Донхек «Пионы» 20:26
Донхек откидывается на кровати, вздыхая. Он прикрывает глаза. На улице уже давно стемнело. Сегодня была пятница. Неделя была адски тяжелая — год подходил к своему концу, накапливались долги по учебе и на различных кружках. Больше всего Донхека беспокоило его сольное выступление в это воскресенье на отчетном концерте. Ли был польщен, что его всего из группы выделили как ученика, который мог бы защищать ее честь на концерте, однако это не отменяло завистливых взглядов и сплетен. На самом деле, Донхек уже привык к этому. Злые языки преследовали его всю жизнь, и он уже не слушал, что они говорят. У него была своя жизнь. Своя небольшая ячейка в этой отлаженной системе. Он должен был делать то, что нужно, не слушая чье-то мнение. Так говорил ему отец — за его спинами всегда будут шептаться, но он выше того, чтобы слушать это. Родители перестали посещать его концерты с тех пор, как он научился ездить на них самостоятельно. Сумка с одеждой и нотами, косметика, проездной и наушники — Ли уже привык собирать этот набор каждые полгода, а то и чаще. Сейчас, ранним утром воскресенья, он был уже распет и размят, но дорога в автобусе предстояла долгая. Ему было одиноко здесь. Хотелось увидеть хотя бы Минхена. Он засыпает под музыку и просыпается только тогда, когда его за плечо трогает их учительница. — Приехали, Донхек, пойдем, — говорит она. Ли кивает, убирая наушники в карман. В гримерной на нем уже приталенные черные брюки и белоснежная рубашка с ажурным воротником. Его волосы уложены, а глаза немного блестят от золотистой подводки. Ли поправляет пару тонких колец на пальцах и распахивает тетрадь с нотами, пробегается глазами. Это помогало ему сосредоточиться, собраться с мыслями. В душе он уже скользил пальцами по клавишам, но зал был совсем пустой. Возможно, там была одна одинокая тень. Или нет. Он привык, что в его зале никого нет, за кого можно было бы уцепиться взглядом, улыбнуться. Донхек захлопывает папку. Всех детей встречали с букетами и подарками, даже если они уже не дети. Их целовали в щеку, гладили по голове, когда Донхек просто сидел на скамейке, дожидаясь учительницу. Она всегда забирала его на машине, потому что другие дети уезжали со своими родителями. Интересно, а Минхен помнит о его приглашении? Когда настает его черед выходить на сцену, то он восстанавливает дыхание. Место за фортепиано — его родное. Он проделывал это сотню раз на репетициях и довольно неплохо, только сейчас нужно было идеально. Не смотреть в зал. Он опускает глаза, укладывая руки на стройный черно-белый ряд, и начинает играть. Мелодия знакомая, льется гладко и размеренно, постепенно увеличивая свой темп и интенсивность. Донхек перестает думать обо всем на свете. Или нет: возможно, в его мыслях был холод льда и жар кофе после. Возможно, там были черные поблескивающие глаза и жесткие волосы, которые хотелось пропустить через пальцы. А может и все сразу. К концу выступления он уже взмокший и немного растрепанный, наспех кланяется гостям под аплодисменты и сбегает со сцены. В гримерке Донхек плюхается на стул, делая несколько жадных глотков воды. — Донхек, там к тебе, — говорит его учительница — женщина средних лет с длинными черными волосами. У нее узкий лисий взгляд, который она любит подчеркивать растушеванной подводкой — совсем не небрежно, изысканно. Ли устало поднимает взгляд, а потом видит в дверном проходе Минхена. — Ты… — он поднимается, быстро подходя ближе. Ли оглядывается на гримерку и выходит, прикрывая дверь. Они остаются в полутемном закутке коридора. У Минхена в руках — охапка пышных розовых пионов. — Декабрь на дворе, как ты… — он поднимает глаза и неловко принимает подарок. — Я не мог не, — Минхен говорит негромко, но Донхек слышит его особенно остро. — Ты был великолепен. Все стояли. — Я не смотрел в зал, — признается Ли, не отвлекаясь от рассматривания и обнюхивания ароматных цветов, которые будто светились своими нежными бутонами. Когда он слышит, что молчание затянулось, то поднимает взгляд. — Вечно ищу родителей, которые уже не ходят на мои концерты. — Почему? — Минхен касается его талии, двигая к себе, когда кто-то выходит. — Говорят, что я уже взрослый мальчик. А похвала — это для детей, — он поджимает губы — только бы не расплакаться позорно. Такой приятный момент портить совсем не хотелось. — Ладно. Ты подождешь две минуты? Я переоденусь. — Конечно, я буду прямо тут, — он берет у младшего букет. Донхек выбегает к нему через пару минут, в худи и джинсах, с привычно покусанными губами и немного волнистыми волосами после укладки. Через плечо — спортивная сумка с заботливо сложенной одеждой. Он прощается со своей учительницей. — Ты правда хорошо постарался, — Минхен заводит машину, пока Донхек обнимает цветы. — Я горжусь тобой, — говорит Ли, немного запнувшись. А имеет ли он право? Значат ли эти слова что-то для Донхека? Донхек привык быть лучшим. Он привык знать, что он безупречен, когда смотрит в зеркало или выступает на сцене — неважно. У него не было сомнений в себе. Только вот такое ему никогда не говорили. Только внушили однажды, что он должен и будет лучшим. Ли бросает взгляд на Минхена и отворачивается к окну. Наверное, зря он его позвал. Все-таки было чуточку проще от осознания того, что никто его никогда не похвалит, ведь он такой по умолчанию. Что его старания — это нечто само собой разумеющееся, а не тяжелый труд. — Эй, — Минхен думает его успокоить, но потом осекается. Вряд ли он сможет подобрать для Донхека подходящие слова прямо сейчас. Для Донхека, больше похожего на зверька, о котором совсем-совсем никогда эмоционально не заботились. — Не хочу домой, — говорит Донхек, когда видит знакомые домики. За ними — заснеженный сосновый бор. Под шинами скрипит свежий снег. Минхен немного замедляется. Дальний свет отражается от пушистых снежинок и освещает черноту впереди. — У тебя же каникулы с завтрашнего дня? — он ждет от Донхека положительного мычания. — Как тебе идея накупить вредностей и поехать ко мне? Отдохнешь от родителей немного. Уверен, они не будут против. — А ты? — он смотрит на старшего. — Работа же… — Возьму отгул, — он пожимает плечами, останавливаясь посреди пустой дороги окончательно. Тишину нарушал только мерный гул двигателя. — Ну, так что? — Поехали, — Донхек немного улыбается.***
Мама даже ничего не спрашивает. Донхек болтает ногами, сидя на кухне Минхена, пока тот разбирает пакеты. Старший жил в квартире в доме с большими окнами. Внутри была одна спальня, зал, кухня и туалет, все в довольно темных цветах. Пахло лавандой и кофе. Донхеку нравилось тут находиться. — С чего начнем? Мармеладные червячки или нутелла? — мычит Минхен. Дома он носил очаровательные круглые очки в тонкой оправе из желтого золота. — М, нутелла, — Донхек отвлекается от разглядывания букета, который усилиями старшего был заботливо поставлен в вазу. — Хочешь посмотреть что-то? Я не знаю, что сейчас смотрят, — признается он, оставляя на столе большую банку нутеллы и нарезанный батон тостерного хлеба. — Ты смотрел «Твое имя»? — спрашивает Ли, открывая банку и разрывая золотистую пленку, которая вела к самому заветному — тягучей ореховой пасте. Донхек мычит уже от запаха и держится от того, чтобы макнуть в нее палец. — Нет, но это аниме, верно? — Минхен убирает пустые пакеты, берет ложки и хлеб. — Пошли в гостиную. — Офигеть, — Донхек разглядывает его большой изогнутый телевизор. Ли плюхается на мягкий диван из светлой эко-кожи и берет со столика кусочек хлеба, щедро намазывая его нутеллой. Минхен сидит, уперев локти в колени и с помощью пульта ищет нужное аниме, листая запросы в поисковике. — Тебе сделать? — Угу. Они начинают смотреть: Донхек пачкает в пасте пальцы и шумно их облизывает, уютно подогнув колени. Минхену было приятно, что тот довольно расслаблен с ним — кажется, завоевать немного доверия все-таки получилось. Такой Донхек ему нравился больше, чем язвительный и колючий, какой он был при родителях. Аниме довольно драматичное, но Минхену нравится. Это похоже на то, что нравится Донхеку. В середине они ставят на паузу, потому что наелись и надо прибраться и помыть руки, а потом продолжают просмотр. — Можно я прилягу? Спина устала, — просит Донхек, потирая руки о колени. — А? Конечно, — Ли двигается, но младший укладывается головой прямо на его колени, блаженно вытягивая ноги. — Хорошо, — выдыхает Минхен сам себе, укладывая ладонь на волосы парня и чуть почесывая их. — Ты в порядке? Удобно? — Донхек лишь мычит, снова углубляясь в просмотр. Во время титров они еще немного молчат. — Тебе понравилось? — негромко спрашивает Донхек, не двигаясь с места. Рука Ли еще где-то в его волосах, невесомо перебирает. — Да, очень, — он смотрит на бегущие строчки на японском и вздыхает. — Ты голоден? Если нет, то можно идти в душ и ложиться. — Да, я бы сходил в душ. У меня с собой только рубашка и брюки, правда. — Я дам тебе одежду, не беспокойся, — говорит Ли, поднимаясь. Вскоре он возвращается со стопкой: полотенце, шорты и футболка. — Легкого пара. — Спасибо, — благодарит Донхек, уходя в душ. Той ночью он спит на диване, но перед сном довольно много думает. А что если Минхен был не такой уж плохой партией для него? Он казался заботливым и внимательным… Но быть с ним означало предать себя и все свои принципы, пойти на поводу у системы, которая украла у него родителей, детство и самостоятельное будущее. Ему стоило сделать выбор.