Шанс, или История Последней Войны

- Вот и Осгурт, - тихо сказала Лотмор, когда всадники придержали коней на подъезде к городу. Ехавший рядом с ней Маэдрос неопределённо хмыкнул. Он не ожидал увидеть белокаменную крепость, ибо в его памяти слишком ярко отпечаталась прежняя твердыня Моргота, - Ангбанд, - пропитанная тьмой, окружённая чёрными скалами. Остгурт, несмотря на название, был полной противоположностью, и в сознании сына Феанора веяние от этого города никак не вязалось с удушливым страхом, исходившим от тангородримских владений Моринготто. - Это строили орки? – недоверчиво спросил подъехавший к эльфийке с другой стороны Куруфин. - Нет, что Вы. Этот город был основан принцами из Нуменора ещё во Вторую Эпоху. Орки только испоганили украшения, заменив их на свои. - Поразительно! – в голосе Морифинвэ сквозила ирония. – В наше время смертные такой искусностью и тонким вкусом не отличались. Лотмор не стала с этим спорить, поддержав интонацию усмешкой. Она ещё немного путалась: привыкнув к настоящим лицам феанарионов, их маски было трудно различать. Самой простой задачей, оказалось, запомнить Старшего, тем паче, что он сильно выделялся из братьев... Или, может, ей это только казалось? Эльфийка не стремилась ехать рядом с Сауроном, да и он, казалось, забыл о её присутствии, что позволило ей присоединиться к послам. Братья, разделившись парами, следовали друг за другом и лишь изредка нарушали строй, как сейчас, и в город въехали в том же порядке: Амбаруссар – сзади, потом – Келегорм с Куруфином, Маглор с Карантиром и Нельо, ехавший всю дорогу рядом с эльфийкой – впереди. Спереди и сзади колонны были орки, а возглавлял шествие Майрон почти не обращавший внимания на гостей из Царства Мандоса ещё с тех пор, как проверил их память. Лотмор старалась не оглядываться на братьев, хотя любопытство оказалось сильным искушением, но она почти телом ощущала то напряжение, которое одолевало сыновей Феанора, хотя, - она могла поклясться, - внешне они никак не выдавали своих чувств. Но в городе тревога ненадолго их оставила. Искусник вместе с Карнистиром почти пожирали глазами неброскую, но ма́стерскую архитектуру города, пусть и испорченную тварями Моргота. Отчасти это им напоминало смешение стилей, свойственных людям и эльфам в памятные братьям времена: крыши были как куполообразные, так и двускатные, аркады в стенах домов, открытые дворики, лестницы, высокие арки, кованные ворота. Но, что самое главное, – при единстве стиля глаза не могли уловить ни одного похожего как две капли воды на другой дома. И это не говоря о том, что каждый камень города – чистый мрамор, что превозносило искусство мастеров в глазах Искусника, а уж он-то знал, какого отношения, а главное каких затрат требовала эта порода. О восторге Амбаруссар, то и дело дёргавших Куруфина, но получавших молчаливую отмашку, можно было даже не упоминать: они чуть ли не рты раскрыли, оглядываясь по сторонам. Келегорм оказался равнодушнее братьев. Он мало осматривался, но если это и происходило, его взгляд предпочитал останавливаться на орках, вызывавших у него презрительную усмешку, а иногда – на их спутнице. С самой первой встречи его не покидало неосознанное чувство, что он где-то видел Лотмор, её черты были ему болезненно знакомы, и в глубине души зрело ноющее неприятное чувство, избавиться от которого у лорда не получалось. Внимание Маглора было рассеяно, и взгляд останавливался только на волосах старшего брата, сейчас бывших такими же тёмными, как у него. Вечный рок Макалаурэ – помнить о принятом, хоть и прощённом и даже поощрённом Старшим решении, которого сам Златокователь себе так и не смог простить; видеть в каждой секунде, проведённой радом с Майтимо, одолжение судьбы, снисхождение, безграничную милость Валар. И поэтому нахождение Маэдроса так близко от Врага, в его столице, вызывало у Канафинвэ дрожь и тревогу. Но надо отдать ему должное: самообладание не изменило феанариону ни на мгновение. Что же до Высокого… После того, как отряд миновал ворота крепости, он не проронил ни слова. Наверное, он – единственный из братьев так и не отвлекшийся от напряжения: как никак кругом – вражеские стены. Давно позабытая привычка: в незнакомом месте осматриваться по сторонам, просчитывая пути возможного ухода. Улица была всего одна – но тянулась через несколько ярусов, значит сократить дорогу не получится. Минус был и в ярусах: стены, возвышавшиеся с одной стороны могли обеспечить внезапное нападение, пусть и маловероятное. Узкие короткие улочки между домами: с одной стороны – хорошо, так как эльфу в них пройти легче, чем оркам, с другой – плохо для всадника, коня при побеге не спрячешь, если вдруг понадобится. Теперь жители… людей не было в принципе, так что о союзниках можно забыть. Город кишел орками, как гигантский муравейник – муравьями. Твари толпились по обе стороны дороги, не решаясь вставать на пути отряда, и во все глаза смотрели на гостей. До тонкого слуха среди общего гомона доносились отдельные фразы. Орки явно мало знали о том, кого ждал Моргот: спорили о том, кто их гости, зачем явились, но ни один так и не назвал верного ответа. Что же, Моринготто стал осторожнее относиться к слухам: даже среди своих не позволяет распространяться сплетням, которые могут нести в себе хоть долю правды. Лотмор, догадавшись о его мыслях, еле слышно сказала, склонившись к нему так близко, что Нельо мог чувствовать её губы: - Про план знают только четверо: я, мой брат, Саурон и Мелькор. Майтимо кивнул, давая понять, что услышал её. Тем временем, стало заметно, что улица сократилась: они были на предпоследнем ярусе. На несколько мгновений свет скрылся за каменным сводом небольшого тоннеля, миновав который отряд вступил на двор, лежавший перед Цитаделью. Посреди каменного двора была круглая лужайка, покрытая сухой жёлтой травой, разделённая на четыре равные части каменными дорожками, которые перекрещивались ровно посередине. А на перекрёстке – круглое углубление, заполненное водой, в середине которого – мраморный резной фонтан. Всадники спешились у входа в королевский дом. От конюшни и находившихся рядом дверей, ведущих к волчьим клеткам, подбежали орки, уведшие животных. - Прошу за мной, господа послы, - холодно произнёс Майрон, осмотрев гостей. Эльфы направились к парадной лестнице вслед за майа. Лотмор шла рядом с Сауроном и совсем не оглядывалась на братьев, которые теперь во все глаза смотрели на запертые двери. По их лицам ничего нельзя было прочесть. Они стали похожи на каменные недвижимые маски, но чувства у всех семерых были схожи: гнев, ненависть и даже некоторая доля страха. Сильные руки сжимали рукояти мечей до белых костяшек, глаза, если бы могли, испепелили окованную железом дверь – единственное, что отделяло сыновей Феанора от Моргота. На последней ступени Маэдрос споткнулся… Брата поддержал Маглор, и, взглянув в лицо, заметил знакомое выражение, мгновенно пропавшее. Высокий быстро взял себя в руки, наконец подавив пробравшую его дрожь. Двери растворились перед путниками, открывая просторный, выполненный в чёрных и белых тонах зал. Солнце сверкнуло в покрытых золотом узорах на потолке, бликами пробежалось по стенам и загорелось холодным светом в серебряном венце и его чёрных гранатах. Моргот обвёл пришедших цепким, тяжёлым, пристальным взглядом. Саурон и Лотмор отвесили ему глубокий поклон, и Мелькор отметил про себя, что эльфийка всё ещё через силу заставляет себя сгибаться перед ним. Ну ничего. За спинами его слуг стояли семь высоких майа. Сразу видно – от Намо. В Мандосе не только мёртвые ходят с таким гордым и бесчувственным видом, будто каменные. Тонкие губы тронула надменная усмешка, от которой холод пробрал до костей всех восьмерых эльфов. Одному Эру известно, как Маэдросу удавалось сохранить бесстрастное лицо: слишком ясно вспомнилась последняя встреча короля нолдор Белерианда и короля Севера. Всё тело будто вновь пронзила тогдашняя жестокая боль от претерплённых за двенадцать лет плена пыток, и единственное, что держало его голову поднятой – Клятва. Он не мог стоять – но стоял, неизвестно откуда взяв силы, обнажённый, скованный железными цепями, дрожа от слабости и мучений, и смотрел отвыкшими от яркого чистого света глазами на горящие в короне камни отца. Где-то из-под этого света притворно-сожалеющий голос говорил о любви, о разочаровании, о грусти от строптивости Майтимо. Моргот тогда много ещё говорил, но лучше всего Нельо запомнил его последние слова, которыми Вала отправил пленника на вечную казнь: склон Тангородрима. Маэдросу стоило титанических усилий взять себя в руки, но проглотив раздирающие горло слова и проклятия, которые были сказаны ещё тогда, давным-давно, ныне низложенный король нолдор расправил плечи, не собираясь кланяться падшему Вале. Его братья также не стали этого делать. На несколько мгновений восстановилась звенящая тишина. Подобный бездне взгляд обвёл стоящих перед ним, обдав всех мертвенным холодом. - Владыка Намо приветствует Мелькора Низверженного и посылает с нами свои надежды на примирение, ради которого мы явились, - уверенно и спокойно проговорил Нельяфинвэ, заложив руки за спину. Стоящий рядом Маглор бросил на него мимолётный взгляд и с удивлением заметил играющую на губах брата еле заметную усмешку. Но эта усмешка была лишь средством забить истинные чувства в железный гроб. Моргот склонил голову в ответ на слова, придавая себе милостивый вид. - Рад приветствовать послов из царства Мандоса и выражаю взаимное желание достичь мира. Воистину, каким бы ни был искусным лжецом Моргот, его сила не могла быть сокрыта. При каждом слове эльфы ощущали, как душа падает в пятки, будто пол под ногами проваливается. - Саурон, что ты скажешь? - Мне нечего сказать, мой государь, - с поклоном произнёс Саурон. – Я бесконечно восхищаюсь Вашей мудростью! Услышав рядом скептический смешок, он кисло скривил губы, но не стал оборачиваться. - Говори уж, Лотмор, не то дырку прожжёшь у меня в голове, а меня распирает любопытство. - Как прикажешь, Тху. Скажи уж прямо Повелителю: ты безмерно гордишься тем, как красиво умеешь вести речи, - тихо, но отчётливо уколола Лотмор. - Куда уж мне до тебя, edhellen heryn. Твоими устами воистину говорят все гады земные, - ответил Майрон. - Это не плохо, если есть, что сказать. А вот тебе уже и похвастаться нечем, нежели своими жалкими попытками внести смысл в собственные речи с помощью облечения их в витиеватые формы. - Ведьма! – процедил майа. - Змей! - Хватит! – голос Моргота прозвучал не гневно, даже спокойно, устало, будто Вала говорил с детьми. – Я понимаю ещё Лотмор, но ты, Саурон! Держи себя в руках, не провоцируй госпожу Танг. Или мне стоит видеть в ваших речах нечто иное? Что мне, оженить вас? Это прозвучало, как угроза (да собственно, угрозой и было). Лаэриэль не стала притворяться: бросила испепеляющий взгляд на Саурона, ясно говоривший о том, что она о нём думает. Майа склонил голову, с трудом подавив гримасу. - Простите, Повелитель, - ответил Саурон. – Я постараюсь сдерживаться. - Я надеюсь на это. Лотмор, послы будут жить в доме, что дарован тебе и твоему брату. Майар, я надеюсь, что вы, за время своего пребывания здесь, убедитесь в моей искренности. Меня совершенно не радует наша вражда с остальными Валар, и то, что Намо согласился пойти навстречу мне, - великая радость. Через него я смогу примириться с моим дорогим братом, и исцелиться от собственной скверны. - Стремление нашего Владыки соответствует твоему, Вала Мелькор. И мы будем покорно исполнять его волю, - спокойно ответил Маэдрос. Моргот долго на них смотрел. Каждому – в глаза. Под этим взглядом сыновьям Феанора было неуютно. Они не сомневались в силе Мандоса, но от взора Врага становилось не по себе: а вдруг он всё же увидит то, что сокрыто под маской заклятья? Нет, не увидел. Как ни силён был Враг – преодолеть силу Валы он не мог, тем паче, не зная о том, что она была применена. Дольше всех Враг смотрел в глаза тому, кто с ним говорил от лица всех семерых. - Как твоё имя, майа? – наконец спросил он. Лотмор похолодела, услышав этот вопрос, но виду не подала, украдкой глянув в сторону Маэдроса, что стоял впереди братьев, почти между Сауроном и Лаэриэлью. Рядом с ним был только Маглор. На лице старшего феанариона не отразилось ни единой эмоции, но Кано смог заметить знакомый блеск в глазах и взмолился про себя: «Нельо, умоляю, не остри хоть сейчас!» - Хисвэ (квэн. Туман). Кое-кто из послов с трудом сдержал облегчённый вздох, хотя в голосе Старшего и сквозила наглая насмешка. - Я вижу, Намо назначил тебя первым среди равных. Надеюсь, мы найдём общий язык. Кто знал, что подразумевал под этими словами проницательный Моргот? Истолковать их можно было двояко и при том не иметь возможности обвинить его в лицемерии: как тот, кто ищет мира, он и говорил о мире; как Враг – о том, что такие майа, как Хисвэ, и становились слугами Врага. И Саурон это понял, подавляя улыбку. «История – интересная вещь. Она так часто повторяется: будь то в Валиноре, или в Средиземье,» - подумал про себя Майрон… Выходя из зала Лотмор тяжело вздохнула, потирая лоб. - Никогда не думал, что эльфам настолько сложно меняться, - буркнул рядом Саурон. – Пятьдесят лет прошло, а ты всё дыхание задерживаешь, когда выходишь отсюда. - Будто ты сам Мелькора не боишься, - огрызнулась Лаэриэль. - Я? Лотмор, мне казалось в твоём возрасте уже как-то поздно верить в сказки. Наслушалась песен своего отца! - Сказки? Саурон, это уже давно не сказки – это правда жизни, и то, что ты это отрицаешь не значит, что это не так, - разозлилась эльфийка. - Лотмор, убеждай себя, сколько хочешь, но я тебе – не ровня; не надо собственные страхи приписывать мне, - надменно ответил майа. - Может, я тебя разочарую, но мы с тобой на самом деле равны, Гортхаур. Я – такой же предатель, как и ты; и предали мы с тобой одних и тех же. Нельяфинвэ бросил взгляд на Тху и увидел на его лице то же удивление, что испытал сейчас он сам. Не забыл майа этих слов. Маэдрос когда-то сказал то же самое, почти слово в слово, когда попал в Ангбанд, перед началом мучений, когда его привели к Саурону. Но майа не стал ничего отвечать эльфийке. Скривил губы в надменной усмешке и ушёл, не удостоив послов ни единым словом.

***

Дверь громко хлопнула, неосторожно распахнутая Лотмор, после чего раздался её срывающийся от какой-то неземной радости крик: - Айрэмэлдир! Аран, иди скорее! Эльф с беззвучным смехом покачал головой, откладывая работу. Но выйдя в коридор он замер, несколько обескураженный количеством гостей. Сестра подвисла у него на шее. Асталон засмеялся, обнимая сестру. - Видит Эру, твоё настроение меняется быстрее, чем поднимается ветер. - Брат мой, ты не представляешь, насколько ты прав. Продолжая счастливо улыбаться, эльфийка схватила брата за руку и подвела к гостям. Асталон, несколько неловко с непривычки, приветственно склонив голову и приложив руку к сердцу, как учил их отец, но как они ни разу ещё не делали, ибо приветствовали людей по-другому, осмотрел незнакомцев. Перед ним стояли семеро высоких майа, принявших эльфийское обличие. Все, как на подбор, темноволосы и сероглазы; на плечах – синие плащи, блестящие кольчуги, из-под которых выглядывали синие, расшитые серебром рубашки и наручи, на поясах – мечи. Синие просторные штаны для верховой езды, заправленные в чёрные сапоги. Поверх кольчуг – серебристо-серые кафтаны. Внимательный взгляд заметил то, как пристально смотрит на Асталона один из послов. Эльфы точно также, но гораздо увереннее, поприветствовали эльфа. - Рад видеть вас, - произнёс синда. - Звезда сияет в час нашей встречи, - ответил один из майа на чистом синдарине без намёка на привычный духам Амана валарин. – Твоя сестра много о тебе говорила, Асталон Айрэмэлдир. - Представляю, - улыбнулся тот, взглянув на сестру. - Асталон, я должна тебе представить наших гостей. Это – сыновья Феанора. Эльф был поражён в наивысшей степени, но ничем не выдал своего удивления, хотя на несколько мгновений потерял дар речи. Он повторно обвёл взглядом гостей и почтительно склонил голову снова, оглушаемый яростным голосом отца. - Для меня большая честь принимать у себя внуков Финвэ, - и он не кривил душой, несмотря на отношение к про́клятым феанорингам. Эльф обвёл рукой коридор. – Это наш Бар-Гаил (синд. Дом света) – единственное место в Осгурте, где мы сможем говорить, не опасаясь лишних ушей. Здесь, - он указал на ближайшую дверь слева, - кухня. Здесь, - он показал на три ближайшие комнаты справа, - наши с сестрой покои и каминный зал. А там, - рука протянулась в направлении двери, что была точно напротив входа, в конце коридора, - наш маленький сад. Остальные комнаты в вашем распоряжении. Наш дом – ваш дом. Устраивайтесь, через четверть часа я вас всех жду в каминном зале: побеседуем. Он пропустил мимо ушей вежливые слова благодарности от некоторых гостей, и когда они разошлись коротко сказал: - Лотмор, на пару слов. Закрыв за собой дверь каминного зала, Асталон направил вопросительный взгляд на сестру. - Ничего не хочешь мне объяснить, сестра? Как это понимать? Само собой, я не собираюсь обсуждать решения Намо, но… Лаэриэль вздохнула. - Я знала, что ты потребуешь объяснений. Понимаешь... Я на самом деле не предавала Валар. - Так, - эльф сел в кресло, сцепив руки в замок и уперев локти в колени. – А подробнее? Лотмор села перед ним. - Когда я попала в Царство Мандоса – я уже знала, что не смогу соврать Намо, тем паче в пользу Врага. Я знала, какими будут последствия. Сыновья Феанора стали свидетелями моего глубокого горя, выслушали меня и загорелись желанием вернуться сюда, чтобы продолжить войну с Морготом. После встречи с Намо я ушла в неведении: он мне так ничего и не сказал, но сразу после меня принял феанорингов. Я узнала зачем позже. Они мне сами сообщили о том, что Владыка Намо согласился их воскресить для продолжения войны, искупления своих грехов. Они будут помогать нам, а мы для них будем проводниками в этом мире. - Так, - Асталон не спешил делать выводы. – А что касается осанвэ? - Владыка заменил нашу с ними память на ложную на какое-то время так, что мы знали одно при возвращении в этот мир, но с помощью песни про ворона снова вернули настоящую. - Хм, и что теперь нам делать с ними? - Хотя бы для начала поближе узнать, Асталон, - Лотмор обиженно нахмурилась и скрестила руки на груди. – Я не для того ходила в мир мёртвых, чтобы сейчас выслушивать от тебя речи, от которых веет отцовским гневом. Айрэмэлдир уже собирался что-то ей ответить, но до него донеслись из коридора голоса братьев. Бросив сестре взгляд: «Потом договорим», - он встал и открыл дверь. Феаноринги, заходя в комнату, затихали, осматриваясь по сторонам. Каминная комната была обустроена самими братом и сестрой через месяц с лишним после начала своего плена. Асталон не доверил Лотмор ни роспись, ни резьбу и вполне остался доволен результатом, не считая, разве что, некоторых деталей, хотя эльфийка сама говорила, что брат преувеличивает. Лотмор оставалось только разобраться с тканями: одно благо, у детей Даэрона ни в чём не было нужды. Поэтому глазам послов предстала светлая, просторная комната, обставленная резной хорошей дубовой мебелью: четыре кресла и диван, обитые глубокого синего цвета шёлком; небольшой столик, покрытый того же цвета скатертью с вышитым на ней гербом Дориата; несколько полок с книгами, стойка с арфой и необычной лютней в семь струн. Роспись на стенах и потолке была выполнена в пастельных цветах, искусная, с множеством деталей, изображавшая голубое небо, тёмные ветви и небывалых птиц; кроме, разве что, маленького соловья, сидевшего над камином. Всё того же синего цвета шторы с вышитыми на них звёздами и закрывавшие окна светло-голубые занавеси. Не переставая осматриваться, феаноринги сели. Лотмор, предчувствуя долгую беседу, раздвинула занавеси и устроилась на подоконнике. Когда все расселись и устроились, заговорил Старший: - Простите, что я заговариваю об отвлечённой теме, но мне кажется, госпожа Лотмор, что сегодняшний случай показателен: у нас нет имён. Называться прежними именами мы не можем. - Верно, милорд. Ну раз уж зашёл разговор, давайте выберем. Шесть пар глаз уставились на старшего брата. - Что смотрите? Давайте! - Что, так просто пойдём по словарю? – вскинул брови Келегорм. - Тьелко, так включи фантазию, - вмешался Кано. - Хвэстароссэ (квэн. Дыхание дождя), - Прекрасный невозмутимо опустил взгляд и стало ясно, что менять своё выбор он не станет. Макалаурэ вздохнул и покачал головой, но ничего не сказал: Охотник как всегда весь в природе и красоте. - Что же… - Маглор вздохнул, выдержал паузу, раздумывая, и, наконец, произнёс: - Аксансивэ (квэн. Закон мира). - Как раз для тебя имя, - миролюбиво произнёс Карнистир. – А для меня пожалуй… Аиранарэ (квэн. Вечный огонь) подойдёт. - Не слишком ли очевидно ты с огнём? – спросил Куруфинвэ. - В самый раз, - отмахнулся тот. – Твоя очередь, Искусник. Куруфин думал недолго: ещё в раннем детстве он развлекался тем, что придумывал себе прозвища, но одно, самое простое, но любимое, он запомнил лучше всего. Моргот об этом его увлечении так и не узнал. - Йаиса (квэн. Сталь). Коротко, ясно, лаконично. Братьям сказать было нечего, и теперь очередь была за ныне совершенно не похожими друг на друга близнецами, а те выдали почти одновременно: - Калалассэ (квэн. Светлая радость) – светло и даже несколько наивно улыбнулся Амрод. - Ликума (квэн. Свеча) – отозвался эхом более серьёзный Амрас, не переставая обнимать Амбаруссу. На том и порешили. Немудрёные не-свои имена на квэнья, другие лица – сплошной обман. Феаноринги вернулись в мир совершенно не те. Но и мир был не тот, что при них, раньше. И земли были чужими… - Как вы понимаете, за время вашего отсутствия история прошла огромный путь. Лотмор рассказала вам рассказала кое-какие детали, - он бросил вопросительный взгляд на сестру. Та кивнула, и Асталон продолжил: - но позвольте вас погрузить в историю мира с тех самых пор, когда последние из вас: лорд Маэдрос и лорд Маглор, - покинули этот мир. В нашем случае это необходимо по двум причинам: во-первых, майар всегда знают обо всех изменениях в мире, тем более майар Чертогов Мандоса; во-вторых, подробное знание истории – основа нашей тактики. - Мы это понимаем, Асталон, - нетерпеливо проговорил Тьелко. - Я знаю, но лишний раз проговорить не помешает, - невозмутимо ответил тот. Эльф взял с одной из полок свёрнутый кусок ткани и разложил прямо на полу так, что феаноринги могли видеть её всю (благо кресла и диван стояли точно вокруг неё). Это была огромная карта, нарисованная Асталоном много сотен лет назад под руководством гондорских книгочеев. Взяв жёсткий деревянный прут и водя им по карте, Асталон начал свой рассказ, почти цитируя когда-то услышанное от отца и книгу истории, подаренную когда-то гондорским гостем. Всё время рассказа феаноринги молчали. Кто-то переспрашивал, но в целом никто из них не перебивал Айрэмэлдира, и тот в относительно короткий срок сумел пересказать основные события, начиная с начала Второй Эпохи, которого никто из гостей так и не увидел, и заканчивая нынешним правлением Моргота. Перед слушателями набирал силу и погибал Нуменор, совращённый Сауроном; строился Гондор и творили эльфийские мастера; вновь воплощённый Саурон под именем Аннатара готовил своё новое восхождение; создавались Кольца и разоблачался замысел Врага, разгоралась война и собирался Последний Союз. На их глазах гибли эльфы и люди, развращались души королей, принявших Кольца. На их глазах был побеждён Саурон и тут же спасён слабостью сына короля перед Кольцом Всевластия. Перед ними Гондор поднимался к своему величию и падал, потеряв королевскую власть; вернулась Тень в Средиземье, гномы отвоевали Одинокую гору и разгорелась Война Кольца. Как наяву они увидели, как ушли с смертных земель эльфы и какую жизнь стали вести люди: как росли их государства, как заключали они союзы с гномами, как воевали и радовались, жили; как эльфы стали красивой сказкой, как вместе с верой в Валар уходило и могущество, угасало величие королевств; как единственный оставшийся эльф возродил древнюю память, полюбив смертную женщину; как их дети жили и дружили с людьми; как уходили гномы; как исказилась память смертных, как пришёл Моргот и правил все эти десятилетия. По окончании рассказа, Асталон отошёл от карты на шаг и в ожидании облокотился о камин. Некоторое время стояла полная тишина. - Да-а, - протянул Куруфин. – Неудивительно, что Моргот так легко добился тут желаемых результатов. В Валиноре ему попотеть пришлось, а тут – золотом посыпал и все ему в ножки ухнули. - Я всегда знал, что люди без эльфов – как без головы, - отозвался Келегорм, - но чтобы так: со склона без разгона… - А что, по-твоему, мы чем-то лучше? – язвительно спросил Амрас. – Если к нам были применены другие приёмы – не значит, что мы крепче стоим на ногах: в результате упали все. - Это смотря какие приёмы, - ответил Карантир. – Мало же стоит заработать людское доверие! Даже особой хитрости не надо: ослепить посулами и богатством, а потом толкать без предупреждения во тьму. И ведь находятся те, кто решает, что стать на одну доску с орками – не такая уж и скверная мысль. Как ты там говорил? – он посмотрел на Асталона. – Просвещённые? - Не совсем, - поправил тот. – Просвещённые – дети, которых Моргот отбирает для того, чтобы они воспитывались в крепости. Саурон как-то узнаёт о том, кто из детей лучше всего подойдёт, а предлог и обстоятельства для увоза – это уж зависит от родителей, но забирается всегда только один ребёнок: самый младший. Моргот прекрасно знает, что мы не будем спокойно смотреть на совращение, и дети воспитываются так, чтобы мы не могли им сказать больше, чем требуют обычные правила вежливости. Для таких, как они, Моргот и Саурон – святые мученики, рыцари без страха упрёка, и спорить с Просвещёнными – всё равно что биться головой об стену. А есть ещё Перебежчики, которые предпочитают лишиться чести и достоинства, чем жить в постоянной угрозе жизни и свободе. Такие либо сами приходят, либо их приводят как пленных, а потом они во избежание пыток с потрохами сдают всё, что желает знать Повелитель. И таких немало. Теперь они либо мертвецы, либо рабы в шахтах, либо титулованные особы, исполняющие определённые обязанности. Простые люди, не относящиеся ни к одним, ни ко вторым, на самом деле живут неплохо, но закон с них очень жёстко спрашивает за нарушения, поэтому многие просто решают не высовываться. Очень редко находятся такие, что начинают скрытую войну против власти. Но такие долго не живут. - И что же за законы, за которые надо «жёстко спрашивать»? – подал голос Канафинвэ. - Самые основные – те, которым учат Просвещённых. Их не все принимают, но эти дети, когда вырастают, становятся миссионерами и выполняют функцию пряника, если кнут не действует. И перво-наперво люди должны принять тот факт, что Моргот – их единственный Повелитель и Владыка не только над телами, но и над душами и слушаться его надо беспрекословно, как своего Отца. - Отца? - Отца. Это был один из его промахов. Люди не смогли не узнать главных врагов Света из истории и старых легенд, и поэтому начала возвращаться и вера в Валар и Единого, хотя и немного запоздало. Я очень надеюсь только на то, что в дальнейшем это нам сыграет на руку. - Ну хоть одна хорошая новость, - еле слышно проговорил Нельо, всё это время сидевший молча, прикрыв глаза ладонью. - А как на счёт союзников? – спросил Карантир. – Я ни одного не увидел в крепости. - Обстоятельства немного поменялись. Они не смогли приехать со мной после того, как я их принял в Минас Моргуле, и мы их увидим только весной: наши южные и восточные друзья не больно то жалуют дождливость и суховей нашего нарвайна (синдаринское наименование января). - Они вообще очень прихотливы, - криво усмехнулся эльф, но в этой усмешке было облегчение: у них было время для подготовки. Асталон видел, что братьям не терпится обсудить услышанное, а у него чесался язык закончить начатую беседу с сестрой, и это желание подогревала горевшая всё это время неприязнь к послам. Эльф прочистил горло. - Я должен извиниться: мне надо вас на секунду покинуть. Лотмор, пойдём. Стоило брату с сестрой выйти из комнаты, Келегорм поднялся со своего места и вышел на середину комнаты. Немного помолчал и долгим взглядом обвёл вопросительно смотрящих на него братьев. Заговорил первым, но начал совершенно не с того, чего от него ожидали. - Разрешите мои сомнения, братья, прошу! - Тьелкормо, ну что опять? – вздохнул Кано. - Никто кроме меня не заметил? – удивился эльф. – Или это моё проклятие? Брат и сестра. Они же похожи на… Он осёкся, не в силах выдавить из себя имена, который так долго старался забыть. От бессилия чуть не зарычал и зарылся пальцами в волосы, зажмурившись. Благо, за него договорил Куруфин: понял, что мучает брата. - На Берена и Лютиэн, так? Ответом был удивлённый взгляд Келегорма. - Да. - Я тоже заметил. Не одно лицо, но сходство чувствуется. - Ничего себе! - удивился Маглор. – Сколько времени прошло, а вы их до сих пор так хорошо помните! - Нечему тут удивляться, дорогой брат, - потухшим голосом отозвался Тьелкормо. – Я их вспоминал каждый день жизни в Мандосе, а сегодня ночью увидел их во сне. Но… как? Как такое возможно? Так могут быть похожи дети на родителей! - Честно говоря я не вижу сходства, - пожал плечами Макалаурэ. – Вот на Даэрона они похожи, в чём-то даже очень. - Меня беспокоит не это, - Келегорм тяжело вздохнул. – Меня беспокоит то, что они могут быть потомками Берена и Лютиэни. А это может очень плохо сказаться на нашем маленьком союзе. - Боюсь в таком случае есть факт, который сильно отягощает ситуацию, - заговорил, наконец, Маэдрос и поднял глаза. – Даэрон был не только влюблён в Лютиэн. Он родом из Дориата. И не мне вам напоминать, что мы сделали с его родиной.

***

- Асталон, у тебя на лице написано всё, что ты мне хочешь сказать, но только не пытайся меня убедить в том, что тебя не радует такое положение дел, - сказала Лотмор, как только они закрыли за собой дверь кухни. - При всём уважении, Лаэриэль, - Асталон развёл руками. – К тому же я так и не услышал, как же было разыграно предательство в ложной памяти. - Поиск мира, - пожала плечами эльфийка. - И по-твоему это убедительный повод для посольства? Лотмор, объясни, я не понимаю. - Моргот, по легенде Владыки Намо, вложенной в наши головы для Врага, страдает от собственной жестокости. За время заточения он много думал и много понял, раскаялся до глубины души, но вот изменить свой способ действий не в силах: сроднился, привык. Он стремится к примирению с надеждой на то, что Отец Справедливости удостоверится в его бедственном положении, назначит личную встречу для переговоров. Асталон сухо усмехнулся, открывая шкаф и доставая оттуда две бутылки с вином. - Это в его стиле. - Послушай, тебя беспокоит не столько мотив, сколько средства. Ты смог посмотреть на них, на их реакцию, пока рассказывал. Каково твоё мнение? Айрэмэлдир долго молчал, пытаясь соединить выводы в единую картину. Но все они приводили к одному: он не знал, чего можно от них ожидать. Они могут идти по этой дороге, ведомые горячей ненавистью к Чёрному Врагу, но можно ли на них положиться? Как можно строить союз с таким риском? Не говоря уж о мнениях. Он чувствовал лёгкое снисхождение от некоторых из братьев к близнецам. Нельзя сказать, что его это оскорбляло – скорее уж это задело бы Лотмор, но не его. Это его тревожило. А что же до самого Асталона… О его глубокой неприязни сестре было известно, и эльфа несколько удивляло то, как легко сестра увидела в них нечто такое, что перечеркнуло всё когда-то сказанное отцом, чему он настойчиво их учил. Он этого не видел. В предателях и братоубийцах это вообще трудно было увидеть. Айрэмэлдир вздохнул, опустив голову. Как всё это сложно! Его руки коснулась тёплая ладонь Лотмор, а потом она убеждённо, горячо сказала: - Я тебя знаю, Аран. Призови свою справедливость, свою мудрость и милосердие. Ты не хуже меня знаешь, что судить с чужих слов о грехах других нельзя. - Хорошо, - эльф повернулся к ней лицом. – Приведи мне хоть один довод, который помогает тебе относиться к ним с таким пониманием. - Мы забываем один исторический факт: сыновья Феанора всегда давали возможность избежать кровопролития тем, на кого собирались напасть. Мудрые правители отдали бы камни, ибо от них зависела жизнь их подданных. Но они предпочли сгубить свой народ ради Сильмариллей.

***

- Вино?! – воскликнул Келегорм, когда Асталон и Лотмор вернулись с двумя открытыми бутылками и бокалами и поставили их на стол. – Вот это щедрость их темнейшеств! Или меня обманывает нюх? - Ни в коем случае, милорд, - улыбнулась Лотмор, протягивая ему бокал. - Саурон гордится этим вином так, как гордится только своими варгами и ничем больше. Одного только не знает, что самое лучшее вино на самом деле находится в подвалах подземного лихолеского дворца, - с видом знатока, коим и был, сказал Асталон. – Видит Эру, Трандуил знал толк! Феаноринги сами разобрали бокалы, как только синда их наполнил, и вернулись на свои места. - Это вино там сколько уже? Не меньше шести Эпох, скисло небось, - распробовав напиток произнёс Карантир в ответ на слова Асталона. - Если бы. Чары так сильны, что мы пятьдесят лет назад с лишним туда приходили и пили это вино с огромным наслаждением! Я почти уверен: такого даже в Валиноре не делали. - Ну, я надеюсь, что нам представится возможность сравнить, - Куруфин заинтересовался. - Вы нас заинтриговали, - улыбнулся Маглор. - Я б тоже не отказался, хотя, должен признать, это вино тоже неплохое. Тху есть, чем гордиться – будь он неладен, - произнёс Маэдрос. Асталон нашёл нужное русло. Разговор стал непринуждённым, феаноринги в столь непосредственном общении оказались приятными собеседниками, несмотря на все разногласия, хотя Асталон до сих пор несколько настороженно относился к ним. Но он пообещал. А обещания он выполнял. И Лотмор предоставила ему не только причину, но и повод, который ничем не сломать, никакими сомнениями. С наступлением ночи Бар-Гаил погрузился в звенящую тишину. Было слышно, как ветер завывает, гуляя по коридору и пробираясь под дверями. Спали все. Тонкий эльфийский слух мог уловить дыхание спящих за стенами, в соседних комнатах. Не мог только услышать тихие, лёгкие шаги босых ног. Златокователь подошёл к крайней двери в левой стене коридора, у входа в сад. Не постучался. Открыл. Комнату заливал белый лунный свет, переливавшийся в волосах брата серебром. Он лежал с закрытыми глазами, натянув одеяло так, что была видна только голова на подушке. - Нельо, спишь? Тихий шёпот был хорошо слышен. Старший открыл глаза и посмотрел на брата. - Нет, не сплю. Он знал, что брат хочет поговорить. Он и сам хотел, да только младшие бы не поняли, а они весь день были вместе. Маглор закрыл дверь за собой и сел рядом с Маэдросом. - Помнишь, как мы жили после гибели Амбаруссы? – спросил Высокий. – Так живо себе это представил! Только вот и он, и Питьо сейчас живые и здоровые за стенкой. Кано заметил, как на такой незнакомом сейчас лице Майтимо расплывается радостная улыбка. - Ты чего? - Ничего, - он пожал плечами. – А наши безобразники? - Они так выросли! – шёпотом воскликнул Кано. - Макалаурэ, я себя таким старым сейчас чувствую! - Да брось, - брат легко толкнул её в плечо. – Сомневаюсь, что сам Элерондо себя чувствовал старым, хотя у него было трое детей, а не двое воспитанников. - Ты как всегда, - вздохнул Маэдрос. – Но они оказались сильнее нас. - Так это же прекрасно! Мало того, что разлуку выдержали, так ещё и правили так, что до сих пор их почитают и уважают. Хорошие отцы и правители – любо дорого! - Да, а ведь нам и в голову бы не пришло тогда, что у них такая судьба великая будет. - За себя говори, - выгнул бровь Кано. – Какие уж тут могли быть мысли, если ты был весь в своих занятиях? - Кано, - Нельо предостерегающе прищурился. - Что? Не так разве? Маэдрос беззвучно рассмеялся. Ему было хорошо. И впервые за эти Эпохи на душе было так легко, что, казалось, ещё немного – ветер понесёт в небеса. На слова брата возразить было нечего. Он вздохнул. - Иди сюда. Он не вытащил правую руку из-под одеяла. Прижал брата к себе левой. Пусть у них были другие лица, но в глазах Нельо прекрасно видел своих прежних братьев. Пусть и испытанных не раз жестокой судьбой. На этот раз всё будет по-другому. Сам Намо сказал, что Проклятие больше не имеет силы. А значит они свободны. Кто знает, может они вернут себе хоть частичку того светлого счастья, которое было у них в Валиноре, тень которого пребывала с ними в тот краткий промежуток времени после передачи короны нолдор Финголфину. И даже до самой Нирнаэт Арноэдиад. - Кано… - М-м? - Помнишь, я тебе рассказывал про то, что видел смерть в прекрасном обличии. Тогда ещё, на Амон Эреб. Кано нахмурился. Помнил. Трудно передать, как он испугался тогда за брата. - Ну помню… - Кано… Я это понял только сегодня. Я ведь тогда во сне увидел не смерть. Это была Лотмор – видение спасения…