Голоса гоблинов были противными, визгливыми. Передать нельзя было, как сильно надоело обоим пленникам слышать их. Но эльф уже давно привык, да и вечное состояние полубеспамятства его спасало очень часто. Человек же рядом с ним всякий раз вздрагивал, пока ещё хватало сил. Но годы шли, а пытки всё не прекращались, пока дунадану не стало совсем худо. Сколько бы не приходили гоблины, а смертный и бессмертный всё висели в цепях, наклонившись вперёд и закрыв глаза, даже почти не дыша.
Две долгие недели ни одного, ни второго пленника гоблины не трогали, и приходили только за тем, чтобы сменить факел – единственный источник света в тюремной пещере. Но всякий раз, стоило им уйти, заперев за собой на замок железные грубые двери, в человека и эльфа кто-то будто разом вдыхал жизнь. Вот и сейчас случилось так. Оба подняли головы, вслушиваясь в тишину. Когда шлёпающие шаги затихли, эльф повернул голову к человеку.
- Уверен, что хватит сил?
Эльф уже не удивлялся своему голосу. Пребывание рядом собеседника позволило ему говорить часто и много, даже если не всегда хватало сил, а также не давало обоим пленникам впасть в уныние, вызванное безнадёжным одиночеством.
Человек в ответ на вопрос эльфа кивнул.
- Уверен. Я не старик, Глирдан, сил у меня предостаточно.
- Благо тебе, Малдир, ибо относишься ты к дунэдайн. Вам на роду написано медленно стареть и жить больше сотни лет.
- Верно. Но меня беспокоит другое. Ты сам уверен, что сможешь держаться на ногах? Две тысячи с лишним лет в заточении – это не шутки.
Уголок губ эльфа дёрнулся вверх, Глирдан сухо усмехнулся, с трудом удержавшись от того, чтобы поморщиться – на сухих губах выступила кровь.
- Ты забываешь, что за силы живут в эльдар. Может на долго меня не хватит, но часов пять у нас точно есть.
- Хорошо…
Они замолчали. План побега был давно готов. Оставалось только дождаться… Факел горел мучительно медленно, будто специально оттягивая момент, который эльф и человек выбрали для побега. Пламя весело плясало, коптило потолок над собой, где уже давно образовалось чёрное-чёрное пятно, с каждым разом становившееся, казалось, только чернее и шире. Где-то за дверью слышалось монотонное кап… кап… кап… Казалось, прошла целая вечность в мёртвой тишине, хотя на самом деле минуло всего часа три, пока наконец не наступила полная темнота. Глирдан и Малдир стали настороженно вслушиваться, каждую секунду ожидая услышать звук шлёпающих шагов и гортанное хрипение… Вот оно!
Пленники вернулись в прежнее положение, повиснув в цепях. Дверь щёлкнула и с отвратительным скрипом отворилась. Вошёл другой гоблин с новым факелом в руке. Водрузив его на место догоревшего, уродец уже собрался было уйти, когда внезапно человек начал кашлять. Узкие противные глаза гоблина загорелись кровожадным огоньком.
- Человек. Пришёл-таки в себя!
Гоблин подошёл к пленнику и, схватив того за шиворот, оттянул голову к стене. Осунувшееся, бледное лицо было скрыто свисающими со лба спутанными прядями, но гоблин смог увидеть, как сверкают ненавистью глядящие исподлобья карие глаза.
- Ну, что уставился? – гоблин противно хохотнул. – Готовься, наш король будет рад новой забаве.
Человек, натянув цепи, поднялся на ноги и вытянулся во весь рост, теперь глядя на тюремщика сверху вниз. Глаза гоблина находились на уровне его рта. Встав, Малдир, наконец, смог свободно опустить руки. Гоблин поёжился, явно чувствуя себя в уязвимом положении перед измученным, но всё ещё высоким и сохранившим кое-какие силы человеком. В следующее мгновение уродец вздрогнул, захрипел и рухнул на землю мёртвый.
- А ключи? – спросил эльф с некоторой долей досады. Малдир молча поднял правую руку, зажатую в кулак, и разжал три пальца. Тонкие брови эльфа взлетели на лоб. Радостная и удивлённая усмешка прозвучала как короткий кашель. – Сын вождя дунэдайн – карманник.
- Конечно нет, но лишние умения не помешают. Гоблин, в конце концов, ничего не заметил.
Человек, бросив окровавленный кинжал, который так же был позаимствован у уродца, принялся за замок. Долгое время остававшийся нетронутым замок с большим трудом поддался напору. Истёртое в кровь запястье отозвалось болью, но человек только зашипел и занялся второй рукой. Когда обе руки, наконец, были свободны, пришла очередь эльфа, у которого гоблины, наученные двумя побегами, развели их так, что дотянуться одной рукой до другой было невозможно. Теперь сыну вождя пришлось повозиться. Ржавые замки далеко не сразу согласились поддаться ключу, привыкнув к одному и тому же положению в течение долгого времени, несоизмеримо превосходящего срок жизни смертных. Но стоило цепям отпустить эльфа, тот рухнул на пол. Безжалостно израненные запястья, казалось, жгло огнём. В глазах потемнело. Тело отказывалось слушаться, ибо каждая мышца при любом движении отзывалась болью. Но вскоре Глирдан почувствовал, как чужие руки помогают ему подняться. Эльф огромным усилием заставил себя встать. В левую ногу отдавало болью.
- Точно дойдёшь? – в глазах человека появилось неподдельное беспокойство. Эльф качнул головой.
- Дойду. Идём, у нас мало времени.
Прихватив кинжал гоблина и ключи, оба спешно покинули место своего длительного заточения. Заперев вход в тюремную пещеру, человек бросил ключи на пол, толкнул их ногой под дверь, и оба быстро пошли вперёд. Путь был освещён светом факелов. Эльф вёл смертного по запутанным коридорам и бесконечным лестницам с невероятной точностью. Всё-таки два побега не прошли даром. Глирдан прекрасно помнил дорогу к выходу на поверхность, помнил каждый поворот. Несколько раз им приходилось забегать в тень боковых ходов, чтобы не быть замеченными, но после путники продолжали путь. Наконец они подошли к какой-то комнате. Человек несколько удивился.
- Это и есть выход?
- Нет, - эльф тяжело дышал, голос звучал очень хрипло, в отличие от человека, которому было явно легче после длительной передышки от пыток и относительно недолгого пребывания в сидячем положении.
- Где мы?
- Я хочу забрать то, что принёс.
За дверью оказалась незапертая оружейная, из которой, стоило внутрь проникнуть свету факелов, вылетели с противным писком две летучие мыши. В пещерке был затхлый холодный воздух, заставивший на некоторое время задержать дыхание. Оружие в большом беспорядке было свалено в кучи у стен, покрыто пылью и затянуто паутиной. Но в основном это было оружие не гоблинское. Здесь было всё: от грубых крестьянских и разбойничьих ножей, до прекрасных клинков эльфийской работы. На старых щитах путники узнали роханские и гондорские гербы. Увидев такое количество оружия, человек невольно охнул.
«Скольких же эти твари замучили, чтобы собрать столько?»
Малдир вслед за эльфом стал искать, но старого своего меча всё никак не мог найти. А жаль! Он столько раз спасал жизнь смертному! Человек вздохнул с досадой, хотя прекрасно понимал, что найти клинок после стольких лет было просто невозможно. Вдруг рядом раздался воодушевлённый тихий восклик:
- Слава Валар!
Смертный обернулся. Эльф извлёк из общей кучи большой, туго натянутый лук и колчан с сотней оперённых стрел. Малдир восхищённо смотрел на эльфийскую работу. Изящное древко лука было украшено витиеватой резьбой. Ни единой грубой линии, ни единой ошибки или неточности. Будто всё так и было. Эльф любовно погладил лук и дёрнул тетиву. Крепкая, она, казалось, было натянута вчера. На середине древка Малдир в свете факелов разглядел герб.
- Как это уцелело здесь? – спросил он.
- На этом луке и этих стрелах лежат чары нашего народа. Они не могут истлеть или сломаться.
Человек поражённо смотрел на друга. Измученное, измождённое лицо эльфа преобразилось. На несколько мгновений Малдир увидел его таким, как он был до заточения, в дни своего счастья и свободы. Печать боли изгладилась с ровных черт лика бессмертного. Глаза сверкали светом вечных звёзд. Дунэдайн как заворожённый смотрел на то, как переменился эльда. И страшно ему было нарушить это очарование. Но всё же, когда эльф отвлёкся от своего оружия и зачем-то наклонился, человек потерял видение, но память о том, что было ему явлено, он сохранил в сердце. В следующую секунду Глирдан его окликнул.
- Радуйся, и для тебя утешение есть.
Он бросил Малдиру какой-то меч. Человек нерешительно погладил холодное чистое лезвие, обхватив пальцами изящную рукоять, узоры на которой были похожи на те, что украшали лук эльфа. На лезвии у гарды красовался всё тот же герб.
- Знаю, это не твой меч. Но это лучшее из того, что здесь есть. Этот клинок эльфийской работы. Такие я видел в своей стране. Вот, взгляни, - эльф подошёл к человеку и указал на рисунок на лезвии. – Это герб Тингола из Дориата. Там был мой дом. Я служил при дворе короля очень долго.
- А почему же ушёл?
Брови эльфа дрогнули, будто он вспомнил нечто, которое омрачало ему воспоминания о доме.
- Тогда шла война с Морготом. У меня был друг, который, ввязавшись в эту войну, пропал без вести. Я хотел найти его, но… не нашёл. С тех пор много времени прошло. Только к концу Первой Эпохи я узнал, что он исполнил то, зачем уходил из Дориата, но сам… умер. Я остался в Средиземье и жил в Вековечном Лесу, недалеко от Шира.
- У хозяина леса?
- Да. Он – мой друг.
Эльф замолк. Было видно, что воспоминания доставили ему немало боли, и человек почувствовал себя виноватым в этом. Эльда мотнул головой, отгоняя печальные мысли и коротко сказал: «Пойдём». Они быстро покинули оружейную, на ходу цепляя взятое оружие на себя.
Глирдан был явно воодушевлён находкой. Его шаг стал легче, хромал эльда почти незаметно, шёл быстро и неслышно. Малдир в который раз подивился такой перемене, но сам теперь еле поспевал за спутником, который останавливался через каждые десять шагов, поджидая отставшего человека. У подножия очередной небольшой лестницы смертный остановился, стараясь перевести дух.
- Ну вы, эльфы, и бегаете, - тихо сказал он, тяжело дыша. Сверху донёсся шорох. Малдир поднял голову. Эльфа и след простыл. – Глирдан! – позвал Малдир, но ответа не последовало. Человек похолодел. – Глирдан!
Ответа не последовало. Смертный с трудом взобрался вверх по лестнице, осмотрелся, но эльда нигде не было.
- Я здесь!
Малдир обернулся и с облегчением выдохнул. Эльф вынырнул из темноты бокового хода.
- Я нашёл выход.
- Я тебя потерял.
- Неужели думал, что я тебя брошу? – эльф засмеялся, но ответа слушать не стал и потянул спутника за собой. Малдир мгновенно понял, почему бессмертный так быстро исчез. На том месте, где Глирдан до этого стоял, прекрасно ощущалось морозное дуновение горного ветра…
Выход представлял собой небольшое отверстие в стене, с промёрзшими краями. Эльф вылез наружу первым и вытащил за руку человека. Оба облегчённо вздохнули, оказавшись на горном перевале. То ли от страшного холода, то ли из-за вдруг раскинувшейся над ними синей небесной бездны у путников перехватило дыхание. Вот она, вот свобода! Без стен, под небесным куполом, с которого светят звёзды и круглая белая луна, уже начавшая меркнуть в предрассветную пору. По щекам эльфа и человека потекли слёзы безмерного счастья, казавшегося таким ненастоящим после стольких лет. Они стояли и молчали. Дышали. Привыкали к мысли о том, что больше не будет гнетущих стен мрачной пещеры. Стояли и стояли, пока холод не заставил прийти в себя. Человек обхватил себя руками.
- Н-над-до ид-т-ти д-дальше, - стуча зубами, сказал он.
- Т-три час-са, и мы вн-низу, - тихо ответил эльф, дыша на окоченевшие пальцы и мотнув головой вправо от себя. Там, в свете тихо разгоравшегося утра, виднелась узкая извилистая горная тропа. За хребтом раскинулась бескрайняя равнина, укрытая туманом. – От п-поднож-жия нед-далек-ко д-до Рив-венделла.
- Э-эльфийской д-долины?
- Да. Ид-дём, н-нельзя ст-тоять.
Они начали свой путь по горной тропе. Тропа петляла меж камней и скал, то резко спускаясь, то полого поднимаясь. Холод заставлял идти быстро, и вскоре оба путника немого согрелись, что позволило им не заикаться при разговоре. Царила тишина, только ветер подвывал, да светлело небо над головой.
- Глирдан, а что значит твоё имя? – спросил человек. – Я не знаком с вашим языком.
- Оно ничего не значит, - невозмутимо ответил эльф. – Это слово мы используем и в повседневной жизни. Глирдан – это менестрель. Моё прозвище. Моё же настоящее имя может тебе оказаться известным, если ты знаешь сказания Первой Эпохи.
- Ясно, не желаешь быть узнанным, - человек улыбнулся. – Понимаю.
Тропа резко сворачивала у обрыва. Но когда путники дошли до поворота, эльф остановился. Человек вопросительно на него посмотрел, но Глирдан только приложил палец к губам и потянулся к колчану и луку. Малдир вынул меч и стал прислушиваться. Донёсся тихий шорох. Потом другой. Из-за куска скалы за спиной эльфа и из-за края обрыва. Путники настороженно оглядывались по сторонам. А становилось всё светлее…
Человек не успел ничего сделать, когда эльф вдруг натянул лук и выстрелил. Стрела свистнула совсем рядом с ухом, а потом сзади послышался глухой стук. Обернувшись Малдир увидел перед собой нечто, очень похожее на гоблина, но гораздо крупнее и уродливее в своей черноте. Из шеи этого существа торчал наконечник стрелы.
- Это орки! – воскликнул эльф, и тут же из-за края обрыва и со скал к ним спрыгнуло с два десятка этих тварей. Раздались крики, лязг оружия. Путники вступили в схватку с отрядом морготовых головорезов. Малдир никогда ещё не сражался с такими тварями. Сильные, кровожадные, не брезгующие ничем – они были одними из самых сильных и беспощадных врагов, которые когда-либо попадались ему на пути. И да, это уже были не гоблины. Те были трусливы до невероятного, стоило им понять, что их противник вооружён и силён. Орки не боялись. У них была цель - убить, и они к ней стремились.
Первые два удара человек отразил с трудом: руки ещё плохо слушались его от непривычки. Но стоило ему увидеть, как сражается эльф, и воодушевление будто вернуло память его телу. Время превратилось в удары. Стремление убить, защитив себя самого от смерти, застило все прочие чувства надолго. Удар – крик раненного орка. Удар – предсмертный хрип и брызги чёрной густой крови. Лицо Малдира исказилось яростным оскалом.
Эльф же, казалось, совсем позабыл обо всём на свете. Память прежних дней быстро возвращала его тело и душу в состояние собранной готовности, быстроты и ловкости. Позабытые давно чувства быстро просыпались, распространялись по всему телу подобно солнечному свету, тихо и незаметно заливавшему высокое бездонное небо. Стрелы одна за другой слетали с тетивы, поражая злобных тварей, либо впивались в шеи орков из рук эльфа, когда расстояния не оставалось для выстрела. Один, второй, третий… считать было бессмысленно. Число атаковавших заметно поредело. Эльф упорно пробирался к краю обрыва и на мгновение заглянул туда. Добравшись, услышал за спиной тихий вскрик, а потом грубый клокочущий голос.
- Эй, остроухий!
Тот обернулся, собираясь выстрелить, но замер. Малдир был на коленях, а окликнувший эльфа орк стоял у него за спиной, держа у горла человека кривой чёрный нож одной рукой, а второй удерживая голову смертного за волосы.
- Бросай оружие и сдавайся, иначе я ему перережу глотку.
Глирдан опустил лук, тяжело дыша. Посмотрел на Малдира. Тот, видимо, уже ни на что не надеялся. Губы плотно сжаты. Глаза устремлены на спутника обречённо. Он был готов к смерти.
- Оставь меня, - произнёс он наконец. – Уходи. Меня вряд ли кто-нибудь ждёт, а у тебя есть дети. Ты им нужен.
Глаза эльфа загорелись ненавистью. Губы задрожали от бессильной ярости. Взгляд эльфа уставился на орка, да так, что тварь невольно вздрогнула. Вот он, эльфийский взгляд, который так ненавидели орки, который так их пробирал непреодолимым страхом, что колени подкашивались. Но тварь устояла, начиная кровожадно ухмыляться. Со стороны оставшихся в живых орков раздался прерывистый смех.
- Что стоишь, остроухий?
Эльф до боли сжал лук в ладони, сверля орка взглядом. Вдруг, краем глаза он уловил движение, незамеченное другими орками. Но опустить глаза туда не решился.
- Как вы нас нашли? – спросил Глирдан.
- А не всё ли равно?
- Вас ведь послали сюда за сталью гоблинской…
- Верно, - снова ухмыльнулся орк. – И эта сталь станет для тебя вечными оковами, ибо твоё время в этих горах ушло. Отправишься с нами в Ангмар. А там…
Орк не договорил. Его лицо исказила гримаса боли. Он завопил, как много раз вопили те, кого ему доверяли пытать. Малдир, предугадав его желание отдёрнуть руку, схватил её за локоть, и вонзил взятый у гоблина-тюремщика кинжал по самую рукоять в запястье орка. Нож чудища со звоном упал на камни. Стрела Глирдана вонзилась орку между глаз. В следующее мгновение эльф схватил человека за руку, и они вдвоём прыгнули с края обрыва вниз. Малдир от неожиданности зажмурился, и чуть не вскрикнул. Через несколько секунд полёта его с головой накрыло ледяным холодом, пробравшим до костей. С трудом взмахнул руками человек вынырнул, поспешно вдохнув спасительный воздух. Обрыв, с которого они только спрыгнули, быстро удалялся. На его вершине чернели головы оставшихся орков. В нескольких метрах над водой виднелся ещё один выход из гоблинских пещер, который, видимо, и использовали орки при нападении.
Но течение реки быстро уносило эльфа и человека подальше отсюда. Ледяная вода не позволяла дышать спокойно. Привыкнуть к холоду было невозможно, и человек вряд ли бы выжил сам. Но Глирдан, видимо не раз уже плававший в таких реках, не позволял человеку уйти под воду с головой, и вскоре, когда обрывистый каменный берег стал более низким, вытащил Малдира на сушу, а сам рухнул рядом с ним. Кашляя и отплёвываясь, человек встал на четвереньки, дрожа всем телом. Мокрая одежда неприятно прилипала к телу. Становилось всё холоднее. Глирдан не пошевелился, продолжая лежать ничком.
- Ты живой? – немного отдышавшись спросил Малдир. Эльф глухо застонал. Видимо, река у него отняла последние силы. Оглядевшись, человек поднял Глирдана на ноги. Тот с трудом держался на ногах.
- Не тащи меня…
- Вот ещё, - фыркнул Малдир. – Ты меня не оставил, так почему я должен?
Эльф на это ничего не ответил. Сил не было на возражения, и он покорился, с усилием переставляя ноги…
Чем ниже они спускались – тем теплее становилось. Солнце восходило всё выше, а когда стало совсем тепло, одежда постепенно высохла, избавив обоих путников от навязчивого пробирающего озноба. Река утолила жажду и смыла грязь с лиц путников, позволяя обоим увидеть друг друга лучше, не такими, какими они были под землёй.
Заросшее лицо Малдира искажал только оставленный кнутом шрам, пересекавший его скулу. Но в целом человек не изменился ни капли с тех пор, как попал ещё молодым к гоблинам. Разве что морщин прибавилось у глаз и рта, в чёрных волосах появились серые пряди, да круги вокруг глаз выдавали не лучшее состояние смертного.
Лицо эльфа, как оказалось, выглядело гораздо лучше, чем до этого. Вода смыла кровь и грязь, открывая чистую ровную, но будто истончённую до бумажной хрупкости кожу. Шрамы на лице не выглядели жутко. От них остались лишь белые полосы. Впалые щёки сделали скулы острыми. Тёмные тени под глазами, чуть побелевшие у корней русые волосы…
До земли оставалось всего ничего. Горная тропа раздвоилась, и путники остановились на перепутье. Глирдан опустился на колени, устало закрыв глаза. Малдир согнулся, упершись руками в колени.
- И куда дальше? – спросил он.
- Я так понимаю пойдём вправо – будем на пути к Ривенделлу. Влево – можем попасть к твоим следопытам в Минхириат.
- Уф, - человек сел на землю рядом с эльфом. – И что будем делать?
- Давай думать.
- В Ривенделле сейчас пусто.
- И мы сможем отдохнуть, хоть и не получим чьей-то помощи, помимо нашей.
- А в моей деревне сейчас многолюдно, и отдохнуть нам вряд ли дадут за расспросами, но целительскую помощь мы получим точно.
Оба задумались, но долго их молчание не продлилось. Эльф открыл глаза, услышав то, что слуху человека пока было недоступно. Малдир заметил настороженный взгляд бессмертного.
- Они за нами идут, - вздохнул Глирдан, ответив на немой вопрос спутника, и мотнул головой назад. Сразу за ними было ущелье, которое оба только что миновали. Малдир ничего не слышал, но припав ухом к земле, чуть не зарычал в голос.
- Опять! Когда они оставят нас в покое!? Глирдан.
Эльф сидел с каменным лицом. Невозможно было понять, о чём он думает, но по его взгляду человек понял, что ничего хорошего ожидать не стоило. Взгляд бессмертного скользнул по верхушке одной из стен ущелья. Наконец, после долгого молчания, Глирдан произнёс.
- Иди к своему народу, Малдир.
Человек опешил.
- Я тебя здесь не брошу.
- А я и не прошу тебя меня бросать, - тихо произнёс эльф и встал на ноги, направившись к стене и принимаясь на неё лезть, цепляясь за выступы (благо, она не была отвесной, и состояла из огромных кусков скал).
- Но ты хочешь остаться здесь, а меня отправляешь домой! Так дела не делаются, Глирдан, вместе сбежали, вместе вернулись! Они же убьют тебя!
- Не убьют! – голос эльфа прозвучал живо и даже немного весело. – Ступай, Малдир! Я найду тебя через две седмицы!
- Прошу, подумай, может пойдём вместе?
- Нет! – ответил эльф тоном, не терпящим возражений. Глирдан встал в полный рост на краю, глядя сверху-вниз, в ущелье, и ободряюще улыбнулся Малдиру. – Иди-иди, доверься мне.
Одному Эру было известно, с каким трудом Малдиру далось решение послушаться эльфа!..
Когда человек скрылся из виду, Глирдан оценивающе посмотрел на булыжник, на который сейчас поставил ногу. Сколько сил ему понадобится, чтобы сдвинуть камень? Крики орков слышались всё ближе… Эльф решил не терять времени даром. Упершись ногами в землю, Глирдан с трудом, но столкнул камень вниз. Расчёт был точным. Камень придавил бежавшего впереди всех орка. За этим же последовал мощный камнепад, да такой силы, что все оставшиеся в живых после схватки на обрыве твари погибли, раздавленные тяжестью гор.
Глирдан же спокойно сбежал вниз, к тропе, и неспешно побежал направо, где лежал путь к долине Имладрис.
***
Тишина. Страх. Сдавленное слезами дыхание. Но боли больше нет. Под ногами – пол. В воздухе нет запахов. Дрожа от сдерживаемых рыданий, Лотмор открыла глаза, осматриваясь по сторонам. Полутьма вокруг постепенно рассеивалась, заливаясь мягким светом, не имевшим никаких источников. Он просто появился из ниоткуда, показав то, что было скрыто от глаз. Высокие колонны серо-голубого цвета, уходившие далеко вверх, к потолку, скрытому какой-то дымкой. Не видно стен. Сколько хватало глаз вокруг было бесконечное пространство зала. Эльфийка медленно обвела всё вокруг взглядом, но когда вновь посмотрела перед собой – вздрогнула от неожиданности. Перед ней стояла высокая женщина. Бесформенные мерцающие в неясном свете одежды полностью скрывали её фигуру. Нависший над глазами капюшон не давал разглядеть лицо. На грудь спадали длинные волнистые волосы, в которых блестели мелкие камни, похожие на алмазы.
- Прошу, скажи, где Владыка Намо? – тихо попросила эльфийка, протягивая к женщине руки, но, как бы ни старалась, голос её дрожал.
Женщина ничего не ответила. Она взмахнула рукой – всё вокруг окутал туман.
- Я Вайрэ, дочь Илуватора, - голос женщины звучал глубоко, будто само время говорило её устами. – Я вижу твою боль.
- Увы, Владычица, я не избавлюсь от неё, - всхлипывая ответила эльфийка.
- Ты несёшь с собой перемены, Лотмор Лаэриэль Танг, - будто не слушая продолжила Валиэ и исчезла из виду.
- Для кого? – крикнула эльфийка в пустоту, но в ответ ей было только молчание. Дым рассеялся вокруг неё. Теперь всё вокруг напоминало коридор в каком-то дворце, но не земном. Коридор. Высокие окна, выглядывающие на большой зал, в котором эльфийка только что находилась. Но теперь зал не был пусть. Там ходили обитатели Чертогов Мандоса. Неисчислимое множество эльфов и людей. Казалось, они живут, как и на земле, обычной жизнью. Они разговаривали, смеялись. Кто-то скорбно молчал… По стенам коридора были развешаны невероятной красоты и искусности гобелены работы Владычицы Вайрэ.
Лотмор шла вперёд, как во сне. Брат… Милый Асталон! Принятое решение тяготило душу эльфийки, сжимало сердце с такой силой, что слёзы становилось всё труднее сдерживать. Они всё текли и текли по щекам. На что обрекает брата! Лаэриэль не смогла предать Валар, и уже заранее раскаивалась за то, что Айрэмэлдир суждено было перенести муки невообразимые… Её нещадно трясло. Каждый шаг отзывался в голове, каждый удар сердца. Медленные шаги.
Эльфийка не знала, сколько шла. Она просто шла...
***
Когда становишься заложником времени – это самое худшее, что только может произойти. Когда ничего не меняется. Каждый день одни и те же лица, одни и те же стены, одни и те же занятия, среди которых нет ничего из того, чем можно было заняться раньше… До смерти… Но одно дело, когда это однообразие непродолжительно, когда Валар позволяют переродиться и вернуться в Валинор, родной дом. Другое, когда в наказание за грехи ты остаёшься в Чертогах. И это – самая настоящая, самая страшная пытка. Она разъедает медленно, незаметно, заставляя почувствовать себя пленником собственных грехов, которые терзают тебя каждый день, каждый час, каждую секунду. От такого немудрено и сойти с ума.
Отдалённое пение доносилось до эльфийского слуха. Оно наполняло тишину своей мягкостью, постепенно растворяясь в необъятности Чертогов Мандоса. Наверное, это странное пение – единственное, что менялось каждый раз, как только начинало звучать снова, и единственное, что немного разнообразило безумное однообразие. Но голос можно было услышать только будучи недалеко от окна. Для прочих в комнате оно было неслышно.
Что это была за комната? Просторное помещение, бывшее почти копией одной из комнат в Форменосе, ставшее домом на многие тысячи, - да нет! - сотни тысяч лет для семерых. В дальнем углу на оттоманке расположились Амбаруссар, тихо о чём-то говорившие. Старшие всегда удивлялись, откуда они брали всё это время темы для разговоров, тогда как у прочих они были исчерпаны ещё к середине Второй Эпохи. Куруфин играл с кинжалом – единственным оружием, которое было ему оставлено после попадания сюда. Карантир, казалось, спал, развалившись в кресле и закрыв глаза рукой (конечно, нет смысла спать там, где ты не устаёшь, но когда находишься в заточении времени, даже так можно убить время). Келегорм нервно стучал каблуком сапога сидя на второй оттоманке рядом с расположившимся на ней полулёжа Маглором, который постоянно, неизвестно откуда брал книги, и сейчас читал одну из этих таинственных находок, хотя внутри и сам изнывал. Краем уха он улавливал то, что лучше всех сейчас мог слышать Маэдрос, стоявший молча у окна и смотревший на раскинувшийся бесконечный двор.
Все семеро братьев внешне почти не отличались от себя таких, какими они были при жизни. Такие же тела, одежды, только вид такой, каким был он только в Валиноре…
Дом… Покинутый и недосягаемый. Он не примет их с радушием, как когда-то в юности. Проклятые всеми сыновья Феанора прекрасно понимали, что даже если когда-то смогут войти Аман, то только для того, чтобы продолжить жить в изгнании. Как смотреть в глаза тем, кому они причинили столько боли, чью кровь проливали? И ради чего? Ради Клятвы… Эта вина не сотрётся, не исчезнет, но будет расти и множить боль в изъеденных душах.
Вдруг стук каблуков Келегорма утих, раздался резкий яростный крик, заставивший всех вздрогнуть и отвлечься от своих занятий. Только Руссандол остался стоять без движения. На Келегорма же было страшно смотреть. Красивое лицо было искажено яростью, глаза сверкали безумным огнём.
- Когда, когда это закончится?! – закричал он.
- Келегорм, успокойся, - раздался жёсткий голос Карантира, хотя эльф так и не поменял своего положения.
- Успокойся? Изо дня в день одно и то же в течение нескольких эпох! Я даже не пониманию, почему мы должны терпеть это! Я себя чувствую так, будто меня душат! Так себя чувствует зверь, затравленный, когда его всех сторон обступают, а он даже шагу сделать не может – в него копья, в него стрелы!!! А вы все сидите так, будто ничего нет!!!
Макалаурэ со вздохом покачал головой.
«Опять!»
- И нечего так вздыхать, Канафинвэ! – яростный взгляд феанориона устремился на брата.
Маглор захлопнул книгу.
- А что мне можно делать, Тьелкормо? Открой мне эту страшную тайну. То, что ты так переносишь заслуженное заточение только твой крест, почему мы должны страдать из-за этого?
- Что?!
- Ты меня слышал, - ответил Маглор. – И, если ты сейчас не прекратишь, я предсказываю, на тебя обрушится такая буря, что ты ещё на Десять Эпох замолкнешь, потому что даже железному терпению приходит конец.
- О чём ты говоришь? – горько усмехаясь и не веря ни единому слову брата спросил Охотник. – Какая буря, брат? Мы что, в море живём?
- Тьелкормо, если бы ты сидел на моём месте, ты бы понял о чём я говорю, ибо только отсюда можно разглядеть нашего старшего брата.
Маэдрос, услышав эти слова, с лёгкой улыбкой взглянул на Макалаурэ, отвлекаясь от попыток удержать собственный гнев, который Келегорм так умело вызывал каждый раз.
- Неужели я настолько страшен? – его голос звучал тихо и спокойно.
- Нет, Майтимо, - Маглор пожал плечами. – Дело не в этом, а в том, что я знаю, чем это закончится.
Он многозначительно посмотрел на покрасневшего от злости Келегорма.
- Мудрый Макалаурэ, - Тьелкормо слегка поклонился без улыбки. – Ты – истинный король, сама тактичность! Может не будешь лезть в то, что тебя не касается?
Руссандол закрыл глаза, чувствуя, что брат уже не остановится. А ведь будет после жалеть о сказанных словах, сокрушаться…
- Сидеть и размышлять о том, кто прав, кто виноват – прекрасное занятие для такого, как ты! Думать о нравственности, законах совести! Сам-то последовал этим законам, когда нужно было? Нет! Как ты помнишь, мы так и не предприняли никаких попыток спасти Майтимо из плена. Я всегда знал, что ты не способен принимать смелые, верные решения, но чтобы быть настолько мягкотелым!..
Маглор побледнел, сжимая в руках книгу. Слова Келегорма попали в самое больное место. Но левая рука Майтимо, что легла ему плечо, немного успокоила феанариона. Руссандол никогда не винил его, и даже гордился, ибо знал, что то решение было мудрым и единственно правильным. Куруфин, заметив реакцию старших братьев и то, как задели слова Келегорма Макалаурэ, вскочил и, схватив брата за плечи, хорошенько его встряхнул.
- Тьелкормо, замолчи сейчас же! Что с тобой происходит, объясни наконец?
- Не затыкай мне рот, Атаринкэ! – Келегорм грубо смахнул с себя руки брата. – Любимец отца, ты бы сам молчал! Так, кстати, и королём бы стал сам! Зачем мучился Макалаурэ этим бременем, раз уж Феанаро любил больше всех тебя? Почему корону не принял? Испугался ответственности?
- Ты слышишь, о чём говоришь? – зашипел Куруфин. Казалось, ещё немного, и они сцепятся в драке.
- А что ты тогда встреваешь в разговор старших?
Куруфин этого снести уже не мог. Руки сами собой дёрнулись вверх, и один из близнецов вскочил на ноги и, оттолкнув братьев друг от друга, громко крикнул:
- Да как вы можете? Всю жизнь жили душа в душу, что с вами сделали Чертоги Мандоса, что вы уже и от драки удержаться не можете?
Будто опомнившийся Куруфин поспешно опустил руки, тяжело дыша, и сделал шаг назад, виновато и со страхом глядя на Тьелкормо. Но Келегорма уже нельзя было остановить такими словами.
- Выйди вон, щенок, пока я тебя отсюда не вышвырнул.
- Келегорм! – рявкнул Карантир и сел, сверля Тьелкормо злым взглядом, но было уже поздно. До глубины души обиженный и оскорблённый такими словами со стороны брата, Амрас выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Амрод поспешил за ним, бросив испепеляющий взгляд на светловолосого брата.
- Подожди! – крикнул он близнецу, закрывая за собой дверь и обнимая Амраса за плечи. – Не злись на Тьелкормо. Ему тяжелее всего даётся заточение.
- Знаю. Просто не могу понять, почему именно ему?
- Ну, ты же помнишь, что он натворил в Нарготронде, - пожал плечами Питьяфинвэ. – Может, ему это покоя не даёт.
- Не думаю, - Амрас недоверчиво скривился, упорно не желая смотреть в глаза брату. Может, именно поэтому он краем глаза заметил движение впереди. Он повернулся туда. В противоположной двери феанорингов стене были врата, ведшие в зал, где всегда восседал Намо Судия, и перед их створками замерла странная эльфийка. Её лица Питьяфинвэ не помнил, но какие-то отдалённо знакомые черты он уловил. Ростом она была ниже Маэдроса, но не уступала в этом другим сыновьям Феанора. Две длинные толстые тёмно-русые косы спускали ниже спины. Гордый прямой стан почему-то невольно напомнил Амрасу натянутую тетиву. Но вот лицо её… Эльфийка была в таком глубоком и неизбывном горе и отчаянии, у неё так тряслись руки, что эльфу невольно стало жалко её.
«Что же могло произойти у неё до смерти, что она пришла сюда такой?»
Эльфийку заметил и Амрод. Что делать они не знали. Заговорить не решились, но зато недавняя ссора с Келегормом мгновенно была позабыта.
Эльфийка подошла к дверям и уже подняла руку, чтобы стукнуть, как внезапно вздрогнула и покачнулась, схватившись за голову. Амбаруссар не сговариваясь бросились к ней, испугавшись, что она упадёт, и усадили на скамью у стены. Амрас, чьи руки были у неё на плечах, почувствовал, как она дрожала. Так дрожат либо от страха, либо от сдерживаемых слёз. Эльфийка сидела с закрытыми глазами, старательно пряча лицо в ладонях.
- С тобой всё в порядке? – спросил Амрод, замерев справа от незнакомки. Та кивнула.
- Как тебя зовут? – Амрас говорил тихо, стараясь этим немного успокоить эльфийку. Та так же тихо ответила севшим голосом:
- Лотмор…
«Из синдар, видимо», - ответил про себя феанарион.
- Лотмор, что случилось? Расскажи…
Эльфийка подняла на них красные глаза. На щеках блеснули мокрые дорожки слёз…
- Я только сегодня сюда попала… Там… В Средиземье… Моргот… - она не договорила. Столько времени подавляемые слёзы она больше сдерживать не могла и разрыдалась, уронив лицо на руки. Побледневшие близнецы переглянулись, не веря собственным ушам.
«Не может этого быть. Это невозможно…»
Громко хлопнув дверь в коридор вышел Маглор и несколько удивлённо посмотрел на братьев и незнакомую эльфийку. Он встревоженно посмотрел на Амбаруссар и подошёл ближе, положив руку на плечо стоящего к нему спиной Амрода.
- В чём дело?
- Боюсь, брат, это самое страшное… Моргот вернулся.
***
- Браво, Тьелкормо, - буркнул Карантир, помолчав некоторое время после того, как дверь за Амродом закрылась. – Здесь в раздражительности и умении всех доводить ты превзошёл даже меня.
- Так есть, у кого учиться, - тут же кинул позабывший обо всём на свете Келегорм. Куруфин бросился к Карантиру, вовремя успев удержать его на месте, когда тот, побелев как полотно от бешенства, чуть не бросился на Тьелкормо, и заставил сесть обратно в кресло.
- Довольно!
От вдруг ставшего гулким и сильным голоса Маэдроса всё вокруг задрожало. Сдерживаемый гнев и горечь ясно прозвучали в этом слове. Келегорм замер с открытым ртом. Братья застыли, боясь шевельнуться. Какое-то время никто не двигался, настороженно ожидая, что будет дальше. Майтимо обернулся к Тьелкормо, и тот пожалел, что вовремя не отвернулся. Взгляд Старшего был тяжёлым и таким искренне гневным и разочарованным, что эльф с трудом заставил себя продолжать смотреть ему в глаза.
- Если ты сейчас же не прекратишь, я за себя не отвечаю. Ты меня знаешь.
- Ты говоришь в точности как отец, - ответил светловолосый, но тут же пожалел. Глаза Руссандола сверкнули.
Макалаурэ бросил книгу и быстрым шагом покинул комнату, понимая, что сейчас его присутствие требуется меньше всего.
- Тебе не стыдно, Тьелкормо? – сказал Маэдрос. – В чём виноваты мы? Амбаруссар, Маглор, Карантир и Куруфин? В чём? Они не обязаны страдать от того, что ты не в силах побороть своё негодование.
- Оно отнюдь не беспочвенно, согласись.
- И что дальше? Каждый – слышишь меня? – каждый из нас семерых виновен в том, что оказался здесь. И ты не исключение. Ты так же, как и мы, убивал в Альквалондэ. За это мы поплатились Умбарто, когда отец приказал сжечь корабли в Лосгаре. Ты так же, как и мы, убивал в Дориате. Тогда ты заплатил жизнью за беззаконие, сотворённое в Наготронде, убитый сыном Лютиэн Тинувиэль, которую насильно удерживал в своём доме тогда, когда Финдарато пока ещё был жив, но находился, опять же, по твоей и Куруфина вине в плену про́клятого майа, - Маэдрос говорил громко, горячо, и с каждым словом голос его усиливался, заставляя дрожать не только стены, но и вызывая дрожь у самого Тьелкормо. – За что же ты так оскорбляешь братьев, скажи? Если не видишь своей вины, можешь уходить. Мы тебя не держим.
Майтимо стоял прямо перед Келегормом и его взгляд прожигал Охотника насквозь. Краем глаза он увидел, что Куруфин и Карантир хотят возразить, но остановил не успевшие сорваться слова твёрдым жестом. Брови Руссандола сурово сдвинулись, но сердце болезненно сжималось при виде опустившего голову брата. Маэдрос смягчил голос.
- Ты меня безумно огорчил. Пойми, Тьелкормо. Во сто крат больнее мне
такие слова
от тебя слышать, чем заново пройти двадцать лет пыток в Ангбаде.
Келегорм поднял на брата просветлевший взгляд. Ему стало невероятно стыдно, когда он услышал эти слова. Ему вдруг подумалось, что Руссандол, как самый старший и несущий ответственность за братьев, понёс и наказание за их грехи, к некоторым из коих сам Майтимо не имел никакого отношения. А что он, Келегорм, делает? Доставляет только гораздо большие мучения гневом, на который не имеет никакого права. Маэдрос отвернулся от брата и снова подошёл к окну.
- Прости меня, Майтимо, - вдруг севшим голосом произнёс Тьелкормо.
- Не у меня проси прощения, а у братьев, - спокойно ответил тот, но потом, смягчившись, произнёс: - Я не в обиде на тебя. Просто, прошу, больше так не делай.
Келегорм улыбнулся. Внезапно донесшиеся из коридора рыдания насторожил феанорингов, и они выбежали из комнаты. На скамье у стены сидела горько плачущая эльфийка. Рядом с ней, пытаясь хоть как-то успокоить, находился Питьяфинвэ. Перед ними же стояли бледные, чем-то не на шутку встревоженные Маглор и Тэлуфинвэ.
- Макалаурэ, - Маэдрос бросил взгляд на незнакомку, подходя к брату. – Объясни, что случилось?
Маглор обвёл туманным взглядом пришедших, после чего с трудом выдавил из себя несколько слов, прозвучавших как гром среди ясного неба.
- Моргот вернулся на землю.
Все четверо пришедших застыли, не в силах вымолвить ни слова.
