moi je — fais rien (petit biscuit remix)
Донхек перебирает документы в своем офисе, когда Сынван — секретарша, которая за долгое время совместной работы стала хорошей подругой — стучится в его дверь. — У нас крупный перевод средств на счет фонда, — говорит она, показывая парню бумаги. Тот кивает, пробегаясь по строчкам. — Можно связаться и предложить бенефиты… Мне позвонить? — Такая сумма… — Ли даже не пытается считать нули, отклоняясь на кресле. Он задумчиво хмурится. — С двух миллионов вон у нас предоставляется участие в аукционе, верно? Можно пригласить его лично или поблагодарить, — предлагает Донхек. — Я хочу, чтобы люди видели, что это важно, да и просто так такие суммы не вкладывают, ждут какого-то результата. — Или хотят искупить вину, — Сынван присаживается в мягкое кресло напротив, сложив аккуратные руки на коленях. — Ты прекрасно знаком с психологией благотворительности, сам ведь здесь поэтому. — А ты? — Ли опирается руками о столешницу. — Ни у кого не может быть идеально чистых намерений. Но я не думаю, что после того, как мы с тобой проработаем все наши травмы, то перестанем помогать людям, верно? — уточняет парень, а потом вздыхает, снимая часы и возвращая внимание к документам. — Пробей мне его номер, я позвоню сам. — Ладно, — она вздыхает, поднимая взгляд. — Выпьем кофе после работы? — Джено пригласил меня в ресторан, так что в другой раз, Сынван-а, — он чуть улыбается, поднимаясь с телефоном, чтобы сделать пару деловых звонков. После ужина Донхек возвращается домой в хорошем настроении. Они с Джено были знакомы еще в университете, но потом судьба развела их. Они встретились на одной из конференций, и оказалось, им было, о чем поговорить. Дома Донхек берет на руки большого черного кота — тот урчит то ли от удовольствия, то ли от возмущения — Ли привык, что никак не может его понять. В любом случае, кот по кличке Матин вцепился в плечо его пиджака когтями, задними лапами упираясь в услужливо подставленный локоть хозяина. Донхек прошел вместе с ним на кухню, параллельно копируя номер из сообщения Сынван. «Начальник сказал не соглашаться на личные встречи» — предупреждает она. «Текст с приглашением отправлю позже». Донхек усмехается: у него никогда не было тяги встречаться со всеми подряд, тем более если это не несло за собой никакого смысла. Все особые инвесторы будут внесены в список гостей на аукцион, вся выручка с которого так же пойдет на развитие фонда. Сейчас ему нужно просто набрать номер, как он делал это уже несколько раз, благодаря тех, кто жертвует большие суммы. Сам Ли, помимо того, что был непосредственным работником фонда, являлся неким его представительным лицом, выступавшим перед СМИ или на различных пресс-конференциях. — Здравствуйте, это Ли Донхек, представитель благотворительного фонда… — Ли плюхается в мягкое кресло в гостиной, пока кот мурлычет на его плече, немного бодаясь в ухо. Донхек гладит его по спине, пока тот устраивается удобнее, переползая на колени. Ли даже расслабленно прикрывает глаза, пока представляется, но распахивает резко, получая ответ. — Вау, — слышится по ту сторону телефона, совсем без иронии, с легкой усталостью, но странным привкусом непередаваемой радости и удивления. Донхек мог понять каждую эмоцию в этом голосе даже с закрытыми ушами — слишком хорошо его знал. Он настолько опешил, что просто замер, а все заготовленные слова пропали пропадом из его головы. — Я так давно не слышал твой голос, — снова слышится Донхеку, и ему хочется растоптать свой телефон, кинуть в окно и кинуться следом — но он только резко выпрямляется, и кот спрыгивает с его колен. Ему приходится брать себя в руки быстро — так, как еще никогда не приходилось. Он закрывает глаза, делает вдох-выдох. — Как я могу к вам обращаться? — спрашивает Ли учтиво, и его голос даже не дрожит ни разу, оставаясь ровным. — Ли Минхен. — На нашем сайте есть информация о том, что те, кто вкладывают в наш фонд определенную сумму, получают некоторые бенефиты со стороны компании и наделяются особенными привилегиями, вам это интересно? — спрашивает Донхек, поднимаясь и принимаясь наворачивать круги по небольшой гостиной, проминая стопами ковер с длинным ворсом и продолжая следить за своим дыханием, чтобы не нервничать. Его собеседник отвечает согласием, и Ли продолжает. — Начиная с двух миллионов вон, спонсоры могут участвовать в нашем ежегодном аукционе. Следующий будет через две недели, в качестве лотов будут выступать предметы искусства и роскоши… — Да, я приеду, — Минхен обрывает Донхека на середине. — Я отправлю адрес и дополнительную информацию через смс, — отвечает Донхек, поджимая губы. — Спасибо за ваш вклад в нашу работу. Приятного вечера. — Донхек, — зовет Ли совсем иным тоном, уже без былого официоза, но Ли вовремя кладет трубку, прижимая телефон к груди. Он видит отражение своего бледного лица в окне между кремовых занавесок и тычется им в ладони, стараясь привести себя в чувство. Сейчас Донхеку хочется кричать, топать ногами, сломать что-нибудь. Потому что Минхен не может просто так снова появиться в его жизни, когда все стало только налаживаться — когда он получил хорошую должность, снял квартиру, завел Матина. Когда Джено стал смотреть на него как-то иначе. Только не сейчас, когда у Донхека постепенно начало получаться дышать полной грудью. Ли уверен, что любое напоминание о прошлом сейчас мгновенно потянет его назад, снова окунет в то состояние, в котором он так боится снова оказаться. Но Ли не дает волю эмоциям — просто напоминает себе, что только он хозяин своей жизни. И он может выбирать то, как реагировать на человека, с которым они даже разводились дистанционно — не потому, что Донхек настолько ненавидит его, а потому, что из-за работы не было времени пересечься. Ли принимает душ, достает посуду с полки, готовит себе ужин, пересматривая свой любимый сериал — он знает все диалоги наизусть, поэтому ему не требуется сильно напрягаться, чтобы понять, о чем речь. Потом Донхек ест. Ест и плачет, потому что как бы ему не хотелось все забыть, отрицать и отвернуться от всего былого, оно по-прежнему глубоко ранит его сердце, пробирается в душу туда, куда даже самому не заглянуть. Он давится едой и слезами, роняет и разбивает кружку, пока подбирает колени на стул, чтобы обнять. У Донхека все хорошо. У него есть квартира, должность, целеустремленные и уверенные люди рядом. Слова Донхека имеют вес в обществе, к нему прислушиваются, за ним следуют, его признают, но у него самого совсем не было того, кто бы позволял ему следовать за собой. Через две недели уже проходит целая неделя июня. В субботу Донхек празднует день рождения с Джемином, Сынван и Джено, замечая, как первые двое порой довольно отвлеченно хихикают между собой. Они сидят за столиком на веранде любимого донхекового ресторана — вокруг была сосновая роща, и запах стоял, словно из детства — подернутый вечерней росой зеленый стриженый газон, тонкие сосны, впивающиеся колючими верхушками в лиловое закатное небо, легкий сизый туман возле цветущей опушки. Все здесь пахло прохладным началом лета, когда еще много планов на будущее, а лето само по себе кажется бесконечным, будто нет и не будет никакого августа. Донхек опирается на ограждение из бруса, прикуривая — начал снова совсем недавно, когда вдруг стало некуда девать руки. Только теперь отдает предпочтение ментолу, а не клубнике, как в подростковые годы. Он думает о чем-то своем, когда чувствует теплые руки на своей талии — Джено всегда появлялся вовремя, но всегда молчал. В этом было его преимущество. За все время их близкого общения они ни разу не выясняли отношения, потому что никому это уже было не нужно — оба слишком были заняты работой, и если можно было помочь друг другу расслабиться, то они делали это, вместо того, чтобы лишний раз ругаться или надумывать, идеализировать — оба уже смертельно устали от того, что привычно называть отношениями. Джено знал про Минхена, а Донхек знал про то, что после выпуска из колледжа Джено вынес множество дорогостоящих вещей из родительского дома, чтобы получить деньги на новую дозу. Но Джено чист уже семь лет, а Донхек так и ни разу не встречался с Минхеном — наверное, это и было их каким-то кредитом доверия на то, чтобы держаться от прошлых привычек подальше вместе. — Десерт принесли, там твой любимый штрудель, — говорит Джено, положив голову на плечо Донхека. Донхек кивает, видя перед собой не чистую полянку и небольшой паркинг, а домашний сад, на который он обычно любовался, когда курил в родительском доме. Он продал его почти сразу после приватизации — не хотел, чтобы его связывало хоть что-то с отцом и с той жизнью, в которой он был несчастлив. — Я докурю и приду, посиди с ребятами, — просит он негромко вполоборота. Ли кивает ему, отстраняясь и отправляясь обратно за стол — это было еще одно хорошее качество Джено. Ему не нужно было повторять дважды и он никогда не навязывался.***
В воскресенье утром Донхек читает книгу за завтраком, принимает душ, укладывает волосы, легко красится, наклеивая под глаза пару аккуратных блестящих камушков, долго смотрит на себя в зеркало. Ли поправляет приталенный костюм и пиджак с футуристично-острыми лацканами и аккуратное жемчужное ожерелье — мамино, которое он надевал на важные события. Вечером его ждет аукцион, но он выезжает сильно заранее — нужно забрать Сынван и выполнить одно важное дело. По пути он покупает букет нежных кремовых роз, и совсем не обращает внимания на острые шипы, когда идет по мощеной дорожке в черных лакированных туфлях. Он осторожно опускается на корточки возле чистого могильного камня, касается его холода теплой загорелой рукой, немного выдыхает и кладет цветы подле. День стоял солнечный, в костюме становилось немного жарко. Донхек улыбнулся, когда солнце начало слепить глаза: — Вот так ты меня поддерживаешь, мам? — тихо спрашивает он, а потом вновь становится серьезным. — Я знаю, что все будет хорошо. Я вижу все, что ты хочешь мне показать, — Ли шепчет, сдерживая слезы и с силой сжимает губы. Мама бы не хотела, чтобы он сейчас плакал, портил свой вечерний образ. Она бы погладила его по уложенным волосам, поправляя прядки, взглянула своими темными глазами и улыбнулась, снова и снова твердя о том, какой ее сын невероятно красивый. И Донхек думает о том, как не ценил все это. Как не ценил время, когда она еще была рядом. — Мне надо идти. Я вернусь на следующей неделе, да? Расскажу тебе, как все прошло, — он вздыхает, поднимаясь и осматривает могилу матери в последний раз. В машине Донхек делает музыку погромче, а Сынван в вечернем платье встречает уже с улыбкой: — Нам только осталось проверить, все ли готово, — говорит он, помогая ей поправить наклон спинки сидения. — Я заказал побольше орхидей в этот раз. Банкетный зал напоминает Донхеку все светские вечера из его детства: столики с номерами, небольшая кафедра, красивое оформление и большие окна в пол с красивыми гардинами. Он задумчиво трогает золотистую бахрому и оборачивается к Сынван, которая зовет его проверить список блюд. Одобрив и проверив все, они начинают запускать гостей. В окошко сбоку от входа Ли наблюдает за тем, как подъезжают машины, выходят девушки в красивых платьях, а мужчины в парадных костюмах. Он вздыхает, думая о том, что все-таки ждет его. Может, он и не простил Минхена до конца, как и не понял, но та часть, которая глубоко привязалась к нему, очень хотела его увидеть. Хотя бы краем глаза. В конце концов Донхек отвлекается: приветствует спонсоров, знакомится, мгновенно обрастает новыми связями. Он уже забывает про то, что Минхен должен приехать, когда поднимается на кафедру, чтобы сказать приветственное слово. — Я очень благодарен всем, кто здесь сегодня присутствует, — говорит Ли, положив руки на кафедру и легко улыбаясь. — Вы все внесли большой вклад в развитие нашего фонда по борьбе с семейным домашним насилием, и я уверен, что люди, получающие помощь нашего фонда, так же вам благодарны. Наш аукцион начнется после подачи горячих блюд, а сейчас, пожалуйста, наслаждайтесь вечером. Донхека тошнит от волнения. Они с Джено курят на балконе, и тот держит его за талию, рассказывая что-то о работе. Донхек только кивает, даже не вслушиваясь особо, когда Сынван касается его плеча. — Там спонсор… который в прошлом месяце перечислил больше всего денег, — зовет девушка. Донхек извиняется перед Джено, кивая ей и спускаясь по лестнице обратно в зал. Он не замечает, как торопится, как бегают его глаза, хотя сам пытается убедить себя, что все нормально и ему на самом деле все равно. Минхена он видит почти сразу, как только подошва его ботинок касается мраморной плитки на полу в зале. Ли стоит среди людей, пьет шампанское. Он выглядит так же, как одиннадцать лет назад, когда Донхек так же сбегал к нему по лестнице впервые: в своем неизменном костюме, с взглядом чуть из-под бровей, в котором гораздо больше, чем просто серьезность и рассудительность. Минхен так же замечает его. Он даже приоткрывает рот, но быстро берет себя в руки, когда Сынван подбегает, чтобы пожать ему руку. — Наш фонд очень благодарен вам, господин Ли, — она кланяется, и Донхек жмет ему руку следом, даже не зная, что сказать. Привет? Здравствуй? Давно не виделись? Семь лет, если быть точным. С тех пор, как Донхек забрал вещи из его квартиры, обещая себе больше никогда не возвращаться. — Как вам вечер, господи Ли? — только спрашивает он. Без задорного веселья, с напряжением в голосе. Минхен считывает это легко, а потом смотрит на Сынван, которая остановила официанта с шампанским, чтобы поменять пустой бокал на полный. — Госпожа… вы не против, если я заберу господина Ли на пару слов? — спрашивает Минхен немного неловко. — Сон Сынван, и да, конечно, — она улыбается, заправляя за ухо светлые волосы. — Только следите за временем: аукцион совсем скоро начнется, — просит она и сама исчезает в толпе, погруженная в свои мысли. — Пойдем выйдем на улицу, — просит Донхек, надевая пиджак, который держал в руках. Они спускаются по ступеням. На улице их окружает тишина природы: звуки сверчков, птицы где-то глубоко в кронах деревьев. Павильон находился за городом, окруженный большим диким парком. Донхек идет по дорожке ближе к деревьям — туда, где начинался тихий полутемный сквер. — Зачем ты сделал это? — негромко спрашивает Донхек, когда тишина уже перестает быть неловкой. — Сделал что? — Минхен поднимает брови и переводит взгляд на младшего, лицо которого в вечереющем лете выглядело немного иначе, но по-прежнему свежо. — Вложил деньги. Еще и такую сумму, — говорит Донхек без наезда, спокойно, просто пытаясь подтвердить или опровергнуть свои догадки. — Это бы не вышло второй раз. Купить меня, — Ли сглатывает, даже не смотря старшему в глаза. Тот молчит, но потом тихо усмехается, поднимая взгляд туда, где листья пятнами покрывали вечернее небо. — Я продал компанию, — говорит Минхен, а потом опускает глаза себе под ноги. — Я раздал долги, но денег все равно оставалось слишком много, поэтому я решил направить их на благое дело. Новая недвижимость, машины… мне это все не нужно, поэтому я решил обратиться к благотворительности, — Ли смотрит на младшего, который по прежнему свой взгляд прячет. — Я слышал, что ты здесь работаешь, видел твои выступления, но я понятия не имел, чем конкретно ты занимаешься, и так же я не знал, что именно ты мне позвонишь, — объясняет Марк. — Я не искал другие фонды, потому что этот был тем, о котором я подумал в первую очередь. Донхек кивает: — Похоже на правду, — он сглатывает, закуривая, чтобы избавиться от комка в горле. — Почему решил продать компанию? — У меня стабильный пассивный доход, не зависящий от рынка акций. Кому-нибудь она нужнее, чем мне. — Говоришь так, будто тебе нечего терять, — Ли наконец смотрит на него, заглядывая в глаза. Минхен пожимает плечами. — Я думал о том, чтобы уехать, пока ты не позвонил. — Не думай, что это что-то значит, — просит Ли, нахмурившись. — Это была случайность, и ко всему прочему… — Я не об этом, — обрывает его Минхен, тихо вздыхая. — Это мой шанс поговорить с тобой, только и всего. Я знаю, что ничего уже не будет прежним, но просто… попытайся понять меня, ладно? — просит Ли, останавливаясь. Донхек кивает немного растерянно от его взгляда, готовясь слушать, не прерывая. — На одном из праздников, летом… я тогда уехал, помнишь? — Минхен дожидается чужого кивка. — Не брал трубки, потому что мне было все равно на весь мир, когда мой отец умирал на больничной койке, — говорит Ли. — Тогда наша компания терпела убытки, и даже взяв в долг, я бы не смог покрыть расходы на лечение. Твой отец помог мне. — С одним условием, — Донхек немного усмехается, чуть мотая головой. Он смеется от собственной наивности и затягивается глубоко, выдыхая дым в лесные сумерки. — Ему было важно, чтобы я не откосил от нашей свадьбы. Он хотел поскорее избавиться от тебя, хотя я бы и так сделал тебе предложение. Но не когда тебе было шестнадцать, а мне двадцать два. Но тогда все казалось таким простым, — говорит Ли с комом в горле. — Если бы я тебе рассказал, ты бы не понял меня. Для тебя было важным предать систему, а она предала тебя. Но сейчас мой отец жив, уехал в Доминикану со своей новой женой и не жалуется на здоровье, получив обслуживание, — Минхен поджимает губы. — Это не должно было коснуться тебя. Но благодаря этому он сейчас жив. И ты понимаешь, о чем я говорю, — заканчивает он негромко. Донхек долго молчит. Он грезил о том, чтобы спасать жизни, не позволить детям остаться без родителей — в итоге сделал это даже без собственного ведома, но в конце концов остался один. Все те испытания, которые он проходил на протяжении жизни… они привели куда-то, верно? Не всегда именно Донхек оказывался в выигрыше, но только так складывается самый судьбоносный пазл вселенной. — Мы уже ничего не можем с этим сделать, — говорит Донхек, выдыхая. Он переминается с ноги на ногу, трет немного замерзшие ладони, а потом смотрит на Марка. — Я рад, что с твоим отцом все в порядке, и я принимаю и прощаю тебя, — Донхек почти шепчет в конце, сталкиваясь взглядом с Минхеном, а внутри ему становится легче — будто это чувство незнания, непонимания и обвинения все эти годы тянуло его вниз, и только поэтому в своей сложившейся жизни он ощущал неполноценность. Теперь все встало на свои места. Боль не ушла, но она получила четкие очертания, она позволила к себе прикоснуться. Минхен осторожно тянет его за талию к себе, крепко обнимая, только тогда ощущая, как он на самом деле замерз. Густой туман подбирался все ближе, свежий воздух щекотал в носу, оповещая о том, что совсем скоро настанет ночь, и все живое наконец сможет выдохнуть. — Помнишь, когда мы катались на лошадях, ты спросил меня о том, почему все взрослые люди ненавидят свою работу? Ведь можно заниматься чем угодно, — Минхен говорит приглушенно, выдыхая возле донхековой шеи. — А потом сказал, что сам будешь таким же, — Ли тихо смеется, отстраняясь и заглядывая в лицо Донхека. Донхек приоткрывает губы, думая об этом. Каждый шаг в прошлом давался ему с тяжестью, подростковые годы казались золотой клеткой, такой, в которой трудно сделать вздох. Но сейчас… — Ты это сделал. Ты свободен, Донхек.la fin