, я рада, что ты дома. Всё же хорошо.       — Я тоже, дорогая, — и у него вдруг проступают слёзы. Поджав губы так, чтобы Дейзи ничего не заметила, он еле заметно кивает и кладёт здоровую руку ей на плечо. Алек вспоминает её реакцию тогда, неделю назад, после больницы. Как она чуть ли не с разбегу подбежала к нему, лежащему в больничной палате. Как Элли на всякий случай попыталась остановить Дейзи, но всё тщетно. Как она радовалась и обнимала его, как будто ей пять лет, и только он способен защитить её от всего мира и любить так сильно как только возможно.       — Я пойду к себе, ты зови, если что.       — Конечно, — он плавно убирает руку, как бы разрешая ей идти. Дейзи быстро поднимается вверх по лестнице, прямиком в свою комнату.

***

      Всё давно летит к чертям. Примерно так можно было бы охарактеризовать её работу, да и всю жизнь, пожалуй. Последнее время она сама не своя, то этот проклятый суд, то Харди со своими приступами. И это уже не говоря о том, что она неделями не видит своих детей, успевая только сказать «привет-пока», и то не всегда.       Миллер возвращается домой в странном состоянии духа. С одной стороны, физически она чувствует себя вполне неплохо, с другой — накопившиеся проблемы и мысли о плохом дают о себе знать очень часто.       — Явилась не запылилась! — звучит из кухни, а затем и сама Люси появляется на пороге.       — Да, я сегодня вроде не очень поздно… — рассеянно отвечает Элли, параллельно снимая туфли. Скрестив руки на груди, Люси медленно наблюдает, как сестра, разувшись, спешит в свою комнату, чтобы скорее переодеться. Она садится на край кровати, пока Элли изучает содержимое шкафа.       — Дети спят уже?       — Уже полчаса как уложила Фреда, и Том вроде тоже лёг, только вот…       — Боже, что такое? — Элли отрывается от перебирания вещей и испуганно смотрит на сестру.       — Собрание…       — Родительское собрание? У Тома в классе? Чёрт! — кипа одежды, яростно отброшенная в сторону, приземляется недалеко Люси. А рядом оседает Элли, едва ли не рухнув от усталости и отчаянья.       — Нет, нет, у Фреда на занятиях по рисованию. Там ничего такого, просто всех, кто забирал малышей, попросили сегодня задержаться.       — О, спасибо, Люси. Я и не знаю, что бы делала без тебя… — облегчённо произносит женщина.       — Да всё то же самое, дорогая, а вот что дети бы делали, это действительно вопрос.       Элли чуть виновато наклоняет голову в сторону. Ей тяжело думать об этом, хоть она и понимает, что всё это крайне неправильно.       — Ты лучше расскажи, почему ты теперь загружена до ночи. Потому что раньше я успевала за вечер посмотреть хотя бы три серии «Любви напрокат», а теперь только одну…       Вместо ответа у Элли вырывается лишь один судорожный вздох.       — Расскажи наконец, что с тобой происходит. Раз уж ты мне не платишь за полный рабочий день няней, то хотя бы сплетнями поделись, мне будет интересно. — пытается разрядить обстановку рыжеволосая.       — Всё сложно.       В комнате повисает пауза. Люси с пониманием кивает, выходит на пару минут, а затем возвращается с уже открытой бутылкой красного вина и двумя кружками, ставит их на прикроватный столик и наливает каждому по половине.       — А так попроще?       И с этой секунды череда сначала неловких, а затем очень даже весёлых шуток сменяется более глубокими мыслями и откровениями. Миллер по сто раз извиняется перед Люси за то, что сестра больше похожа на мать Тома и Фреда, чем она сама. Люси отклоняет её извинения со словами о том, что ей сейчас так одиноко, и время, проведённое с племянниками помогает почувствовать, что она делает что-то важное, что она кому-то нужна. К середине этого винного вечера они перемещаются в гостиную, где их точно услышат из детской. Миллер откровенничает, что боится быть плохой матерью, что ей второй раз звонит папа и говорит, что мама плохо себя чувствует, что её дети вообще её не видят, а она бегает от дома до работы, от работы до суда, от суда до Харди…       — То есть, ты бегаешь за Харди? — посмеивается Люси, хитро прищуриваясь и делая ещё глоток вина, — А он вообще как, интересный мужчина?..       — Что за бред, прекрати… Я же вообще о другом говорю, — возмущается Миллер, — Ты понимаешь, если я уже сейчас не справляюсь, что я буду делать, когда Том станет ещё старше? Как я поддержу его в нужный момент, как помогу познакомиться с девочкой или пережить расставание? Я просто не представляю, Люси…       — Дорогая, всё успеется. Я не думаю, что это так страшно. Олли вот как-то и сам справился, а мне даже и близко не кажется, что я ужасная мать.       — Ты видимо абсолютно свободна от комплексов…       — Что правда, то правда… — и Люси залпом допивает остатки вина.       — А знаешь что? — уверенно заявляет Элли, тоже только что опустошив свою кружку для кофе.       — Что?..       — Можешь оставаться у меня сколько хочешь, пока у тебя проблемы с квартирой.       — О, спасибо тебе за…       — Я больше не буду взваливать на тебя это всё, — продолжает Миллер, уже пребывая не в самом трезвом состоянии, — Я так замоталась бегать туда-сюда…       — Ну, это правильно, давно пора было остановиться…       — Дом-работа, работа-Харди, Харди-дом…       — Да уж, точно… — снова и снова соглашается Люси, правда пока не понимая, к чему ведёт этот разговор.       — Но я не могу бросить бедную девочку в беде! — сокрушается Элли, эмоционально жестикулируя.       — Погоди, какую девочку?..       — Я переезжаю к Харди.       — ЧТО?..

***

      Это утро начинается достаточно странно. Харди не в полной мере понимает, как ему следует реагировать. В руке он держит телефон с пришедшей ему прошлой ночью смской: «пер55зжаб к теБк завьра». И даже будучи детективом со стажем он не может разобраться, что это: романтический порыв или угроза?       В любом случае, это то событие, которое мгновенно поднимает Алека с кровати. Что это вообще значит? Стоит ли позвонить ей? Или она сама рано или поздно объяснит ему, в чём дело? Главное, чтобы всё было в порядке.       Спустя пару часов, как ни странно, Миллер оказывается прямо на пороге его дома. Она даже приносит ему фруктовую нарезку в стаканчике. Конечно, скорее из приличия, чем из чёткого понимания, что Харди точно будет это есть.       Элли смотрит чуть опасливо. Примерно так же он смотрит на стаканчик с фруктами, который она держит в руке.       — Что это? — вдруг напряжённо спрашивает Харди, готовясь к худшему.       — А, ой, это тебе, купила по дороге, — опомнившись, Элли протягивает ему угощение.       — Это нарезанные кубиками фрукты? — глаза Харди округляются.       — Ну да, а что такого?       — Почему просто не купить чёртовы фрукты и нарезать их…       — Алек…       — Можно же купить то, что нравится, и нарезать, и они будут гораздо дольше храниться, причём…       — Алек!       — Какой в этом смысл, Миллер?       — Смысл в том, чтобы ты это съел. И был благодарен. — отчеканивает Миллер, всучив чёртов стаканчик ему в руку.       Молчание повисает на пару секунд, в течение которых они смотрят друг другу в глаза, а в голове смешивается целая гамма чувств. Наконец Элли прерывает тишину:       — Я пришла извиниться за этот идиотизм с смской. Понимаю, что такие вопросы нужно вообще-то обсуждать, и это нужно спрашивать у тебя и согласовывать как-то вместе, и ты наверное скажешь, что тебе не нужна сиделка, да ещё с ребёнком, и…       — Нужна.       — Что? — это последнее, что она ожидала услышать от Алека Харди.       — Если объективно, то нужна. Только не совсем сиделка, просто иногда мне нужна…       — Нужна кто? — Элли напряжённо всматривается в его лицо.       — Помощь. — еле выговариает Харди. Элли смотрит с лёгким изумлением.       — Я думала, ты и слова такого не знаешь. Ты же ненавидишь всё вокруг.       — Бóльшую часть, но не всё. — вдруг улыбается Харди, отводя взгляд. Когда-нибудь она поймёт значение этих слов.