вдвоем с одиночеством

I scream into the night for you Don't make it true Don't jump

Сеул не становится темным даже ночью — бесконечные огни рекламных баннеров, фонари и фары машин — неспящий город отгоняет тьму со своих улиц. Но не из мыслей горожан. Чан смотрит вниз с крыши многоэтажного здания в котором располагаются крохотные комнатушки общежития трейни. Маленькие точки людей снуют словно муравьи — возвращаются домой или идут на работу, покачиваются, перебрав соджу в компании начальника — кому-то вряд ли дадут премию в этом квартале, — или бегут, опаздывая на свидание. Всем, абсолютно каждому из них плевать на то, что происходит в жизни точки, соседней им на этом графике жизни. Он так не хочет. Вчера Джихё-нуна дебютировала со своей командой. Она просто сияла гордостью, так светилась этим внутренним чувством ответственности и любви к своим девочкам, что было немного больно смотреть. А еще немного больно внутри, потому что у Чана в этой игре пока был всего один вариант — ждать. Ждать было неприятно и очень, очень одиноко. — Я ждал двенадцать лет — в Азкабане, — бормочет он, находя в этом идиотскую иронию. Ему не помешал бы какой-нибудь патронус, но счастливые воспоминания в последнее время приходили в голову все реже. В мозгу назойливой пластинкой крутились пара строк, думать их не хотелось, но заглушить собственные мысли не получалось даже самым громким битом самых лучших наушников. Чан всегда хотел быть чем-то большим, чем просто муравей, спешащий домой после работы. Большим, чем так и не выпущенный микстейп. Большим, чем… то разочарование, которое он к себе чувствовал. — I’ve been thinking ‘bout my life, — почти легкомысленно улыбаясь, негромко напевает он, аккуратно сворачивает провод больших накладных наушников, кладет их на бетон и вступает на бортик крыши. — Is it better if I- Чан делает шаг вниз не закрывая глаз. «Ну и ладно. Возможно, в следующий раз», — думает он. А потом его встречает асфальт.