A Princess and a Fool

Мисс Стейси вышла из учительской как раз в тот момент, когда за Руби Джиллис с грохотом захлопнулась дверь. Она перевела взгляд на Диану Барри, которая замерла у стены с самым несчастным видом. В руках у неё была книга по английской литературе, которую та, видимо, не успела положить в стопку ко всем остальным учебникам. Лицо ученицы было совсем белым, а губы слегка дрожали. - Мисс Барри? – осторожно сказала Мюриэль. Девушка перевела взгляд на неё. Казалось, она не совсем поняла, что произошло. - Что с мисс Джиллис? - Она ушла, - Диана рассеянно махнула рукой на дверь и снова посмотрела туда. - Я вижу, но к чему было поднимать такой грохот? - Она расстроилась. - Из-за чего? – односложные ответы Барри начинали раздражать мисс Стейси. Она понимала, что девушка, скорее всего, была поражена, а потому её реакция и была такой заторможенной. Но нужно было выяснить, что произошло между девочками. - Из-за Гилберта и Энн, - Диана, казалось, стала приходить в себя. – Из-за того, что Гилберт утром написал в записках. Мисс Стейси вспомнила, что Барри уже говорила ей о том, что юная мисс Джиллис на протяжении долгого времени была влюблена в Гилберта. Очевидно, утреннее происшествие не прошло для девчушки так легко. В течении дня она не проронила ни слова, а на переменах держалась отстранённо от подруг, лишь метая злые взгляды на Диану. Видимо, за неимением лучшего варианта для этого. - Что ж… - Я думаю, она скоро остынет, - сказала Барри. В глубине души она крепко сомневалась в этом, но ей просто не хотелось говорить с учительницей ещё и о чувствах Руби. – Она вряд ли сможет что-то натворить, вы же знаете, что она довольно безобидна, - как можно более небрежно пожала плечами девушка. На самом деле, Диана стала сомневаться в безобидности Руби после того, как та накричала на неё. Что-то дикое было в тот момент в её лице, обычно таком спокойном и оттого прекрасном. Увидеть Джиллис в гневе было всё равно, что увидеть единорога или русалку – отчего-то все верят, что они существуют, но безумно боятся увидеть воочию. Мисс Стейси оставалось лишь сделать вид, что она поверила ученице. Было очевидно, что данную тему Диана продолжать не намерена, а поэтому не стоило и допытываться – девушка была на удивление упрямой. Мюриэль всего год преподавала в школе Эйвонли, но благодаря своей природной проницательности уже успела «прочитать» характеры своих учеников. «Для успешной работы педагога важно найти подход к каждому ребёнку отдельно и объединить их в один коллектив,» - учили их в институте. И женщина упорно старалась следовать этим основам, заложенным в неё профессором Мартин. Это была невероятно мудрая преподавательница без возраста. Девочки-институтки шептались, что ей, наверное, около шестидесяти, однако никто не отвергал возможности, что вполне может быть и больше. Высокая и, несмотря на возраст, держащая идеально ровную спину эта леди, казалось, была насквозь пропитана запахом минувших лет. Это было слышно по аромату её духов, такому тягучему и тяжёлому, что девушки предпочитали при разговоре не стоять слишком близко, по речи, полной витиеватых оборотов, по её учительскому платью, неизменно отглаженному без единой складочки. Она не требовала следования её примеру от учениц, но поощряла внимательным взглядом тех, кто при ответе изъяснялся красочно и так абстрактно, что остальным приходилось порой только догадываться, о чём шла речь. Она не любила вычурность, но делала студенткам комплименты, если те по-особому забирали волосы. «Trés charmant!» - по-французски хвалила она девушек, заставляя их расплываться в улыбках. Наверное, ей и самой доставляло удовольствие видеть их лица такими сияющими. С первого взгляда мисс Стейси подумала, что профессор Мартин уж точно не даст молодым девицам спуску на своих занятиях. Ей казалось, что надменность и превосходство сквозило во взгляде этой статной женщины. Но, как гласит древняя латинская пословица, человеку свойственно ошибаться. Преподавательница быстро завоевала не только уважение, но и безмерную любовь своих подопечных. Строга, но в меру, требовательна, но судит по качеству выполненной работы, внимательна к деталям, но любит оценивать картину в целом. Именно эта полная противоречий женщина и зародила в мисс Стейси любовь к учительству. Спустя много лет после выпуска она с теплотой вспоминала «десять правил педагога», которые та заставляла учить их наизусть. «Начинайте свой день с молитвы и повторения правил и заканчивайте тем же, но в другом порядке, мои дорогие!» - любила говорить профессор. И Мюриэль упорно следовала этим словам: все годы учёбы в институте она провела с заветными правилами на устах. Даже сейчас ей не составило бы труда вспомнить их все. - Для успешной работы педагога важно найти подход к каждому ребёнку отдельно и объединить их в один коллектив, - шептала порой она перед сном. Ей было так важно, чтобы ученики полюбили её, чтобы полюбили то, что она им даёт. «Дети мало что запоминают, если объяснять им безэмоционально, сухо, нудно, будто заученный параграф. Дорогие мои, учебник ребёнок сможет прочесть и дома, отчаянно зевая и подпирая кулачком подбородок, и усвоить только то, что покажется ему интересным, а более вероятно только то, с чего параграф начинается, - говорила профессор Мартин. – Ваша задача – преподать материал так, чтобы им в голову не пришло открывать учебник.» Мюриэль никогда не отказывала в помощи ученикам, даже если эта помощь заключалась в том, чтобы повторить урок ещё раз. Терпение всегда было её сильной стороной и, к счастью, не подводило её. Для женщины не было лучшей награды чем видеть, как тот или иной ученик преуспевает в предмете, в котором ранее отставал, когда он перестаёт обращаться к ней за помощью по мелочам, потому что становиться в состоянии сам всё сделать. Она стремилась дать детям не просто образование, но нацелить на будущее, помочь им раскрыться в той или иной области. Конечно, в тех рамках, в которых позволяла ей учебная программа. Диану Барри учительница раскусила не сразу. Девушка предпочитала оставаться в тени своей «безумной» подруги Энн. Она была эдаким стабильным «среднячком»: хорошо училась, но не была блестящей, обладала хорошей памятью, но порой перевирала слова стихотворений. Как ученица мисс Барри была беспрекословно хорошей. Но как человек она таила много загадок. Она была упрямой в своих решениях, но всегда считалась с мнением большинства. Как эти два качества смогли ужиться всего в одном человеке Мюриэль решительно не понимала. Упрямство, как правило, исключает «ведóмость» за другими людьми, но Диана каким-то чудесным образом умудрялась следовать за другими, упорно веря в то, что это правильно. Дружба с Энн помогала девушке. Рядом с подругой она становилась более открытой, она буквально расцветала, когда в кабинет забегала рыжеволосая с выражением абсолютного блаженства на лице и, не успев снять шляпку, принималась рассказывать «самый фантастический сон, который ей когда-либо снился». Юная Ширли давала внутреннюю силу, стержень, в котором так нуждалась Диана, хоть сама и не признавала. В жизни брюнетки не было таких испытаний, которые бы раскрыли в ней силу духа, помогли показать характер. Жизнь без нужды в чём бы то ни было едва ли готовит людей ко встрече с трудностями, а потому воспитывают родители своих чад мягкотелыми и слегка меланхоличными к бытию. Диана изо всех сил старалась подавить в себе присущее её кругу равнодушие к окружающим и, Слава Богу, у семейства Барри была обширная библиотека! За неимением лучшего варианта для знакомства с миром девочка с малых лет принялась методично перечитывать книжки и книжечки, томики и тома, тяжёлые фолианты и тоненькие, похожие на буклеты, книжицы. Она всё искала чего-то, но никак не находила. Возможно, дело было в недостатке воображения, а, может быть, и в чём-то другом. Лишь обретя в качестве подруги одну очень интересную рыжеволосую особу, Диана вдруг осознала, что поиск окончен. Она не желала признавать, но чувствовала, что её мир в мгновение ока сузился до одного человека – до Энн Ширли-Катберт. - Как ты думаешь, Диана, - после долгой паузы сказала мисс Стейси, - куда могла направиться Энн из школы? Барри подняла на учительницу блестящие чёрные глаза. - Она бы не пошла домой, иначе Марилла что-нибудь бы заподозрила. Она могла бы пойти в наш старый домик в лесу, чтобы побыть одной, - вслух начала размышлять девушка. – Да, я думаю, что она точно там! Вы же знаете, где он? Мюриэль кивнула. Рыжая девчушка показала ей однажды их тайное убежище, их «литературный кружок», в который затем попал и Коул Маккензи. Хоть литератором он не был, парень был крайне одарён художественно, а потому девочки с радостью приняли его. Вокруг того места до сих пор кое-где лежали глиняные черепки, оставшиеся от фигурок, разбитых год назад Билли и его друзьями. - Мне… - замялась брюнетка. – У меня срочные дела, - Диана положила зажатый в руках учебник к остальным и подхватила стопку с парты. Мысль о том, чтобы нанести визит Гилберту, появилась неожиданно, словно молния во время грозы. Энн ни за что не пойдёт к нему после того, что он сделал, а значит за честь подруги Барри поборется сама. - Но, мисс Барри! Я думала, что вы поможете мне! Энн ведь ваша подруга! – удивилась учительница. Диана обернулась на пути к выходу. - Конечно, она моя подруга. Но я знаю её, она сильнее, чем вы можете подумать. Она справится, - девушка надела шляпку и взяла корзину с вещами. – А мне и правда пора! Увидимся завтра, мисс Стейси. Я надеюсь, что вы найдёте Энн! – махнула она на прощанье и закрыла дверь. Мюриэль застыла около учительской парты. Не такого решения проблемы она ожидала. - И вам всего доброго, Диана, - со вздохом сказала она и пошла в учительскую за вещами. Видимо, домик в лесу ей придётся искать самой.

* * *

«Почему он застыл, глядя на меня? Словно и не ждал того, что я приду сама,» - ехидно подумала Энн. Было странно то, что она вообще могла думать, когда её сердце билось так громко, что, казалось, заглушало не только её мысли, но и все звуки окружающего мира. Его биение раздавалось в ушах, в ритм ему пульсировала её грудная клетка. Она даже не опустила руку, которой постучалась в дверь. Как только девушка это поняла, он быстро опустила руку и отвела взгляд от Гилберта, прервав их зрительный контакт. Пусть это длилось пару мгновений, но мысль о том, что она застала его врасплох, вселяла в Энн уверенность, что с её стороны война ещё не была проиграна. Блайт даже не шелохнулся, когда Ширли сама открыла дверь и скользнула в кухню. Он совсем забыл о своём порезе и том, что кровь продолжала пропитывать кухонное полотенце кровью. И, наверное, не вспомнил бы, если бы глаза Энн вдруг не расширились от ужаса, когда она снова посмотрела на него. Он опустил взгляд. На некогда белоснежном полотенце алели пятна крови. Он и не думал, что из такой небольшой ранки может вытечь столько её. - Блять, - тихо чертыхнулся Гилберт, повернувшись спиной к Энн и бросив полотенце в мойку. Не самый лучший способ прервать молчание, но остановить кровь ему показалось сейчас чуть более важным, чем начинать скандал с порога. Ведь в этом и цель – крики, взаимные обвинения, громкие слова, сказанные в пылу спора. Он хотел, чтоб огненная девчонка, его огненная девчонка, загорелась. Он любил смотреть на пламя, но никогда не видел как пожар пылает в человеке. Настоящий пожар разрушителен, когда он бесконтролен. Он способен уничтожить всё, оставив горстку пепла или не оставив ничего. А как пылают люди? Что остаётся от них? Какова Энн в гневе? в желании? в страсти? Что останется в её душе, когда она сгорит ради него до основания? - Я… - хрипло начала Энн, но прокашлялась, и её голос выровнялся. – Я могу как-то помочь? «Какого чёрта ты делаешь? Какого грёбанного чёрта ты делаешь?» - проносилось у неё в голове, Она пришла, чтобы уничтожить мальчишку, который разрушил её жизнь. Она не должна быть «милой», или «участливой», или «внимательной». Энн хотела прямо с порога вывалить на него весь груз эмоций, с которым она шла к дому Блайта. Сказать какой он плохой человек, потребовать оправданий, извинений, заставить его всё исправить, но… - Бинты, - сквозь зубы процедил Гилберт, полоща руку в холодной воде. – Бинты в кладовой. И Ширли-Катберт послушно кивнула и направилась к двери, на которую взмахом свободной руки указал парень. - Слева, сверху, - крикнул он из кухни. Девушка пробежала глазами по содержимому полок. Мази, растирания, баночки… Она осторожно раздвинула их и увидела клочок белой ткани. Бинты. Маленькая ладошка вмиг пролезла между склянок и схватила заветный моток. Плеск воды из кухни уже прекратился, когда Энн вновь появилась там. Гилберт стоял к ней лицом и сосредоточенно вытирал руку свежим полотенцем. - Кровь остановилась, - проинформировал он. – Но стоит наложить бинт, чтобы не попала инфекция. Его тон стал холоден. Будто за те пару минут, что девушки не было на кухне, что-то резко изменилось в нём. Он оттолкнулся от тумбы и с неохотой пошёл к девушке, глядя куда-то мимо неё. «Гилберт Блайт, что ты, мать твою, делаешь?!» - тревожно вопрошал внутренний голос. Но парень, в общем-то, не понимал, что он делает. Просто он неожиданно даже для самого себя решил вернуться к изначальному плану, после того как минуты слабости прошли. Палец ешё неприятно пульсировал, но не кровоточил так сильно. Он протянул руку за бинтом. Энн даже не сразу поняла, чего он хочет. Она во все свои глаза смотрела на Блайта так, будто впервые его видит. А может впервые видит его таким? Таким отстранённым, будто пытающимся игнорировать её. Таким, какой она была с ним в этом году. - Гилберт, - начала Ширли, настроив себя на серьёзный тон. - Ради всего святого, просто отдай мне бинт, - раздражённо сказал парень, мысленно похвалив себя за то, что голос ни капельки не дрогнул. Оказывается, если правильно настроиться, то можно потрясающе сыграть задуманную роль, даже если с самого начала что-то пошло не по плану. Голубые глаза перестали блуждать по лицу юноши в поисках ответа на вопрос, что стряслось. Энн выпрямилась и решила наконец вспомнить, зачем она пришла сюда. - Вежливость отныне не в почёте? – вскинула подбородок девушка и уставилась ему прямо в глаза. Глаза, которые ещё ночью были в её фантазиях. Гилберт насмешливо фыркнул. - О какой вежливости может идти речь, если ты вошла в дом без приглашения? – он вопросительно-издевательски вскинул брови. «Один-один,» - горько подумала Энн. Она знала, что игра с Гилбертом была опасным занятием – он был умным, а во многих ситуациях – даже умнее её самой. Но, в конце концов, эта игра стоила свеч. Девушка протянула ему бинт. - Надеюсь, вы не истечёте кровью раньше, чем мы закончим разговор. Ледяной тон, ледяной взгляд голубых глаз, ледяная рука, которой Блайт случайно коснулся, принимая белый моток ткани. - Благодарю, мисс Ширли-Катберт. Никаких послаблений даже тогда, когда от одного касания тело сводит в безумной муке, разум грозит вот-вот уступить сердцу, а место соприкосновения с его принцессой внезапно становится самым святым и чистым на его теле. Но он просто отвернулся от неё и ушёл обратно к тумбам в поисках ножниц, чтобы отрезать бинт. Что угодно лишь бы не видеть её холодный взгляд. Иначе он не выдержит. - Не могу ответить вам взаимностью, мистер Блайт, - Энн выжидала, пока он закончит со всей этой чехардой с порезом. Она не так представляла себе разговор с Блайтом. У неё же была речь! Девушка глубоко вдохнула. - Гилберт Блайт, ты самый… - Стоп, - резко оборвал её парень, даже не повернув голову в её сторону. Он выставил руку с остатками бинта. – Отнеси обратно. - Ты издеваешься? – взорвалась Ширли-Катберт. Она чуть было не задохнулась от его наглости. Девушка в несколько шагов пересекла кухню, чтобы оказаться рядом с юношей. Гилберт резко обернулся, и Энн оказалась с ним лицом к лицу. Так близко, что она чувствовала его горячее дыхание на своём лице. Некомфортно близко. Неправильно близко. - Даже если так, - Гилберт слегка наклонился к Ширли так, что ей казалось, что он слегка нависает над ней. – Что ты мне сделаешь, принцесса? Энн видела своё отражение в глазах парня. Растрёпанные рыжие косички, веснушки, вернувшиеся на её лицо с приходом тёплого весеннего солнца, широко распахнутые голубые глаза, в которых плескалась злость и затаённый страх, и слегка приоткрытые губы, растрескавшиеся от частых покусываний. - Гилберт Блайт, - тихо, но твёрдо начала она, глядя прямо ему в глаза и еле сдерживая отчаянно бьющееся сердце. – Ты самый эгоистичный, ужасный и невоспитанный человек из всех, - пауза, вдох, - кого я когда-либо встречала. Ему было невыносимо стоять так близко от неё, слышать запах её кожи и вдыхать аромат волос, древесный и тягучий, смотреть в глаза и понимать, что ничего, кроме злобы и презрения, он больше никогда в них не увидит. Но самым мучительным было смотреть на её губы. Когда-то он так мечтал коснуться их. Целуя других и забываясь с ними, он всегда представлял, какая Энн на вкус. Наверное, она сладкая, как и все принцессы. По-другому просто и быть не может. Ему всегда было интересно, касался ли кто-нибудь её губ так, как хотел коснуться он. Иногда мысли о том, что Энн могла целоваться с кем-то другим приводила парня в настоящий экстаз. Это было больно, и он мучал себя этой болью. Это было невыносимо, и он закалял себя этой агонией. Но ко всему прочему – это его возбуждало. Гилберт клялся себе, что если она найдёт себе того, кого полюбит всем сердцем, то несмотря на все свои чувства, он отпустит её. Но он так мечтал, чтобы этим кем-то был он сам. А теперь он стоит напротив своей мечты и слушает ужасные слова, которых он, конечно, заслуживает. Которые он сам столько раз произносил, рассказывая Башу, как Энн в очередной раз выставила его полным дураком. А он и был дураком. Самым настоящим. - …Я не имею ни малейшего понятия, как тебе в голову пришла такая отвратительная мысль, - продолжала Ширли-Катберт, даже не заметив, что Гилберт отвлекся на свои собственные мысли, - но, я уверена, что ты знаешь, что чертовски виноват. И ты исправишь это! - Иначе что? - Что? – от неожиданности Энн ещё шире распахнула свои глаза. Он видел, как она закипает. «Как и планировалось,» - усмешка. «Он что, ещё и смеётся надо мной?!» - вспыхнула в сознании девушки мысль. Она в красках ему описала, какой заслуживающий общественного презрения поступок он совершил, а он, видите ли, спрашивает, что такого она может ему сделать за это. - Что такая прелестная принцесса как ты сможет мне сделать? – буквально полшага вперед и он преодолел последнее расстояние между ними. Его кудри задевали её выбившиеся из кос волоски, а её грудь упиралась ему чуть выше живота. Он заметил как сбилось её дыхание. – Я буквально сгораю от нетерпения. Последние слова он выдохнул ей в губы. И сейчас Энн по-настоящему испугалась. Не потому, что он был непозволительно близко, и не потому, что в его словах звучала явная издёвка вперемешку с угрозой. Она стала бояться самой себя. - Гилберт, что… - она хотела отступить назад, но почему-то взгляд юноши пригвоздил её к месту. Когда-то она читала, что некоторые кошачьи могут гипнотизировать своих жертв. Их взгляд заставляет добычу замереть на месте и не сопротивляться воле охотника. Ширли думала, что это всего лишь сказки. Пока сама не оказалась в роли жертвы. Что-то гипнотическое было во взгляде юноши, который стоял напротив неё. Что-то такое, что абсолютно лишало её воли. - Ты что-то хочешь сказать? – тихо прошептал он. И впервые за всю её жизнь Энн не находилась с ответом. В её голове билась одна единственная мысль: «Всё идёт не по плану!» «Всё идёт не по плану,» - стучало в голове у Гилберта. И, наверное, впервые в жизни он был рад послать к чёрту план. Этот совершенно дурацкий план, который только испортил им обоим жизнь. И Блайт решил разрушить последнюю границу между ними. Гилберт наклонился к ней, и их губы встретились. Он услышал вздох, но не понял, кто из них издал его. Он видел, как она прикрыла глаза, сдаваясь на его милость. «Хорошая девочка,» - почему-то улыбнула его эта мысль. Её губы были шершавыми и тёплыми. Она приоткрыла их, когда он поцеловал её, и он поймал её выдох. Теперь они дышали одним воздухом. Так, как и должно быть. Его рука нашла её талию, и он прижал её ещё крепче. К его счастью, Энн и не пыталась сопротивляться. Наоборот, она сама подалась к нему всем телом так, что ему пришлось прислониться к кухонной тумбе. Девушка осторожно провела рукой вверх по спине, и её пальцы запутались в угольных вихрах юноши. Он был готов мурчать от удовольствия. Губы Гилберта сначала робко, но затем более настойчиво прижимались к её. Он не хотел её спугнуть, но не хотел оказаться недостаточно прямым в своих намерениях. Девушка неумело отвечала ему, и парень решил, что со временем они это исправят. А времени у них будет ещё предостаточно. «И всё-таки она сладкая на вкус.»

* * *

Перед тем как пройти по дорожке к дому Гилберта Диана решила немного отдышаться. Путь через пролесок от школы до фермы Блайтов она преодолела почти бегом. Мысль о том, что она просто обязана защитить свою подругу от позора, следующего за действиями юноши, подгоняла её и торопила скорее принять все необходимые меры. Она замедлила шаг, поправила сбившуюся на бегу шляпку и одёрнула платье. Серьёзный разговор, который им предстоит, требовал надлежащего леди вида. Ей грела душу мысль о том, что Энн обязательно поблагодарит её за это. Может и без слов, но счастье подруги для неё было выше всяких похвал. Девушка поднялась по лестнице и подошла к двери, ведущей на кухню. Легкие шторки, обычно прикрывающие небольшие окошки в двери, были на удивление отодвинуты, и Диана увидела, что на кухне кто-то есть. «Наверное, Гилберт,» - подумала она. Она сразу отсеяла Баша. Начался сезон засева, и все фермеры с раннего утра до позднего вечера проводили время на поле, отвлекаясь лишь на приём пищи. Барри наклонилась поближе к стеклу, чтобы разглядеть, что парень делает. …И увидела рыжие волосы. Ни у кого в Эйвонли не было таких волос, кроме её дражайшей подруги Энн. «Что она…» В этот момент она слегка двинула корпусом влево, давая Диане полную картину происходящего. Корзинка выпала из рук девушки. На кухне дома Блайтов стояли никто иные как Энн Ширли-Катберт и Гилберт Блайт и целовались. Девушка была бы рада сморгнуть это видение, но, к её сожалению, всё происходило на самом деле. Её лучшая подруга целовала парня, который утром опозорил её на весь городок, и не выглядела недовольной этим. По щеке Дианы прокатилась горячая слеза. Она и не заметила, как заплакала. Не от горя, а от обиды и от… ревности. Она никогда не хотела ни с кем делить Энн: ни с другими девчонками, ни, тем более, с парнями. Поэтому она порой даже радовалась, что мальчики в классе не питали особого интереса к Ширли. Энн была только её, её единственной близкой подругой, её родственной душой. Она мечтала, как они разделят будущее вместе, несмотря на то, что Диане предстояла поездка в Париж. Но теперь Энн сама предпочла ей кого-то другого. «Нет, не просто кого-то. А того, кого она любит,» - подумала Барри. Не в силах сдерживаться больше, она подхватила корзинку и в один миг сбежала по ступенькам. Слёзы застилали дорогу, так что она шла, руководствуясь мышечной памятью. Сегодня разбилось ещё одно сердце.