Настоящее время.
— Как ты думаешь, он говорил о видео? Чимин припарковал машину под покровом дерева, в нескольких метрах от здания, за которым они должны наблюдать. Он молчал практически все время объяснений Юнги, задавая вопросы только один или два раза (Помните здание, в котором он жил? Он что-нибудь говорил о Чайке?). И за всю свою жизнь Юнги не сможет понять его. Его лицо не изменилось. Нет осуждения, нет отвращения — только нетерпение и беспокойство. — Я не знаю, — осторожно говорит Юнги. — Может быть. Чимин напевает. Его взгляд устремлён на здание, когда он откидывается на свое место. Его брови задумчиво морщатся. Юнги говорит: — Я ожидал более бурной реакции. — Когда? — Чимин смотрит на нее. — Когда ты сказал, что спал с ним? — он пожимает плечами и протягивает руку мимо Юнги на заднее сиденье, чтобы взять банку колы. — Но об этом ходило много слухов, хен. Я догадался, что это правда, раньше. Юнги чувствует, что узел в его груди немного разваливается. — И тебе все равно. — Я не думаю, что это мои заботы. Его голос честен, и он не смотрит на Юнги, когда говорит. Это благословение, думает Юнги, потому что Юнги не чувствует себя под контролем. Все было размыто последние несколько минут. И до сих пор размыто. Он ненавидит это. Ненавидит чувствовать себя таким слабым. Может быть, Чимин знает. Может быть, поэтому он не смотрит — дает почувствовать Юнги некоторую легкость. Если так, то он недооценивал Пак Чимина, как и все остальные в департаменте. — Я его не знал, — продолжает Чимин. — Ты знал его. И вот ты, более полутора лет спустя, все еще пытаешься добиться для него справедливости. Я не собираюсь отмахиваться от этого, поднимая шум над тем, трахались вы или нет. Ты, очевидно, заботился о Тэхене. Ты все еще делаешь это. Мне жаль, что ты был там, когда это случилось. Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. — Я не… — вздыхает Юнги. — Это единственное, что я… По крайней мере, он был не один. Я был с ним. Чимин немного хмурится. Он проводит рукой по волосам, очевидно, в недоумении от слов. Его горло двигается — он судорожно сглатывает. — Мы разберемся с этим, — наконец говорит он после долгой паузы. — Ты и я. Мы разберемся со всем этим, хен. — Как ни странно, — Юнги смеётся, — Пак Чимин, я начинаю в это верить. — Чимин кивает. Улыбка, скользнувшая по его губам — всего лишь на мгновение, — снова исчезла, но это настолько смягчает атмосферу вокруг, что Юнги сам не может сдержать улыбки. — Мне жаль, что я говорил слишком укоризненно прежде, — говорит Чимин. Он роется в рюкзаке, пока не достает файл. — Вот. Это медицинское заключение. Это разочаровывает. Они вместе изучают его, стараясь следить за зданием, читая параграфы о причине смерти и об отрицательных показателях по экстраординарным генам. — Раны были сделаны зазубренным ножом, — читает Юнги, щурясь, чтобы разглядеть мелкий шрифт в слабом свете. — Убийца, согласно этому сообщению, должен был быть ниже его. Ниже, но сильнее. Повреждение органов и тканей соответствует тому, что пырнули под углом вверх. По сути, кто бы это ни сделал, он толкнул нож и наклонил его вверх. Или Тэхён упал на него. — Упал на него вперед, — пробормотал Чимин дрожащим голосом. — Хм. — Да, но тогда он, возможно, даже упал на убийцу. Возможно, ДНК… — Юнги переворачивает страницу и хмурится. — Они сделали тест ДНК. Ничего, что соответствовало бы базам, кроме моей, конечно, и орудия убийства никогда не было, но они нашли ДНК кого-то другого. Азиатское происхождение, начало двадцатых, мужчина. Чимин смотрит вверх и в окно, теперь быстро мигает. Он делает большой глоток своей колы. — Ты в порядке? — А? — Ты выглядишь немного… — Юнги хмурится, — бледным. — Ничего. — Почему они скрывали это от меня? — Юнги снова просматривает отчет. — Здесь ничего нет. Может, я что-то упустил? Он не может смотреть на файл с фотографиями. Конечно, он не может. После всего этого времени все еще больно смотреть на такого Тэхёна. Он передает это задание Чимину и прислоняет голову к окну, пока тот снова просматривает отчет. На другом конце улицы стоит машина на холостом ходу. Юнги наблюдает за ней, зевая, разрушая свой разум из-за чего-то, что он мог пропустить. Что бы это могло быть? Все отчеты выглядят точными. Подозрительных подробностей больше нет. До две тысячи пятнадцатого года у них уже были ДНК всех жертв Призрака, сохраненные в их базах, поэтому никто из них никогда не трогал Тэхёна. Почему это было скрыто? Чего ему не хватает? — Я тоже ничего не вижу, — вздыхает Чимин. Он зажимает переносицу. — Все детали выглядят точными. — Это не имеет никакого смысла. Тогда зачем хранить это в секрете? Зачем отказывать мне в разрешении? — Ты когда-нибудь спрашивал об этом Джинсу? — Он сказал, что получил приказ от начальника. — Ты спросил начальника? — Отказался видеть меня, — говорит Юнги. — Поэтому я ворвался один раз к нему. Он сказал, что мы должны отстраниться от дела как можно быстрее. Новости об этом так называемом видео просочились бы, и люди бы запаниковали. У СМИ был бы богатый на новости день. Смерть одного сотрудника была ничем по сравнению с национальной безопасностью. На следующий день я получил понижение в должности. — А Намджун? — Действовал как идиот и требовал, чтобы они отозвали мое понижение, — фыркает Юнги. — Закончил прямо рядом со мной в подвале. Тупица. Он — милый, наивный идиот — думает, что мир еще можно исправить. — Может быть, — Чимин немного улыбается на это, задумчиво, — если бы было больше Намджунов, — говорит он, а затем снова роется в рюкзаке. — Я собираюсь посмотреть на дневник. Юнги наблюдает за зданием, пока Чимин читает его. Когда он это делает, он бормочет, произнося какие-то слова, сопя носом, удерживая палец, пока тот перемещается по линиям строк. — Ждал тебя, — читает он. — Кто это, любовник? — Я не знаю. Он никогда не упоминал ни одного. За исключением того случая, когда он был весь разодет. Уже тогда он просто сказал, что, с кем бы он ни собирался встретиться после меня, он любил его. Мог бы быть клиентом. — Дэхан из Экстраординарных говорит, что Тэхён мог солгать о проституции. — Я знаю, что у него были клиенты, — говорит Юнги. — Я не знаю, какого рода. Может быть, он просто давал им информацию в обмен на деньги. — Что это? — лицо Чимина все ещё сфокусировано. — Я вижу его везде. Его имя подходит ему. Он сияет снаружи, но он яд внутри, — читает Чимин, подняв брови. — Ты видел это, хен? Юнги смотрит туда, куда он указывает. Это спрятано в углу, среди каракуль прыгающего через скакалку человека в форме сердца. Веревка сделана из жуков. Она обвивает шею мужчины. — О ком он говорит? — Чимин касается рисунка. — Не знаю, — хмурится Юнги. — Там был человек, которого боялся Тэ. Я не знаю почему. Какой-то придурок, который проходил мимо Роланда. Я следил за ним для Тэхена. Он был в Дубае тогда. Вероятно, до сих пор. Я никогда не получал информацию о нем с таможни. Может, нам стоит посмотреть на него? Чимин кивает и переводит взгляд на дневник. Теперь он на последней странице, смотрит на карикатуру, облизывает губы, когда концентрируется. — Кто король птиц? — бормочет он. Он чешет бровь. — Король птиц. Король птиц — я это знаю. Юнги смотрит вверх и на здание. Эта машина все еще там — на другом конце улицы. Все еще вхолостую. Двигатели включены, а свет приглушен. Юнги хмурится. — Кто-то говорил мне это, — шепчет Чимин. — Король птиц. Я думаю, это крапивник. — Крапивник? — Крапивник взобрался на орла, поэтому, когда орел достиг своего верхнего предела, Крапивник был еще выше, — говорит Чимин. — Вот почему Крапивник — король птиц. Это греческий миф. — Кто тебе сказал, это? — Друг. — Тот же друг, с которым ты решил код? — А? — Чимин резко смотри вверх. — Не бери в голову, — быстро говорит Юнги. — Эта машина стоит там уже долго. Странно. Чимин щурится. Выражение его лица меняется от насмешливого, а после встревоженного, до разъяренного. — Боже мой, — говорит он, уставившись в глаза. — Боже мой, это парень, который преследовал меня. — Что? — Чимин уже выходит из машины, челюсть сжата, и лицо жесткое. — Чимин! Чимин! Подожди! Чимин движется к машине. Он спрятан под покровом ночи, и другой парень, похоже, не понимает, что он идет, но Юнги все равно ругается и следует за ним. Он снимает пистолет с предохранителя, и это чувство зловещей несправедливости снова оседает в его кишечнике. Он хочет кричать, чтобы Чимин вернулся, чтобы он не был идиотом, но его голос разнесется по этой улице, и на это обратят внимание, вероятно, и водитель машины, и тот, кто находится в здании, на которое Призрак, очевидно, должен нацелиться. — Черт, — бормочет Юнги и начинает бежать. — Ты идиот. Пак Чимин, ты, блядь, идиот. Если он сможет просто поймать Чимина, свалить его на землю… Но Чимин тоже бежит. Он тихий и быстрый — быстрее, чем Юнги, особенно если учесть, что Юнги давно не выполнял никаких упражнений, — и он почти в машине, а Юнги еще не пересек хотя бы половину расстояния между ними. А потом Чимин замедляется, подкрадывается. Он держит пистолет близко. Юнги надеется, что он не сделает ничего еще более глупого, например, не постучит в дверь или не просит парня выйти. Просто взгляни и возвращайся, он молится, медленно приближаясь к ним. Просто сделай шаг назад. Чимин отступает назад. Юнги не успел вздохнуть с облегчением, пока не открылась дверь другой машины. У человека, который выходит, пурпурное искрение на пальцах. Он уже увидел их — Юнги уверен. Он уже заметил, что они оба, скорее всего, шпионят за ними, и в столкновении с двумя полицейскими с оружием он решил, что самооборона — лучший выход. Электричество обвивает его туловище, смертельно опасно, как гадюка, ожидающая удара. Сердце Юнги стучит в груди, как у колибри. — Чимин, — зовет он, будь проклят. — Чимин, не делай резких движений. Удар электричества врезается в землю, в десяти метрах от Чимина. — Брось оружие! — кричит мужчина. Юнги надеется, что Чимин не уронит пистолет. Проходит несколько напряженных секунд, Чимин не бросает. Юнги держит рукоятку в руках и приближается на один шаг. — Брось! — снова кричит мужчина. — Брось, или я зажарю вас обоих. Юнги видит блеск серебра в руках Чимина. Он полагает, что это наручники — особый вид для экстраординарных, они используется для подавления способностей преступников. Чимин делает еще один шаг вперед с резкой усмешкой на лице. — У тебя есть гребаное желание перед смертью? — кричит мужчина, его голос дрожит. — Я сказал, брось оружие! — Я не думаю, что у вас есть приказ причинить нам вред, — кричит Чимин — дерзкий, блефующий. — Я не думаю, что ваш начальник — кем бы он ни был — попросил вас поджарить нас. Почему бы тебе не остыть и не сказать мне его имя? Мужчина немного дергается. Еще одна вспышка молнии ударяет в землю, на этот раз в нескольких футах слева от Чимина. — Я… я поджарю тебя, если придется! Не сомневайся! — О, простит ли тебя Чайка за это? — кричит Чимин, и Юнги подходит достаточно близко, чтобы увидеть шрам на горле мужчины. Он издает резкий вздох. Мужчина мнется с ноги на ногу, лицо перекошено противоречием. — Скажите нам его имя, и можешь идти. Кто такой Чайка? Как его зовут?! Мужчина ничего не говорит. Вокруг них падают новые вспышки фиолетового света, и Юнги замечает — уголком глаза, — что вокруг них начала формироваться решетка фиолетового цвета. Человек пытается поймать их в ловушку. Гребаные экстраординарные. — Чимин, — предупреждающе говорит Юнги. Чимин крутит головой, когда видит решетку. Его рот морщится. Юнги видит внезапное колебание на его лице, пятнышко сомнений, и знает, что это тоже экстраординарная воля. Конечно же, мужчина делает шаг в сторону Чимина. Чимин задыхается, страх накатывает на его лицо, как внезапный оползень. Нахуй. Юнги делает предупредительный выстрел. И Чимин, и мужчина встревоженно подпрыгивают. Напуганная стая птиц взрывается с дерева. — Скворцы, — думает Юнги. Ропот скворцов. Юнги пользуется растерянностью врага, чтобы вырваться вперед и выхватить наручники из слабой хватки Чимина. Он врезается в мужчину. Он слышит крик Чимина, видит треск молнии и чувствует сильную, жгучую боль, бегущую по его телу. Боль не похожа ни на что, что он когда-либо чувствовал — хуже пули; хуже, чем ожог. Она пронзает его, и он хочет умереть, он хочет потерять сознание, что угодно, чтобы остановить это. Но он должен надеть наручники на этого парня. Он должен выяснить, кто Чайка. А Чимин — Чимин просто новичок, такой зеленый в этом, такой импульсивный. Нахальный и смелый, еще не сгоревший. Он того же возраста, что и Тэхен, если бы он был здесь. И если Юнги не смог спасти Тэ, тогда… Черные пятна застилают глаза. Пурпурные искры вокруг него, яркие, красивые и жестокие, дикий сад света и тьмы. Боль снова ползет по его груди, крепко сжимает его сердце, и он задыхается, словно рыба без воды. Вдалеке крики, громкие и мучительные, и ему требуется мгновение, чтобы понять, что они — его собственные. Он слышит звук щелчка, слышит, как человек проклинает его, слышит, как Чимин снова выкрикивает его имя. И тогда все вокруг становится тихим, блаженно темным.***
В моменты между сном и бодрствованием Юнги снится Тэхен. Они не одиноки. В этом сне с ними кто-то еще — другой молодой человек. Его лицо становится тем темнее, чем больше Юнги пытается думать об этом, но его волосы — яркое серебро, которое блестит на свету. Этот человек стоит на коленях у края ванны, низко склонив голову, и тихо шепчет Тэхёну, сидящему на самом ее краю. Они держатся за руки. Это выглядит тихо и интимно, и это должно что-то значить для Юнги — видеть, как объект его не столь невинных желаний так откровенно привязан к кому-то еще, но ничего подобного он не чувствовал. На самом деле, если он опускает взгляд, сон дает ему то, что он хочет: его собственные пальцы также переплетаются с чужими. Меньшая рука, сильная хватка, холод кольца резко противостоит теплу кожи. — Пора, — мягко говорит неизвестный и кивает Юнги. Он встает. — На счет «три»? В ванне лед. Гигантские чертовы куски льда. Исходящий от них холод пронизывает кости Юнги, несмотря на слои одежды. Как и на другом человеке. Только Тэхен дрожит в тонкой футболке и шортах, глаза широко раскрыты и окаменели, он крепко сжимал чужую. — Запомни, — говорит человек, и его голос мягкий и красивый, нежный ритм его слов. — Мы любим тебя, детка. — Я знаю. Когда вода накрывает его голову, Тэхен борется. Его трудно удержать. Он крупнее их, сильнее, чем выглядит, потому что он вырос на ферме, и он борется с ними. Юнги не может смотреть на это. — Я люблю тебя, — думает он. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. (Мне жаль.) Его сердце бьется так сильно, что он задыхается, у него перехватывает дыхание. Его голова кружится так быстро, что он думает, что потеряет сознание. Везде вода. Это холоднее, чем все, что мог представить себе Юнги, мороз покалывает его кожу, и по его лицу текут горячие слезы. Он больше не может этого терпеть. Он не может этого сделать. Тэхен замер в их руках. Еще немного ледяной воды выплеснулось на ноги Юнги. Он спрашивает во внезапно ужасающей тишине: — Что теперь? — Теперь? — говорит человек медленно, с дрожащей улыбкой на губах. — Теперь мы делаем выбор.***
Юнги просыпается, когда Намджун смотрит на него сверху вниз. — Привет, — говорит он и резко проводит рукой по волосам. — Привет, хен. Ты в порядке? Пиканье. Антисептик. Юнги чувствует себя странно и вяло, и его голова колотится. Простыни под ним жесткие и накрахмаленные. Больница. Намджун сидит на стуле, лицо очень близко к лицу Юнги, и он хмуро смотрит на него. Сокджин опирается о стену. Они оба в штатском. Юнги моргает на них некоторое время. Все его тело болит. — Я в порядке, — говорит он и смотрит, как лицо Намджуна расслабляется от облегчения. — Я в порядке. Просто… просто немного нездоров. — Ты помнишь, что случилось? — спрашивает Сокджин. Юнги медленно садится, зарываясь под одеяло. Здесь холодно. Или, возможно, это не так, и это просто тревога, начинающая шевелиться в его кишечнике, заставляет его чувствовать холод. — Конечно, знаю, — говорит он, хмурясь. — Мой мозг почти поджарился, да? А куда пропал Пак Чимин? Намджун и Сокджин обмениваются усталыми взглядами. Сокджин тихо вздыхает. — Мы не знаем, — говорит он. — Он отправил предупреждение. Когда мы добрались туда, ты был единственным на месте. Его телефон выключен, и он не отслеживается. — Не отслеживается? — Мы пытались… — Сокджин скорчил гримасу. — И… и человек, экстраординарный… — Там никого не было, хен, — Намджун вздыхает. — Ты был прислонен к уличному фонарю. Без сознания. — Получается, они взяли его. — Да, мы… — Сокджин толкает очки ещё выше его носа, — мы так думаем. — Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Экстраординарный отдел уже пытается разобраться, — быстро говорит Сокджин. — Мы найдем его, Юнги. Он будет в порядке. Они взяли машину, и мы думаем, что сможем проникнуть в систему GPS автомобиля. Выследить их. Юнги резко выдыхает. Это ужасно. Что, если Чимин сейчас в ужасной опасности? Что, если он мертв? Они не знали, кто такой Чайка, почему они преследовали Чимина и Юнги. Что, если блеф Чимина был ошибочным, и все, чего они хотели, — получить их двоих? И теперь они взяли его. Кожа Юнги сползает. Они взяли его, и Юнги должен был сделать намного больше. Он должен был сделать больше. — Хён, — бормочет Намджун. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Это о Чимине.***
Иногда мысль о Шве пугает Чимина. Это место, где он потерял целых три года своей жизни. Это место, где он мог ходить по этим самым улицам, входить и выходить из этих самых зданий, уже не помня о них. Дымные переулки и магазины, спрятанные среди них, почти вульгарно неоновые: знал ли он это? Платная автострада и река, и весь кружащийся, сверкающий поток экстраординарных людей вдоль берега — как часто он видел это? Квон часто говорила ему, чтобы он не слишком старался восстановить память о тех временах. Сны ясно давали понять, что там происходили плохие вещи, вещи, которые его подсознание хотело подавить. Но Чимину любопытно. Всегда так любопытно. Поэтому он иногда толкает и толкает эти стены, пытаясь заглянуть за них. Три года. Три чертовых года он был потерян. А потом его нашли, и это было ужасно, и правительство вмешалось, потому что это был не только он. Целая группа погибших людей, без воспоминаний о прошлых нескольких годах, была вытащена из Шва. Экстраординарный отдел расследовал это и отследил того, кто называл себя Скарабей, но они так и не поймали этого мудака до того, как тот сбежал в какую-то другую страну. Были предложения о благотворительной компенсации и реабилитации — как это обычно положено по Закону о компенсации жертвам Экстраординарных преступлений. Но, поскольку Чимин ненавидел этот термин — «жертва», — он взял бесплатные сеансы терапии, поступил в университет и пытался продолжать жизнь. Но иногда мысли о Шве все еще пугают его. Мысль об этом — о том, что он сделал все, что сделал, без памяти или знания об этом — иногда преследует его. И, конечно, сны. Это было облегчением, когда его приняли в полицию, потому что, как сказал Хосок, он никогда не надеялся на это. Он имел проблемы — призраки его потерянных лет возвращали его назад, преследуя в виде кошмаров и бессонницы, и его собственное тело не слушается время от времени. Иногда он боится, что он причинит людям боль. Иногда он нервничает, что они увидят в нем больше, чем он сам. Он знает, что они все еще есть — эти демоны, — несмотря на помощь Квон. Он также знает, что при наборе в полицию кто-то с его историей должен был пройти сто психологических тестов, которые он не смог бы пройти. Но тогда он был принят, а большинство тестов даже не были зарегистрированы. И он надеялся, что на этот раз удача была на его стороне. Везение или леди Фортуна. И теперь Хосок сказал ему, что кто-то изменил его историю. Кто-то изменил это — для него, чтобы помочь ему. Но кто? И почему? Он не может не думать, что это все связано. Тэхен и отель Туз. У него потеря памяти. Сны и предполагаемое видео. Банда преследует его. Кто бы ни стер его сообщения и историю, а затем все подавление информации о случае Тэхена. Все связано. И по крайней мере один кусочек пазла он решит сегодня вечером. — Перестань, блядь, ныть, — говорит он экстраординарному в наручниках на заднем сиденье. — Это то здание? Мужчина ничего не говорит. На его запястьях по-прежнему мерцают пурпурные пятна, но наручники пока держат его, и он сердито плюет на Чимина. Чимин закатывает глаза. — Ты хочешь, чтобы я снова использовал тазер (электрошоковый пистолет)? Дать тебе снова почувствовать вкус собственного лекарства? Я задал вам вопрос, Молния МакКуин. Это здание, в котором он живет? Человек борется. Чимин вытаскивает тазер. Он поднимает бровь и наблюдает, как взгляд мужчины переместился с его лица на пистолет, пот блеснул над его верхней губой и быстро переместился в рот. — Да, — скрипит он. — Да, это здание. — Хороший мальчик, — Чимин улыбается. — А теперь сиди спокойно. Он выходит из машины. Большинство окон в здании темные, но на первом этаже все еще горит несколько лампочек. Он проходит через дверь и поднимается на лифте, выключая тазер, но держа его близко, пока он движется по коридору. Он хотел бы, чтобы ему не пришлось оставлять Юнги там. Не сразу после того, как Юнги поразил его, как его ранили, когда он пытался помочь ему. И все потому, что Чимин был настолько глуп, что выбежал из машины даже после всего опасного и необычного, что происходило вокруг. Он не слушал Юнги, не позволил себе задуматься, прежде чем побежал, и в итоге не он оказался тем, кому причинили боль. Это нервировало. Все, о чем сейчас может думать Чимин, — необходимо добраться до Юнги. И это именно так. Он нажимает на звонок у двери в конце коридора. Жмет долго. Никто не отвечает, поэтому Чимин снова звонит, а затем ждет, прижав ухо к двери. Он уверен, что с другой стороны тасуются шаги, которые останавливаются прямо у двери. Он стучит снова. — Это я, — говорит он. — Пак Чимин. Я знаю, кто ты. За дверью кто-то еще немного топчется на месте, и раздается звук, похожий на звук пистолета. Чимин крепче сжимает тазер. Он не думает, что ему это понадобится, не думает, что человеку на другой стороне это тоже нужно, но стоит быть осторожным. Он резко вдыхает и отступает. Слышит, как открываются замки. И затем дверь открывается, и из-под тени темной толстовки появляется лицо. — Хен? — Чон Чонгук, — говорит он. — Прошло немало времени, не так ли?