Двое: я и моя тень

      Лизи отмахнулась, когда кто-то похлопал её по щеке и что-то прорычал неразборчивое. В нос ударил густой запах табачного дыма, и она закашлялась. Стало душно, хотелось распахнуть окно и впустить в комнату утренний Готэм, шум его улиц. Голову кружило, как после адских американских горок, и хотя всё ещё было тошно, желудок уже не выворачивало наизнанку. Ночью её ещё несколько раз рвало, и чья-то рука собирала волосы в пучок, чтобы они не перемешались с рвотой. Лизи свешивалась с дивана и видела перед собой синий таз. А потом ей совали под нос стакан воды и велели пить. Каждый грёбаный раз. Лизи открыла глаза и посмотрела на протянутую руку: кожа гладкая, ни царапинки, не иначе как лондонский джентльмен снизошёл до неё, снова заставляя пить. Она возненавидела эту безвкусную дрянь, врывающуюся в истерзанное нутро.       Мужчина о чём-то говорил, но Лизи не слушала его или вовсе не слышала. Его голос хрустел, а слова словно время — ускользали и не возвращались, чтобы обрести смысл.       — Мне пора, — первые слова, которые Лизи всё-таки разобрала за всю ночь. Голос грубый, с хрипотцой.       Наверное, его обладатель мужик неробкого десятка, огромный бык с налитыми кровью глазами, готовый растерзать любого, кто осмелился встать на пути. Рубашка небрежно заправлена в старые брюки, едва прикрывая пивной живот, а ворот фривольно распахнут. Лизи с отвращением прогнала неряшливые образы и посмотрела на того, кто был для неё нянькой в ночные часы. Она круто ошиблась. Высокий, подтянутый мужчина средних лет, щетина на щеках и на подбородке, придающая образу при­тягательную не­ряш­ли­вос­ть. За таким, наверное, девушки табунами бегали. А взгляд! Острый, проницательный, словно нож, выворачивал душу наизнанку и заставлял женщин томно вздыхать, а мужчин — опасаться.       — Вы тут всю ночь, что ли, сидели?       — Ага, — он надел пиджак и поправил галстук.       Нелепо. Голос совсем не вязался с внешностью. Ему бы костюмчик попроще да биту в руки, и вот оно — лицо Готэма во всей красе. Как с какого-нибудь плаката, призывающего дать отпор зажравшимся богачам. А у этого белая рубашка перепачкана в крови и в рвоте, а он часы поправлял на запястье так, будто собирался не иначе как на рандеву. Волосы зачёсаны назад без пробора. Плейбой с бандитским голосом.       Лизи отвернулась и окинула комнату взглядом. Возле дивана стоял старенький стул-вешалка, а к нему привязали мешок. Лизи пригляделась, но так и не смогла разобрать надпись на пакете. От него тянулась до самого пола прозрачная трубка, оканчивающаяся иглой, впившейся в просвет между досками. Лизи потёрла перевязанный локоть.       — Вы мне кололи наркотики? — внутри всё сжалось от ужаса.        Спаситель хохотнул и цокнул языком:       — Скажешь тоже! Я тебя откачивал, дурёха, а то сдохла бы от обезвоживания. Без наркоты обошёлся. У Джокера проси дозу, а я тебе не дам, мне жизнь…       — Я не наркоманка! — вспылила Лизи.       Она невольно потянулась к ноющему боку и… Её же ранили! Пырнули ножом. Лизи спохватилась и задрала футболку: рану закрывали бинт и наклеенный крест-накрест пластырь. Острая боль монотонно и изнуряющее ворвалась в её новый день, обещая не самый радостный досуг.       — Рана неопасная, ничего серьёзного, но перевязку делать два раза в день, — мужчина словно прочитал её мысли.       — Вы что, меня переодели? — Лизи опустила футболку и обняла себя за плечи.       — Да ты бы видела себя! Всё ублевала. А мыться нельзя пару дней.       — Вы врач? — удивилась Лизи.       — Типа того, — хмыкнул он.       — Как вас зовут?       — Джимми.       Она дотронулась до щеки и ойкнула. Боль вспыхнула остро и неожиданно, заворочалась под кожей клубком змей.       — Раскрасили тебя знатно, но ничего, заживёт, и следов не останется. Я лёд ночью прикладывал, но ты всё равно днём ещё приложи. Без синяков не обойдётся, но будут не такие большие.       Лизи потянулась за сигаретами, стараясь не делать резких движений, чтобы не вызвать ещё больше боли. Остро захотелось перестать существовать: не умереть, нет, но чтобы выключили голову на несколько дней. Щёлк, и тишина. А потом проснуться и ничего не помнить, а ещё лучше, чтобы ничего этого не было: ни ран, ни боли, ни ублюдков в подворотне. Лизи схватилась за голову и задрожала.       Джимми снял с дивана одеяло и накрыл им батарею под окном. Заткнул как следует, чтобы не выпало, проверил на всякий случай, как держалось, и хмыкнул.       — Что вы делаете? — устало спросила Лизи.       Это уже ни в какие ворота не лезло. Он ей тут что, психушку собирался устроить? Типа стены смягчить, чтобы мягче головой было биться? И кто тут из них псих?       — Джокер сказал, что ты девчонка с характером и можешь выкинуть любой фокус, как с колёсами вчера. Так что давай без обид. Договорились?       Он взял Лизи на руки и отнёс к батарее, усадил перед ней и пригвоздил одним только взглядом к мягкому одеялу.       — Без глупостей. Ага?       Лизи нахмурилась, отвесила Джимми звонкую пощёчину и попыталась пнуть его, но он крепко схватил её за руки, что-то рыча себе под нос. Она извивалась, скулила, кусалась, но он ловко накинул на её руку петлю и, не обращая внимания на слабые тумаки, привязал другой конец верёвки к батарее. Затем поймал вторую руку и проделал то же самое. Лизи прижалась к батарее и закричала, сверля Джимми взглядом, полным ненависти.       — А ну цыц! — рявкнул Джимми, когда Лизи плюнула ему в лицо. Он вытянул из кармана белоснежный платок и стёр со щеки плевок. Скривился и отбросил в сторону.       — Сиди давай и не рыпайся, а то швы разойдутся. И тогда, чтобы научить тебя хорошим манерам, зашивать буду наживую. Поняла? Я спрашиваю: поняла? — рявкнул Джимми.       Лизи кивнула, сменив ненавидящий взгляд на испуганный, и поёрзала запястьями. Было страшно, хотелось забиться подальше в угол и затаиться. А ещё лучше принести с кухни непочатую бутылку дешёвого коньяка и пить до тех пор, пока черти не запляшут перед глазами и сами не начнут подливать. Утопить вчерашний день в рюмке и забыть его навсегда, чтобы он смешался с дешёвым пойлом, а потом выблевать его в унитаз и смыть. А потом целую неделю не выползать из душной квартиры.       — Не советую вырываться, а то натрёшь ручки свои, — он глянул на часы и лукаво улыбнулся Лизи. Ох ну и страшная же у него вышла улыбка! Оскал. — Ну час посидишь максимум. И смотри без фокусов.       — Скотина! — закричала Лизи, чувствуя, как слёзы навернулись на глаза.       Джимми прикрыл за собой дверь и вскоре его гулкие шаги утонули в давящей тишине. А потом дом словно притаился, выжидая, что же будет дальше. Соседи не орали друг на друга, чей-то несчастный ребёнок не выл на одной изматывающей ноте «Ма-ма-а! Ма-амо-очка-а!» Безмолвие оглушало, давило, сводило с ума. Всё это неправда. Всё это не с ней. Это какой-то трюк, дешёвый и мерзкий. Лизи зажмурилась, не веря в происходящее. Он, блять, её приковал к батарее, этот выродок Джимми! Страх навалился неожиданно и ошарашил: любой выродок мог зайти и сделать что угодно, выпустить кишки и намотать их на ржавый нож, которым ещё вчера прирезал жену и ребёнка. Лизи стукнулась головой об одеяло и чуть не взвыла от ужаса. Это какой-то грёбаный сюрреализм! Паника подкрадывалась на мягких кошачьих лапах, ловила испуганный взгляд Лизи и облизывала острые клыки. Лизи зажмурилась: «Раз, два, три…» Чтобы отвлечься, она принялась считать в уме, просто числа, бесцельные, пустые, никому не нужные.       В коридоре хлопнула дверь. Лизи прислушалась: хоть бы это соседка, старушка, вышла, чтобы спуститься в аптеку. Каждодневный, мать его, ритуал. Вот оно — спасение. Шарканье ног всё ближе, всё отчётливее: это звуки свободы, это музыка спасителя.       — Помогите! — крикнула Лизи. — Пожалуйста, развяжите меня!       Соседка остановилась и чуть приоткрыла дверь, шамкая беззубым ртом. Она прищурилась и посмотрела на Лизи. Улыбнулась.       — С добрым утром, — голос скрипучий, дрожащий, под стать старушке: дрожащая сухая фигурка, держалась и постукивала по ней ладонью.       — Развяжите меня, очень вас прошу. Помогите мне, — простонала Лизи.       Старушка покачала головой, медленно нырнула обратно в коридор и прикрыла за собой дверь. Лизи залепетала: «Нет, нет, нет, вернитесь, пожалуйста… Ну, пожалуйста…» Прогремел лифт, скрипя и скрежеща раскрыл двери и унёс соседку в жерло шахты. Лизи уронила голову и вздохнула. Замечательно. Просто класс. Она беззвучно заплакала, снова и снова пытаясь высвободить руки. Безуспешно.       На этаже снова послышались шаги, тихие, робкие, Лизи не стала тратить время и силы на взывание к совести очередного безразличного соседа. Чего доброго, она накличет на себя беду, только в этот раз не сможет отбиться. Приходи и пользуйся. Но в дверь тихонько постучали, и Лизи вздрогнула.       — Лизи, — позвал Артур.       — Артур! Я тут! Развяжи меня, — Лизи всхлипнула.       Артур открыл дверь и вошёл внутрь. Он глянул на Лизи и остановился, разглядывая её. Он скривился, как будто это ему было больно, а ней ей.       — Что случилось? — он поставил небольшой бумажный пакет на стол и опустился перед Лизи. Его пальцы коснулись её лица, очень осторожно. — Кто тебя привязал?        «Ай!»       — Меня избили, — она улыбнулась, глотая слёзы. Истерика накатывала, и Лизи как могла держала себя в руках, чтобы не сойти с ума. — И… И… Доктор… доктор… привязал меня для моего же блага.       Артур оглянулся и посмотрел на выход, будто кто-то мог вырасти из дверей.       — Кто избил? Здесь? Дома?       — Если ты не заметил, — нервно хохотнула Лизи сквозь слёзы, — я тут как бы к батарее привязана. Не окажешь мне услугу?       — Да, да, прости, сейчас.       Артур осторожно развязал узлы на её запястьях и освободил руки. Лизи обиженно всхлипнула и обняла Артура, разрыдавшись у него на плече. Он гладил её по волосам и успокаивал, прижимал к себе и шептал:       — Тише, тише. Тише. Что случилось? Что произошло?       Лизи тяжело выдохнула, она рассказывала, и голос её дрожал, то и дело срываясь:       — На меня напали вчера, и… Они хотели меня… Они… хо… хотели…       Она всё говорила, то плача, то невпопад смеясь от страха, а Артур разглядывал её лицо и хмурился. Обводил пальцами раны, застывшие во времени взрывы синяков, и Лизи хотела спрятаться в ладонях, отвернуться, но Артур каждый раз поворачивал её лицо обратно к себе.       — Я даже ещё не видела себя в зеркало. И пахну, наверное, так себе. А мыться нельзя. Запретил… запретил… доктор. Мне так страшно, Артур. Закрываю глаза и вновь возвращаюсь туда, вижу всё это… Господи.       Артур поцеловал Лизи в лоб и осторожно потянул её вверх.       — Давай-ка поднимайся.       ***       Артур принёс в ванную комнату стул и усадил на него Лизи. Смочил под краном губку и осторожно коснулся подбородка, стирая кровь. Лизи вздрагивала, ойкала и прятала глаза, смущаясь, будто было что-то постыдное в её состоянии, неестественное. Артур понимал её. Он знал, что такое боль, в конце концов он всю жизнь прожил с этим чувством. Унижения. Оскорбления. А сколько раз его избивали? И не в подворотнях, не в заброшенных и забытых богом канавах, а на глазах у прохожих. Они просто через него переступали, как через мусор, и шли дальше по своим делам: никому никогда не было дела до Артура Флека, психически больного одиночки. Если бы он умер на тротуаре или в магазине, никто бы и не заметил.       Артур отжал смоченную губку и снова осторожно провёл ею по лицу Лизи. Она привстала, ища зеркало взглядом, и посмотрела на себя.       — О боже! — воскликнула она. — Мне ведь в понедельник выходить на работу, первый день. Как же я?.. Кошмар! Я потеряю эту работу. Что же делать?       — Ничего подобного, ты позвонишь и всё объяснишь: если они хорошие люди, то всё поймут, — Артур бросил губку в раковину. — А теперь…       Он подошёл к ванной и хмыкнул. Да, работёнки тут немало. Он оглянулся и посмотрел на Лизи: она всё ещё разглядывала себя в зеркало, и на её лице отпечатался неподдельный ужас. Нерешительный пальцы замерли возле виска, не отваживаясь дотронуться до пластыря, скрывающего глубокую ссадину.       Артур включил душ и обдал ванну кипятком. Да уж. Он взял пачку Лизи с раковины, достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Выпустил молочное облако и затянулся снова. И пока он оттирал ванную, не жалея насыпав чистящего средства, стряхивал пепел в густую пену и поглядывал на Лизи. Она отвернулась от зеркала и осунулась, взгляд печальный, потухший. Тонкие пальцы обводили налившийся синяк на щеке, протянувшийся тёмно-синей рекой от самого лба.       — Почему тебя били? — спросила она.       Артур пожал плечами и хмыкнул:       — Кто знает… Давай-ка лучше полезай в ванну.       Густая пена утекла в слив, унося с собой грязь и боль, и ванна засияла чистотой. После порошка в воздухе повис запах сирени, оседая на стенах поздней весной. Артур помог Лизи раздеться, поднял её на руки и перенёс в ванну. Взял губку из раковины, смочил её и приложил к засохшему потрескавшемуся пятну крови на груди. Лизи зажмурилась. Её бледная кожа покрылась мурашками, она подрагивала и то и дело обнимала себя, пряча себя от Артура.       — Мне страшно, — прошептала Лизи.       — Я знаю, милая.       Он осторожно, не касаясь заклеенной раны на боку, обтёр Лизи от крови и пятен грязи, оставшихся после вчерашнего. А после помог Лизи вытереться и выбраться из ванны, перенёс в комнату на диван. Артур огляделся и стянул с себя рубашку, накинул на плечи Лизи. Пока она сушила полотенцем волосы, он прибрался в комнате, избавляя от лишних воспоминаний о вчерашнем вечере. Снял мешок со стула-вешалки и выбросил в ведро на кухне. Чайник на плите пыхтел, но ещё не закипел.       — Может, поспишь немного?       Лизи покачала головой.       — Не могу. Боюсь, что мне приснится что-нибудь страшное, не хочу это видеть, не хочу вспоминать.       Артур закурил новую сигарету и встал у окна. Лизи перебирала пальцами мокрые волосы, распутывая узлы. Вчерашняя бодрая красавица осунулась, растеряла весь свой пыл и выглядела подавленной. Иногда она вытирала рукавом слёзы, а потом куталась в рубашку, затравленно озираясь, словно преступники могли вынырнуть из ниоткуда.       — Хочешь, я буду встречать тебя после работы? Я мог бы приезжать за тобой или ждать у метро.       Лизи вздрогнула, словно не ожидала снова услышать голос Артура.       — А как же твоя работа? Тебя отпустят?       — А почему меня не должны отпускать?       Артур стряхнул пепел на пол и затянулся. Докурив, он открыл окно и выбросил окурок на улицу. Лёгкий ветерок непрошеным гостем ворвался в комнату и растрепал изумрудные волосы Артура, рассыпал их по плечам, и Лизи посмотрела на него, улыбнулась, ненадолго отогнав грусть. Озорной ветер хозяйничал в комнате, шелестел в ворохе бумаг на столе, путался в волосах Лизи, послушным псом тёрся о руки Артура.       — Я вызову полицию, — задумчиво произнёс Артур, иногда касаясь большим пальцем губ, это решение далось ему непросто.       — Я не уверена…       Артур не стал слушать Лизи. Он сел на столик, поставил на колени телефон и снял трубку, зажав её между ухом и плечом. Определённо смысл в этом был, и пока рано открывать козыри кому бы то ни было. Подождут немного. Артур затаится, выждет время и тогда, только тогда…        «…слушаю. Что у вас случилось?» — прервал женский голос мысли Артура.       — Вооружённое нападение на девушку, её избили. Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь. Да, диктую адрес.       Лизи волновалась и теребила край одеяла, а когда Артур потянул его из её рук, вцепилась в него мёртвой хваткой.       Суки. Они ответят за неё, он достанет каждую гниду из-под земли. Заставит грызть асфальт, кастрирует подонков тупым ржавым ножом, а потом скормит этим сукам их яйца. Артур тяжело вдохнул и вытер лицо ладонями, стряхивая с себя наваждение. Он незряче оглядел комнату, чувствуя, как приступ подкатывал к горлу, как душил, словно удавка. Он растёр шею, пытаясь отдышаться. Тёр глаза, будто ему в лицо бросили горсть песка. Нельзя. Не здесь и не сейчас. Он мысленно повторял про себя, как молитву: «Я Артур, меня зовут Артур».       — Всё в порядке? — Лизи испугалась, сначала вжалась в диван, словно увидела привидение, а потом дотронулась дрожащими пальцами до Артура.       Наваждение спало. Но ком в горле всё ещё мешал дышать, и Артур, прикрыв рот ладонью, хохотнул и издал сиплый хрип. Он чувствовал, что вот-вот задохнётся, и поднял на Лизи взгляд. Он не мог сосредоточиться на мыслях, они разлетались, рассыпались на мёртвые словами, которым не суждено родиться и обрести свободу. Суки. Артур хохотнул снова, схватился за горло и зашёлся в удушающем хохоте. Он смеялся и чувствовал, что тонет сам в себе. Суки. И новая волна ледяного смеха накатила, накрывая и заставляя хрипеть. Артур сложился пополам, давясь смехом и вытирая накатившие слёзы.       Лизи откинула одеяло, пересела к Артуру и обняла его. Сначала прикосновение было робким, пугливым, полным сомнений, словно она обнимала улей, полный гудящих пчёл. А затем её дрожащие пальцы вцепились в кожу Артура, ногти заскребли по ней, оставляя красные следы. Он приподнялся и уткнулся носом в её волосы, всё ещё сотрясаясь от хохота. Жадные руки крепко прижимали её. Несмотря на приступ, Артур всё чувствовал, всё понимал, хотел поцеловать Лизи, утешить её, а вместо этого выплёвывал жуткий смех, осознавая, что только что чуть не выпустил на волю Джокера.       Лизи положила голову на плечо Артура и зажмурилась.       Приступ постепенно утихал, прячась насытившимся демоном обратно в грудь, чтобы отсидеться до поры до времени и вырваться на свободу в неподходящий момент. Лизи тихо плакала. То ли он её напугал неконтролируемым приступом, то ли она опять вернулась в страшное, мутное вчера, наполненное пугающими тенями. Прошлое любило оставлять отпечатки монстров за плечами, подкладывало чудовищ в постели, заставляло мысленно совокупляться с ними и в муках рожать новых ненасытных, жадных до крови чудовищ.       — Всё будет хорошо, — протянул Артур и сгрёб со стола мятую пачку.       Он привычно зажал сигарету между зубов и прикурил от зажигалки, слушая, как Лизи всё ещё всхлипывала. Она вся дрожала.       — Артур, — она часто и громко вздыхала, глотая нервные вздохи, — я не всё тебе рассказала. Вчера…       В дверь постучали, скучающий голос прервал её на полуслове:       — Полиция!       Артур зачесал волосы назад, пальцы утонули в изумрудных прядях и пригладили их. Он хотел взять сигарету, но передумал. Постучал пальцами по столу и усмехнулся. Затем хлопнул себя по коленям и поднялся.       — Иду, — отозвался он, когда снова постучали. — Сейчас открою.       На пороге стоял высокий полный мужчина, синяя форменная рубашка плотно облегала живот, и в притаившейся пугливой тишине как будто слышно было, как трещали от натуги пуговицы. Из-под фуражки топорщились баки. Полицейский держал блокнот, зажав между листом и пальцами, перепачканными чернилами, ручку. Он огляделся, бросил скучающий взгляд на Артура и, не дожидаясь приглашения, протиснулся в квартиру.       ***       Лизи всё ещё шмыгала носом и вытирала рукавом рубашки слёзы. Она пересела на диван и закрыла ноги одеялом, густо покраснев при этом. Кошмар. На ней ведь только эта рубашка. Что подумает коп? Что Артур сутенёр, а она проститутка?       Полицейский обошёл комнату, заглянул в ванную, брезгливо перерыл около корзины одежду носком ботинка. Приподнял ручкой перепачканную в крови и рвоте кофту, бросил обратно на пол и вытер об себя пальцы, словно через ручку мог запачкать их.       — Что внутри? — он вышел из ванны и поставил перед Лизи баночку с таблетками. Сел на край стола и цокнул языком.       — Я состою на учёте у психиатра, — голос Лизи ещё не окреп.        «А-а», — разочарованно протянул коп и снова огляделся. Остановил взгляд на Артуре и спросил:       — А это кто такой?       — Я её… — Артур почесал затылок, теряясь в словах.       — Мы живём вместе, — спасла ситуацию Лизи. — Его зовут Артур.        «Ага, любовники значит», — пробурчал себе под нос полицейский и что-то записал в блокнот. Бросил на Лизи долгий испытующий взгляд, рассматривая рубашку. Лизи стало не по себе, ей так и виделось, как коп представлял её раздетой.       — В больнице была? — он уставился на лицо Лизи, нехотя отведя взгляд от груди, спрятанной под рубашкой, и облизнулся.       Она молча покачала головой. «Почему?» Лизи пожала плечами. А что ответить? Что у неё не было страховки? Что она боялась огромного счёта за лечение, ненужных вопросов? Или что Джокер и его люди позаботились о ней не хуже докторов в центральной больнице? Какой ответ больше всего устроил бы слугу закона?       — Ну рассказывай, как всё было.       Коп вздохнул и похлопал себя по карманам. Нашёл пачку и вытянул из неё сигарету, без разрешения взял со стола зажигалку. Задымил, как паровоз, выпуская дым дешёвого табака: в комнате тяжело и дурно запахло. Лизи облизнула губы, чувствуя, как тошнота подкатила к горлу.       — Они насиловали девочек…       Рассказ тяжёлый и долгий, но красноречивее всех слов были слёзы и дрожащие губы. Лизи умолкала, прятала лицо в ладонях и плакала. Курила сигарету за сигаретой, и они таяли, как свечи, в её тонких пальцах. Ей казалось, что полицейский нарочно давил на её воспоминания, как на гнойные раны. Чем больнее, тем приятнее. Артур несколько раз пытался встрять, образумить полицейского, но тот отмахивался от него, как он назойливой мухи, и отвечал, что для расследования нужны все подробности. И когда Лизи расплакалась в очередной раз, коп лишь закатил глаза и хлопнул себя по коленям.       Артур всё это время стоял в дверях ванной и слушал рассказ Лизи, сложив руки на груди и чуть подавшись вперёд. Он перевёл взгляд на полицейского, разглядывая его глаза, то вспыхивающие жарким интересом, то затухающие от обжигающе холодной скуки.       — Так я не понял, тебя изнасиловали или нет? — развёл руками коп. — Только избили? Полгорода с фингалами ходят, и ничего.       Затем он тяжело поднялся, растирая затёкшую ногу, и, прихрамывая, шагнул к ванной. «Хочу ещё раз оглядеться». Лизи попросила достать ей джинсы из комода.       — Ты как? — спросил он.       Она пожала плечами.       — Артур, не подойдёте ко мне? — позвал из ванной комнаты коп. — А, и позовите моего напарника, он в коридоре остался ждать.       Лизи натянула джинсы и сказала, что пригласит второго полицейского. Ну и денёк. А то ли ещё будет, когда Джокер узнает, кто у неё в гостях побывал и чья это идея. Вряд ли полиция у него в списках друзей. И довольно занятно, что этот тип в форме даже не догадывался, насколько близко маячило перед ним повышение. Если бы он только знал, что Лизи — ключ к Джокеру, то не расхаживал бы тут пресным брезгливым увальнем, а взял бы быка за рога и открыл заветную дверь к карьерной лестнице. А Артур? Как вишенка на торте: пособник хаоса. Не квартира, а притон.       Пока Артур с копом о чём-то разговаривали в ванной, Лизи приоткрыла входную дверь и выглянула в коридор. Полицейский и правда был там, через три двери от неё. Стоял, задрав голову, щурился на лампу, густо переплетённую паутиной, и бросал в неё осыпавшуюся с потолка штукатурку. Сопел и чавкал жвачкой, то и дело надувал пузыри, а потом смачно лопал их. Кажется, он не заметил Лизи, увлекшись достопримечательностями трущоб.       Лизи присмотрелась и заглушила вскрик вовремя прижатой ко рту ладонью. Коп стоял к ней вполоборота, и она заметила, глянув на его лицо, что у него не было глаза. А по щеке протянулась глубокая борозда, словно уродливый каньон. Иссиня-бордовый нос припух и придавал неряшливости слуге закона. Как будто это чужое лицо: какого-нибудь пропойцы или типичного уличного дебошира. В свете ламп она разглядела, что мужчина был крепкий, высокий, в отличие от напарника, под рубашкой не прятался пивной живот. Наоборот, подтянутый ублюдок.       Лизи тихо прикрыла дверь и нырнула обратно в квартиру. В глазах потемнело, и снова над головой повис и качнулся фонарь. Уродливые, искалеченные тени тянули к ней серые, покрытые могильными червями руки, они хотели схватить её и утащить в царство мрака и боли. «Пустим по кругу», — послышался притворно ласковый шёпот из фонаря. Лизи схватилась за косяк, теряя силы и пол под ногами, и Артур успел её подхватить. Она впилась в его руки и прижалась, дрожа от страха.       — Это он… — прошептала она, чтобы коп в ванной её не услышал.       — Ты о ком? — не понял Артур.       — Тот тип в коридоре. Полицейский. Это он напал на меня вчера, он тех девочек…       Артур оглянулся, посмотрел на копа в ванной и негромко стукнул по косяку. Оскалился. Чмокнул Лизи в щёку и шепнул на ухо: «Ничего не бойся». А затем распахнул дверь, выглянул в коридор и громко позвал:       — Эй! Вас напарник просит зайти. Проходите.       Он пустил копа в квартиру и вошёл следом.       — Вчера девушку избили какие-то подонки, — Артур грубовато подхватил Лизи под руку и толкнул её вперёд. — Раскрасили ей личико. Полюбуйтесь на художество.       Полицейский усмехнулся и почесал подбородок. Единственный глаз недобро блеснул. Кажется, он узнал Лизи. Он оглядел её с ног до головы, то и дело облизываясь.       — Какие сволочи, не правда ли? — удивлённо воскликнул коп.       Лизи испуганно посмотрела на Артура, не понимая, что тот творил. Каждый раз, когда она пыталась заговорить, Артур перебивал её, не давая вставить ни слова, и обращался к полицейскому.       — Говорит, запомнила негодяев, — Артур достал пачку из кармана брюк и предложил копу. Тот не отказался и с удовольствием взял сигарету, всё так же хищно разглядывая Лизи.       — Как они выглядели? — обратился полицейский к сжавшейся от страха Лизи. Она прятала от него глаза и не знала куда деться. Но Артур крепко держал её за локоть, не позволяя отойти от себя. Лизи то и дело поглядывала на него и не узнавала. Он улыбался полицейскому, смеялся над его сальными шуточками и так же похотливо поглядывал на Лизи и, встречаясь с её затравленным взглядом, холодно отворачивался и снова улыбался копу. Она хотела вырваться и закричать: «Что ты творишь?!», но он, словно предчувствуя это, всё больнее сжимал локоть, оставляя синяки на коже.       — Слушайте, давайте так, — Артур бросил окурок на пол и растоптал его. — Сами видите, сегодня девчонка никакая, ни слова не выудить. А завтра я привезу её куда скажете и вы сможете поговорить с ней, задать вопросы. По рукам? Оставлю вас наедине, поболтаете. Так-то она разговорчивая, просто сегодня не её день.       Коп обрадовался и закивал, выудил из кармана блокнот и нацарапал адрес. Вырвал чуть помятый листок и протянул его Артуру.       — В баре? — в голосе Артура не прозвучало ни капли удивления. — Отлично.       — Да, — снова закивал полицейский. — Непринуждённая обстановка, чтобы девчонка раскрепостилась и чувствовала себя свободнее. Чуть не забыл… — он протянул руку, и Артур её пожал, в который раз одарив слугу закона доброжелательной улыбкой и всё ещё больно сжимая локоть Лизи. — Я Боб. Завтра спросите меня, если я опоздаю. Меня там все знают. Эй, Джонни, мы закончили! Давай выходи.       Джонни, недовольно ворча, вышел из ванной и, не прощаясь, хлопнул напарника по плечу и вышел в коридор. Боб было отвернулся, чтобы догнать его, но обернулся и подмигнул Лизи, растянув губы в улыбке.       — До завтра! — щёлкнул пальцами и прошептал: — Ничего не говорите Джонни. Ладно? Я сам всё улажу.       Когда он вышел, Артур вдруг опомнился и высунулся в коридор:       — Боб! Один вопрос: вы один будете или с напарником?       Боб лениво отозвался:       — Не, я один буду.       Артур захлопнул дверь и подхватил ослабевшую Лизи. Её бил озноб, но она собралась с силами и слабо ударила кулаком Артура по плечу. И ещё раз. Снова и снова обрушивая слабые удары. Она кричала на него, и слова утопали в слезах:       — Сукин ты сын! Ты работаешь на Джокера, да? Отвечай!       Артур взял Лизи за плечи.       — Посмотри на меня. Никогда не спрашивай у меня об этом, эта тема закрыта для нас обоих. Ты поняла? Лизи, ты меня поняла?       Она кивнула, и её щёки блеснули в свете дня от слёз.       Артур прижал её к себе и прошептал:       — Тише, тише. Всё будет хорошо. Послушай, тебе никуда не надо завтра ехать, ты останешься дома. Договорились? Мы не увидимся завтра, но я приду к тебе в воскресенье. Ничего не бойся. Слышишь меня? А сейчас пойдём-ка ко мне, хватит с нас этого грёбаного дня. Я уеду вечером на пару часов, а когда вернусь, можем заказать пиццу. Хочешь?       ***       — Чарли, Чарли, Чарли.       Джокер затянулся и выпустил в Дента клуб молочного душного дыма. Чарльз кашлянул и отогнал его от себя, как недоброе наваждение. Он сидел, силясь удержать на лице маску суровости, граничащей с пугающим равнодушием. Джокер то и дело поглядывал на него. Маска плохо сидела на лице Дента, не самого лучшего политического актёра. Такие либо недоигрывали, либо переигрывали, золотая середина не любила подчиняться им. Наверное, Чарльз наивно решил, что правила игры слишком просты. Бедный примитивный Чарли. Ай-яй-яй.       Джокер щёлкнул пальцами, и один из его помощников в маске клоуна подошёл к Чарльзу и похлопал его по карманам пиджака. Дент, сидевший до этого нога на ногу и закинув руку на спинку кресла, вздрогнул и недовольно посмотрел на преступника.       — Не слишком-то вы знакомы с правилами приличия! — возмутился Дент, когда клоун протянул Джокеру найденные бумажник и документы.       Джокер стряхнул пепел на пол и без лишних мук совести раскрыл бумажник. Его не интересовали деньги или банковские карточки, он изучал те отделы, где добропорядочные граждане хранили фотографии и памятные вещицы вроде кошельковой мышки. Дент хранил в самом маленьком отделе крохотное серебряное распятие. Джокер ухмыльнулся:       — Сегодня Бог не приглядывает за тобой, Чарли. Сегодня это делаю я.       В прозрачном кармашке — две фотографии. Привлекательная женщина с аккуратно уложенным каре, роковая брюнетка, а глаза что васильки в жаркий июльский полдень. Яркие, как два сапфира. Королевская стать, гордо вздёрнутый носик, взгляд… Утонуть в таком не грешно, и Чарльз не устоял перед нимфой. Джокер перевернул фото и прочитал аккуратно выведенную чёрной ручкой надпись: «Чарльзу от Бетти». А рядом фотография парнишки. Лет десяти? Двенадцати? Джокер глянул исподлобья на Дента и ухмыльнулся. Сын пошёл в отца: густые пшеничные волосы, тёмные глаза. Ему не досталось сапфиров матери. Какая ирония.       — Бетти.       Джокер попробовал имя на вкус, позволил ему осесть на языке. «Бетти, Бетти».       А вот на фотографии сына ничего не написано.       — И как же зовут этого чудесного наследника состояния Чарльза Дента?       Чарльз сверлил Джокера оценивающим взглядом, сцепив руки в замок и положив их на колени. Дент покачивал ногой, и Джокер улыбнулся уголком губ. Какой же дешёвый трюк. На лице стальная маска, глаза что двери в закрытый внутренний мир, подёрнутый пеленой суровости, а вот подбородок то и дело дрожал от злости. И нога… О эта подрагивающая нога, кричащая о волнении и страхе громче всех сирен Готэма.       Джокер склонил голову набок и оскалился.       — Если ты мне не расскажешь, я спрошу об этом у Бетти, но не обещаю, что ей понравится наша встреча. Так что подумай ещё раз, Чарли. Будь умницей.       Дент перестал покачивать ногой и надул ноздри. Вот она! Чистая ярость, ничем не прикрытая. Маски долой!* Чарльз зажмурился и сжал подлокотник кресла, да так, что, казалось, тот вот-вот затрещит.       — Бетти, Бетти, надеюсь, ты дома. Сто шестнадцатая улица… — Джокер опустил взгляд и громко прочитал адрес.       — Хватит! — Чарльз ударил кулаком по подлокотнику. — Я отвечу. Харви. Моего сына зовут Харви. И если ты хоть что-нибудь с ним…       — Ты мне угрожаешь? — весело спросил Джокер и хохотнул.       — Нет, — голос Чарльза дрожал от злости, — я тебя предупреждаю.       Джокер откинулся на спинку дивана и прикоснулся к своим алым губам. Улыбка сползла с его лица.       — Ты кое-чего не учёл, и в этом твоя главная ошибка. До меня дошли слухи, что Ча-арли Де-ент, помощник окружного прокурора, возглавил так называемый крестовый поход против Джокера. То есть против меня. Я нашёл тебя, главную ниточку. Но не ты сегодня гвоздь программы, Чарли Дент. Иди сюда, — Джокер похлопал по дивану рядом с собой, — не стесняйся, чувствуй себя как дома. Сегодня лучшие места за мой счёт! Такого тебе не покажут ни в одном кинотеатре города!       Один из помощников Джокера подхватил Чарльза под локоть и толкнул его к Джокеру. Дент вырвал руку, сердито глянул на преступника и поправил галстук, выплёскивая на него злобу. Бежать некуда: с каждой стороны по несколько вооружённых человек в масках, у закрытого окна ещё двое. И когда Чарльз сел рядом с Джокером, недовольно сопя, один из помощников отдёрнул шторы. Дент нахмурился.       — Скоро начнётся. Наслаждайся, — похлопал его по плечу Джокер и закурил.       Дент облокотился о колени, не желая больше изображать безучастность. А Джокер вытянул руку на спинке дивана и закинул ногу на ногу.       Огромное панорамное окно выходило на взлётно-посадочную полосу, и Джокер знал, что Дент догадался сразу, где они: частный аэропорт «АэроХаус Готэм-Сити». Все важные шишки летали в основном отсюда и сюда же возвращались из головокружительных полётов.       Последние солнечные лучи касались города, трогали его крыши, будто проверяли, переживут ли те ещё одну ночь. Горизонт зловеще алел, будто кто-то неловкий разлил гранатовый сок.       Ярко-синий самолёт с белой молнией на боку вырулил на взлётную полосу, тяжело развернулся и ненадолго приостановился. Синий красавец снова двинулся вперёд, набирая скорость. Быстрее. Быстрее. Сердце замерло от предвкушения чуда, сотворённого руками человека. Даже Дент замер, перестав сопеть от злости. Он заворожённо наблюдал за тем, как самолёт оторвался от земли и плавно потянулся вверх, туда, куда открыта дорога только птицам.       — Говард Браун, — голос Джокера пугающе холоден. — Его жена Лилиен Браун, по совместительству правая рука. Она ведь тоже в деле, да, Чарли? Жалко оставлять малышей Тори и Абру сиротками, но…       Джокер цокнул языком и стряхнул пепел под ноги.       Чарльз вздрогнул и обернулся. Он долго смотрел на Джокера, не понимая, к чему этот спектакль.       Бабах! И вдруг комнату будто озарили десятки тысяч рождественских огней. Праздник безумия ворвался в комнату и закружил голову. Свет был настолько яркий, что ослеплял, и Дент закрылся от него рукой, зажмурился, будто мог спрятаться за дрожащей ладонью. Джокер захохотал, и его дьявольский смех смешался с оглушающим взрывом. Стёкла задрожали, звеня и жалуясь на невыносимый ужас происходящего. Ваза на столе тихонько звякнула и завалилась на бок. Джокер наблюдал, как она покатилась к краю и упала на пол, разлетаясь на осколки. Бах! Маленький комнатный взрыв, утонувший во всепоглощающем апокалипсисе за окном. Джокер запрокинул голову и расхохотался снова, ещё громче, и стукнул кулаком по подлокотнику.       На лице Дента замер немой ужас. Неподкупный, без масок, настоящий, и Джокеру нравился этот обнажённый трепет, рождающийся в душе Чарльза. Бабах! Ещё один взрыв оглушил аэропорт, и стёкла зазвенели пуще прежнего, но выдержали новую ударную волну, опять не дав ей ворваться в комнату и разметать людишек по углам.       Сквозь оседающий на аэропорт гул от взрыва уже слышался вой сирен. Их хор оглушал, отпевая души погибших и оплакивая синего красавца, которого не было видно из-за валившего чёрного дыма.       — Ну так что, Чарли, мы можем договориться? Как думаешь? Ты же не хочешь оставить Харви сиротой. О, я упомянул только его? Ну не могу же разлучить вас с Бетти, я не настолько жесток.       ***       Лизи провалилась в тягучий сон, не заметив, как тот лёг на уставшие глаза. Стало так легко, и даже не хотелось вспоминать, отчего же было так тошно. Она всё глубже и глубже проваливалась в сон.        Чёрт, она забыла ключи от машины в комнате. Блин. Лизи остановилась и от досады стукнула по высоким перилам. Гадство. Пришлось возвращаться в комнату, преодолевая лестничный пролёт. По пути она ещё раз перерыла сумочку, пытаясь нащупать пальцами заветный холод связки. Под руку попадали помада, её крышка слетела и болталась теперь где-то на дне. Блокнот. Ручка. Пальцы утопали в скомканных чеках из разных магазинов, и Лизи в очередной раз ругала себя, что никак не могла выбросить их.       Ключ утонул в дверном замке, и Лизи протянула руку, ища выключатель на стене. Она никак не могла привыкнуть к новой квартире и всё время забывала, что выключатель с другой стороны. Не с этой. Гадство, гадство, гадство. Она опаздывала на встречу, к тому же остро хотелось курить, а это ещё потерянная минута.       Лизи вздрогнула, когда её руки коснулись чьи-то пальцы. Может, она ошиблась квартирой? Какие глупости!       Сильная рука обняла за талию. Жадные губы коснулись шеи, оставляя на коже влажный поцелуй. Нет, нет, нет. Не может быть. Он нашёл её. Лизи испуганно схватила мужскую руку и попыталась отнять от себя, вырваться, но он лишь теснее прижал к себе. Она хотела закричать, но он поймал крик, накрыл его поцелуем.       — Непослушная… — прорычал он. — Папочка должен проучить тебя. Хотела сбежать от меня?       Свет в комнате вспыхнул и ослепил Лизи. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, её испуганный взгляд встретился с лукавым взглядом Джокера. Он толкнул её к кровати и закрыл дверь на цепочку. Лизи ахнула, обнаружив себя одетой в белый махровый халат. Чертовщина. Она же хотела сбежать, но не в халате ведь!       Джокер стянул с себя кроваво-красный пиджак и бросил его на стул. Расстегнул верхнюю пуговицу изумрудной рубашки и шагнул к Лизи. Она отпрянула. Попятилась от него. А он растягивал губы в оскале и надвигался на неё. Наткнувшись на кровать, Лизи не устояла и села на неё, отползла.       — Папочка тебя спас. Ты ведь помнишь? Да? Теперь ты моя должница, радость.       Он забрался на кровать и, когда Лизи начала брыкаться и отбиваться от него, схватил за руки и опрокинул её. Навалился сверху, раздвигая коленом её ноги.       — Ненавижу тебя… Ненавижу тебя… — шептала Лизи, пока он целовал её шею и помогал себе рукой раздвинуть её ноги, развязывал халат на ней, задирая его.       — Ты передо мной в долгу, — хохотнул он и расстегнул ширинку.       — Ненавижу тебя… Ненави… Ах!       Она впилась в его плечи пальцами и выгнулась. В ней бушевала ненависть, обжигающая, как адский огонь, и об неё разбивались волны желания. Ярость и страсть бились между собой, уничтожая друг друга волна за волной. И новые океаны ненависти и желания поднимались из глубин души.       Лизи вскочила и, не понимая, где она, упала с кровати. Рана в боку не заставила себя ждать и отозвалась острой болью. Дрожащая рука нашарила одеяло и подтянула его. Лизи всё ещё задыхалась: то ли от страха, то ли он ненависти. А может, от жажды, от нехватки грубых, жадных поцелуев. Лизи осторожно приподнялась и проверила кровать. Она была одна. Артур уже ушёл, оставив её в комнате мамы. Лизи села на кровать, включила ночник и взяла с тумбочки сигареты.       _______________________________       *Отсылка к «Сиянию» С.Кинга.