Шанс, или История Последней Войны

- Валар нас прокляли. И воистину проклятие это ужасно. Я понял, как себя чувствует тот, у кого душа умерла. Она уничтожена. Я – ничто, просто потомок Финвэ, которого держит на свете Клятва и три камня. Будь они трижды прокляты! Они не стоят чужой жизни! Эти слова тогда звучали колокольным звоном. Это был вопль разорванной души, которая стенала, моля о смерти, лишь бы больше не чувствовать этой опустошающей боли! Братья нашли его уже после битвы… Владыка Химринга не на шутку встревожился, когда до него дошли ходившие по рядам солдат слухи о поединке Финдекано с Готмогом. Он долго искал, размышляя о том, насколько серьёзными окажутся раны. Пока не нашёл… Он надеялся, что всё ещё можно исправить. Он отказывался верить: будил брата, пытался нащупать пульс, услышать хоть самое слабое дыхание. Но бледное лицо Финьо, перепачканное его же кровью, оставалось бесстрастным и спокойным. С таким трудом дошедшая правда стала тем смертельным ударом, который стремился нанести Моргот, но так и не смог за двадцать лет. Майтимо сидел, прижав к себе безжизненное тело. Сначала были слёзы. А потом из горла вырвался такой крик, что слышавшие его содрогнулись от ужаса. Вопль сына Феанора разнёсся над полем боя, возвещая гибель короля нолдор и смерть души самого Руссандола. Братья его нашли потом. Видимо, собственное тело Нельо отказалось повиноваться: Финдекано лежал на земле, а феаноринг рыдал, опустив голову на неподвижную грудь. Кано и Морьо еле оттащили его, когда поняли, что сам он этого сделать не сможет. Убитый горем Майтимо лил слёзы до самой ночи и уснул только тогда, когда братья напоили его успокаивающим отваром. Да и пока он спал, не отходили от него. Потом до самых похорон Старший не проронил ни слова и почти ни на что не реагировал. Вечером разразилась гроза. Пока братья сидели в шатре, обсуждая, как им быть дальше и что делать с Нельо, тот стоял снаружи. И, когда к нему подошёл Кано, чтобы увести, впервые за это время сказал те самые слова. А потом обернулся. Макалаурэ невольно вздрогнул, увидев взгляд брата. Такого с Руссандолом не мог сделать даже Ангбанд… Майтимо посмотрел на себя в зеркало. Снаружи дул сильный ветер, летели листья. А его душила боль. Ведь прошло уже почти семьдесят лет с Нирнаэт Арноэдиад. Но вместо исцеления Маэдрос каждый день этого срока проживал, как пытку. Гибель Фингона была лишь началом. Во Второй резне погибли Келегорм, Куруфин и Карантир. Гавани унесли жизнь несчастного Амроса, который так рвался в эту резню: будто чувствовал, что это будет его последняя битва, которая позволит ему воссоединиться с братьями. А самое главное – с Амродом. Каждый день ради Маглора Маэдрос старался находить то, почему ему стоит ещё не просто жить, а исполнять все свои обязанности, как лорда, как брата, в конце концов. Но кто знал, как часто его посещало искушение избавиться от этой пытки навечно… Тут ещё сыновья Эльвинг. Маглор был прав, когда начинал обвинять брата в том, что он боится себе признаться в тёплых чувствах к близнецам. Элронд и Элрос оказались лучиком света в их жизни. Маэдрос не всегда замечал, но в те минуты, которые они проводили вчетвером, его оставляла ноющая боль незаживающих ран на сердце. Но вечерами, стоило ему остаться наедине с собой – искалеченная душа мучила почище изощрённых пыток Моргота и Саурона. А сегодня было хуже всего. И всё из-за сна… Он не знал, как долго сидел и смотрел на своё отражение, в сотый раз изучая изуродованное шрамами лицо. А когда глаза встретились с глазами в зеркале – Нельо почувствовал, что сдаётся. Всё! Он больше не может, не хочет это терпеть!!! Секундная слабость – рука на автомате вынула кинжал из висевших на спинке кресла ножен. Чистый свет отразился от гладкого металла. А Маэдрос смотрел на него, почти ощущая боль, когда это лезвие вопьётся в его тело. Он жаждал смерти! Хотел этого, как ничего и никогда. Но его память, как и много раз до этого, не дала ему сделать последнего движения. Маэдрос положил кинжал на стол и откинулся в кресле, сжимая в кулаке край чуть испачканной бурым золотой ленты, которая уже несколько десятилетий не покидала своего места на запястье феанариона. Спустя несколько минут за дверью раздались шаги, и в комнату вошёл Маглор, как всегда радостный, но уставший. Маэдрос поприветствовал его слабой улыбкой. - Как съездили? – постарался, чтобы голос прозвучал как обычно. Не выдал его мыслей. - Они друг друга так любят, что опять чуть не подрались, - засмеялся брат. – Элрос в результате чуть не упал с коня, и на этом свара завершилась. Эру, когда эти дети научатся жить мирно?! - Ты то же говорил про Амбаруссар, - улыбнулся Майтимо. – Меня иногда пугает, что они так похожи. - Дорогой брат, они же дети, - Кано подошёл к Руссандолу, положив руку ему на плечо. Рыжий левой рукой сжал тёплые пальцы брата. – Дети все похожи. К тому же, здесь у них сверстников нет – приходится как-то выпускать нерастраченное веселье. Мне иногда кажется, что они… Нельо в зеркало увидел, как брат изменился в лице. Беззаботная улыбка сошла с лица, а в глазах вдруг появился страх. Проследив его взгляд, Маэдрос понял, в чём дело. Ощущая себя неуютно под вопрошающим взглядом, он поспешно встал и отошёл к окну. Кано тем временем, поджав губы, осторожно поднял со стола обнажённый кинжал. - Что он тут делает? – нарочито спокойно спросил он. - Я просто так достал, - Нельо не знал, почему решил ответить именно так, но это первое, что пришло в голову. Макалаурэ обернулся к брату и сказал, яростно сжимая в руках оружие. - Просто так? Дорогой брат, ты с некоторых пор не вынимаешь оружие из ножен просто так! И я не поверю, что ты его чистил! На мгновение голос дрогнул. Кано отбросил кинжал и развернул брата к себе, внимательно вглядываясь ему в глаза. Понимая, что больше нет смысла притворяться, Старший снял маску, которая так часто обманывала единственного оставшегося в живых младшего. Он поднял на него свой опустошённый потухший взгляд, от которого Маглор содрогнулся, как когда-то после Нирнаэт Арноэдиад. Канафинвэ всё понял. То ли от обиды, то ли от жалости защемило сердце, но внешне он ничем не выдал своих чувств. Сдвинув брови и выпустив плечи брата, он коротко произнёс: - Поговорим. Оба уселись на оттоманку. Макалаурэ, облокотившись на спинку и сложив руки на груди, внимательно следил и слушал. Нельо сидел как-то напряжённо, глядя в пол, уперев локти в колени. Его не надо было спрашивать. Он сам начал свой рассказ, не упуская ничего, что так упорно сохранял в тайне от чуткого брата в течение столь немалого срока… Поведав всё, он немного помолчал, избегая смотреть на брата. А потом вдруг сказал, неожиданно даже для себя. - Я видел лицо смерти. Сегодня ночью она приходила ко мне. Знаешь, я думал, смерть уродлива. Она прекрасна. По виду – обычный эльф. Но сила от неё исходит такая,.. будто в её власти находится всё живое. Она вселяла в меня такой страх!.. Мне весь день казалось, что её холодная рука сжимает мою. Она то и дело мне показывает тела погибших… Кано, я за сегодня будто заново прошёл все эти семьдесят лет! Голос сорвался. Зажмурившись, Маэдрос закрыл лицо единственной ладонью, лишь бы прогнать навязчивое ведение. Он не видел брата, который с болью и сочувствием смотрел на него. Не видел, как Кано наклонился к нему. Ощутив на плече руку Макалаурэ, Майтимо доверчиво прижался к нему, как можно крепче обнимая единственного оставшегося в живых брата. Маглор по-отечески положил ладонь на голову брата, как бы защищая её. Дождавшись, пока Нельо немного успокоится, он сказал: - Ляг ко мне на колени. Старший так и сделал. Когда брат устроился, лёжа головой у него на коленях, Канафинвэ положил одну ладонь ему на глаза, а вторую на сердце и стал что-то тихо напевать. Таким был весь Кано: не станет корить за тайны, а молча поможет. Незаметно боль и страх уходили, сменяемые неожиданно светлым покоем. Стеснявшая грудь тоска разжала тиски – впервые за столь долгое время Старший смог свободно вздохнуть. Губы тронула невольная радостная улыбка. «Милый мой Кано… Я до конца никогда не смогу тебя отблагодарить тебя за всё.» Услышав мысли брата, Кано и сам улыбнулся. Левая рука Майтимо взяла лежащую на груди ладонь. Закончив петь, Маглор убрал руку с глаз брата и, наклонившись, прикоснулся губами к его лбу. Маэдрос, впервые улыбаясь по-настоящему, посмотрел на Канафинвэ. - Спасибо, - тихо сказал он, продолжая держать на груди руку менестреля. - Сказал бы раньше, - улыбнулся тот. – Зачем так себя изводить? Даже нечестно: ты же знаешь о моих приступах, а о своих – молчишь. - Я боялся, что ты заберёшь это себе. - Теперь будешь знать. Только, - он виновато посмотрел на Старшего. – К сожалению, это не вечное облегчение. Вскоре всё вернётся. Я знаю, что ты всё равно будешь терпеть до последнего, но, прошу, когда уже не сможешь больше, скажи мне. - Хорошо, - кивнул Нельо, вновь закрывая глаза и вздыхая. - Хочешь, я с тобой сегодня посплю, - вдруг предложил брат. Майтимо взглянул на него. - Не надо. Я встаю рано, а ты спишь чутко. Я тебя разбужу. - Не разбудишь, - уверенно ответил Маглор с некоторым нажимом. – Да и один день можно отойти от графика. Тебе нужен отдых брат, иначе ты так долго не протянешь. Твоя боль только будет усиливаться от усталости. Давай завтра отложим дела и проведём день, как хотим. Иной раз Нельо бы со смехом покачал головой. Но сегодня просто не смог и согласился. - Я хотел бы жить здесь всегда. Так, будто в мире только мы и наша крепость. И нет больше никого. Почему нет? Ты прав, я безумно устал, но более всего от такой жизни, которая привела нас в Гавани. - К сожалению, мы этого уже не изменим, - грустно ответил Маглор. – Наш путь обречён вечно идти по одной стезе. Надо быть благодарными за то, что нам дали хоть какую-то передышку. Эх, были бы эти эльдар хоть немного благоразумными! Вечный вопрос: почему мы не отступаем от Клятвы. Неужели не понимают, что мы не можем? Клятвы не нарушают, это невозможно, как бы ни хотелось. Они её не приносили, но держатся так, будто их упрямство стоит крови. А мы становимся чудовищами в глазах мира. - Но не всего, - внезапно переменил тему Нельо и посмотрел на брата просветлевшим взглядом. – Кано, почему они нас любят?.. Ну,.. тебя. - Кто? – не понял эльф. - Близнецы. - Майтимо, - покачал головой менестрель. – Они и тебя любят. - Я… я не понимаю, почему? Они достаточно выросли, чтобы всё понимать. Я думал, они нас возненавидят, а знаешь, что вчера сделал Элронд? Он меня обнял и сказал, что любит нас, несмотря на наши грехи… Даже меня, хотя я особо с ними не возился. Как? В глазах Старшего читалось искреннее недоумение, понятное Кано. Тот улыбнулся, поведав брату то, что понял сам совсем недавно: - Они умеют слушать и слышать, в отличие от их родичей. Это – редкий дар. Всё, до мельчайших подробностей донесла безжалостная память, пока сыновья Феанора ожидали пробуждения в мире живых. Но по пробуждении, в те короткие мгновения, когда эльфы были эльфами, а не послами Намо, ни один из братьев не поделился своими видениями. Как и Майтимо, вспомнивший все вышеописанные самые чёрные и в то же прекрасные годы своей жизни…

***

- Асталон! Эльф обернулся. Сестра стояла в дверях, уже одетая в дорогу. Тёмный кафтан, расшитый по краям золотой каймой, спускался чуть ниже колен, на ногах – высокие сапоги. Чёрный длинный плащ был пропущен наверху вокруг плеч и закреплён за спиной. - Уже едешь? – сказал эльф, скорее утверждая. Лотмор кивнула. – Будь осторожна. Айрэмэлдир вернулся к прежнему занятию, больше ничего не сказав, сосредоточенно осматривая только что вырезанный на куске дерева узор. Лотмор нерешительно подошла к нему. С того злополучного посольства в царство Мандоса брат будто переменился. Стоило ему узнать о том, что она сделала… Лаэриэль знала, что он не поймёт. Но не думала, что так больно будет видеть его разочарование. Она долго не решалась. Но теперь, когда им предстояло встретить послов Намо, ей хотелось получить прощение хотя бы от собственного брата за своё предательство. Она долго молчала. Казалось, что стоит ей сказать слово - оно станет последним. С титаническим усилием она произнесла наконец, слушая собственный голос, как со стороны: - Айрэмэлдир, ты на меня обижен? Пользуясь тем, что сестра не видит его лицо, он беззвучно горько усмехнулся и закрыл глаза, но ответил: - Нет, с чего ты взяла? - Мне… мне так кажется, - эльфийка повинно опустила голову, сосредоточенно одёргивая рукава, хотя на самом деле чуть не плакала. Асталон обернулся к ней, опустил руки на плечи сестры и серьёзно сказал: - Я не обижаюсь, Лаэриэль. Я не злюсь. Просто… я жалею, что мы этот исход не предусмотрели. И я не смог тебе сказать то, что тебя в результате и сгубило: я был бы только рад, если бы ты нарушила приказ Моргота. Пусть бы это вылилось в мучения для меня, но, по крайней мере, твоя душа была бы чиста. А так… Поверь, я не тебя виню. Ты не виновата. Думаю, я поступил бы также. - Почему? – удивилась Лотмор. – Я всегда думала, что Валар для тебя важнее всего. - Я не могу себе представить даже, чтобы ты встала на место пленников эдайн. Боюсь, ты бы не смогла выдержать жестокости проклятых айнур. А я… думаю, смог бы. И я верю, что если не Валар, то Эру понял бы мой поступок и простил. Потому что я ради тебя, ради твоего спасения это сделал. Такое предательство можно простить. - Значит, ты на меня не злишься? Асталон улыбнулся, закатив глаза. Ну только что ведь сказал! - Нет. - И, думаешь, Единый мне это простит? - Простит. Впервые за прошедшие месяцы Лаэриэль ощутила настоящее облегчение. Впервые за это время от радости на душе она смеялась по-настоящему, как и её брат. Отряд, посланный на встречу с послами Намо, покинул Осгурт в течение часа. Когда прозвучал сигнал к отъезду, эльфийка обернулась на окна их с Асталоном дома. Эльф взглядом провожал сестру в путь, моля за неё Валар и уже сейчас раздумывая над тем, как можно предотвратить страшные последствия прихода послов Намо в мир. Ибо план Моргота сжимал сердце Айрэмэлдира страхом…

***

Путь отряда, возглавляемого Сауроном и Лотмор, лежал на западную границу Друаданского леса, недалеко от северного склона Мин-Риммона. Два коня и несколько варгов стремительно мчались за Белые горы. Обширные Пеленнорские поля, ещё хранившие память о великом сражении за Минас Тирит в далёкую Войну Кольца, что завершила Третью Эпоху, - которую Саурон до сих поминал с проклятиями, - остались позади. Конские копыта застучали о камни, и скоро, – так как всадники не желали терять ни минуты, - обогнув Амон Дин, вступили в Друаданский лес. Знавшие историю старых войн, помнили о том, что друэдайн, жившие в этом лесу, помогли войскам рохиррим найти дорогу к Минас Тириту. После Войны Кольца в благодарность за помощь новый король Гондора сделал лес независимым государством под протекцией Гондора. Но это государство долго не просуществовало. Саурон, обшаривший в первые же годы царствования Моргота всю библиотеку и обошедший все подвластные его господину владения, знал и о легендарной дороге, что указали друэдайн королю Теодену. Отряд проехал именно по этому тайному пути. В лесу всадники были вынуждены пустить коней и варгов шагом. Благодаря передышке, Лотмор смогла спокойно оглядеться вокруг. Её дар связал её со всем живым, что обитало в этой чащобе, куда с трудом пробивался солнечный свет сквозь еловые лапы. Вдыхая с наслаждением запах смолы и иголок, эльфийка проникала в самые дальние места этого леса. Вздохнула с лёгкой грустью. «Эру, какое счастье, что эти дикари вымерли задолго до прихода Чёрного!» - Лотмор, спой! - эльфийка возвела глаза к небу. Саурон ещё долго держался. Часто ей приходилось петь почти сразу после того, как за ними закрывались ворота крепости Осгурт. Ну, что же. Она и сама не против спеть, если уж на то пошло. В воздухе раздалась странная, напряжённая, ритмичная музыка, от которой так и веяло лёгким страхом и даже каким-то азартом. Лотмор любила подобную, но не так, как любил эту песню её спутник. лес стал редеть, и кони перешли в галоп, когда эльфийка запела, чувствуя, как от радости заходится сердце, ибо душу ей согрели с первыми звуками мелодии всплывшие в памяти голубые, полные решимости глаза сыновей Феанора:

Над скалистыми хребтами, Где бывает снег в июле, Над еловыми лесами, Что забраться вверх рискнули, Над замшелым камнем, над ручьем, Где пылает солнце горячо, На потоках восходящих, Словно горный уголь черен, Черен, словно ночь незрячих, Видел я, как кружит ворон. В небесах из синего стекла Надо мной чернеют два крыла. Расскажи мне, ворон, Расскажи, крылатый, Как найти мне гору, Что скрывает злато? У какого бора, Над какой стремниной Я погибну скоро Под камней лавиной? Скоро год, как я оставил Грязных городов похмелье, И свои стопы направил В эти дикие ущелья. Не распутать каменный клубок Тем, кто не был долго одинок.

В этот момент отряд выехал на опушку леса. Солнце ударило в глаза всадникам, но, когда они привыкли к свету, посланцы Моргота поспешили остановиться. У самого подножия горы, поросшего кустарником шиповника, в сине-серых одеяниях, в полном вооружении, - исключая, правда, шлемы, - стояло семеро высоких майа. По знаку Гортхаура отряд полукругом обступил гостей из царства Мандоса, а Лаэриэль, так и не переменив счастливого выражения лица, осматривала мнимых послов, стараясь понять, кто из них, кто. - Приветствую послов Намо, - с привычным холодным высокомерием произнёс Саурон. - И тебе наше приветствие, Майрон, - заговорил стоявший впереди всех темноволосый майа, - хотя ты его и не заслуживаешь. Гортхаур гневно сощурился. Лаэриэль с плохо скрываемой усмешкой проследила за реакцией первого слуги Моргота. О, она представляла, сколько труда стоило Саурону сдержаться после такого явного пренебрежения к нему! К нему!!! Он не стал отвечать на слова посла, изо всех сил сжав кулаки и тихо переведя дыхание. - Если вы меня знаете, значит нет необходимости в пустых словах. Думаю, послы Намо понимают необходимость того, что я обязан проверить чистоту их помыслов и целей. - Конечно. Поступай, как считаешь нужным, - отозвались в ответ. Нельзя сказать, что Саурон был деликатным собеседником, если дело касалось осанвэ. Эльфийка невольно поморщилась, вспоминая прошлое вторжение Майрона в собственное сознание. Она сама не трепела спокойно: у неё на лице было всё написано. Но вот послы оказались сильнее. Ни единой эмоции, которая бы выдала их чувства. Они оставались по-прежнему бесстрастными. Спустя несколько минут молчания, завершив проверку и удовлетворённо кивнув, Гортхаур властно скомандовал оркам подвести послам коней. Отряд двинулся в путь. Лотмор, смерив послов взглядом, возобновила песню. Время пришло. Гортхаур своё дело сделал. Теперь была её очередь. Она запела, краем глаза следя за ехавшим рядом с ней первым из послов, что говорил с Сауроном.

Я безумен? Ну так что же! Не безумнее, чем горы. Поздно! Думать здесь не гоже! Нынче стану я, как ворон. В небесах из синего стекла Будет нынче дважды два крыла. Помогите, горы, Мне собрать все силы! Дай перо мне, ворон, Для моих для крыльев, Дай мне сил подняться Над скалистым склоном, Дай мне оторваться От моей погони Мне заменит хриплый клекот То, что раньше было словом Мне ответит грозный рокот Всех вулканов на суровом, Непонятном раньше для меня Языке подземного огня Отражаясь совершенно В ледяных озерах боли, Словно молния, мгновенно Сердце вырвется на волю Кто тогда найдет мои следы На лазурных зеркалах воды? Не ищи - не сыщешь Ни следа на камне! Слушай - не расслышишь, Что поет вода мне Только над горами, Над еловым бором, Надо льдом, снегами Кружит черный ворон

Послам надо отдать должное: ни один из сыновей Феанора, стоило вернуться памяти, ничем не выдал свершившегося волшебства даже выражением собственный глаз.

***

Ясное ночное небо было таким высоким, что от одного взгляда кружилась голова. Усыпанная звёздами бездна простиралась далеко-далеко вверх и будто затягивала, звала к себе. Так непривычно было быть здесь и видеть всё это, чувствовать запахи леса, лёгкое дуновение ветра, слышать голоса птиц! Феанарионы были лишены этого в течение многих эпох. И сейчас, смотря на живой мир, испытывали странную, такую непривычную радость. Нельо усмехнулся при мысли о том, что он, похоже, становится вторым Маглором. Братья сидели рядом вокруг костра и тихо переговаривались. А Старший лежал на траве, смотря в небо и стараясь привыкнуть к жизни. Рядом, завернувшись в плащ и пристроив голову на плече брата, спал Амрод. Остальных младших же, похоже, столь резкие перемены в их существовании не сильно тревожили. Раздался треск от костра. Тихие голоса незаметно слились в нераздельный гул. Спокойное дыхание брата под ухом стало почти неслышным. Усталое сознание вновь требовало того, что было не нужно в царстве Мандоса: сна. Нельо закрыл глаза, собираясь придаться забвению, но тут непривычно обострившийся слух уловил шелест травы совсем рядом. - Госпожа Лотмор, - голос Маглора. - Как ощущения после возвращения? – в красивом голосе эльфийки звучало веселье. Эльф открыл глаза. Их спасительница села рядом с феанорингами. Глаза у неё сияли от радости. - Прекрасные, - засмеялся Келегорм без тени издёвки. - Только непривычные. Места тут незнакомые, - добавил Куруфин. - Думаю, не лишним будет, в таком случае, разобраться в том, что было до нашего появления, - кивнул Маглор. Лотмор пожала плечами. - Согласна. Но, думаю, лучше будет, если всю историю мы разберём на месте. К тому же, Асталон гораздо лучший рассказчик, если дело касается исторических деталей. Но нам надо постараться в ближайший день, чтобы вы себя не выдали… Раздался скептический смешок. - Карнистир, - голос Маэдроса прозвучал предупреждающим рыком. Эльф, осторожно, чтобы не разбудить Амбарусса, поднялся с земли и сел к огню. Его рядом с братом-близнецом заменил Амрас. Морифинвэ оскорблённо прищурился в сторону брата, но промолчал. Майтимо продолжил: - Госпожа Лотмор права. Мы не знаем, что задумает Моргот. Надо быть готовыми ко всему. - Согласен, - кивнул Маглор. – Госпожа, не сочтёте за труд? - Конечно, - улыбнулась эльфийка. - С чего начать? - С Средиземья, - произнёс Куруфин. - Хорошо. Я так понимаю, ни один из вас на наших землях не был, - молчание послужило ей утверждением. – В таком случае, начнём с того, что Средиземье делится Мглистыми горами на две части. Мы сейчас находимся в Рованионе. А на западе находится Эриадор. Во Вторую Эпоху те места были заселены эльфами наиболее всего. Из знакомых вам имён правителей назову Гиль-галада, государя Эрейниона, и Келебримбора, - она внимательно следила за лицами феанарионов: Маэдрос услышав имя сына Фингона слегка свёл челюсть, Куруфин при имени Тельперинквара вскинул голову. – Они оба погибли во время войны с Сауроном: один в битве, второй в плену. Наверное, только завидное самообладание и понимание всей ситуации не дали эльфам вслух проклясть верного слугу Моргота. Но эльфийка всё же решила немного помолчать. Чтобы феанарионы смогли немного успокоиться и слушать дальше. Когда они были готовы, Маглор кивнул ей с лёгкой улыбкой. - Раньше земли Средиземья соединяли с Белериандом Синие горы. В Третью Эпоху, до того покинутые, они снова приняли в свои недра гномьи кланы, так как два их королевства претерпели разрушения. Братья переглянулись. - Разрушения? - Да. Копи Мории пострадали от разбуженного балрога, после чего очень долго там жили только орки, а великое королевство стало в глазах мира обителью тьмы и ужаса. Гномы все были перебиты. Что же до Одинокой горы… Для Белерианда какого дракона можно считать бедствием? - Глаурунга, - безэмоционально произнёс Куруфин. - Вот. А для наших земель им стал Смауг. О нём память живёт даже сейчас, так как во время засух, когда вода в Долгом озере убывает, обнажается скелет этого дракона… Обнажался. Моргот использовал эти кости для воссоздания драконьего рода, но об этом я знаю довольно немного, так как для этого Владыка уезжает на север, за Серые горы… Но мы отвлеклись. Самое известное из деяний Смауга – захват им Подгорного королевства гномов в Одинокой горе. Гномы были вынуждены бежать, но спустя много лет последний наследник трона, Торин Дубощит, решил отвоевать свой дом. Он собрал отряд из тринадцати гномов и одного хоббита и отправился в путь. Их беда была в том, что время путешествия выпало как раз на возвращение Саурона, - эльфийка на мгновение прервалась и оглянулась на тёмную фигуру Майрона, маячившую где-то вдалеке. Кажется, майа о чём-то думал. – Если бы Торин был не так горд, может он был бы снисходительнее к советам Владыки Элронда… - Элерондо? – тихо ахнул Маглор. Они обменялись удивлёнными взглядами с Маэдросом, что не осталось незамеченным и выразилось в непонимании в глазах братьев. - С каких пор сына Эарендиля зовут Владыкой? – спросил Старший, и в его взгляде мелькнуло нечто похожее на радостную гордость. - В Третью Эпоху в Средиземье было мало эльфийских поселений. Элронд был Владыкой Ривенделла. Женой Владыки была дочь Владычицы Лориэна, вашей кузины Галадриэли, - среди братьев прокатились удивлённые восклицания, но они не стали перебивать. – Третье государство эльфов – Лихолесье, которое находилось рядом с Одинокой горой, принадлежало выходцу из Дориата. Вы могли знать отца короля, Орофера. - Мы о нём слышали, - сказал Карантир. – Но Тингол не желал с нами иметь никаких дел, и потому возможности познакомиться с жителями его земель нам не представлялось. Лотмор чуть не сказала: «Это не удивительно», - но вовремя одумалась и лишь кивнула в ответ на слова Морифинвэ. - Так вот, в Третью Эпоху Лихолесьем правил Трандуил, сын Орофера. Про государства могу сказать одно: они сейчас пусты, но дома и дворцы сохранились в первозданном виде. Мы с братом за два года до воцарения Моргота ездили в подземный дворец Трандуила. Если верить рассказам, король пытался возродить в своих владениях Дориат, и палаты выстраивал на подобие Менегрота, но у него не вышло. Обидно! Однако, дворец вышел прекрасным. Чего не скажешь о лихолеских эльфах: они оставили о себе несколько противоречивую память. При всех их достоинствах, им не хватало мудрости и рассудительности собратьев из Лориэна и Ривенделла. Может, этим слухам способствовали оскорблённые гномы из Одинокой горы, потому что Трандуил отказал им в помощи, не захотев губить свою армию в заведомо безнадёжном бою со Смаугом ради чужого народа, пусть даже и союзника. Знаю, что у короля был сложный характер, который стал только хуже после гибели его жены в битве с орками. - Он – копия Тингола. Всё, ради народа. А о соседях пусть думают их правители, - заметил Келегорм с лёгкой усмешкой. - Ну, он не так уж и неправ, - рассудительно произнёс Маглор. – Обязанность каждого правителя заботиться о своих подданных. Если подумать, мы бы поступили точно также, будь у нас корона. И Нельо, нет, я не в претензию тебе. Просто мысли вслух. - Конечно, - сощурился Старший. Не то чтобы он был недоволен упоминанием единственной вещи, которую братья так и не смогли до конца принять. Но он был сыт по горло их бунтом ещё в тот день, когда решение короля нолдор передать корону Второму Дому было оглашено в узком семейном кругу. И, хотя после того дня феаноринги ни словом не выразили прежнего недовольства, он почти физически ощущал их гнев. Так и невысказанные причины лёгкого напряжения не остались непонятыми Лотмор, но ей не дали подумать об этом. Она невольно скрипнула зубами, услышав грязную брань и шум со стороны орочьих костров. - Не-ет, - протянула она раздражённо. – Я когда-нибудь поубиваю их, если они ещё раз затеют ссору. Она обернулась в сторону неподвижно стоящего, покрытого ночным мраком Саурона. - А этот стоит, будто это его и не касается. Мир рухнет, а он будет стоять и созерцать! Коротко извинившись, она встала и быстрым шагом направилась к сборищу морготовых тварей. Феаноринги тем временем принялись тихо обсуждать услышанное, тогда как Маэдрос молча наблюдал за эльфийкой. Орки столпились вокруг спорщиков, радостно подбадривая собратьев и, видимо, предвкушая драку, но стоило эльфийке подойти… мгновенно повисла напряжённая тишина. Твари поспешно расступились перед Лотмор, так, что она смогла беспрепятственно видеть тех, кто стал причиной оживления: двух высоких урук-хаев и широкоплечего полуорка, смотрящего свирепо, но несколько забито. - Кто зачинщик? – зло спросила эльфийка, подходя к ним вплотную. Орки опустили глаза долу, но смело указали на полуорка. - Это он! Лотмор бросила на него испепеляющий взгляд. - Я не стану извиняться, госпожа, - ответил тот довольно дерзко. – Я лишь ответил на оскорбление. Лаэриэль смерила его взглядом. Она знала этого полуорка. Маршан. Его происхождение, родство с людьми обеспечило ему незавидное положение в рядах единокровных собратьев. Они его презирали. Но как ни странно, в отличие от них, он не вызывал в ней злости. Он – единственный, по отношению к кому эльфийка держала позицию спокойного безразличия. Возможно, именно это могло её спасти от обвинения в пристрастности. Её испепеляющий взгляд обратился к двум урук-хаям. - Это правда? - Разве мы не имеем права на… - Права? – разозлилась Лотмор. – Сейчас вы узнаете, какие права могут иметь солдаты Моргота, идиоты! Нашли время! Даже не надейтесь, что я буду кого-то покрывать. Виновные будут наказаны. И не мне вам объяснять, каким образом. Это произвело ошеломляющее впечатление. Орки были хорошими солдатами, которые часто давали по хитрости засад и в изобретательности разнообразных устройств и оружия фору людям, но что касалось повседневной жизни… Дабы не оскорблять и без того окорблённый самим своим существованием народ, думаю, стоит просто промолчать. Твари разом содрогнулись, когда за спиной эльфийки как из-под земли выросла высокая фигура Саурона, и даже Лотмор ощутила, как потёк по венам холод, когда Майрона заговорил: - Что здесь происходит? – отчеканил майа, обводя виновников пронзительным взглядом. Ответом ему было молчание. Понимая, что орки говорить не собираются, эльфийка сама взяла слово. - Если бы ты меньше созерцал по ночам, знал бы, чем занимаются твои солдаты, - процедила она ему на ухом. Саурон на неё посмотрел испепеляюще. - А я смотрю ты очень переживаешь за орков! Что, прониклась? - Оставь свои грязные намёки! – эльфийка сощурилась. – Лучше займись тем, что, не смотря на твой непомерный авторитет, орки всё равно нарушают порядок в рядах доблестной армии нашего Владыки. Твари перепуганно застыли, когда взгляд господина вновь устремился в их сторону. Саурон долго на них смотрел, ожидая признания или, на худой конец, спора о том, кто первый начал. Но солдаты молчали, будто набрали в рот воды. Тогда майа вновь обратился к Лотмор. - Я тебя слушаю. Эльфийка бросила мимолётный взгляд на Маршана, стоявшего прямо и относительно спокойно. По крайней мере, страх на его чёрной, но не такой уродливой, как у чистокровных орков, морде совершенно не читался. Только в глазах был. Чуть помолчав, произнесла: - Спровоцировали драку эти двое урук-хаев. Саурон удовлетворённо кивнул, внимательно следя за реакцией солдат. А те даже возражать не посмели. Пока Майрон назначал наказание, эльфийка вновь взглянула на Маршана. Его удивлённый и даже благодарный взгляд был направлен на неё. Казалось, на какое-то время полуорк совершенно забыл обо всём, что происходило вокруг. Лаэриэль могла не защищать никого из них. Но направила гнев Гортхаура лишь на одну сторону. Лотмор кивнула ему, принимая немую благодарность, и направилась к послам Намо.