Murmuration

      — Как вы относитесь к повторному открытию дела?       — Я ничего не чувствую к нему.       — Это не то, что говорит ваше выражение лица, Юнги-щи. Помните: доверие — это первый шаг, который вам нужно сделать. Довериться мне и говорить со мной. На что это похоже?       Часы тикают. Кондиционер позади него тихо жужжит. Юнги беспокоится о прокате джинсов.       На что это похоже?       — Как керосин на открытой ране, — Юнги не говорит этого.       Он никогда не должен был говорить ей. Психотерапевты делают это — эту бессмыслицу: разбирать его чувства, погружаться в поиски его секретов, как будто в надежде на какое-то скрытое сокровище, что внезапно и аккуратно решит уравнение, которое является его разумом. Он должен был помалкивать о деле. И Пак Чимине. И Ким Тэхёне. Но Тэ — в этом вся суть, и Юнги, возможно, уже немного рассердился из-за него. Тэхен, который не мог оставить все в порядке в одиночестве. Тэхен, который заставил его застрять в этой кроличьей норе так глубоко, что он даже представить себе не мог, поднимаясь все время вверх. Тэхен, который стирал границы между их напряженными профессиональными отношениями, как будто это было ни что иное, как линия мела.       Тэхен, который ушел.       — То, что я чувствую — обман, — говорит Юнги, скрестив лодыжки. — Я позволил этому уйти. Как вы и сказали, я должен был. Я отпустил это, а потом они вернули меня назад.       — Я могла бы написать в отдел письмо.       — Заявить, что я эмоционально непригоден? Ха. Я никогда не отпущу это дело, теперь они сами дали его мне.       — Это мудро?       — В этом нет ничего мудрого, — Юнги скрипит зубами.       — Этот другой человек, с которым вы работаете. Чимин, не так ли? Он знает о?..       — Он подозревает. Они все подозревают.       — Тогда вы должны сказать ему.       — Я не могу, — Юнги глубоко вздыхает и говорит, ненавидя, что его голос ломается, становится грубым. — Я могу… Я… А что хорошего в том, что я ему это скажу?       — Возможно, вы могли бы использовать его умственную поддержку. Когда вы углубились в это — теперь, когда вы решили, что работаете над делом, — также лучше не хранить секреты от своего партнера. Помните, я обучена помогать людям в профессиях и ситуациях, подобных вашей. Коммуникация и прозрачность важны, и это приводит к меньшим рискам для вас обоих. Может быть, он вам нужен. Может быть, вы можете помочь друг другу. Хранение секретов, связанных с расследованием, не может быть полезным — вы не хотели бы подвергать опасности Чимина, не так ли?       — Нет, — Юнги вздрагивает.       Конечно, нет. Чимин никогда не просил ничего из этого. Но он также не может рассказать все о нем. Он не может рассказать Чимину о том времени, когда он встретил Тэхёна вне работы; он не может рассказать Чимину о всех кошмарах его смерти; он не может рассказать Чимину о том, что Тэхён мог или не мог написать в этом дневнике. Информатика советует отправлять ему обработанные изображения, а не Чимину, но ему придется поделиться дневником с ним в какой-то момент. Как, правда? Как он собирается позволить Чимину прочитать все, что мог написать Тэхён?       Юнги так беспокоится обо всем этом, когда покидает кабинет своего терапевта, что едва замечает человека, ожидающего за стеклянной стеной приемной. Он погружен в книгу, опустив голову, и неподвижен, и Юнги мог бы легко пройти мимо него, если бы что-то в грязных волосах и позе не было ему знакомо.       Он делает паузу, наполовину скрытый полупрозрачной ширмой, и разглядывает комнату, где замечает Чимина.       Чимин его не замечает. Он не одет в униформу: в простых джинсах и легкой джинсовой рубашке, и на лице у него усталое выражение, которое слишком знакомо Юнги. Это не выражение, которое должно принадлежать Чимину. Это лицо кого-то, несущего за собой призраков, лицо кого-то, упершегося в стену, и некуда идти, кроме как сюда.       Сюда — к знакомой кушетке и суровому, но дружелюбному лицу. Сюда, в офисе мисс Квон.       У Юнги в голове — гонки разума. Почему он задается вопросом. Как? Квон в федеральной службе. Всем ее пациентам назначаются ее услуги либо судьей, курирующим дело, полевыми врачами или военными наблюдателями. Это ее сфера — стресс, посттравматические расстройства, другие демоны, вызванные какой-то травмой, о которой ебется правительство. Юнги здесь только потому, что Намджун разработал систему, чтобы назначить его Квону и получить ее услуги бесплатно. Предполагая, что у Пак Чимина нет своего собственного Ким Намджуна — или кучи денег, чтобы взорвать терапию — какого черта он здесь делает?       Чимин смотрит вверх. На мгновение их глаза встречаются, и Чимин выглядит таким же пораженным, как и Юнги. Он сглатывает. Затем он пытается смягчить свой шок слабой улыбкой, но Юнги не может найти в себе силы, чтобы вернуть ее.       Юнги выходит без слов.       Снаружи небо — темно-синее с полосками аметиста. Некоторое время он ходит бесцельно, разум застревает в карусели, которая, кажется, вращается вокруг Тэхена и Чимина. Затем он звонит Намджуну.       — Что? — спрашивает Намджун, как только он поднимает трубку. — Она снова сломала тебя, хен? Тебе нужно, чтобы я пришел за тобой?       — Она никогда не ломала меня, — усмехается Юнги, хотя это ложь. Он отчетливо помнит, как прогуливался с Намджуном по реке целую ночь после одной из встреч с Квон. Грохнулся пьяным на диване Намджуна. — Мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение, Джун-а.       — Что-нибудь, пока это не связано с нарушением закона.       — Ты нарушишь закон шесть раз перед завтраком, если придется, — бормочет Юнги, делая паузу на перекрестке. — Но это не такое одолжение. Мне нужно, чтобы ты выяснил, почему Пак Чимин ходит к Квон на терапию.       — Пак Чимин? — спрашивает Намджун. — Наш Пак Чимин? Новобранец?       — Нет, твой парень Пак Чимин, — огрызается Юнги, лихорадочно потирая виски. — Да, новобранец Пак Чимин. Зачем, черт возьми, ребенку нужен федерально прописанный психиатр?       — Я не знаю. Звучит странно. Я могу посмотреть.       — Ищи название его средней и начальной школы.       Намджун делает достаточно длинную паузу, Юнги казалось, что слышит, как вращаются шестеренки в голове друга.       — Хён. Зачем ты ищешь информацию о Чимине?       Юнги смотрит сквозь яркие огни уличного движения на веселую толпу, смотрящую необыкновенное выступление. Конечности человека искажаются, как желе, руки и ноги сплетены друг с другом, как воздушный шар с завязанными узлами. Он вписывается в крошечный стеклянный ящик, чтобы задыхаться и аплодировать.       — Потому что у меня есть чувство, — говорит он и слышит, как Намджун резко вздохнул с другой стороны. — У меня просто чертовское чувство.

***

      Квон отказывается рассказывать Чимину о Юнги. Конечно, она не делает этого, и Чимин испаряется и проводит большую часть своего сеанса не разговаривая и злясь вместо того, чтобы сказать ей, что он пришел обсудить сон. А когда он в итоге говорит ей, она волнующе смотрит и продолжает спрашивать его, думаете ли он, что дело затрагивает его лично. Какой отличный вопрос.       Это влияет на него? Конечно. Хотел он этого или нет, его втянули в эту шараду. А теперь Тэхен, появляющийся в его голове, умоляет, истекает кровью и умирает. Чимин хочет забить рот мороженым. Или отправиться в отпуск на Гавайи. Или сделать все сразу.       Но вместо этого, когда он покидает Квон, едет прямо в кабинет судмедэксперта.       Уже поздно. Тем не менее Хосок все еще там, спит в углу, явно слишком уставший, чтобы не спать, даже после того, как он заверил Чимина в их разговоре, что все в порядке. Он выглядит очень спокойным, когда спит, ничего похожего на буйного мужчину, которого Чимин встречал несколько раз ранее, и на мгновение он стоит там, удивляясь — как ни странно, — на что похож Юнги, когда он спит? Он все еще похож на злого подозрительного кота? Или он обманчиво сладкий и тихо бормочущий? У него странное подозрение, что Юнги как будто свернулся в клубок.       Чимин дико качает головой в надежде избавиться от этой чепухи. Затем он идет сквозь пары формальдегида и крепкого освежителя в комнате и протягивает руку, чтобы встряхнуть Хосока.       — Аргх, — кричит Хосок, карабкаясь, он просыпается, лицо в ужасе. Ему требуется несколько минут, чтобы моргнуть и сосредоточиться на Чимине. — Твою мать! Я думал, что ты призрак.       — Нет, это просто я.       — Скажи спасибо, — Хосок шурится, — что у меня не было скальпеля.       — Ты сказал мне, прийти, хен.       — Потому что ты настоял. Я уже говорил тебе, Чимин-а. Я не могу дать вам больше, чем-то, что уже есть в этом файле, — говорит Хосок. Он притворяется, что зевает, но его глаза любопытны и бдительны, как и его следующий вопрос. — Почему ты хотел встретиться?       — Потому что я думаю, — Чимин сверкает улыбкой, — что тебя можно убедить, хен.       — Тогда убеди меня, — Хосок поднимает брови и складывает руки.       Именно этот поворот событий приводит к тому, что они оба оказываются в кафе. Видимо, Хосок становится гораздо более откровенным, когда ему подают молочные коктейли и чизбургеры, и Чимин ждет, пока он съедает половину своей еды. В конце концов, путь к сердцу человека довольно часто пролегает через его желудок, и Чимину нужно проложить скоростную трассу с четырьмя переулками к сердцу Хосока, если он хочет получить то, что нужно.       — Ты напоминаешь мне Джин-хена, понимаешь, о чем я говорю? — говорит Хосок, пристально наблюдая, как Чимин толкает тарелку картошки фри. — Тихо подлый. Юнги-хен знает, что ты здесь ковыряешься в моем мозгу?       — Нет.       — Ты хочешь, чтобы он знал? — Чимин пожимает плечами. Хосок слегка фыркнул. — Тэхен, — он начинает, а затем останавливается. Чимин делает вид, что не замечает, как грустнеет его лицо. — Тэхен. Он тоже был немного похож на тебя. Хаотичный. Скрытный.       — Я не скрытный.       — Нет? Ты знаешь, почему я пришел поговорить с тобой в твой первый день, Чимин-а?       Чимин хорошо это помнит. Он был таким новым, таким глупым в своем подразделении, а потом там появился Хосок, бездельничавший на своем столе, с любопытным выражением лица и коробкой пончиков. Хосок продолжал задавать ему вопросы о его университете. О том, откуда он и чем занимается, и почему он пришел в полицию через год после своей группы сверстников.       — Почему ты спросил меня обо всем этом, хен?       — Потому что я работал в больнице Сеульского национального университета, прежде чем я переехал в офис ME.       — Ой, — сердце Чимина останавливается.       Он помнит это место. Стерильное. Белое. Был ли Хосок среди толпы врачей и медсестер, которых он встретил за четыре месяца пребывания там? Он не может быть уверен. Их было так много, и он был так растерян. Так запутано. Он до сих пор не может вспомнить половину тех дней.       — Ты помнишь? — Хосок осторожно смотрит на него.       — Госпиталь Сеульского национального университета, — повторяет Чимин, словно пытаясь запечатлеть это у себя в голове. — Вы были там.       — М-м-м, — говорит Хосок. — Так удиви меня, когда Сокджин-хен рассказал мне о новичке, которого они получают. Интересно, что ни одна медицинская история, с которой ты должен был приехать, никогда не попадала в полицейские записи.       — Что интересно.       — Ты знал это? — глаза Хосока сужаются.       — Нет.       — Почему это произошло, как ты думаешь?       — Кто-то в отделе любит меня? — Чимин держит себя неподвижно.       — Кто-то в отделе очень сильно любит тебя, Чимин-а. Ты никогда бы не получили эту работу иначе. Были бы психологические консультации и тесты, чтобы объявить вас психически здоровым, и исследования сна из-за вашего состояния. Я не думаю, что ты когда-либо проходили все это. Да?       — Нет, — Чимин прошептал. Его желудок переворачивается изнутри. — Но поверь мне, хен. Я не знал об этом. Я не знал, что мои записи не точны. Это не сговор…       — Я знаю, что нет, — Хосок машет рукой. — Это не твоя вина. Это было сделано кем-то внутри системы, и, в любом случае, ты был просто жертвой. Твоя жизнь не должна быть отнята у тебя за то, что ты не можешь контролировать.       Чимин сжимает кулаки. Это не объясняет, почему кто-то взял на себя труд помочь Чимину в полиции. Он чувствует себя… Как будто кто-то играл с ним. Манипулировал. И почему? У Чимина нет связей, нет политической поддержки. Он — это никто. Кто хотел бы рискнуть, чтобы помочь ему?       — Чимин-а, — Хосок качает головой от противоречивого выражения лица Чимина, — спустись с небес на землю. Кто-то манипулировал твоими файлами, это правда. Но ты знаешь, как прошло твое дело в суде. Правительство поддерживает тебя. Оно хочет тебе помочь. Вот почему ты видишься с Квон, не так ли?       — Юнги-хен тоже видится с ней.       — Я знаю, — говорит Хосок и кладет руки на стол. — Он уже некоторое время ходит к ней.       — Из-за Тэхена?       — Я знаю твой секрет, Чимин-а, — Хосок прижимает губы, — так что это справедливо, если ты спросишь одни из моих в ответ. Но только один. Ты должен выбирать осторожно.       Чимин смотрит на него. Он знает, что у Хосока есть несколько карт, правда, он не думает, что Хосок будет разыгрывать их так, чтобы это ранило кого-либо. Он не так запутан, как Джин, который играет слишком близко к груди и не пискнет. Хосок более открыт. Готов. Стремится помочь — если только кто-то спросит, нужно только найти правильный подход.       — Что если, — Чимин наклоняется ближе, — я обменяю два моих секрета на два ваших?       — Что, если ты дашь мне два своих секрета в обмена на один из моих и одолжение?       — Одолжение?       — Буду должен позже, — Хосок пожимает плечами. — Не слишком большое. Я краду отчет для тебя, ты крадешь для меня…       — И тогда, может быть, — Чимин обдумывает, — я могу дать вам секрет для одолжения от вас…       Глаза Хосока мерцают. Его улыбка большая и искренняя, когда он делает паузу, чтобы откусить огромный гамбургер.       — О, — говорит он и протягивает жирную руку, чтобы Чимин встряхнул. — Твой выход.

***

      У Юнги отскакивает мяч от стены напротив его стола, когда его компьютер настороженно жужжит.       В подвале больше никого нет — Намджун присутствует на очередном совещание Чрезвычайных, чтобы узнать о последнем убийстве Призрака, и он не видел Чимина со времен встречи в офисе Квон.       Хорошая вещь тоже. Тема письма гласит: Свидетельство № 665E: Информатики.       «Дорогой детектив Мин.» Это начинается, и Юнги чувствует, как у него учащенно бьется сердце. «Пожалуйста, найдите прикрепленные обработанные изображения страниц 1-20…»       Он так долго этого ждал. Так долго, чтобы разгадать эту тайну — так долго, чтобы полностью понять Тэхена. Почему он сделал то, что сделал. Почему он пошел в Туз, несмотря на то, что знал, что, возможно, идет к своей смерти. Каким он был за слоями масок.       Тем не менее, столкнувшись с тем простым значком вложения, мигавшим на нем сквозь экран, он все еще находит в себе ужасную борьбу, нажимая на него.       «Дождь сегодня, » — он читает, а затем закрывает глаза. Может быть, Намджун должен сделать это. Намджун знает все, возможно, знает больше, чем даже Юнги, Намджун так же заслуживает того, чтобы это увидеть. Намджун не будет его судить.       Нет. Это его дело. Дело его информатора. Никто другой не знал Тэхена, как он. Никто другой не может оценить его справедливо. Юнги вздыхает и успокаивается, чтобы прочитать.       Первые двадцать страниц являются описаниями повседневной деятельности Тэхена. Ликер Вон Кена является поддельным. Юрий заставляет экстраординарных девушек заниматься проституцией. Появляется новая банда, которая снабжает школьников лекарством, которое, по их словам, повышает концентрацию — это сезон экзаменов, это может быть плохо.       Странно. Юнги всегда считал информацию Тэхёна транзакционной. Услуга за услугу. Он дал им что-то, они дали ему что-то — без излишеств и шнурков, без эмоционального багажа. Однако из дневника видно, что он заботился.       Я сегодня дал начальнику отдела Джинсу лакомый кусочек на ринге, но он сказал, что лучше на это закрывать глаза, потому что они защищены партийным офисом. Иногда я задаюсь вопросом, кто более коррумпирован: полицейские или банды на этой стороне Шва. Я должен был отдать это Юнги-хену. Или Намджун-хену. Это то, что нужно помнить.       «Помнить» подчеркнуто трижды здесь, Юнги вспоминает. Ручка настолько давила на бумагу, что отпечаталась на другую сторону. Тэхен, должно быть, был расстроен.       Я помог кому-то уйти сегодня, читает другую запись. Иногда в этой работе вы должны. Это было немного плохо, но он дал мне кое-что взамен. Большая сплетня. Как говорят? Пропустить рыбку, чтобы поймать акулу? Или, может быть, только моя бабушка говорит это. Это все еще правда. То, что я ищу, то, что я хочу больше всего на свете, — я не могу получить это, не позволив случиться некоторым ужасным вещам.       Юнги дышит. Он знает, что Тэхён играл в игры. Игры за играми, заставляя полицию бегать кругами, предлагая свои услуги обеим сторонам. Но в его безумии был метод, он теперь понимает. Он чего-то хотел. Иногда записи не имеют смысла.       Я не знаю, почему я пошел и ждал тебя в парке ранним рассветом. Это было все еще синим, и небо было точно таким же, как тогда. Ты помнишь? Я не знаю, почему я ждал. Я знаю, ты не придешь.       И еще: все наши дни рождения прошли в этом году, никто не знал. Все наши дни рождения и я один.       Был ли он одинок? Почему?       Это может быть семь, восемь месяцев до того дня в Тузе, считает Юнги. Он знает по небольшим моментам, в которых появляется его имя. («Я говорил с Юнги-хеном об этом торговце в Хондэ сегодня», или «мне интересно, разыскал ли Юнги-хен людей, выдающих экстраординарных людей, чтобы дать ему деньги»). Есть и другие фрагменты, где Юнги появляется вне рабочего контекста. (Иногда он смотрит на меня так, что он может читать мои мысли. Можешь, хен? Хотел бы ты.)       Но нет ничего слишком обвиняющего, ничего, что поднимает красные флаги. По крайней мере, пока. На странице двадцать есть комикс о том, что он и Намджун ссорятся из-за чего-то. Юнги признает свои собственные карикатурные черты, свой старый письменный стол и офис и типично странный способ рисования человеческих тел. В одном углу Тэхён написал: кто король птиц?       Юнги чувствует волнение в груди, что очень похожее на горе. Стук по его столу. Он смотрит вверх, а затем поворачивает экран компьютера в сторону Чимина.       — Информатики отправила часть дневника.       — Я распечатаю это, — говорит он странно ровным тоном и кивает. — Ты получил письмо от шефа?       — Я читал это.       — На горячей линии Призрака была подсказка, — говорит Чимин. — Мы должны сделать разбивку в Шве. Есть список зданий, которые, по его словам, он может поразить следующим — все они заняты возможными жертвами на основе профилирования.       — Мы?       — Весь отдел, посменно, на два дня. Ты и я вместе. Мы должны уйти сейчас.       — Что за хрень. Не удается получить даже один хороший ночной сон здесь.       — Сейчас, хен, — Чимин дёргает его за рукав. — Если мы хотим захватить кофе и закуски. Я не собираюсь сидеть в замкнутом пространстве с тобой, лишенным кофеина. Сокджин-хен предупредил меня, что это ужасная идея.       — Сокджин-хен чертовски прав, — хмыкает Юнги. — Распечатай это. Где Намджун?       — Он идет с Джин-хеном. Другая область.       — Намджун идет с Джин-хеном? — Юнги фыркает и вытягивает, вставая. — О, какие только ссоры это вызовет.       Есть пауза, в которой плечи Чимина становятся немного напряженными, и он подпрыгивает от ноги к ноге. Как будто он имеет дело с чем-то в своей голове, что-то лопается, чтобы вылиться, и Юнги уверен в этом. Чимин говорит, стиснув зубы:       — Почему? Потому что Джин-хен не был понижен в должности, как вы двое?       Юнги все еще слышит его горький тон. Это кажется очень нехарактерным для Чимина, настолько необычно, что сам Чимин выглядит удивленным.       — Что-то заползло в твою задницу и умерло? — Юнги хмурится.       — Ничего. Мы можем просто пойти?       — Это очевидно что-то.       — Хен, пожалуйста. Давай просто пойдем.       — Выкладывай, Чимин. Это из-за Квон? Если это так, я скажу тебе сейчас, что да, я хожу к ней, потому что я видел, как кто-то, кого я знаю, умер. Потому что я держал его, пока он умирал. Это такая штука, которая пробивает чертову дыру в твоем мозгу.       — Дело не в Квон, — бормочет Чимин, хотя его глаза широко раскрыты и поражены тем, что только что сказал Юнги. — Это о том, что ты лжёшь мне, хен.       — Что ты имеешь в виду? — в желудке Юнги оседает лёд.       — Речь идет о том, что ты хранишь секреты и не предоставляешь полную информацию в своих протоколах. Если ты продолжаешь обвинять всех в сокрытии информации, почему делаешь это сам?       — О чем я лгал?       Чимин вырывает лист бумаги из кармана и пихает его в Юнги.       — Доказательство № 667D. Оно не записано нигде, кроме как в цифровых архивах. Почему это, хен? — Юнги не нужно смотреть на бумагу, чтобы узнать, что в ней содержится.       — Кто тебе об этом сказал? — спрашивает он острее, чем хотел, и видит, как Чимин слегка вздрагивает от его тона. — Хосок. Это был Хосок, не так ли?       Разочарование в лице Чимина — ощутимая вещь.       — Почему ты лгал о прошлой встрече с Тэхёном, Хен? Почему ты сказали мне, что он исчез на пять дней подряд? Ты встретил его за два дня до его смерти. Ты встретил его. Не так ли? Он попросил тебя. В той маленькой записке, которую он дал тебе, прямо из своего наушника. Тот, который сказал «Eden House», только если ты не выглядишь достаточно близко.       Его руки сложены, взгляд сужен. В его голосе немного обиды. Юнги смотрит в сторону.       — Шифры и ключи. Игры в слова и невидимые чернила. Это был Тэхен, не так ли? — Чимин продолжает. — Ты знал это. Ты знал, как читать его настоящее сообщение. Ты все еще не добавил его в отчет. И когда Хосок-хен проверил доказательства и обнаружил химические остатки скрытого сообщения, ты сказал ему, чтобы он записал его в цифровые архивы, но не говорил об этом. Я знаю, что ты, должно быть, встретил Тэхена. Что случилось на этой встрече? Я хочу знать.       Юнги смотрит на него. Для новичка Чимин более изобретателен, чем он думал. Вытащить что-нибудь из Хосока нелегко — он яростно лоялен, у него трудовая этика сильнее, чем у Юнги, и он не из тех, кто соглашается на взятки или услуги. То, что Пак Чимин уговорил его поделиться этим, означает, что Пак Чимин может быть опасно эффективным человеком. Юнги хранит эту мысль. Может быть, это хорошо, что Чимин такой — такой любопытный и такой движимый, не желающий оставлять камень на камне. Может быть, это действительно очень хорошо. Может быть, именно так они решат это дело: без чуши Юнги, без чуши департамента.       С суровой, необходимой преданностью и жестким любопытством Чимина.       — Что еще ты получил от Хосока? — Юнги спрашивает.       — Медицинский отчет, — говорит он. — Все это.       — Конечно, ты это сделал.       — Я не украл.       — Ты подкупил его. То же самое.       — Я не заплатил ему ничего, — Чимин скулит. — Это больше похоже на… договоренность.       — Хорошая работа с чертовым отчетом, малыш.       — Какая? — Чимин хмурится.       — Хорошая работа, — снова говорит Юнги и закатывает глаза на подозрительный взгляд Чимина. — Я серьезно. Я знаю, я сказал, не кради. Я рад, что ты, очевидно, не слушаешь хорошие советы от своих старших.       — Я не знаю, это упрек или комплимент.       — И то, и другое, — говорит Юнги, закатывая глаза. — Ты вдвойне полный идиот и удивительно полезный.       — Ну и дела, спасибо, — бормочет Чимин и снова хмурится. — Я не дам тебе отчет, пока ты не скажешь мне то, что я хочу знать.       — Конечно, нет. Давай пойдем на эту разбивку, — говорит Юнги, выискивая свои файлы, телефон и пистолет. — Пошли. Я расскажу тебе о моей встрече, ты можешь рассказать мне о докладе, а затем мы сможем обсудить дневник. Звучит справедливо? — Если Чимин удивлен этому, то он не показывает этого.       — Справедливо, — говорит он, брови нахмурились, а лицо приободрилось. — Хорошо. Пошли. Но начни говорить сейчас.       Юнги вздыхает и думает протестовать. Но теперь Чимин смотрит на него, явно не заинтересованный в его дерьме, и Юнги сдается.       — Я пошел к нему за два дня до инцидента в Тузе, как сказано в записке. Я пошел встретить его в обычном месте. Но он там не показывал…