Двое: я и моя тень

      В понедельник после работы Лизи попросила Итана отвезти её не домой, а в магазин возле старого кинотеатра недалеко от дома. Помпезные вывеска и витрина буржуазно зазывали внутрь всех, у кого в кошельке приятно хрустело в эти непростые для города дни.       Пришло пошитое на Артура пальто: всё-таки несмотря на пробивающуюся весну, пришла пора окончательно расстаться со старой курткой, которая, ко всему прочему, была не по сезону даже с тёплым твидовым свитером, закрывающим горло высоким воротом. Артур всегда бесстрастно рассматривал новые вещи, они словно не трогали тонкие струны глубокой души, хотя со временем его сердце оттаяло в сторону рубашек: их он просто обожал.       Колокольчик над дверью тихо возвестил о новом покупателе, и продавец — молодая длинноногая девушка с внешностью манекенщицы — поспешила встретить вечернюю посетительницу. В дверях прилегающего кабинета показался немолодой управляющий, пригладил чёрные усы и, окликнув продавца, вышел навстречу.       — Ваш заказ готов, мисс Новак, — он подчёркнуто не заглянул в лист заказа, показывая, что прекрасно помнил посетительницу. Галантно улыбнулся и пригласил к примерочной.       Лизи кивнула и прошла за ним, оглянувшись на девушку за кассой. Та не смотрела в их сторону, перебирая ценники и прикрепляя их на недавно привезённый товар.       Пальто висело на плечиках: бежевое, на четырёх пуговицах, отглаженный ворот, пошитые нарукавные ремни придавали образу светское великолепие, помпезно подчёркивая, что мужчина выходец не из простого народа. Лизи прикрыла рот тыльной стороной ладони, скрывая восхищение. Ей не терпелось скорее показать подарок Артуру, попросить примерить пальто и покрутиться у зеркала, мужчины ведь тоже имели право бросить лишний взгляд на своё отражение. Вот только как уговорить Артура носить столь роскошную вещь? Это будет посложнее прочих задач.       Управляющий мягко и элегантно взял руку Лизи, чуть наклонился и поцеловал её бледные пальцы. Выпрямился, вытянулся в струнку и широко улыбнулся, показав идеально белые, ровные зубы. Только сейчас Лизи обратила внимание, что в его чёрных, как беспроглядная, безлунная ночь волосах поселилась первая седина. Мужчины из высокого общества гордились этими приметами мужества и благородства. Седрик же, сдержанно улыбнувшись и чуть склонив голову, отдёрнул шторку в соседней примерочной и снял с вешалки женское пальто.       — Разрешите вам помочь?       — Что? Нет, нет, — начала было Лизи и замахала руками, но управляющий лишь лукаво ухмыльнулся, давая понять, что возражения не принимаются.       Лизи отложила на стул рюкзак и позволила надеть на себя бурое кашемировое пальто. Безумно дорогое. Седрик разгладил плечи, стряхнул с них невидимые пылинки и отошёл в сторону, давая Лизи возможность разглядеть себя в зеркале как следует. Руки удобно нырнули в глубокие карманы, полы распахнулись, показывая дорогую металлическую пуговку-застёжку с выгравированной на ней элегантной розой. Седрик снял пояс с плечика.       — Очень красивое, — Лизи и правда понравилось пальто: роскошное, подчёркивающее цвет волос, напоминающее о том, что она девушка, которой мужчины должны открывать двери и целовать руки. — Но я не уверена, что могу себе позволить купить его. Простите.       — Никогда не извиняйтесь, мисс Новак. И… Это подарок. Я знаю, что у вас есть мужчина, но — только не обижайтесь, прошу вас, — мужчина должен подходить девушке, как серьги или колье, дополнять, быть достойным. Вы опал, вы поражаете взгляд, переливаетесь даже без солнечных лучей, вам нужна достойная огранка, которая бы дополняла и подчёркивала богатство блеска и очарования. Позвольте быть скромным янтарём рядом с вами, — Седрик вновь взял её ладонь и поцеловал, на этот раз задержав губы на пальцах дольше, чем следовало бы.       Лизи даже не успела испугаться. Мужчина сделал шаг назад и спрятал руки за спиной, но даже в этом жесте прятались буржуазность и высокие манеры.       — Вынуждена вас разочаровать, я не драгоценный камень, — Лизи робко улыбнулась и хотела снять пальто, но Седрик попросил оставить этот подарок, не отрекаться от него: сей жест внимания ни к чему не обязывал.       — С идеально выбранным мужчиной любая девушка засияет не хуже алмаза, мисс Новак.       — Поймите меня правильно, Седрик, разве я буду хорошей спутницей жизни, если стану менять одного мужчину на другого, мечась от одного к другому? Не хочу вас обидеть…       Он улыбнулся.       — Я всё понимаю, но если вы всё-таки однажды решите, что достойны лучшего, я буду вас ждать, — Седрик вышел из примерочной и позвал продавца: — Сюзи, куколка, запакуй, пожалуйста, покупки мисс Новак и вызови ей такси.       Он жестом пригласил Лизи присесть на диванчик, пока Сюзи запаковывала пальто.       — Я оплачу поездку, не беспокойтесь.       Лизи запахнула пальто, застегнула его на элегантную пуговку и повязала талию поясом в тон кашемировой ткани. Было непривычно ощущать себя леди, а ведь они с Артуром одевались не в самых распоследних грошовых магазинах, но, естественно, не в таких роскошных и кричаще дорогих. Непозволительно вычурных на похоронах города. Надо признать, Лизи всё-таки сняла со счёта оставшиеся деньги: часть отдала в детский приют, а оставшиеся принесла сюда, чтобы сделать Артуру сюрприз. Неделя, и пальто было готово. Всё оказалось проще простого: она взяла старенько пальто, заставила Артура его померить, и по его меркам пошили новое. Неприлично огромная сумма, бессовестно дорогая покупка.       Седрик протянул Лизи пакеты с покупками.       Вечером Артур пришёл не в духе, к тому же у него жутко разболелась голова, и Лизи не стала приставать к нему с покупками, а помогла раздеться и лечь, заварила горячий чай и легла рядом. Зато когда на следующий день она пришла на работу в новом пальто, то почти из каждого отдела вслед ей мужчины свистели, как в фильмах про лихие двадцатые, а женщины восторженно охали. К сожалению, на зарплату рядового рабочего веломастерской невозможно подобрать обувь под стать новому гардеробу, но, может, никто и не заметил этого недоразумения. Лизи знала, что Артур недолюбливал всех этих богатеньких снобов и высокомерных модников, одетых с иголочки: обёртка, обёртка, обёртка. Разверни фантик — внутри труха и могильные черви, а вместо живого и бьющегося сердца комок земли, обёрнутый в прелую листву.       День как день, пролетел незаметно за любимым делом. Руки помнили всё, пальцы радовались, ощущая остроту звёзд, пачкаясь в масле, натягивая цепи, перебирая запчасти. Сразу перед глазами вставал образ Марты и их долгие ночные посиделки, как они доводили до ума своих двухколёсных коней, проводили целые вечера за ремонтом, если у кого-то из знакомых ломались велики: брали совсем недорого, гордо неся над головами невидимые флаги с девизом, гласящим, что опыт превыше всего.       В тот злополучный вечер надо было взять себя в руки, бросить квартиру, сесть на велосипед, забрать Марту и навсегда уехать из проклятого района. Беззаботная девчонка в одночасье превратилась в запуганного мышонка, которому теперь предстояло вообразить себя котом.       Вечером машина привычно стояла на том же месте, Итан был пунктуален, всегда вежлив, не задавал лишних вопросов, но если Лизи заводила непринуждённую беседу первая, поддерживал её легко и с удовольствием. Никаких холодных «да», «нет» — всегда красивые развёрнутые фразы.       Сев на заднее сиденье, Лизи стянула перчатки и бросила их рядом. Итан выкрутил руль, и они поехали.       — Что такой воспитанный и интересный человек забыл на службе у Джокера? — бестактно спросила Лизи.       Итан посмотрел в салонное зеркало и улыбнулся.       — У каждого из нас своя история, связанная с Джокером. Я прав? — Да, Итан, вы не промахнулись с этим умозаключением. А кто вы по профессии? Ну, кроме водителя.       — Учитель английского языка и философии, несколько лет проработал в школе, сеял в неокрепшие умы доброе и светлое, учил их порядочности помимо прочего.       — Вот это да! — удивилась Лизи. Она глянула в окно и спросила: — Так. Разве мы не домой?       — Нет, босс приказал отвести вас к нему, ехать недолго, не беспокойтесь.       Лизи распахнула пальто и стянула сапожки. Глянула в зеркало и дежурно улыбнулась:       — Простите меня, Итан, я...       Он приложил руку к голове на манер военного и кивнул.       — Без проблем, ваши дела с боссом меня не касаются.       Итан умница, один из немногих людей, кто действительно нравился Лизи. По-человечески. Он был чертовски прав, когда сказал, что у каждого своя история, своя дорога, которая привела к Джокеру. Может, у Итана история не самая печальная, очень хотелось в это верить.       Вскоре машина припарковалась у невысокого отеля в небольшом тихом районе. Милое светло-розовое здание с лепниной на окнах. Всего три этажа. Лизи запахнула пальто, поблагодарила водителя, сунувшего ей листок бумаги с написанным на нём номером — тридцать два — и вышла из машины. Изначально любая игра стоит свеч, а уж там как пойдёт.       — Я буду здесь, — бросил он ей вслед.       Лизи поднялась на третий этаж и встала у двери. Надо же, когда-то так же она стояла у своей квартиры, когда Джокер ждал её, а она сбегала от него, пряталась, боялась. Обманывалась. Кто бы сказал ей тогда, что она затеет опасную игру, её бы удар хватил, а вот посмотрите-ка: у жизни свои шутки, и им необязательно быть смешными. Лизи повернула ручку и проскользнула в густой полумрак номера. Тихо. Настольная лампа на журнальном столике возле окна несмело раздвигала тьму вокруг себя, отчаянные лучи тонули в ней, не в силах побороть. Света хватало лишь для того, чтобы различить серые силуэты. Лизи потянулась к выключателю, щёлкнула им и обвела номер изумлённым взглядом. Скромная обстановка, но в то же время гордая. Комод по левую руку, а по правую вешалка. Два кресла у окна. У стены расправленная кровать: примятая простынь красноречиво говорила, что на ней уже лежали.       Дверь в ванную открылась, и Джокер не спеша вышел, вытирая руки салфеткой. Увидев Лизи, он улыбнулся, отбросил салфетку в сторону и, пританцовывая и мурлыча под нос мелодию, подошёл ближе. Оглядел с ног до головы. Хищно облизнулся.       — Сколько нынче платят простым работягам? Может, мне тоже устроиться к вам? Буду грести бабло лопатой, глядишь, разбогатею, прикуплю себе новый костюмчик. А? Что скажешь? Или Артур решил побаловать свою девочку?       Он погладил плечи дорогого пальто и, аккуратно распахнув за полы, оценивающе оглядел Лизи с ног до головы и стянул его. Глаза Джокера блестели, а сжатые губы вытянулись в тонкую линию. Кажется, сердце Лизи пропустило удар. Другой. Но она взяла себя в руки и положила дрожащие пальцы на его плечи. Привстала на носочки. Прижалась к нему. Его ладони коснулись её талии, смяли юбку, потянули вверх. Дыхание Джокера сбилось, когда он коснулся её бедра.       Сдавленный рык над ушком, тихий стон, сменившийся ехидным смешком.       — Где это ты потеряла свои трусики, ра-адость? — последнее слово он игриво растянул, смакуя его, словно пробуя на вкус. Будто оно заиграло для него по-новому.       Лизи потянулась к его губам, поцеловала, обвила его шею, как пылкая ненасытная любовница, соскучившаяся по своему ненаглядному клоуну. Пуговица за пуговицей расстегнула жёлтый жилет, прижалась грудью к рубашке, потёрлась, губы едва касались его губ, опаляя жарким дыханием, соблазняя.       — А их и не было, — кокетливо ответила она и загадочно улыбнулась.       Джокер смял юбку и запустил пальцы между ног, настойчиво, по-хозяйски. Навис над Лизи, и она отступила назад, уткнулась спиной в стену и замерла, не сопротивляясь напористым и бессовестным ласкам. Его губы прикасались к её шее, пачкая краской. Джокер собрал волосы Лизи в хвост и потянул назад, заставляя её запрокинуть голову. Она простонала и подчинилась, открывая шею для нетерпеливых поцелуев. Он прижал её к стене сильнее, вжался, одной рукой задрав блузку и жадно сминая грудь, а другой лаская между ног.       Лизи несдержанно опустила руки к ремню, расстегнула, справилась с пуговицей и молнией, запустила пальцы внутрь. «Да-а, радость», — жаркий дрожащий шёпот над ушком. Он поймал её губы в поцелуй, а Лизи украла его тихий стон. Обхватила пальцами член, сжала, неторопливо погладила. Джокер хрипло вздохнул. Она послушно позволяла делать с собой всё, что хотелось безумному клоуну. Он наслаждался её пальцами на своём члене, облокотился о стену и навис над Лизи, обжигая её щёку горячим горьким от сигарет дыханием.       Любовь Джокера такая же: горькая и безнадёжная, искалеченная, как и его душа. Пропащая. О такой любви мечтают глупые школьницы, чтобы плохой парень показал им, кто тут хозяин, а окунувшись в опостылевшие со временем слёзы, разбившись солёными волнами о скалы реальности, девочки сбегали к свету. К хорошему, доброму будущему. А у Лизи не было счастливого будущего с романтичным финалом. Её в лучшем случае ждали муки похлеще прошлых, а в худшем — безносая старуха с косой. Может, жизнь и не кино, но роли всё равно у каждого свои. Лизи играла святую грешницу, падающую в ад, и даже если она сумела бы отмолить свои грехи, отмолила бы от себя Джокера, душа её так и останется чёрной. Готэмские ангелы – они такие: их сердца смоляные, а мысли и дела преступные.       Уж раз попала в паучьи сети, то играй по правилам паука.       Джокер шептал ей: «Радость моя, девочка моя» и, обхватив талию, жадно прижимался, толкаясь в послушную ладонь. Лизи слушала, как лёгкие, едва слышные стоны прерывали его шёпот, он прикасался губами к ушку, и мурашки просыпались и бежали по коже, воображение рисовало непристойные картины. Отстранившись, Джокер потянул Лизи в сторону, подхватил её и усадил на комод. Сразу же с жадностью раздвинул её ноги, устраиваясь между ними поудобнее. Брюки упали на пол, и он переступил через них, откинул в сторону.       Бирюзовая юбка, собранная в складки, легла на талию; расстёгнутая блузка упала с плеч, обнажив грудь. Горячие ладони Джокера легли на неё, похотливо смяли, заявляя тем самым непоколебимое право владеть всем телом.       Джокер прижал Лизи к себе, толкнулся внутрь, и она задохнулась. Впилась в плечи, задрожала, потянулась к его губам — Джокер накрыл их опьяняющим поцелуем, обманчиво сладким, дьявольски нежным. Утонуть в нём легко, а верить ему нельзя. Лизи и не верила, но приносила себя в жертву во имя спасения. Её поцелуи такие же обманчивые и вероломные.       ***       На третий день детектив попросил ещё одну встречу, хотя Лизи нечем было его порадовать. Полиции в городе не было, всё держалось на людях Джокера, которые — ни для кого не секрет — не ахти как справлялись с возложенной на них функцией. Полиция хотя бы делала вид, что им не всё равно, худо-бедно кое-что исполняла, хотя Лизи не питала к людям в форме особой симпатии. А самопровозглашённые клоуны сеяли хаос. Наверное, в Джокере всё-таки было что-то человеческое, потому что он подавил прокатившуюся по городу волну изнасилований. Зачинщиков, писали газеты, по слухам закопали живьём, а другие жёлтые страницы трубили, что их скормили свиньям на местной ферме. Одна история краше и кровавее другой.       И вот, когда анархия, кажется, достигла своего безумного пика, всё стало несколько иным. Более странным. Джокер не спустил свою братию с поводка, не стал раскатывать город под ноль, хотя никто не сомневался в том, что в итоге он камня на камне не оставит. Сотрёт Готэм с лица земли. Но вдруг что-то изменилось. Началась совсем другая игра, и анархия, до сих пор шагающая по улицам, начала обретать черты… порядка. Странного, понятного пока только Джокеру, но перемены, что называется, налицо.       Джером, как и все прочие жители, устал от неизвестности, поэтому попросил Лизи об аудиенции. Он не спрашивал напрямую, знала ли она Джокера, да если бы и спросил, она бы уклонилась от ответа. Рановато хвастаться козырями, когда партия ещё не выиграна. Тут ведь как в картах: у кого в рукаве припрятан Джокер, тому улыбалась пусть обманчивая, но удача, а удача — капризная штучка. И пока она сыплется на плечи страждущему, от неё не отворачиваются. Лизи надеялась, что заветная карта у неё, но всё могло повернуться по-другому: Джокер создавал лишь видимость близости, дескать, вот он я, весь твой, а на деле это не более чем очередной обман. Чёртова игра по его правилам.       Джером не выглядел как типичный детектив со всеми вытекающими клише: широкополая шляпа, плащ в пол, глубокая задумчивость на лице, прикрытая трёхдневной щетиной. Ничего этого не было. Ни белой рубашки, ни галстука, ни портупеи. Перед Лизи сидел невзрачный мужчина, какими полнился Готэм. Футболка поло, бежевые брюки, ботинки с разводами от стаявшего снега. Гладко выбрит, тёмные волосы взъерошены, но стоило заглянуть ему в глаза, как многое вставало на место: взгляд острый, проницательный, цепкий, выхватывающий суть. Такой человек не прислушивается, а слушает.       Подплывший официант положил перед каждым по листочку меню и расплылся в фирменной улыбке.       — Для влюблённых у нас по утрам кофе в подарок, если заказываете круассаны.       Лизи всплеснула руками и замотала головой, тараторя: «Нет, нет, нет, мы коллеги». Официант пожал плечами, мурлыкнув: «Ну как хотите».       — Как так вышло, что полицию Готэма сравняли с землёй, а вы как птица феникс? Вы восстали из пепла, мистер Эрнест? — спросила Лизи, когда официант оставил их.       Джером отпил кофе, причмокнул, смакуя приятный сливочный вкус, и мотнул головой.       — Согласитесь, мисс Новак, это было бы беспечно, если бы меня откопали на пожарище и послали искать нужных людей. Я бы не добрался и до первого свидетеля, не говоря уже о вас. С нынешним положением дел меня бы уже похоронили где-нибудь далеко за пределами Готэма, там, куда никто и не носа не додумается сунуть. А раз я пока ещё жив, значит, всё делаю правильно. И вы, кстати, тоже. Я приехал из Нью-Йорка, никакого секрета нет.       — Как бы я хотела, чтобы ваши слова были правдой, но стоит мне только поверить в них, боюсь, всё окажется обманом.       Детектив внимательно посмотрел на Лизи и, покрутив пальцем в воздухе, спросил:       — Вы всегда так пессимистично на всё смотрите?       Лизи очень аккуратно размешала сахар в кружке, стараясь не потревожить пышную молочную пену.       — Вы не представляете, с кем имеете дело.       — А вы представляете? — заинтересованно спросил Джером.       — К сожалению, да. Все эти разговоры о безопасности, которую вы якобы можете мне обеспечить, — это слова, не более того. Вы должны перестать ощущать себя всесильным и понять, что вы всего лишь человек, окунувшийся не в тот город.       — Хорошо, тогда у меня встречный вопрос: почему я должен верить вам? Мисс Новак, не сочтите за грубость, но вы немного странная. Говорите мне про Джо… про человека, который мне нужен, а наживку не дали, только пустой крючок. Может, вы фанатичка, которая желает попасть на первые полосы местных газетёнок.       Лизи начёркала что-то на салфетке и пододвинула её к детективу, взглядом указывая, чтобы он прочитал написанное. Джером небрежно ухватил её двумя пальцами, пробежался глазами по буквам и обомлел. Перечитал ещё раз. Посмотрел на Лизи. Затем смял салфетку, и слова «Я с ним сплю» превратились в комок.       — Это аргумент?       — Думаю, да, — растерянно ответил детектив. — А доказательства есть, что это всё правда?       Лизи хмыкнула:       — Если фотку принесу совместную, поверите мне?       Джером молча кивнул, бросил салфетку на блюдце и, выудив из кармана спичечный коробок, поджёг клочок бумаги. Пламя жадно вспыхнуло и уничтожило маленькую тайну.       Лизи настояла на том, что Джером не мог в любое время дня и ночи выйти на неё и оставаться при этом безучастным: с этого дня он пообещал не врываться в её жизнь, не подвергать опасности и не подставлять под удар. Они условились, что если кто-то из них захочет выйти на связь, то может оставить открытку на бывшей обувной фабрике, ныне тоже переоборудованной под офисный центр. Детектив пообещал арендовать там небольшое местечко, чтобы повесить ящик для корреспонденции «Эрни Ко». Недалеко от работы Лизи, после которой она спокойно могла заглядывать туда — Итан не будет возражать, а для отвода глаз Лизи станет подписывать открытки «для Марты». Джокер не заподозрит неладное.       А ещё она решила проверить, может ли доверять Итану: с утра, пока он вёз её на работу, попросила его, чтобы он не приезжал вечером. «Заскочу к подруге», — как бы невзначай сказала она. И если завтра-послезавтра её милый Джокер устроит ей взбучку, стало быть, Итан — не та пташка, при которой можно преспокойно развязывать язык. Суть не в том, что она куда-то отлучилась, а в том, что опять пошла наперекор: Итан вполне мог бы ждать её сколько угодно, даже если она решила бы остаться у подруги ночевать. Мальчик на побегушках — сторожевой пёс, а кусать хозяйскую руку, которая его не только кормит, но и может задушить, не очень умно. Но Лизи рискнула. К тому же это Итану Джокер указ, а ей нет.       После кофе они с детективом ещё немного поговорили, непринуждённая беседа о делах насущных. О Готэме, о полиции.       После окончания беседы Джером поднялся из-за стола первым, надел куртку на искусственном меху и, не прощаясь, неспешно вышел из кафе. Лизи махнула официанту и заказала ещё чаю с лимоном и чизкейк. Особо торопиться было некуда, Артур придёт только часа через полтора-два, так что всё это время в полном расположении Лизи.       Почти сразу же, как ушёл детектив, за столик присел паренёк и сложил перед собой руки в замок. Чуть подался вперёд и, не моргая, посмотрел перед собой. Молодой, может, лет двадцать пять — плюс-минус, над верхней губой светлый пушок вместо усов, болезненно-бледная кожа, а глаза как два уголька.       — Я тебя знаю, — прошептал он. — Ты девчонка Джокера.       Лизи напряглась, но постаралась не выдать волнения. Пожала плечами, дескать, ну и что с того?       — Короче… — он стрельнул глазами по сторонам. — Типа ты с копом мутишь что-то. Хер знает что. Может, ты его подстилка, может, ты про босса инфу сливаешь… Сечёшь?       Он заглянул под стол, и Лизи вздрогнула.       — Ножки вроде что надо. Короче так, птичка-невеличка, — он всё так же тихо шептал, Лизи почти читала по губам. — Сейчас поедем ко мне, я тебя попробую во все дырки, а взамен ничего не расскажу боссу. Не сдам тебя. Но это ещё не всё, за молчание придётся дорого заплатить: поработаешь немного на меня, раз ты такая умница, есть пару дел, которые ты поможешь решить.        Он хихикнул в кулак, и глаза его заблестели, будто он только что выдал какую-то хохму.       Лизи сжала пальцы на обжигающе горячей кружке, не обращая внимания на нестерпимый жар. В горле пересохло, а в голове вспыхнула такая паника, что сначала появилась мысль пойти и броситься под машину, чтобы её размазало по асфальту, но почти сразу голова заработала в нужном направлении. Спастись любой ценой.       — К тебе не поеду, — Лизи не верила, что это её голос звучал над столом. Она накрыла руку парня ладонью и сухо продолжила: — Поехали ко мне.       Они ехали в поезде, и парень всё время ёрзал на сиденье, будто у него в заднице засела спица и мешала остановиться хотя бы на секунду. Иногда он потирал пах, и Лизи краем глаза увидела, что у него стояк. Мудак, видно, воображал предстоящий трах, смаковал в подробностях.       Джокер размажет гадёныша, мокрого места от него не оставит, да вот беда: сучонок перед смертью всё выложит. И тогда Джокер примется за неё.       Лизи не могла этого допустить, но и плана у неё не было: что делать дальше? Неужели она правда приведёт этого говнюка к себе домой? Вряд ли Артур что-то сможет сделать с этим утырком. Тогда какого хрена она тащит молокососа за собой? Он всё так же сидел рядом и пыхтел, сопел, что-то мычал себе под нос, до ушей долетали лишь обрывки фраз: сальные, пошлые, ужасные. Лизи словно потеряла связь с миром, сердце то словно звенело набатом в груди, то ухало и замирало. И как они сошли с поезда — Лизи тоже не помнила. И ног не чувствовала, вообще ничего не ощущала: ни жизни, ни мира вокруг, всё как исчезло. Земля ушла из-под ног, и одним только богам известно, как она не упала и не потеряла сознание или вовсе не умерла от волнения.       — Как тебя зовут? — замогильным голосом спросила Лизи, всё ещё не в силах смириться с крахом.       — Бен, — легко ответил парень.       — Бен, — эхом повторила Лизи.       Кажется, у него что-то зашевелилось в голове, заскрипело то, что у нормальных людей называлось мозгом, не всё проело наркота: квартира может быть ловушкой. Типа кто кого приведёт к Джокеру, тот выиграл джекпот. Бен подхватил Лизи под руку и свернул в ближайший переулок, толкнул её за мусорные баки в самом конце и нервно зашагал из стороны в сторону, периодически то зачёсывая волосы назад, то поглаживая подбородок. Лизи, воспользовавшись заминкой, незаметно, не сводя глаз с парня, сунула руку в передний кармашек рюкзака и нащупала пилку для ногтей. К счастью, она не успела сменить металлическую заострённую вещицу на безопасную абразивную.       Бен остановился так же резко и внезапно, как и заметался до этого. Глянул на Лизи бешеными глазами и в один шаг преодолел расстояние между ними. Трясущимися руками потянулся расстёгивать ремень на брюках, приказав Лизи снять трусы и задрать юбку. На душе стало мерзко, хотелось отвернуться и выблевать весь сраный день, а потом пойти и напиться так, чтобы блевать до самого утра и хоронить свою жизнь.       — А что за дело у тебя такое потом? — дрожащим голосом спросила Лизи.       — А? Что? — парень как выпал из параллельного мира обратно в реальность.       — Ты говорил, у тебя какое-то дело ко мне ещё будет. Ну?       Он приспустил джинсы и, придерживая их одной рукой, другой отмахнулся.       — Да подвалила работёнка, продаю порошочек... хе-хе… продвигаю свой маленький бизнес в массы. Так, я не понял, мы болтать сюда, что ли, пришли? Вставай на колени и соси сначала, потом трахну, так и быть. О делах после поговорим.       Пора. Или она рискнёт побороться за место под солнцем, или потеряет всё. Лизи сунула руку в карман пальто, нащупала пилку и сжала её, одновременно стиснула зубы, сверкнула на Бена недобрым взглядом и вынула кулак. Сделав вид, будто она хотела встать на колени, поправляя одежду, Лизи метнулась к Бену и ткнула ему в шею пилкой. Остриё чиркнуло по коже, оставляя ярко-розовую дорожку на коже.       Блядь.       Бен отшатнулся, взревел, схватился за вспыхнувшее острой болью место и провёл ладонь. Посмотрел: крови не было. Разъярённый взгляд пригвоздил Лизи к стене, пальцы сжались в кулак, а с губ слетело угрожающее «сука». Она едва успела отпрянуть, костяшки вскользь прошли по скуле: Лизи отшатнулась, запнулась о стоящий короб позади себя, но Бен ухватил её за ворот пальто и потянул на себя. В этот момент в его руке блеснул маленький складной нож, нацеленный остриём на живот. Лизи инстинктивно закрылась от удара ладонью. Вдруг ощутила, что всё ещё сжимала пилку и наотмашь ткнула ею в лицо мужчины.       Остриё мягко проткнуло щеку, толкнулось во влажную, отозвавшуюся болезненным хрипом пустоту. Бен вытаращил глаза и коснулся торчащей из лица пилки, схватил и резко вытащил. Разглядел окровавленный кончик и отбросил в сторону. Стёр тыльной стороной ладони кровь со щеки, выплюнул алую слюну на грязный асфальт и остановил на Лизи ненавидящий взгляд.       — Ах ты ж мразь.       Она, опомнившись, ринулась вперёд и вцепилась ногтями в его лицо. Бен отшатнулся, выкинул руку вперёд: нож проехался по пальто, уткнулся в пуговицу и соскользнул. Выругавшись, мужчина схватил Лизи за волосы, толкнул к стене и, не ослабляя хватку, ударил головой. В пальцах остался клок её волос.       Она тяжело дышала, всё ещё не осознавая происходящего, но внутренний голос отчётливо чеканил слова, что это всё, сраный конец. Может быть, тогда, когда она напала на Джокера с наручниками, преисполненная желанием поговорить, прояснить ситуацию с их встречами, отвоевать себя и Артура, в душе она не была готова к победе, потому что знала: смерть не дышала ей в затылок, не смотрела из дула пистолета, не висела на кончике ножа. Всё повторялось, только обстоятельства иные и мужчина другой, да костлявая старуха с косой наперевес стояла в сторонке и ждала.       Лизи сдула прядь, мотнула головой, не сводя глаз с Бена. Дыхание всё ещё сбивалось, громкое, полное страха и жажды быть.       — Жаль, — Бен снова вытер окровавленную щёку. — Думал, мы найдём общий язык. Ты сейчас сдохнешь, дрянь, но так и быть, твой секретик отправится вслед за тобой. Босс ничего не узнает.       Он подошёл ближе, вплотную, прижался лбом к щеке Лизи. Ухмыльнулся и протянул почти ласково, но с нескрываемой угрозой:       — Ну, типа давай сделаем это красиво, сука.       Лизи ощутила давление под рёбрами. Нож уткнулся в пальто. Она дёрнулась, и Бен надавил сильнее. Жало острия коснулось кожи, легко пройдя слой одежды.       Лизи, запаниковав, изо всех сил толкнула Бена, он отступил на шаг назад, его лицо исказила гримаса ярости и ненависти. Нож разрезал воздух, полоснул по выставленной вперёд ладони. Ещё один взмах. Лизи оступилась, упала, попыталась отползти, не ощущая ни боли в руке, ни крови, забрызгавшей пальто. Ноги не слушались, она перебирала ими, скользя по мокрому от недавнего дождя асфальту.       Подавшись назад, отползая от наступающего Бена, Лизи нащупала под ладонью осколок кирпича и сжала его.       Лезвие, направленное жалом в лицо, прорезало воздух, и осколок кирпича чиркнул по руке, больно сдирая кожу. Бен выругался и выронил нож, но тут же нырнул за ним, как ястреб за добычей. Лизи метнулась наперерез, сдирая колени в кровь. Кто первый, тот сорвёт куш. Может быть. Шанс был, надо только поймать удачу за хвост.       Лизи больно шлёпнулась на асфальт, обдирая руки в кровь и ломая ногти, и вдруг нащупала в луже рукоять, остервенело схватила её и перевернулась на спину, выставив нож перед собой. Оскалилась в бешеном, кровожадном торжестве. Мышцы спружинили, и Лизи метнулась вперёд.       Нож вошёл в мягкий живот легко, как в пустоту. Два онемевших рта искривились. Лизи — от отвращения, Бен — от удивления. Он вдруг как-то скорбно ссутулился, будто готовился нырнуть в собственную рану. На подбитой мехом джинсовой куртке расплылось алое пятно, жадное и траурно живое. Мужчина перевёл взгляд на Лизи, приоткрыл губы, но ни слова не проронил. То ли забыл, как разговаривать, то ли был уже мёртв давно, ещё до всего этого. Она хотела было отползти, спрятаться, свернуться в клубок, но вдруг нахмурилась и вонзила нож в расплывшееся пятно как в специально приготовленную для этого цель. По руке заструилась горячая кровь. Смертная, чужая. Как завороженная, Лизи не сводила взгляд с нового пятна. Серые брюки промокли и окрасились в багровый. Бен пошатнулся, отступил назад и припал спиной к стене, сполз, одной рукой придерживая раненый живот, а второй шаря по шершавой стене. На его губах появилась розовая пена. Мужчина кашлянул, выплюнул кровь, пачкая куртку и поднесённые к лицу руки.       — Стерва, — прохрипел он и закашлялся.       Всхлипы перемешивались с бульканьем, Бен захлёбывался собственной кровью и обводил грязный переулок диким взглядом. Постепенно безумие таяло, растворялось в расширенных зрачках. Глаза, эти два пересохших колодца, вряд ли видавших когда-нибудь что-то хорошее, наполнялись страхом. Может, впервые Бен жил — последние минуты его никчёмного существования имели больше смысла, чем все прошедшие годы. Лизи с ужасом наблюдала, как из человека — из живого тела — уходила жизнь. Может быть, у Бена была душа, и она тоже скоро покинет его.       Один из фонарей, висевших на протянутых проводах от одной стены дома до другой, мигнул и погас. Лизи перевела взгляд с него на Бена: он уже не подавал признаков жизни, прислонился к стене, чуть завалился и замер. Подсознание зачем-то подкинуло когда-то давно услышанную фразу: «Собаке собачья смерть».       Лизи вздрогнула, разом осознав произошедшее. Первой мыслью было подползти к Бену и потормошить его, позвать, попробовать исправить ситуацию. Может, он ещё жив? И вдруг как током пробило: если он жив и выкарабкается с того света, то кому-кому, а уж Лизи тогда точно несдобровать. Нельзя оставлять мудака в живых, уж если она, будучи простой пешкой, собралась идти до конца, то так тому и быть.       Бледные окровавленные пальцы, дрожащие и несмелые, дотянулись до Бена и дотронулись до шеи. В фильмах ведь так делают: ищут сонную артерию и проверяют. Лишь тишина отозвалась на прикосновение. Сложив нож пополам, Лизи сунула его в карман пальто и провела рукой по заляпанной кровью ткани. Подобрав сумку и проверив, не вывалилось ли ничего, она кое-как поднялась на ноги, всё ещё пребывая в шоке и погружаясь в него глубже и глубже. Перед глазами, даже когда она отвернулась к выходу, представал мёртвый Бен с пугающим взглядом.       Она шла и не помнила себя.       То звенящая, страшная, пугающая пустота поселялась в голове, ужаснее, чем все адские муки, потому что с этой пустотой нельзя смириться, Её нельзя принять, нельзя жить с ней. То вдруг тысячи мыслей врывались и взрывали мозг, приносили кровавые образы Бена, оставшегося валяться в переулке. А если он жив? Нет, нет, Лизи же сама видела, как он испустил дух. Подох смертью, которую заслужил.       Лизи не обращала внимания, видели ли её прохожие, но вроде бы к ней никто не подходил. Может, прохожие стыдливо или брезгливо отворачивались, полагая, что богатенькую девку прирезал кто-то из клоунов, и поделом.       Перед глазами всё расплывалось, голова налилась свинцом и гудела, как пчелиный улей.       Артур открыл дверь не сразу. Привычная улыбка, когда он встречал Лизи, сползла с его лица, оставив недоумение.       Лизи как во сне добралась до дома, кутаясь в пальто от пробивающего озноба. Сумка болталась на локте, волосы выбились из хвоста: хорошо, что она отдавала предпочтение линзам, в противном случае очки не пережили бы сегодняшнего вечера.       — Что произошло? Что случилось? — упавшим голосом спросил он.       — Я убила человека.       Лизи шагнула за порог, ноги подкосились, и она повалилась на пол. И упала бы: Артур подхватил её, взял на руки и занёс внутрь. Только сейчас она позволила слезам омыть своё лицо, дать волю страху. Прижавшись к Артуру, она зарыдала у него в руках, осознавая, что всё произошедшее — не страшное видение из её кошмаров.