A Princess and a Fool

Мысль пойти прямиком к Гилберту пришла Энн неожиданно. Заливаясь горькими слезами на месте их c друзьями старого домика в лесу, девушка поняла, что корень всех её проблем – юный мистер Блайт. И вина за испытанный ей утром позор полностью лежит на нём. «Значит, - посудила она, утирая слёзы и поднимаясь с земли, - он и будет исправлять всё это.» Ширли-Катберт буквально боролась с самой собой на пути к дому Блайта. Ей приходилось заставлять себя идти вперёд шаг за шагом вместо того, чтобы развернуться и убежать прочь. В конце концов, что она вообще теряет? Из-за глупых предрассудков её репутация была навек разрушена: она много слышала о девушках, которых ловили на занятиях непристойностями до свадьбы. Все они навсегда оставались незамужними или уезжали куда-нибудь подальше, где никто не мог их узнать, а, следовательно, разнести слух об их позоре. Но кто такая Энн, чтобы убегать от своих проблем? Всю жизнь она боролась за признание в семье, в классе, в обществе. Позволить какому-то глупому мальчишке разрушить за одно утро всё, что она так долго и упорно строила, означало бы полностью сдаться на милость судьбы и быть одинокой до конца своих дней. В этом был какой-то шарм, странное очарование жизни отверженной среди своих друзей и врагов, но она бы предпочла сама выбрать тот путь, по которому пойдёт, а не согласиться принять тот, который ей кто-нибудь навязал. Тем более, Гилберт Блайт. - Гилберт Блайт, ты самый эгоистичный, ужасный и невоспитанный человек из всех, кого я когда-либо встречала. Никто никогда не делал вещей хуже, чем сделал ты, и будь уверен, все узнают, что всё это – твоя вина! – бормотала себе под нос рыжеволосая, идя по знакомой («К сожалению!») тропинке к дому Блайта. Он мог быть только там. Вряд ли они бы появился в школе после того, как совершил этот невообразимый поступок. «Ещё бы он пришёл в школу! Я бы высказала всё, что думаю о нём, прямо в его наглое лицо!» - думала Энн, пересекая последний рубеж – лужайку перед домом Блайтов. Пусть внутренний голос и шептал ей, что она бы этого не сделала, жалость к себе уже отступила и вместо неё пришла злость. Рыжеволосая находила этот дом замечательным, несмотря на то, что мнение об одном из его обитателей было испорчено навеки. Аккуратный и полный прямых углов дом заставлял представлять тех, кто живёт в нём, людьми серьёзными и сосредоточенными. Он был будто сделан специально для мужчин. Женщина бы непременно нашла тысячу изъянов тут и там. «Обычная женщина, конечно,» - подумала Энн. Уж она-то ни в коем случае не относила себя к разряду «обычных». Видимо, поэтому дом и казался ей чудесным. Иногда она представляла, что живёт в таком. Милее Зелёных Крыш ей, конечно же, ничего не было, но как это интересно – мечтать о том, что у тебя могла бы быть совершенно другая жизнь, живи ты в другом доме. Она также представляла себя в домах Барри, Джиллисов и даже в доме Джерри Бейнарда, хоть никогда и не была там. Благодаря воображению она могла видеть себя идущей босиком по чужому полу, чтобы взглянуть на незнакомый вид из окна, или тихо спускающейся по лестнице ночью, чтобы выпить стакан воды в кухне, или сидящей перед очагом и вышивающей незнакомые литеры, означающие имя семьи, в доме которой она живёт. Было чудесно представлять себя богатой и уверенной в своём будущем Энн Барри, мечтательной и ранимой девочкой из семьи Джиллис или бесконечно преданной своим родным в жилище Бейнардов. Все эти грёзы приводили девушку в полнейший восторг – как многое может сделать наш разум и способность выдумывать! Вырываясь из их плена, она ни капельки не разочаровывалась в своём настоящем. Пусть она не была так богата как Барри, мила как Джиллис или имела такую же большую семью как Бейнарды. У неё был дом, который для неё дороже всех богатств мира, рыжие волосы, которые в какой-то момент даже перестали её раздражать и служили теперь её отличительной чертой, и самые любящие на свете Марилла и Мэтью Катберты, бывшие ей семьей не по крови, но принявшие и воспитавшие её как родную. Разве можно желать большего, чем она уже имела? Ещё одной вещью, о которой ещё мечтала Энн, была любовь. Чистая, искренняя и на всю жизнь. Она и её возлюбленный должны были бесконечно уважать и считаться со мнением друг друга, говорить, спорить и приходить к решению вместе. Она бы никогда не допустила, чтобы её муж принимал решения, не посоветовавшись с ней. Ширли понимала, что устоявшиеся порядки велят жене быть покорной и во всём подчиняться мужчине, но всё её естество негодовало от такого ущемления. Все, мужчины и женщины, в первую очередь люди, а, значит, право думать и говорить дано им самой природой, и Энн бы просто не позволила кому-либо заставить её смолчать, даже если этого требуют какие-то древние правила. Но, несмотря на все эти умные и прогрессивные мысли, она стояла перед дверью, за которой находился человек, парой глупых записок уничтоживший её положение в обществе, отравившей её дальнейшее существование и… Человек, в симпатии к которому она ещё утром призналась. И вся её заготовленная за время пути речь мгновенно забылась, когда она нетерпеливо постучала маленьким кулачком в дверь. В голове была одна мысль, за которую Энн себя проклинала: «Сейчас я увижу Гилберта Блайта.»

* * *

Гилберт ждал прихода Энн. Иначе просто и быть не могло. Он знал, что она ни за что не привлечёт взрослых к решению этой проблемы, потому что прекрасно понимала, что это лишь усугубит её положение. Ведь женщина должна в первую очередь заботиться о своём целомудрии, а мужчинам громкие заявления зачастую сходили с рук. Его не пугал возможный приход их школьной учительницы, мисс Стейси. Это был его последний год в школе, испугать исключением она его не могла. Он бы и под страхом смерти не отрёкся от своих слов, потому что то была чистейшая правда. Он давно и очень сильно мечтал о том, чтобы стать первым мужчиной Энн. Было странно чувствовать такую ярость, бегущую по венам как раскалённый металл, и желание, подстёгивающее на безумные поступки. Странно, что чертовски приятно. В какой момент эти чувства начали заполнять всё его нутро? С начала этого года в школе. За лето Энн заметно выросла, у неё красиво округлилась грудь, движения её уже не были подростково-угловатыми. Волосы самого чудесного цвета в мире теперь ниспадали ей до поясницы, если она расплетала извечные косы. Девушка похорошела, стала похожа действительно на «девушку», а не на ребёнка. Но, к сожалению Гилберта, вырасти не означало повзрослеть. Характер девушки стал ещё более колючим. Если раньше в сердце юноши теплилась надежда, что однажды он увидит хоть капельку теплоты во взгляде, услышит доброе слово вновь, почувствует тепло её тела рядом со своим, то и пары недель в начале этого учебного года хватило, чтобы его мечты разбились вдребезги. Всё то доброе и дружеское, что, казалось, возникло между ними в прошлом году, было подчистую забыто Энн. Она не удостаивала его даже словом, приветствуя и прощаясь лишь лёгким кивком. Поначалу он полагал, что она отвыкла от общения с ним за лето, что придётся вновь растапливать этот лёд недоверия между ними, чтобы в конце концов всё стало даже лучше, чем прежде. Но, как только Руби Джиллис и вовсе перестала отходить от него на переменах, он понял что к чему. Энн решила за него, что за этот последний год он обязательно захочет попытать своё счастье и стать ухажёром Руби. Девчонки с самого начала года только и шептались о том, что ждут не дождутся, когда их «заметит» кто-нибудь из мальчиков. Для них настало время поиска потенциального мужа. Джози стала первой из них, кто совершенно точно решила связать свою судьбу с выбранным ею кандидатом, коим был никто иной как Билли Эндрюс. Про себя Гилберт усмехался щебетанию Пай, что её ждёт светлое и радостное будущее с таким человеком, как Билли. В глубине души это был тиран, для которого женитьба была не более чем сделкой. «Дружище» рассказал ему, что отец пообещал отписать на него половину их семейного бизнеса, как только он женится на достойной девушке. «Конечно, он надеется, что свадьба сможет пополнить наш капитал,» - пожимал плечами блондин. «Но я не думаю, что он будет возражать против Джози, как только увидит, какая она милашка.» «Милашка»! Такие эпитеты казались Гилберту такими пустыми и недостойными. Эндрюс не видел в Пай человека с собственными мыслями и чувствами. Его интересовало лишь её красивое личико и, пожалуй, то, что было у неё под юбкой. Блайт мог бы поклясться на Библии, что Билли был девственником. То, как он рассказывал о своих якобы похождениях, заставляло брюнета прятать ухмылку, как порой взрослые умиляются рассказам их чада о совершенно фантастических вещах, которые тот, наверняка, перечерпнул из сказок. Юноша, для которого секс перестал быть каким-либо таинством, решил не указывать Эндрюсу на совершенные нелепости в его россказнях, иначе ему бы самому пришлось объясняться, откуда он так хорошо осведомлён о тонкостях этого дела. А ему не особо хотелось, чтобы потом всё это как-то просочилось к Энн. Ведь ради неё-то он и был таким прилежным учеником Марии и завсегдатаем портовых борделей. И вот, с самого первого дня их последнего года в школе, Руби Джиллис была личным хвостиком Гилберта. Она даже позабыла о своей робости и смущении, настолько сильно ей хотелось, чтобы парень «заметил» её. Однажды он и правда думал о том, что может оставить ей записочку, просто чтобы порадовать, но быстро понял, насколько плохой это было идеей. Если бы он сделал это, она бы совершенно точно никогда больше не отошла бы от него и, что было бы совсем забавно и нелепо, намекнула бы ему о свадьбе. Сама мысль о женитьбе на Руби Джиллис вызывала приступ смеха. Гилберту казалось таким абсурдным представлять, как она могла бы быть его женой, жить с ним, разговаривать каждый день, не стремясь при этом вот-вот упасть в обморок. В душе, наверное, и сама девчушка понимала, что пути их с юношей совершенно разные и вряд ли когда-нибудь сойдутся. Но её привязанность, казавшаяся поначалу милой, постепенно довела Блайта до кипения. Усугублялось всё тем, что иногда он ловил взгляд Энн, когда говорил с Руби. Мысль о том, что та вела себя как Рейчел Линд, славившаяся своим желанием навязать брак каждому одинокому мужчине или свободной женщине, сводила парня с ума. Как могла она видеть его с другой и абсолютно ничего не чувствовать, когда он еле сдерживался, чтобы не высказать каждому, кто упоминал её имя? Её имя так неправильно звучало у кого-либо другого на устах. Все они будто забывали удваивать «н», хотя девушка при любой возможности была готова напомнить об этом. Из-за этого имя звучало как-то коротко, отрывисто. Гилберт столько раз произносил, шептал, кричал, выстанывал её имя, что оно должно было уже проявиться татуировкой на его теле. Но сейчас в звуке её имени не осталось ничего, кроме кислой желчи. Каждый раз, произнося это имя, он чувствовал, как на кончике его языка, словно на клыках змеи, копится яд, который обычно выходил наружу ужасными ругательствами, которые стойко переносил Баш. Другу хватало ума не лезть в душу Гилберту, пока тот и сам не понимал, что именно ему необходимо. В душе юноши был вечный пожар, пестревший всеми оттенками красного. Огонёк любви, который загорелся как что-то, что должно согревать и давать надежду, разросся и поглотил всё чудесное и нежное, что могло бы быть, оставив лишь бесконечную агонию. Энн была единственным в мире, чего ему хотелось, но чем он не мог обладать. Каждая клеточка её тела должна принадлежать ему, каждая её мысль должна быть о нём и каждое сказанное ей слово должно быть адресовано ему. Он не хотел владеть ей, как Билли мечтал владеть Джози, он хотел быть ей другом, опорой, семьёй. Их существование должно было быть неразрывным симбиозом двух живых организмов, которые просто не могут друг без друга. Но его мечтам было суждено обратиться в прах. - Блять, - неожиданно вырвалось у Гилберта, когда он случайно задел ножом палец. Поскольку он решил остаться дома, Баш свалил на него домашние обязанности, включая готовку. Однако, затерявшись в глубинах своего неспокойного разума, парень совсем забыл, что лучше бы, конечно, следить за тем, как ты режешь овощи, иначе может произойти что-нибудь неприятное. Он оставил недорезанную морковь на столе и поспешил к умывальнику, чтобы ополоснуть руку. Порез стоило побыстрее перевязать, чтобы не схлопотать заражение. Вода окрасилась в красный, как только парень окунул в неё руку. Порез был небольшим, но глубоким. Указательный палец, который оказался жертвой кухонного ножа, нещадно пульсировал и опух, казалось, раза в два. Гилберт вытер руку полотенцем и направился было в кладовку за бинтом, как вдруг раздался стук в дверь. Через стекло во входной двери на Блайта смотрела Энн, казавшаяся слегка потерянной и застывшая с так и не опущенной после стука рукой. От неожиданности парень замер по центру кухни, забыв, куда он шёл. Весь его идеальный и продуманный до малейших мелочей летел ко всем чертям. Он учёл всё: тексты записок, реакцию Энн и окружающих, подготовил и отрепетировал речь, в которой бы он унизил её также, как она постоянно унижала его. Он отработал перед зеркалом даже позу и выражение лица, с которым встретит девушку, когда она непременно появится на его пороге. Но оказалось, что он совсем запамятовал про одну деталь. Несмотря на всю агонию, через которую он раз за разом проходил в присутствии Энн, он всё равно чертовски любил её. * * * Диана не могла усидеть на месте до конца урока. Мысль о том, что мисс Стейси хочет поподробнее разузнать о всей ситуации с Энн и Гилбертом, приводила брюнетку в ужас. Это было почти как предательство. «Да и что я могу рассказать, если сама почти ничего не знаю об их дружбе!» - думала девушка. Подруги редко обсуждали мальчиков. В этом не было толка, потому что ни одна из них никогда не была влюблена по-настоящему. Они решили, что влюблённости в книжных героев, конечно, хороши, но на практике ничего не значат. Маловероятно, что в их жизни хоть когда-нибудь появится мистер Дарси или мистер Рочестер, а, как известно, только такие мужчины достойны истинной любви юных леди. Разве мальчики Эйвонли могли тягаться с ними в уме, силе духа и харизме? «Если я когда-нибудь выйду замуж, - говорила Энн, - то это будет человек великой чести. Я обязательно пойму, когда встречу его.» Диана считала эти слова уж чересчур громкими. Она не надеялась на такой расклад. Девушка признавалась самой себе, что в её жизни вообще вряд ли будет такой роман. Родители девушки непременно хотели, чтобы у их дочери было всё самое лучшее, так что единственный брак, на который она могла рассчитывать, это брак, который бы упрочил её материальное положение. Иными словами – брак по расчёту. Такова судьба, как правило, всех старших дочерей. Родители стремятся побыстрее выпустить их уже взрослую голубку из гнезда, чтобы младшие дети остались утирать им слёзы и выслушивать вечное брюзжание по поводу и без повода. Потом младшим разрешают, конечно же, жениться по любви, потому что «пройдя все жизненные испытания, они достойны этого.» А потом с душераздирающим вздохом добавляют: «Надеюсь, что вы будете вспоминать о своей старой матери, пока ваш отец мирно покоится в могиле и ждёт, когда я присоединюсь к нему.» Мечты о счастливой и долгой любви казались такими недосягаемыми, что юная Барри решила, что её сердце – это закрытая шкатулка, ключик от которой давно утерян. Она не желала ни в кого влюбляться или мечтать о ком-то. Тем более, что из кандидатов у неё был, пожалуй, только Муди Сперджен, который уж точно не был принцем из сказок. Девочки любили подкалывать Диану, которая всеми силами давала понять, что она не заинтересована в нём. Несмотря на то, что она явно намекала парню, что не жаждет более близкого общения и до дома вполне в состоянии дойти в одиночестве, Муди каждое утро начинал с того, что караулил Диану у дверей, здоровался первым и делал комплименты, которые с каждым разом становились всё более и более оригинальными. «Диана, твоё платье такое голубое!» «Диана, твои волосы такой чудесной длины!» «Диана, я никогда не видел таких аккуратных рук!» Под заливистый смех подруг она обычно бормотала дежурное «спасибо» и стремилась поскорее занять своё место. Энн всецело поддерживала намерение Дианы соблюдать дистанцию с ним, но и она не могла сдержать улыбки в ответ на нелепые комплименты Муди. Барри же только раз за разом расстраивало такое внимание. Ей бы очень не хотелось ранить чувства парня, но если этому суждено продолжаться, то ей придётся принять меры. В конце концов, внимание всегда должно быть в меру. Переизбыток ведёт к пресыщению, а проще говоря – к надоеданию. Энн так вообще не могла похвастать наличием видимых поклонников, помимо Гилберта Блайта, милые ухаживания со стороны которого она полностью игнорировала. Этого Барри никак не могла понять – для всех в классе было очевидно, как сильно парень жаждет заполучить её внимание. Однако рыжеволосая постоянно строила из себя обиженную особу и полностью отвергала его любые попытки. К началу последнего года стало понятно, что она не даст ему ни единого шанса. А всё из-за того, что Руби Джиллис давно и безвозвратно влюблена в Блайта. Возможно, Энн дорожила дружбой с ней, поэтому пропускала мимо ушей все комплименты парня и отворачивалась каждый раз, когда он подходил к ней в поиске разговора. Возможно, было что-то другое. Ширли-Катберт никогда не рассказывала о том, что думает о Гилберте, а Барри не слишком и настаивала на её откровенности. Такое положение и сохранялось вплоть до сегодняшнего утра. Сегодня всё же состоялся разговор о мальчиках, который подруги постоянно откладывали в связи полного отсутствия приемлемых кандидатов. Влюблённость Энн в Гилберта стала хоть и очевидным исходом их затянувшейся истории, но всё же задела Диану. Негласное правило не влюбляться в обычных парней было серьёзно нарушено его же создательницей, которая, конечно, решила реабилитировать себя в глазах подруги и отреклась от этих чувств также быстро, как признала их. Ребята в классе начали шевелиться. Это могло значить только одно – очередной школьный день в Эйвонли подходил к концу. Всех дома ждали родные, чтобы узнать, чему они научились за сегодняшний день, а Диану ждал, по-видимому, долгий разговор с мисс Стейси. Девушка поднялась из-за парты и начала неторопливо собирать учебники и грифельную дощечку в одну стопку. Спешить ей было некуда – она должна остаться последней в классе, чтобы они с учительницей могли решить, что же делать. - Дети, я снова убедительно прошу вас не говорить никому о сегодняшнем недоразумении, пока мы полностью не разберёмся в ситуации. Иначе, я полагаю, доска для заметок будет под запретом, - послышался недовольный ропот, девичьих голосов, конечно, было больше. Мисс Стейси пожала плечами. – Наверняка это будет мерой, на которую согласятся все члены попечительского совета школы и с которой нам всем придётся смириться. - Вы просто угрожаете нам, - подала голос Джози, для которой потеря доски означала потерю самого верного источника слухов и сплетен, до которых её острый язычок был горазд. - Я бы угрожала, мисс Пай, если бы пообещала устроить проверочную по новой теме завтра. Моё предупреждение, - она сделала ударение на этом слове, - не несёт для вас никаких негативных последствий. - А как же доска? – испуганно пролепетала Тилли. У девочки было сразу два ухажёра, а записки помогали ей решить, кому из них отдать предпочтение в тот или иной день. Обычно тот, чей комплимент казался ей милее, провожал её до дома. К несчастью бедной Тилли, оба парня были так искусны в комплиментах, что часто оба составляли ей компанию. Конечно, никто не говорил о том, что она жаловалась. - Я лишь высказала предположение, что ваши родители захотят избежать подобных ситуаций в будущем, а лучшим выходом было бы лишить вас возможности совершить подобную глупость. Тилли нахмурилась, было видно, что она тщательно обдумывает слова учительницы. Девушка редко о чём-либо усиленно размышляла, но сейчас она прямо-таки проводила подробный анализ того, чем чревато для неё закрытие доски. Решив, наконец, что комплименты для неё куда важнее отношений Энн и Гилберта, девушка согласно кивнула и поспешила к выходу, где её верные спутники уже держали дверь открытой: один стоял внутри, а другой снаружи. «Ох, какие же они оба всё-таки милые!» - с восторгом подумала Боутлер и думать забыла об утренних записках. Джози насупилась и что-то напряжённо зашептала Билли на ухо. Диана видела, как медленно вращаются в его голове шестерёнки, пытаясь обработать поступающий поток информации. Когда девушка закончила свою мысль, парень ещё пару минут стоял, вперив пустой взгляд парту, а затем замотал головой. Барри уловила из его сказанной вполголоса речи, приглушённой сборами остальных учеников, слова «глупо», «доска», «не важно», «я не буду». Пока он говорил, брови Джози ползли вверх. Было похоже, что блондин отверг предложенный ею план. - В общем, я думаю, мисс Стейси сама разберётся, - расслышала Диана, когда Билли подхватил вещи Пай и они вместе направились к выходу. «Неужели у Билли Эндрюса есть мозг?» - подумала девушка. Перечить Пай было не в духе парня, который обычно с присущей ему небрежностью выполнял то, что она ему говорила, обставляя всё так, будто он сам этого хочет. Это объяснялось не симпатией к ней или покорностью любящего человека, а нежеланием придумывать что-либо самостоятельно. У него будет куча времени сделать это, когда они закончат школу. Тогда уж Джози наверняка не придёт в голову указывать ему. Подняв глаза от стопки учебников на своей парте, Диана встретилась взглядом с Руби, стоящей прямо напротив и ждущей, пока брюнетка её заметит. - Э-э-э, Руби! – как можно более весёлым тоном попыталась сказать девушка. На лице блондинки не дрогнул ни один мускул. – Ты что-то хотела? - Как давно? – хрипло спросила она. - Как давно что? – недоумевающе переспросила Барри. - Как давно Гилберт и Энн вместе? – ледяной тон Руби в сочетании с пронзительно голубыми глазами, прожигающими дыру в лице брюнетки, заставил ту поёжиться. - Они не вместе… - робко начала она. - Врёшь! Я читала записки и знаю, что у этих двоих роман. Как давно они вместе? - Руби, ты всё неправильно поняла, они не… Лицо девушки вспыхнуло. На щеках заалел румянец, губы сжались в тонкую линию, а глаза сузились до маленьких щёлочек. Она сделала шаг к Диане, и та отпрянула. Она и не подозревала, как страшна Джиллис в гневе. - Диана, я не слепая, не глухая и не совсем глупая. Что происходит между Гилбертом и Энн? – девушка говорила почти не размыкая губ, но Барри слышала всё отчетливо. - Руби, я правда ничего не могу тебе сказать, я честно, поня… - ОНИ ДЕЛАЮТ ТО, ЧТО БЫЛО НАПИСАНО В ЗАМЕТКАХ? – сорвалась на крик блондинка. Диана понимала, какой шок испытывала её подруга. Энн всегда убеждала Руби, что когда-нибудь Гилберт точно разглядит в ней девушку, с которой захочет связать жизнь, просто ему надо было вырасти. Руби, в конце концов, убедила в этом и саму себя. Попадать из мира грёз в мир реальный, как оказалось, весьма болезненный процесс. Ещё утром на пути в школу девчушка воображала, как зайдёт в класс и тут же встретится взглядом с Гилбертом. Он, как настоящий джентльмен, приподнимется со своего места и пожелает ей доброго утра, как и каждый день до этого. Он будет смотреть, как она снимает шляпку и вешает лёгкое пальто на крючок, а затем как кладёт свои учебники на парту и решает, наконец, обратить на него внимание. Руби обожала думать о себе, как о девушке, покоряющей парней. Она была почти уверена в том, что каждый мальчик в классе в тайне думает о ней. Но это, к счастью, не делало её заносчивой и самолюбивой. Девушка наоборот пыталась подкупить парней, будучи милой с ними, но держась на расстоянии. Мать говорила ей, что с мальчиками можно разговаривать только тогда, когда они делают тебе предложение. Всё остальное – пустое и не достойно того, чтобы тратить на это время. Девочки в один голос пытали убедить девочку, что если не разговаривать с мальчиками, то есть вероятность никогда не выйти замуж. На это Джиллис лишь с завидным упорством мотала головой из стороны в сторону и повыше задирала острый подбородок. - Моя мама сказала, что она вышла замуж за отца, никогда до предложения его не видев. - Но… как же они познакомились? – с запинкой спросила Тилли. – Они же совсем-совсем друг друга не видели? - Не видели, - кивнула Руби. - Они что, слепые? – саркастично заметила Джейн Эндрюс. Девчонки рассмеялись со сконфуженной рожицы Руби. - Они не слепые! Просто…Ну, они вообще-то не говорили мне, как они познакомились, - закончила она. Компания рассмеялась ещё сильнее, чем с шутки Джейн. Наивность блондинки порой просто обескураживала, но в тайне, конечно, они жалели её. Она была совсем не подготовлена ко взрослой жизни. Ни о каком поступлении в институт речи не шло – девочку ждало будущее в роли жены и матери. Джиллисы уже перебирали варианты удачных партий для их дочери, не спрашивая, естественно, её мнения. Гиперопека со стороны матери возымела свой эффект воплотившись в осторожность и абсолютную неготовность к потрясениям в характере Руби. Она была чересчур эмоциональной иногда и там, где это не требовалось. Девочке очень недоставало силы характера и воли. Энн безумно жалела неспособную принять собственное решение Руби, даже если ответ казался очевидным и наиболее логичным. Учёба не давалась ей легко, потому что здесь тоже крылся выбор. Даже если она была абсолютно уверена в ответе, часть её никак не могла решиться указать ответ. Однако девочки смирились с её причудами и даже находили их очаровательными. Руби была способна тонко чувствовать переживания героев, когда Энн читала свои рассказы вслух в их девичьем «литературном кружке». Она жалела всех и вся, начиная со случайно залетевшей в класс и убитой мистером Филлипсом мухи и заканчивая разбитой Энн однажды бутылкой молока. У Джиллис девочки искали поддержки, когда жизнь обретала ни с того ни с сего серые тона, ведь она была одной из немногих, кто был способен видеть мир цветным несмотря ни на что. И теперь Диана смотрела на это беззащитное существо, которое, казалось, иногда пугалось звука собственного голоса, и пыталась сопоставить то, что она знала о ней раньше, с тем, что происходило с ней сейчас. Животная ярость пылала в глазах Руби, скулы и подбородок заострились, а маленькие ручки сжались в кулачки. И Барри с ужасом для самой себя осознала, что боится такую Джиллис. - Даже не думай говорить, что ты не знаешь, что они делают, - девочка наступала на брюнетку, которая пятилась назад пока не вжалась спиной в классную стену. Мисс Стейси отошла в учительскую, и некому было выручить бедную Барри. - Но я и правда не знаю! – пыталась защититься Диана. - Вы заодно с Энн! Ты знала, что она любит Гилберта! Ты знала и молчала об этом, хотя вам всем известно, что он мой! – голос Руби задрожал и на глазах выступили слёзы. Гнев грозился вот-вот вылиться в неконтролируемую истерику. - Руби, прошу тебя, поверь мне! Энн не знала, что Гилберт хотел сделать, они всё лето не разговаривали! - Хочешь сказать, что Гилберт сам додумался до таких гнусностей? – Джиллис хлюпнула носом. Первые злые слёзы побежали по её щекам. – Хочешь сказать, что это не Энн наговорила ему такого? - Да, Энн тут не при чём… - Знаешь что, - перебила Диану Руби. – Идите вы все к чёрту! Идите к чёрту! Катитесь знаете куда? – слёзы стекали по подбородку и мочили воротник школьного платья, кулаки разжались и судорожно сжимали розовую ткань. Всхлипы превратились в рёв раненного животного. Диана было потянулась, чтобы как-то утешить, обнять подругу, но Джиллис резко отшатнулась от неё. – Ещё раз кто-то из вас подойдёт ко мне… Пошли вы все! К чёрту вас! – снова сорвавшись на крик, выпалила девочка и ринулась к выходу, спотыкаясь и забыв про стопку книг на парте Дианы. Барри беспомощно смотрела ей вслед до тих пор, как та за спиной не захлопнула дверь так, что стекла в окнах задрожали. «Как в такой маленькой девочке может быть столько сил?» - выдохнула брюнетка. Сегодня разбилось ещё одно сердце.