***
Асталон привычно ел молча. Не потому что привык. Скорее, потому что молча легче наблюдать. Особенно, если наблюдаемые говорят без умолку. У него не было братьев и то, с каким энтузиазмом поддерживалась беседа, было ему ново, и Асталон с успешно скрываемым интересом следил за ходом разговора, постоянно поворачивая голову то в сторону близнецов, то к тёмной тройке. Собственно, сути он уже давно не улавливал: братья умудрялись перескакивать с темы на тему и, в конце концов, дошло до того, что обсуждали они две темы одновременно. Но наблюдение принесло свои плоды. Дольше и тщательнее всего он изучал печально известных Келегорма и Куруфина, ибо яростнее всего отец проклинал именно этих двоих. Тьелкормо, третий по старшинству сын Феанора, как подозревал Айрэмэлдир, был прекрасен лицом и радости, и в гневе. Сейчас он был всё ещё зол на утреннюю выходку Амбаруссар, но, кажется, спор с Атаринкэ его увлёк надолго, и о близнецах он вспомнит не скоро. Говорит понятно, но очень быстро, так что, наверное, только хорошая дикция спасала окружающих от непонимания его речей. «В Нарготронде его речи наверняка звучали торжественнее и спокойнее,» - промелькнула чуть насмешливая мысль. Куруфин был молчаливее. Он выслушивал доводы Келегорма с абсолютно непроницаемым лицом, но, похоже, спор у него никаких сильных чувств не вызывал, ибо сын, более всех братьев похожий на отца, имел и соответственную репутацию, что не наделяла его славой терпеливого. Карантир, наиболее близкий по возрасту к Амбаруссар отчасти вёл себя также, как они; иногда даже казалось, что близнецов не двое, а трое. И дело было даже не в нравах, ибо раздражительность Морьо и способность намеренно довести кого угодно до белого каления не были присущи более миролюбивым близнецам. Скорее это выражалось в манерах, которые более всего делали схожими трёх младших феанорингов. Но было то, что объединяло братьев и вызывало уважение к ним: как бы не был горяч спор, что наблюдал Асталон в начале трапезы, как бы ни были серьёзны их злость и обиды – это никогда не позволяло им переходить границу уважения друг к другу. Ещё вчера Айрэмэлдир это заметил и почувствовал. Сыновей Феанора связывала невидимая нить, которая, когда они были вместе, становилась непреодолимой стеной. Когда Асталон собрался вернуться к трапезе, открылась дверь и в комнату вошли двое старших феанорингов. Все разговоры мгновенно затихли, и пятеро братьев встали со своих мест. Нельяфинвэ коротко поприветствовал их и хозяина дома, с королевским достоинством склонив голову, и сел на своё место, слева от Асталона, или, точнее, слева от пустующего место Лотмор. Макалаурэ – справа. Когда старшие приступили к трапезе, беседа возобновилась, как казалось Айрэмэлдиру, как раз с того места, на котором прервалась. - Лорд Маглор, - тихо обратился к Златокователю. – Можно спросить? Вставать, когда входит старший, - это нолдорский обычай? Просто отец нам про подобное не рассказывал в его народе. - Не совсем, - также тихо ответил тот. – Нельо не только наш брат. На данный момент, он – глава Дома. Мы оказываем ему своё уважение и как к Старшему, и как к нашему предводителю. - Понял, - вздохнул эльф. Макалаурэ сложил приборы и подсел чуть ближе к Айрэмэлдиру. - Асталон, я понимаю, что наше общество – ещё та награда, тем более в той ситуации, в которой оказались ты и твоя сестра. - Милорд, дело не в этом, - возразил тот. – Я… я не знаю, как это объяснить. Лотмор в вас верит. Кто я такой, чтобы её переубеждать? К тому же она привела такие доводы, что у меня просто нет выбора. - Мы постараемся оправдать ваше доверие, - улыбнулся сын Феанора и по-дружески сжал ладонь эльфа. - А где твоя сестра, Асталон? - вдруг спросил Маэдрос, обменявшись незаметными взглядами с Кано. Но Айрэмэлдир не успел ответить. В этот момент вошла только что помянутая эльфийка. На ней была тёмная одежда: брюки, убранные в высокие сапоги, серая рубашка, поверх которой – плотная кожаная кираса; заходя, Лотмор затягивала наручи. - Всем доброго утра, господа, - как-то безрадостно улыбнулась она и, кивнув на приветствия, обняла брата. - Ты куда? - Занятие сегодня. Саурон новую партию варгов определил, молодняк. Надеюсь, кожаные доспехи меня спасут от членовредительства. - Знаешь, я бы не рассчитывал, - Асталон многозначительно скривился. – Может, ты всё-таки поешь? - Ой нет, не надо. Ты лучше на всякий случай приготовься к роли целителя. - Эру, за что мне это, - простонал эльф, хватаясь за голову. Лотмор сочувственно похлопала его по плечу. - Госпожа Лотмор, а можно ли будет взглянуть на эти занятия? – поинтересовался Маэдрос. - Конечно. Спускайтесь вслед за мной. Вокруг арены идёт смотровая площадка, откуда можно всё видеть. Только не подходите близко к Саурону: он тоже любит там ошиваться. Асталон, тебя это тоже касается. - Иди давай, - беззлобно огрызнулся брат. – Мы позже подойдём.***
Арена для тренировки и обучения варгов и волколаков представляла собой ту же арену, как та, на которой Асталон тренировал орков. В отвесных каменных стенах, окружавших её, были решётки, за которыми тянулись коридоры с клетками питомцев Саурона. Второй вход в эти коридоры находился рядом с конюшней, возле королевского дома. И один проём в стенах арены вёл в небольшой тоннель, в конце которого начиналась лестница, что выводила наверх. Сейчас решётка входа была поднята. Отдав необходимые распоряжения, Лотмор взяла протянутый ей одним из орков шест и вышла на арену. Решётка за ней с лязгом опустилась. Под ногами – гладкие камни. Над головой – солнце, а ниже, на смотровой площадке, что опоясывала арену на вершине стен, - несколько фигур, среди которых она узнала Саурона, никогда не пропускавшего учений, Асталона и Маэдроса. Эльфы заняли место подальше от майа и, не спуская глаз, следили за происходящим. Лотмор опустила взгляд, а в следующий миг воздух завибрировал от внезапно зазвучавшей музыки. Маэдрос бросил изумлённый взгляд на Асталона, не понимая, откуда идёт звук, но тот лишь спокойно кивнул, будто сказал: «Это она делает, её дар.» Лотмор три раза хлопнула в ладоши, придерживая шест локтем. Вновь лязгнули цепи. Потом раздался лай и вой, застучали когти по камню и на арену высыпало с десяток или два молодых варгов. Они были не такими большими, как взрослые, ростом с трудом догоняли обычных волков, и зубы их были меньше, но это с лихвой компенсировалось необузданной жаждой крови, которую и должна была умерить Лотмор, научив подчиняться приказам.Я людям не заглядываю в лица, Их метка для меня сродни клейму, И в ней недобрый замысел клубится. Я различать давно умею эту тьму!
Отчасти, Лотмор нечего было опасаться. Своими силами она не подпускала волчат к себе, и бросались они только по одному. Не позволяя себя кусать, она огревала каждого шестом в такт песне по чему придётся и так несколько раз, пока волчонок не начинал кружить вокруг неё, думая над тем, как поступить, а потом - уходил.Зачем ты сюда сунулся, Зачем, зачем, зачем? Зачем затевать с врагом Игры сложные? Здесь у нас своих Полно проблем! Зачем нам чужие – Чужеродные?
Песней она обращалась к разуму каждого из варгов, что были на арене. Они должны были слушать её, и слышать, и понимать. Она знала о том, как оценивают эти звери мир. Для них «чужеродные» - враги. Не важно, кто, даже если они – всего лишь фантом, ибо сознание волка похоже на фантазии. И песни, которыми Лаэриэль ставила себя на место волка, стремилась добиться их покорности наравне с физическим воздействием, соответствовали ему – сознанию варгов, что сквозит высокомерным знанием своего превосходства над другими.Волки и псы Бегают разными стаями! Пусть их раньше не знали мы – И знать не желаем! Этот город нас не видит в упор, Эти люди нас считают отбросами! Очень скоро мы решим этот спор – Это сделают воины, а не философы!
Она пропустила одного из волчат, и тот вцепился ей в руку, тисками сжав челюсти. Эльфийка поморщилась: кожаные наручи выдержали укус, клыки оцарапали кожу лишь с краю, где не было защиты, но сжали руку с такой силой, что наверняка на следующий день на ней могли возникнуть синяки, не говоря уж о том, что будь волк сильнее, – затрещали бы кости. Продолжая петь, она взяла волчонка за шкирки, тряхнула, чтобы он разжал челюсти, и подняла так, чтобы его глаза смотрели в её.…Я чувствую это – как будто повеяло холодом!
Волчонок полетел в сторону. Он был последним. Теперь волки двигались кругом по арене, не сводя глаз с Лотмор…Волки и псы Бегают, бегают Разными стаями! Пускай их раньше не знали мы, Но и сейчас Мы их знать не желаем! Не желаем!*
Её голос разлетался в воздухе с такой силой, что казалось к нему прислушиваются камни. Даже орки, наблюдавшие за уроком, молчали, будто не смея говорить, когда звучал её голос. И никто из них не знал, что их чарует сила Валиэ Йаванны. Разве что Саурон, знакомый с ней. И сын Феанора, видевший Валар также близко, как сейчас видел Асталона. Маэдрос чувствовал то, чего уже очень долго даже не думал ощутить: трепет. Он боялся дышать, слушая голос, обладающий столь невероятной силой, коей не обладали даже многие майар. Но когда он взглянул на Асталона, понял, что чувства Майтимо были ему слишком привычны, чтобы испытывать благоговение перед даром сестры. Не говоря уж о том, что сам Айрэмэлдир также был наделён неменьшим, тайну которого даже Лотмор не могла в полной мере понять. На лице Асталона светилась лёгкая радость. - И ты не волнуешься, что твоя сестра окружена этими тварями? – спросил Маэдрос. - Знаете, если подумать, то повод волноваться был бы, если вместо неё стоял государь Финдарато, - спокойно ответил Асталон и хлопнул лорда по плечу, когда сестра убежала с арены. – Пойдёмте, встретим Лотмор.