Двое: я и моя тень

      От вооружённого нападения на банк тоже нашлась своя польза. Телефонный звонок спугнул несмелую тишину, и Лизи послала сто проклятий на голову звонящего. На часах без пяти шесть, а это значит, что в запасе ещё полчаса законного сна. Гадство. Провалитесь.       — Вы на время смотрели? — Лизи старалась придать голосу как можно больше суровости, чтобы звонящему стало очень, очень стыдно.       — Простите, — извинилась девушка на том конце, и, судя по её голосу, ей правда было жаль. — Это Тара Лестер, я из кадрового отдела. В связи с вчерашним происшествием банк закрывается на два дня. Я хотела сообщить, что ваше увольнение сдвинулось с понедельника на сегодняшний день. Не могла до вас вчера дозвониться. Извините.        «О, я люблю тебя, Тара Лестер!»       — Мисс Новак, вас плохо слышно, вы что-то сказали?       — Всё прекрасно!       Лизи бросила трубку рядом с телефоном и сладко потянулась. До понедельника она — официально счастливый человек, насколько это возможно, а поиски новой работы подождут до вторника. Или до среды. Хорошо, что она взяла трубку, а то ведь могла как обычно послать телефон в пешее эротическое и сделать вид, что никого нет дома. Ради благого дела даже автоответчик ушёл на заслуженный покой: Лизи не желала знать, кому обязана перезванивать.       Весь день она предавалась лени, самозабвенно валялась на диване, прерывая сладкий грех ничегонеделания перекусами. Она выудила из шкафа старые веложурналы и несколько тонких книжек. «Скотный двор» Оруэлла и что-то про политику Бразилии. Лизи скривилась и отправила вторую книжицу пылиться обратно на полку, а вот Оруэлл хорошо скрасит час-другой, сыпанёт безнадёги. О, старый добрый мазохизм! Дайте два. Лизи потянулась за кружкой и только теперь заметила, что Джокер забыл — хотя она всё-таки склонялась к тому, что оставил намеренно — початую пачку сигарет. Отлично. Лизи потянулась и выудила сигарету, внутри пачки заботливо лежала зажигалка. Травись на здоровье. Великолепно. Наверное, она и правда привыкла к тоске и безысходности, привыкла к Джокеру с его странными понятиями о любовниках и свиданиях, теперь к прочим привычкам грозило прибавиться ещё и курение.       Несколько раз за день звонил телефон: Лизи не брала трубку, изображая из себя комнатную тень. Два раза в дверь стучалась соседка, ей тоже никто не собирался открывать. Лизи лежала под одеялом, курила гадкие сигареты и листала старые номера «Веломира». В этом суетливом мире она не посмела бы проигнорировать, пожалуй, всего двух человек из нескольких миллиардов: одного не хотела избегать, а второго попросту не могла, даже если бы очень желала этого.       Утро прошло в праздном ничегонеделании.       Зато после обеда Лизи приняла душ и привела себя в порядок. Дела, от которых никуда вовек не деться, тоже давали о себе знать. Пролистав журналы, Лизи вынесла их к контейнерам и сложила на «пьедестал», так прозвали бетонную плиту, на которой оставляли более или менее пригодные вещи. По краю серой плиты тянулась красная надпись, напоминающая о предназначении сего сакрального места: «Мне не нужно — тебе пригодится». Кем и когда эта традиция была заведена, Лизи не знала, но порой пользовалась этим маленьким благом. Иногда эту плиту иронично называли «Пир во время чумы», как насмешка над обществом, на которое правительству плевать с самой высокой колокольни.       Когда Лизи вернулась с улицы, то обнаружила в двери сложенный пополам лист бумаги. Что это? Соседка, старенькая бабуля, не в силах выдержать муки игнора, настрочила слёзное послание, взывая к небесам? Или таинственные слова от Джокера, что-то вроде: «Мудака больше нет». Или Артур? Лизи огляделась по сторонам. Никого. Она вытянула пожелтевший лист и развернула. «Я соскучился. Артур». Лизи вдохнула табачный аромат листа и засмеялась.       Прихватив рюкзак, она ушла в конец коридора, прислонилась к стене и долго рассматривала дверь, ведущую в таинственную жизнь Артура Флека. Что ж, Лизи предстояло не только позвать его сбежать из душного Готэма, но и рассказать о новой вредной привычке. Вряд ли Артур один из тех снобов, кто считал, что женщинам в этом мире ничего нельзя. Травись на здоровье. Лизи постучала и прислушалась.       — Иду!       Звякнула цепочка, и дверь распахнулась.       — О, привет! Я заходил недавно, думал, что ты придёшь только после работы.       — Я уволилась, — Лизи рисовала пальцем невидимые узоры на стене.       — Вот как. Новую работу будешь искать?       — Ага. Так ты меня впустишь или мы тут останемся? — Лизи обняла Артура и чмокнула его. — Я тоже соскучилась.       ***       Лизи отпрянула. Рука дёрнулась, будто пальцы коснулись не волос, а огня. Артур помнил, как однажды в детстве он баловался со свечой, когда электричество вырубили в который раз. Вечер. Маленькая кухня. Стол у стены, а на столе свеча в железной эмалированной кружке. Вокруг этой горящей капельки собрался ореол, желтоватый, прозрачный, он тянул свои яркие лучи в холодную темноту стылой квартиры. Как это всегда и бывало, побеждала тьма, она никак не хотела расступаться перед маленьким огоньком. Маленький мальчик в большом городе, маленький огонёк в густой темноте. Нужно было нечто большее, чем прирученное пламя. Артур проносил ладонь над ним, давал лизнуть кожу, дразнил, и в какой-то момент пламя решило показать, что оно такое. Наверное, Артур замешкался, он задержал ладонь над свечой чуть дольше. Этого хватило, чтобы острая боль, подобная раскалённой игле, вогнанной под кожу, пронзила насквозь. Артур отдёрнул руку и посмотрел на вспыхнувшее ярко-красное пятно на ладони. Жгло так, словно под кожей поселилось солнце. После он очень много думал об этом по ночам, сравнивал физическую боль с той, которая грызла его мальчишескую душу.       Лизи отдёрнула руку точно так же, как от ужалившего её огня.       — Артур, а что с твоими волосами?       — Чёрт, — он усмехнулся и качнул головой. — Я решил покрасить волосы.       — В зелёный?       Лизи нервно хохотнула, прикрыв рот ладонью.       — Ты с ума сошёл!       — Не. Так… Так лучше для работы. Понимаешь… Люди больше не хотят видеть бутафорские волосы, парики, и я… Вот… А что такое? Тебе не нравится?       Лизи сцепила пальцы в замок и уткнулась в него губами, всё ещё разглядывая Артура.       — Нет, нет, всё нормально. Пусть будут зелёные. Почему бы и нет? Правда ведь?       Он кивнул и жестом пригласил Лизи войти. Пока она шла по коридору в комнату, он смотрел на неё, не сводил взгляд с её ножек в обтягивающих голубых джинсах. Она сменила строгий, чуть чванливый офисный стиль на фривольный городской. Растянутая широкая кофта сползла с плеча, оголив его. Забрала волосы в небрежный пучок, и теперь то тут, то там выбивались прядки. Весь образ Лизи был живым, несмотря на неряшливость. Лизи словно сошла с холста Готэма, отделившись от него. Её новый образ — это соло на струнах безумного города.       Артур вошёл следом и закрыл дверь на цепочку.       Лизи стянула рюкзак и села на диван. Белая пепельница была полна окурков, несколько лежали рядом, прямо на столе.       — Будешь кофе?       Она кивнула и потянулась за пачкой сигарет около пепельницы. Не самая лучшая привычка. В ней всё было отвратительным, начиная прогорклым запахом и заканчивая болезненной зависимостью. Может, этот душный город именно этого хотел от неё? Подмять под себя, сделать своей, отнять всё: трепетную любовь, неизречённую свободу, суетливую жизнь.       Артур принёс кружки с горячим кофе. Дымящийся, ароматный, в его пьянящей горечи можно ненадолго утопить старые печали. Артур сел в кресло и не сводил с Лизи глаз. Она всё ещё вертела пачку сигарет.       — Забавно, — перебила тишину Лизи.       — Что забавного?       Она потянулась за рюкзаком, пошарила по карманам и вытащила пачку сигарет. Красная с белой надписью. Лизи положила её рядом с сигаретами Артура и ответила:       — У меня такие же.       — Ты куришь?       — Ну… Пока не знаю. Наверное. Когда ты куришь, тебя это успокаивает?       Артур пожал плечами, ничего не ответив. Ему хотелось, чтобы Лизи говорила, чтобы не останавливалась. Он ждал.       — Я заходила к тебе вчера, тебя не было дома, — она всё-таки не справилась с собой и взяла сигарету, чиркнула зажигалкой, прикуриваясь. — Хотела поговорить.       — О чём? — Артур ухмылялся и потирал подбородок.       — Хотела тебе предложить сбежать со мной, — она волновалась и прятала глаза.       — Куда?       — Не знаю, — Лизи стряхнула пепел. — Вчера вообще был странный день, я даже не знаю, как я его пережила и как такое возможно. Ну, во-первых, я уволилась. Это хорошая новость, и я очень рада, что всё-таки решилась. Ну… Во-вторых, на наш банк напали. Да ты уже слышал, наверное, по всем каналам только об этом и разговоров.       — Нет, я не слышал. Расскажи.       — Ну ты даёшь! Это только ленивый, наверное, не обсуждает. Так, стоп. В общем, я написала заявление, а потом на банк напала вооружённая банда, и Джокер во главе этого спектакля. Нескольких человек даже убили, — голос Лизи упал.       Артур пересел к Лизи и взял её за руку.       — С ума сойти. И ты там тоже была?       — Ага.       Повисла неловкая пауза.       — Наверное, я сошла с ума, раз тебе такое говорю, но он меня… поцеловал.       — Серьёзно? Вот так?       Артур приблизился и чмокнул Лизи в щёку. «Нет», — прошептала Лизи.        «Или так?» Губы коснулись ушка.        «Нет».       Он дотронулся пальцами до её личика и повернул к себе. Забрал у неё сигарету и вдавил в стол. Посмотрел на приоткрытые губы, манящие, зовущие поцеловать.        «Так?»       Он жадно коснулся её губ своими, словно хотел отобрать чужой поцелуй и наполнить Лизи собой. Она взъерошила его волосы, запустив в них пальцы. Обняла Артура и потянула его к себе. Лизи податливо легла на диван, и Артур навис над ней, не разрывая настойчивого, дурманящего поцелуя. В привычном жесте его ладонь шарила по её бедру, чтобы задрать юбку. Чёрт. Пальцы скользнули к животу, расстёгивая пуговицу на джинсах. Лизи поёрзала под ним и вздрогнула, когда в звенящую тишину комнаты, нарушаемую лишь тихим тиканьем часов, ворвался голос ведущего.       — Подо мной пульт, — хихикнула Лизи.        «…только что мы получили печальные новости из центрального госпиталя. Сегодня, не приходя в сознание, скончался детектив Гаррити. Напомним, три месяца назад произошла трагедия на одной из станций метро: беснующаяся толпа избила детективов Гаррити и Бёрка. Полиция задержала виновников, до сих пор идёт разбирательство по этому делу. Также нам сообщили, что детектив Бёрк до сих пор в коме, его состояние оценивается как тяжёлое».       ***       Артур сел, внимательно слушая ведущего. Когда началась следующая новость, он протёр ладонью лицо и засмеялся. В его глазах перемешались необъяснимая паника, уставшая радость и что-то дикое, необъяснимое. Он прикрыл рот ладонью и откинулся на спинку дивана. Вот он, тот чудаковатый Артур, которого долгие годы встречала Лизи в длинных коридорах и в полуживом лифте. Она с волнением обнаружила внутри себя холодное спокойствие, как будто она убила детектива, как расчётливый убийца, который с чувством выполненного долга перед пугливым обществом шёл дальше. Где же её человечность? Или Лизи разучилась сочувствовать бедам полиции? Так же, как они растоптали её, подтолкнули в бездну. Она висела над пропастью, и когда ей так нужна была помощь, полицейский на том конце провода мысленно разжал её пальцы и дал утонуть во тьме.       — Эта новость тебя так развеселила? — осторожно спросила Лизи.       Артур хмыкнул и достал из пачки сигарету. Наверное, он подбирал слова, чтобы оправдать смех и внезапно прерванный поцелуй. Откуда в нём всё это? Он как небо Готэма, такое же странное, не поддающееся объяснению. Дни напролёт могут лить дожди, то словно тропический ливень обрушивается на уставший город, лелеющий чудовищные тени под своим крылом, то вдруг туманная морось заряжает на целый день, надоедливая до невозможности. И тогда из каждого угла выползала апатия и простирала чернильные руки к пустым глазницам домов, стучалась в каждую квартиру и плакала, как ребёнок. Сердце в такие дни разрывалось на части от чувства обречённости и собственной никчёмности.       Целые сутки напролёт дождь целовал серые дороги и обнимал дома, кутая их в водяной плед, а наутро — ни облачка. И из всех щелей, мать его, солнце! Бьёт рыжим кулаком по стёклам, и они звенят, и звон летит по городу.       И вроде всё хорошо, хотелось простить Готэму ватный вечер и ночь без сна. Солнце отпускало все грехи, целовало в темечко и катилось тихонько до горизонта. А вечером посиделки в кафе, и только разговоров что о солнце, все танцевали, радовались и жили. А после долгой ночи будильник стрелял прямо в уши противным сигналом, утро тыкало носом в окно, дескать, гляди, плешивый пёс, вот твоя порция холода и безразличия. И снова дни напролёт дожди с редкими прояснениями на слабые извиняющиеся улыбки солнца.       Артур — это частица Готэма, кирпичик, который забыли обжечь и вложить в стену социума. В нём смешались солнечные лучи и дождливые дни.       — Чёрт, — Артур покачал головой. — Я совсем забыл про них. Мне надо позвонить, посиди пока тут, ладно? Я скоро вернусь.       Лизи с недоумением проводила Артура долгим взглядом. Чудак. Он как был в домашних брюках и выцветшей футболке, так и ушёл, только переобулся, скинув тапочки в углу.       Артура не было минут тридцать, и Лизи решила пройтись по квартире, посмотреть, как живёт её чудо. Мамину комнату она уже знала, запомнила в ней каждый угол, каждую трещину. Комната женщины — это комната тайн, которые хозяйка выставляет напоказ. А вот на кухне Артура уже было больше: вырезки из газет, клоун со звериным оскалом, слишком кровожадным и неправдоподобным, фотография четы Уэйнов. Строгий Томас, вытянувшийся, как по струнке, возле него степенная Марта, её глаза не такие холодные. Рядом мальчик в дорогом пиджаке, у него грустные глаза. Как будто он знал, что скоро его родителей пристрелят в грязной подворотне, как бешеных собак. Знал и ничего не мог с этим поделать. Этот город со всеми обошёлся жестоко.       На столе возле холодильника лежала кипа бумаг. Артур просто свалил их тут, оставив пылиться. Лизи вытянула один листок, потом второй. Счета. В письме из страховой предлагали какие-то выгодные условия и вкусные проценты. Хлам. Неудивительно, что Артур тянул с этими бумажками — слишком прозаично. Из похоронного бюро пришло предложение, «от которого вы не сможете отказаться», установить надгробный памятник и получить в подарок венок. Этот лист был скомкан и отброшен в угол стола, и Лизи совершенно случайно решила его развернуть. Среди скучных, будничных извещений Лизи вытащила одно с банковской печатью. Интересно. Банки не любили трущобы, избегали эти плесневелые пятна на городе как могли, и вдруг письмо.        «… на запрос об операциях «Готэм банк» информирует вас о том, что на вашем счету хранится сумма, равная ста тысячам двумстам долларов. Настоятельно рекомендуем…»       Стоп. Лизи ещё раз пробежалась по строчкам. Наверное, в банке ошиблись и по невнимательности спутали Артура Флека с каким-то другим Артуром. Человек, у которого на счету есть такие деньги, сумасшедший, если оставался жить в трущобах. Но насколько Лизи знала Артура ещё до их знакомства, соседи периодически поговаривали, что Пенни и Артур Флек бедны, как церковные мыши. Лизи отложила выписку из банка и взяла следующий хрустящий листок. Сколько же здесь неоплаченных счетов? Выходит, с деньгами и правда какая-то ошибка вышла? Или нет? В строке были правильно вписаны и адрес, и имя Артура. Пальцы пробежались по строчкам, будто глазам нельзя было поверить с первого раза.       Какого чёрта? Какого грёбаного чёрта она вообще роется в счетах Артура? Сколько они знакомы? Пару дней? Неделю? Так с чего она себя ведёт, как его девушка или жена? Это дела Артура, это всё его, а не её. Какая разница, что у него есть счёт и сколько там лежит? Лизи выдохнула и закрыла глаза.       — Я дома! Я вернулся!       Артур скинул ботинки в прихожей и вошёл в душную кухню.       — Всё в порядке? Ты как, Лизи?       — Всё нормально, — она похлопала себя по кофте и вспомнила, что оставила сигареты в комнате. Чёртова привычка не дремала и быстро взяла в оборот, Лизи оглянуться не успела.       — Ты смотрела мои счета?       Лизи пожала плечами и повесила голову. Артур провёл ладонью по лицу, обтёр губы, словно собирался сказать что-то важное и не очень приятное. Он постучал пальцами по столу, собирая мысли воедино.       — Деньги… — голос упавший, хрипловатый. — Это…       — Это меня не касается. Я не имела права копаться в твоих вещах, я… Я виновата перед тобой. Только не надо оправдываться, ладно? Давай не будем об этом говорить, хорошо?       — Ладно.       Артур поставил перед Лизи бумажный пакет.       — Что это? — Лизи в упор посмотрела на Артура.       — Булочки, я забежал в пекарню на обратном пути. Думал, попьём кофе с тобой. Ты не хочешь? Кстати, я позвонил в клуб, чтобы узнать насчёт завтра. Они перенесли программу на воскресенье, поэтому завтра не надо идти в Пого. Можем просто погулять, если ты не против.       Лизи обняла Артура и поцеловала.       — И откуда ты такой на меня свалился? — улыбнулась она.       — Какой такой? — он приподнял брови.       — Странный.       ***       Бездонный вечер плавно перетёк в угольную ночь, полную звенящих, ярких огней. Переливчатых. От холодных и белых до притягательных жёлтых, будто горячих. Уютных. Обманчивых. Всё было сплетено из миллиардов звёзд, весь город плыл как корабль в туманной завесе. Небоскрёбы протыкали небо, величественные и молчаливые, но такие же угрюмые, как Готэм. И чтобы не стать частью общего целого, чтобы не утонуть в бесконечном вое сирен и шуме голосов, весь оставшийся день Лизи и Артур лежали в кровати и смотрели старые фильмы. Мэрилин Монро кокетливо улыбалась им с чёрно-белого экрана, а Френк Синатра затягивал свои великолепные, волшебные песни и увлекал прочь, манил в сладкие грёзы голливудских фильмов.       Молчание не ложилось мёртвой тенью на Лизи и Артура, они наслаждались друг другом в тишине, в доверии. Целовались до головокружения, говорили обо всём и ни о чём. Молчали. Безмолвие не тяготило их, оно было громче всех слов мира и соединяло их сердца. Артур вплетал пальцы в волосы Лизи и не верил, что девушка его мечты делила с ним этот пьянящий вечер. Ему не хотелось её отпускать, и он растягивал время. А когда Лизи вновь говорила, что ей уже пора, он вновь целовал её.       — Тебе же завтра не на работу, оставайся.       Лизи потянулась к рюкзаку и нашарила на дне баночку, ставшую очередной привычкой.       — Что это у тебя? — Артур кивнул на баночку.       — Это… В общем, такое дело, — Лизи поправила кофту, съехавшую с плеча. — Я хожу к психиатру, мне выписывают лекарства от депрессии. Это моя маленькая тайна.       — А есть большая?       Лизи не ответила. Она лишь улыбнулась, пряча грусть в задумчивых глазах.       — Что тебе выписали? Прозак?       Она покачала головой.       — Нет, его не выписывают потенциальным суицидникам.       Артур осторожно коснулся её плеча, приспуская кофту и оголяя бархатистую кожу, бледную, как луна. Его совсем не испугали слова Лизи, она словно была его размытым отражением, его волнующей, беззвучной музыкой. Артуру захотелось шепнуть ей что-нибудь приятное, но слова никак не хотели слетать с языка, словно застряли в горле.       — А ты суицидница? — чёрт. Он ведь совсем не это хотел сказать.       — Иногда мне хочется выйти в окно, — Артур не мог понять, серьёзно она говорила или нет, он просто снова прикоснулся к её плечу.       А потом будто что-то щёлкнуло в голове, прояснилось, как ещё одна звезда над городом, только ярче. Он замешкался, но всего на секунду. Конечно! Городу нужна музыка. У Лизи слишком тихая мелодия, нестройная, её оркестр спал и никак не желал просыпаться. Лишь глухие отзвуки нарушали покой кирпичных стен, трогали струны её души, а нужно было зажечь город, его одинокую свечу.       Артур вскочил с кровати, он почувствовал оживление, возбуждение, его душа горела, но это не тот жар, от которого хотелось сбежать. Совсем нет. Это не предвестник мучительного приступа, когда безудержный, всегда неуместный смех сковывал горло. Сейчас Артуру хотелось летать, кричать о своих чувствах и смеяться, свободно и искренне. Он распахнул окно настежь, и створки стукнули о стену. Стук-стук! — словно выстрелы, и Артуру нравилось это.       Ночной ветер соскучившимся котёнком бросился ему под ноги, потёрся и полетел дальше, зашелестел бумагами на прикроватной тумбочке и разметал их по полу. Плевать! Ночь слишком коротка и чересчур хороша, чтобы тратить её на такие мелочи. Неспящий город в огне. Неоновые вывески исполосовали тьму, ослепляющий свет фонарей флиртовал с тенями, а залитые золотом окна сияли сотнями солнц. Готэм потерял сон, перепутал день с ночью, суетился, не находя покоя.       Артур засмеялся, глядя на многообразие призрачных огней. И где-то там, на грязных улицах многоликие последователи главного клоуна несли хаос, сеяли его в неспящие души, будили заспанных горожан и смешивались с тенями.       — Идём!       Артур ухватил Лизи за руку и потянул за собой к окну. Город спал и жил одновременно. Безумие осязаемо. Оно как музыка, лилось из самого сердца и окутывало всё вокруг, ложилось погребальным саваном на сумрачный город.       — Как красиво, — Лизи коснулась ладони Артура.       Даже самые ёмкие и заветные слова не могли передать всю мелодию чувств. Артур хотел поделиться ею с Лизи, и он забрался на подоконник и протянул руку, напевая:       «Come away with me in the night       Come away with me       And I will write you a song».*       Лизи несмело приняла приглашение.       Город как на ладони. Огни приветливо блестели, посылая невесомые воздушные поцелуи. Над головой бездонная чернота Готэмского неба, а под ногами шесть пролётов. Из пасти комнаты казалось совсем невысоко, нестрашно, ветер целовал в губы, а на подоконнике всё иначе. Чистый адреналин в крови, и ветер уже заигрывал смелее, путался в волосах, хватал за руки и звал в полёт. Лизи ухватилась за Артура, прижалась к нему испуганной тенью и во все глаза глядела вниз.       — Я дарю тебе эту ночь, все улицы твои, каждый лестничный пролёт, я буду петь твоё имя, вплету его в город.       Артур шептал жаркие обещания Лизи на ушко, целовал её шею, гладил лицо. И вдруг он всплеснул руками, словно хотел танцевать, быть свободным, подобно ветру, и засмеялся, отпуская смех на волю. И звонкое эхо разлеталось по улицам, смешивалось с молочным туманом и оседало музыкой на стенах города.       Одинокий прохожий остановился на тротуаре, отхлебнул из бутылки и замер, наблюдая за ночными сумасшедшими, вставшими в окне.       Артур прижал Лизи к стене и впился в её дразнящие губы головокружительным поцелуем. Она обнимала его, вплетала пальцы в изумрудные волосы. Они целовались до первых лучей солнца, провожая ночь и встречая новый день, празднуя жизнь.       Новый цвет Готэма — зелёный. Цвет, который он заслужил.       ________________________________________________________       *Norah Jones «Come away with me»       Пойдем со мной, когда наступит ночь,       Пойдем со мной,       И я напишу тебе песню.