* * *
- Энн! – вскричала Марилла, когда девушка ввалилась на порог Зелёных Крыш насквозь мокрая и грязная. – Почему так долго сегодня? Ты видела, что на улице творится? Я переживала, что тебя снесло этим ветром, и… - она сделала передышку в своей пламенной речи, когда заметила, что лицо её воспитанницы было мокрым не только от ужасного ливня, но и от слёз. Из покрасневших глаз градом катились крошечные слезинки, смешиваясь с дождевыми каплями на щеках девушки. – Что случилось? – испуганно спросила женщина. - Марилла, - осипшим голосом ответила Энн, продолжая рассеянно стягивать с себя промокшее насквозь пальто, - ты знала, что любви, которую описывают в книгах, на самом деле не бывает? Что это просто обман? – она подняла на женщину влажные голубые глаза. - Ох, дорогая, - мягко выдохнула та, прижав к себе бедную девушку. Платье Мариллы тотчас же намокло, женщина почувствовала, что рыжеволосая мелко дрожит. - Боже мой, Энн! Да ты совсем продрогла, - воскликнула она, отстраняясь. – Быстрее наверх, переодевайся в сухое! – скомандовала мисс Катберт, легонько подталкивая девушку в сторону лестницы. Ширли-Катберт вяло поплелась наверх, оставляя за собой след от воды, капающей с одежды. Обычно полная энтузиазма и энергии она казалась женщине такой чужой, что Марилла удивилась самой себе. Она задумалась о словах девушки. О любви и о том, как она отличается от того, что пишут в книгах. В жизни мисс Катберт был один-единственный роман, эхо которого трогало её сердце и по сей день. Любовь, которая настигла женщину в те годы, была до малейших деталей похожа на ту, что описывают в книгах. Разве что, финал подкачал. Не жили герои этой истории «долго и счастливо». Конечно, фактически они всё-таки жили, но это была жизнь порознь, а не счастливая полная любви и мечтаний сказка. Какой совет могла дать женщина, в жизни которой роман не ознаменовался грандиозным финалом? Мисс Катберт, так и оставшаяся навсегда «мисс», была, пожалуй, специалистом лишь по части трагичной любви. Но, как казалось самой Энн, её роман как раз попадал под эту категорию. Она не поняла, как добралась до дома. Похоже, пару раз сильный ветер ронял её на землю, а дождь вымочил всю одежду до нитки. Но боль от разбитого на осколки сердца заглушала все эти внешние раздражители. Как можно было за один день принять свою любовь, разочароваться в ней, испытать на себе магию первого поцелуя и после этого рухнуть в гулкую чёрную пустоту агонии? Если героини любимых романов Энн и считали, что их судьба несчастна и трагична, то сегодня девушка переплюнула их всех. Гилберт Блайт за сегодняшний день с успехом доказал правильность выражения: «От любви до ненависти один шаг». Дважды. Неужели это щемящее чувство в груди Энн и было ненавистью? Как можно было так сильно ошибиться в человеке, который был обязан стать её единственной настоящей любовью? Когда девушка избавилась от мокрой одежды, тело вмиг покрылось мурашками. У неё не было ни сил, ни желания садиться за уроки. В чем был смысл, если её не было сегодня в школе и она сомневалась, что вернётся туда завтра? После того, как героини переживают такие события, они либо перестают выходить в свет и закрываются навеки в своём жилище, либо же выходят на борьбу с остальным миром и громко заявляют о себе. Несмотря на то, что девушка всегда ожидала от себя принятия второго варианта, сегодня она уже не была уверена в том, что сможет вообще когда-нибудь встретиться с другими людьми лицом к лицу. По реакции Мариллы Энн поняла, что новости о поступке Гилберта ещё не дошли до неё, а значит, что сегодня ей не грозила лекция о безнравственности и объявление о домашнем аресте. Хотя сейчас она бы добровольно подписала согласие на пожизненное заключение в Зелёных Крышах. С улицы через окно в комнате девушки проходил унылый серый свет. «Как иронично погода совпадает с настроением,» - горько подумалось девушке. Дождь, казалось, и не думал успокаиваться, а на небе среди облаков не было ни единого просвета, ни одного намёка на то, что погода в ближайшие часы улучшится. Энн в головой залезла под одеяло. «Как бы я хотела навсегда остаться здесь!» Она и не знала, что было хуже: записки Гилберта или его слова после их поцелуя. Поцелуй… Он был первым в её жизни и, похоже, единственным. Она крепко сомневалась в том, что кто-нибудь ещё захочет поцеловать её. Увы, как сама признавала рыжеволосая, она далеко не была объектом всеобщего обожания. То ли дело её задушевная подруга Диана… Энн испуганно распахнула глаза. Диана! Она же убежала из школы, оставив свою подругу в одиночестве. Прогулка к Барри домой сейчас, под таким ливнем, могла быть чревата неприятными последствиями в виде болезни. «На самом деле, мне даже не интересно, что происходило в школе…» - слегка апатично подумала Энн, расслабленно ложась обратно. А что ещё могла рассказать ей Диана? Джози и Билли наверняка злорадствовали, а острый язычок девушки сделал всё возможное, чтобы одноклассники не переставали обсуждать это происшествие. Руби, скорее всего, вернулась на занятия, но Энн точно знала, что разговора с ней не избежать. «Я даже представить не могу, как она страдает,» - вздохнула девушка. «А может всё-таки могу.» Она больно прикусила нижнюю губу. Которая ещё помнит нежное касание губ Гилберта. В носу снова защипало, а глаза опять стало покалывать. Одна мысль об этом поцелуе, который стал самым чудесным, волнующим и ключевым моментом в её жизни, вызывала ужасную печаль. Ещё утром она клялась себе, что поставит точку и вычеркнет Блайта из своей жизни, словно его никогда и не существовало, но, видимо, не существует лёгких путей, когда дело касается отношений. Она горько фыркнула, когда это слово пришло на ум. «Отношения!» Какая невообразимая глупость – думать, что у них что-то было после того, как этот мальчишка всё растоптал. Почему-то Энн всегда представляла, что героини романов очень красиво плачут. Слёзы катятся по их идеально-фарфоровым лицам, оставляя за собой влажные дорожки, нижняя губа аккуратно прикушена, чтобы сдержать дрожь и еле слышные рыдания, а белоснежные руки прелестно прижаты к груди. В этом всём была некая эстетика, и девушка отчаянно хотела, чтобы когда-нибудь трагический роман застиг её именно в такой позе. Но слёзы разбитого сердца оказались куда более прозаичны, чем она могла себе представить. Они не стекали идеальными дорожками, да и лицо её было далеко от прекрасного: острое и веснушчатое. Нижнюю губу закусывать было бесполезно, ведь звуки, издаваемые девушкой, были совершенно неконтролируемыми и какими-то больше животными, нежели человеческими. Оказывается, плач был абсолютно неромантичным. Послышался тихий стук в дверь. В комнату вошла Марилла, держа в руках дымящуюся кружку чего-то ароматного. Энн высунулась из-под одеяла и уставилась на пришелицу, вскинув брови в немом вопросе. - Я подумала, что чашка чая не повредит. Ты, должно быть, совсем замёрзла, - ответила мисс Катберт, ставя чашку на прикроватную тумбочку и присаживаясь на кровать к Энн. – Что произошло, дорогая? – повторила она вопрос, который задала ещё у порога. Ширли-Катберт тяжело вздохнула, но села в постели, прислонившись спиной к каретке. Старательно скрывая дрожь в руках, она взяла в руки кружку и осторожно отхлебнула горячий напиток. Горло отозвалось резкой болью, и девушка поморщилась. - Думаю, Марилла, что я просто недостойна любви, - сипло ответила девушка, внимательно изучая узоры на одеяле. Рассказывать о своём трагическом романе ей совершенно не хотелось, но опекунша, казалось, ждала всей истории. – Если настоящая любовь и существует где-то в этом мире, то, я полагаю, меня она обойдёт стороной. Можно ли вообще выключить все чувства? – взгляд голубых глаз умолял женщину ответить положительно. Мисс Катберт тяжело вздохнула. Все те годы, что Энн провела в Зелёных Крышах, она с тревогой ждала, когда девочка начнёт сомневаться в правдивости своих представлений о любви. Ведь иначе и быть не могло. Кому, как не Марилле Катберт, знать, что реальность сурова, и всё богатство воображения бессильно против неё. - Кто сказал тебе, что ты недостойна её? - Я уверена в этом, - слабо закивала девушка и сделала ещё один глоток обжигающего чая. Тепло, исходящее от кружки, смогло унять дрожь в руках, пальцы покалывало, и эти импульсы расходились по всему телу. «Если бы одна кружка смогла растопить весь лёд в душе, всё было бы намного проще,» - подумала девушка, когда по коже пробежали мурашки. - Слушай меня, дорогая, - после небольшой паузы ответила Марилла. – Не позволяй никому заставить тебя усомниться в самой себе, ведь никто не знает тебя так, как ты сама. Мы с Мэтью знаем, какая ты чудесная молодая женщина, Энн. И мы любим тебя. Неужели ты думаешь, что мы можем ошибаться? Если бы у девушки остались слёзы, она бы непременно заплакала. Марилла нечасто так запросто говорила с ней о чувствах, тем более о любви. Раньше Энн казалось, что мисс Катберт и вовсе не умеет любить. Конечно, с годами эта мысль отступила, но девушка всё равно не понимала, как можно было так тщательно прятать свои чувства за маской строгости и ничем нерушимого спокойствия. Однажды Мэтью объяснил, что его сестра не всегда была такой. Ей пришлось вышколить себя так, чтобы стать надёжной опорой для него после смерти брата Майкла и их матери. «Марилла бы с радостью была нежнее и проще, - говорил он, - но иначе нам пришлось бы очень нелегко.» Он сожалел о том, что она пожертвовала собственным счастьем и положила всю свою жизнь на воспитание младшего брата и поддержания Зелёных Крыш в приличном состоянии. Энн бы, наверное, так не смогла. Слишком уж страстной натурой она была. Вопрос женщины, конечно, был риторическим, но Ширли-Катберт всё равно покачала головой в ответ. - А насчёт чувств… - Марилла как-то напряженно уставилась на свои руки. – Жить без них, несомненно, проще, но в какой-то момент всё твоё существование становится бессмысленным. Поверь мне, я… - женщина сглотнула, - знаю, о чём говорю. Энн с какой-то внутренней жалостью посмотрела на мисс Катберт. Она её поняла. В первые дни пребывания в Зелёных Крышах девушка и вовсе считала её механической. Глаза женщины, казалось, всегда были подёрнуты пеленой безразличности, а сердце некогда застыло на секунду и вмиг обратилось в лёд. Но рыжеволосая девчушка с тощими косичками и мириадами веснушек была тем огоньком, что смог растопить его. Конечно, это оказалось нелёгкой задачей, и получилось всё не сразу, но перемены, которые произошли с мисс Катберт, были очевидны. Тело девушки охватила дрожь. Это заметила и Марилла. Она приложила тыльную сторону ладони ко лбу девушки, и её глаза мгновенно расширились. - Боже мой, Энн! Ты вся горишь, - воскликнула женщина, резко встав с кровати. Сама девушка даже не почувствовала, в какой момент тепло от одеяла и горячего чая превратилось в лихорадочный жар. У девушки пылали щёки и уши, а тело неприятно ломило. «Не хватало ещё заболеть,» - мрачно подумала Энн, мгновенно ослабевшими руками ставя кружку на тумбочку. «И всё из-за Гилберта Блайта. Все мои проблемы из-за этого несносного мальчишки!» - Ничего страшного, Марилла, - попыталась успокоить воспитательницу девушка. – Я быстро смогу встать на ноги, ты же знаешь, - слабая улыбка тронула пересохшие губы Энн. Мисс Катберт быстро вернула лицу извечное строгое выражение, хотя душа её была неспокойна. Так волнуется, наверное, любой родитель, когда его ребёнок плохо себя чувствует. - Стоит, всё-таки, отлежаться завтра дома. Если погода к вечеру наладится, я схожу к мисс Стейси и скажу, что тебя не будет в школе. Думаю, она не откажет, тем более, что ты не пропускаешь занятия. Сердце девушки упало. Если мисс Катберт пойдёт к мисс Стейси, то та наверняка расскажет ей о ситуации с записками. И Энн пропустит школу не только завтра, а вообще больше в ней не появится. Видимо, по лицу Энн пробежала волна беспокойства, потому что Марилла недоумённо нахмурилась. - Может быть, лучше попросить Диану передать учительнице, что мне нездоровится? К ней намного ближе идти, тем более, по такой грязи, - девушка изо всех сил постаралась, чтобы её слова звучали как можно более убедительно. Она даже чуть приподнялась в кровати. «Господи, помоги мне!» - мысленно обратилась с Богу девушка. – К тому же, Диана сможет зайти после школы и передать домашнее задание, чтобы я не отстала от класса. Было видно, что Катберт колеблется. Но доводы воспитанницы, похоже, показались ей достаточно убедительными, потому что она, наконец, утвердительно кивнула и взяла в руки кружку с наполовину выпитым чаем. - Хорошо, ты права. Мисс Стейси не будет возражать, если Диана и впрямь поможет тебе с домашним заданием. Тебе стоит отдохнуть, - она одной рукой поправила одеяло девушки. – Сон лечит, постарайся поспать. Энн вымученно улыбнулась и слишком резво для своего состояния кивнула. - Хорошо. Спасибо, Марилла. За всё, - она сделала ударение на последних словах. «Я тоже вас люблю,» - имела она в виду. Мисс Катберт тепло улыбнулась. - Отдыхай. Она вышла, прикрыв за собой дверь, оставив девушку наедине со своими печалями. За окном начинало темнеть, и Энн задумалась, сколько было времени. К сожалению, она так и не обзавелась часами в комнате, поэтому могла только гадать. Дождь, казалось, и не собирался прекращаться. Это сыграло бы на руку Энн, ведь тогда бы Марилла и вовсе никуда не пошла. А, значит, до завтрашнего дня девушка была бы в полной безопасности. «Ах, если бы я только могла поговорить с Дианой сейчас!» - подумала девушка. Но единственным её собеседником сегодня могла стать лишь Снежная Королева. А она так редко ей отвечала, что Энн начинала сомневаться в том, услышит ли когда-нибудь весточку от неё. Конечно, прошлой ночью Королева послала ей какой-то знак. Видимо, это было предупреждение об опасности. Девушка нахмурилась. Белая властительница должна приносить только добрые вести, а никак не новости о том, что Гилберт Блайт задумал подставить рыжеволосую. Чёртов Гилберт. Чёртовы записки. Чёртовы тёплые губы. То ли от жара, то ли от нервного истощения, но Энн начало казаться, что она сходит с ума. Иначе как «помешательством» её постоянные мысли о брюнете назвать нельзя было. Как бы ей хотелось выкинуть его прочь из головы! После того, что он делал, что говорил, как вёл себя… Как можно простить за всё это? - Снежная Королева, - прошептала Энн в полумрак комнаты, - если ты всё ещё меня слышишь, сделай так, чтобы Гилберт Блайт навсегда исчез из моей жизни. Послышался чуть слышный всхлип. - Пожалуйста.* * *
- Блайт, - после долгого молчания сказал Баш, - я, конечно, много раз попадал в неприятности и по-крупному объёбывался, но это просто… - Пиздец, - закончил за него Гилберт, в отчаянии мотнув головой. Баш кивнул. - Она никогда меня не простит? – с каплей надежды покосился брюнет на друга. По его горькой ухмылке он понял ответ. Пока Гилберт рассказывал о своих сегодняшних приключениях, включая записки, разговор с Энн, поцелуй и его слова после него, за окном начало смеркаться. Баш понялся на ноги, чтобы зажечь пару свечей. Кухня дома Блайтов вмиг озарилась тёплым трепещущим светом огоньков. Пока друг проводил эти манипуляции, Гилберт сидел неподвижно. В голове лишь стучало: «Никогда не простит». А на что он, собственно, надеялся, когда придумал этот абсолютно дурацкий план, единственной целью которого по итогу было пожалеть собственную уязвлённую гордость? Что Энн прибежит к нему и взмолится о прощении, будет уверять его, что она поняла, зачем он это сделал? Положа руку на сердце, он признавался, что изначально эта часть и впрямь была в планах юноши. Нарушило всё, конечно, то, что она его не любит. Она всего-то пришла в очередной раз накричать на него и высказать всё, что она думает о его поведении. Отчитать, словно маленького ребёнка. Может быть, это именно то, чего он и заслуживал. Ведь это он накинулся на неё с поцелуями. «Но она не возражала,» - ровно заметил внутренний голос. Значит ли это, что она всё-таки что-то чувствует к нему или что она просто растерялась? - Блайт, у тебя лицо, как будто ты съел лимон, - раздался голос Баша. Он стоял рядом с плитой и держал в руке чайник. Судя по пару, исходящему от него, юноша пропустил тот момент, когда он закипел. – Чай будешь? Гилберт рассеянно кивнул. - Баш, - позвал друга он. Мужчина обернулся. На лице юноши в неровном свете свечи причудливо играли тени. Глаза его казались совсем тёмными, будто просто две чёрные-чёрные дыры, в которых каким-то образом уместилась вся печаль этого мира. – Она ведь меня не любит. Лакруа нахмурился. - А ты когда-нибудь спрашивал? - Что? – Гилберт поднял глаза на друга. - Ну… - протянул темнокожий, аккуратно наливая кипяток в кружку и стараясь не облиться. – Поговорить по душам, выяснить в чём дело, выведать информацию… - принялся перечислять он. Брюнет снова уставился на собственные ладони. «А ведь разговора-то у нас никогда и не было,» - подумал он, хмуря брови. Почему-то он всё уповал на то, что она в один прекрасный день заметит все его старания и сама поймёт, что он к ней чувствует. Слова казались такими лишними, когда дело доходило до Энн. Ведь она, как никто другой, могла понимать людей без слов. Кроме, очевидно, его. - Так что? – снова дал о себе знать Баш, подойдя к кухонному столу, за которым сидел Гилберт и ставя перед ним дымящуюся кружку. – Ты говорил ей о своих чувствах? Признаваться в таких очевидных вещах было ужасно неловко. Парень мялся. - Наверное… я думаю…- тянул он с ответом, пока Лакруа вопросительно смотрел на него. – Скорее всего…нет, я уверен… - Я понял, - остановил бессвязное бормотание друга Себастьян. Он шумно отхлебнул чаю и насмешливо выгнул бровь, глядя на юношу. – То есть она ничего не знает о том, что ты к ней чувствуешь? - Я бы не сказал, что она не знает, ведь все эти годы… - Я не спрашиваю, что ты делал. Ты говорил ей о том, что любишь её? Гилберт сконфуженно покачал головой. По своей глупости он умудрился полностью разрушить отношения, которые даже не начались. - И самый простой способ сказать ей об этом – признаться перед всеми, что ты хочешь её трахнуть? – в голосе темнокожего слышалась нескрываемая насмешка. – Не знаю, как у вас, белых, это решается, но мы обычно говорим об этом напрямую… - Баш! - Я молчу, молчу, - куда-то в бороду усмехнулся мужчина. Любовные переживания Гилберта стали обычной темой их разговоров ещё со времен плавания. Конечно, мальчишка упорно отрицал все свои чувства к этой девушке, но проницательность была сильным коньком Баша. Да и не мог человек, который получил письмо от «обычного» друга, исподтишка касаться нагрудного кармана, в котором оно было спрятано, и каждый вечер напряжённо перечитывать его, будто ища какой-то скрытый смысл. Да и шлюх он всегда выбирал рыжих. «Рыжие самые страстные?» - подмигнув, заметил однажды Лакруа. Его взгляд был прикован к выбранной парнем красотке. Когда-то давно цвет её волос может и был огненным, но краска давно смылась и сквозь дешёвый пигмент проглядывали соломенные всполохи. В тот момент Гилберт уже научился стойко сносить издёвки друга по поводу его предпочтений. А он не забывал вставлять их каждый раз, когда они заходили в бордель. «Только на рыженьких и стоит,» - в ответ бросил он, оглядывая «бабочку» с ног до головы. Худощавая, высокая и с абсолютно тупым выражением плоского лица она была ни капли не похожа на объект его тайного вожделения. «Сочувствую, Блайт. У меня, хвала Богу, пока ещё встаёт на любую девицу,» - расхохотался Баш, стиснув в объятьях крепкую брюнетку. «Признай, что у тебя просто нет вкуса,» - парировал Блайт. Выбора не было и пришлось довольствоваться тем, что есть. «Ещё увидимся,» - кинул он другу и удалился вместе со шлюхой. После Марии он старался не спрашивать имён девушек. Просто просил не обижаться, если он вдруг назовёт их «Энн». Обычно они и не возражали. Какая разница, какой фетиш у клиента, если у него есть деньги? - Я так объебался, Баш, - обречённо прошептал Блайт. - Повторяешься, друг, - заметил тот. – Что будем делать? Гилберт недоумённо посмотрел на него. - «Будем»? - Ты же не думал, что я оставлю тебя решать всё самому? – усмехнулся Баш, и взгляд его карих глаз потеплел. – По-моему, ты откровенно плохо справляешься. - Плохо? - Честно говоря, просто хуёво, - ответил Баш. Выглядел Гилберт жалко: пустой взгляд, растрёпанные больше, чем обычно, волосы, чуть подрагивающие руки. – Но мы же семья, - он положил руку парню на плечо. – А в любой семье принято друг другу помогать, не так ли? Блайт благодарно посмотрел на друга. «Что же такое я сделал, что небо послало мне его?» Конечно, он никогда в жизни не признается в этом Башу, но тот спас его. Спас от груза потери и бесконечного одиночества. - Спасибо, - кивнул в ответ юноша, накрыв ладонь друга своей. Так странно было иметь такого друга. Гилберт никогда не был одинок в школе, мальчишки тянулись к нему, девчонки млели от него. Но никто из них не мог быть честен с ним. Башу это удалось. В привычках Лакруа не было скрываться и утаивать что-либо. Этим он походил на Энн. - Что мне делать с ней? - Сначала дай ей время. Не лезь со своими признаниями, пока она не остынет настолько, чтобы пустить тебя в своё личное пространство. Гилберт согласно кивнул. - Пока ты можешь поговорить с классом. Я уверен, что у них полно вопросов к тебе. В ответ на эти слова юноша поморщился. Нет ничего унизительнее, чем объяснять свои поступки другим людям, особенно тем, кто не поймёт их сути. Он почти умоляюще посмотрел на Баша. Тот отрицательно покачал головой. - Ты сам сказал, что Энн переживает за свою репутацию. Ты это натворил, тебе и исправлять. Гилберт согласно кивнул, презрительно кривя губы. Парни не отстанут от него, пока не узнают, было ли у них что-нибудь. Да и мисс Стейси, наверняка, уже узнала обо всём. Безболезненно это объяснение вряд ли пройдёт. - А потом? - Посмотрим. Начни хоть с чего-нибудь. Можешь, кстати, начать с мытья посуды, - хитро улыбнулся Баш и шустро вскочил со стула. – Кто последний, тот и моет чашки! Блайт растянул губы в улыбке. Несмотря на безнадёжность ситуации, ему был приятен оптимизм друга. - Можешь не стараться, я вымою. У меня, судя по всему, перед тобой должок. - Неоплатный, - прищёлкнул языком Баш, садясь на стул, и звонко рассмеялся. Гилберт смотрел на него и не мог представить другой жизни. Этот дом был бы таким чертовски пустым, вернись он в него один. Здорово было иметь семью. «Отцу бы понравился Баш,» - подумал юноша, глядя как тот, причмокивая, делает ещё глоток остывшего чая. «Также, как ему понравилась Энн.» Он должен всё исправить. Он просто не мог остаться в дураках.