2015 Ноль дней, ноль часов, двадцать две минуты.
Он не хочет, чтобы они шли с ним — Намджун и Сокджин. Не хочет, чтобы у них были проблемы. С остальными все будет в порядке, Юнги может снять их с крючка, воспользовавшись званием и взяв на себя ответственность. Он может сделать себя козлом отпущения. Хорошо, что стаж в Экстраординарных преступлениях приходит не с возрастом, а с делами. Но Намджун и Сокджин все же… Если бы старшие знали, что они будут теми, кто заплатит цену за опрометчивое поведение Юнги. Копы могут быть такими умными. Даже когда он едет в Шов с оружием и с сидящим рядом Намджуном, Юнги уверен, ему грозит отсрочка. Вероятно, перевод. Он хотел бы избежать такого для Намджуна и Сокджина, но они настояли на том, чтобы сопровождать его. И теперь Сокджин помчался вперед, оставив их координировать, пробормотав что-то о том, чтобы осмотреть периметр отеля Туза. Как будто у них есть время для этого. — Я ожидал, что Сокджин-хен будет сопротивляться, — говорит Юнги, пытаясь завести разговор. Его желудок скручивается, и в его кишечнике снова появляется такое плохое предчувствие — разлив масла, возгорание. — Ну что ж, — голос Намджуна дрожит. — Джин-хен ничто без непредсказуемости. Хен, как… насколько это плохо? — Это плохо, — честно говорит Юнги и делает вид, что не слышит заминки в дыхании Намджуна. Туз выглядит совершенно нормально снаружи, когда они туда попадают. Они штурмуют двери — Юнги, Намджун и группа других. Когда первоначальный поток проверки номеров и выкрикивания закончился, они понимают, что отель совершенно пуст. Банкетный зал освещен, но стулья вокруг овального стола все в беспорядке отодвинуты назад. Некоторые лежат на полу, перевернувшись, как будто тот, кто сидел на них, бросился так быстро, как только мог. На столе лежат стаканы, все еще потеющие от конденсата ото льда. На ресепшене — никого, все выглядит наскоро заброшенным. В главном зале кровь разбрызгана по стенам в виде хризантемы от выстрела, но никаких тел. — Что здесь произошло? Юнги и Намджун идут сквозь жуткую тишину, окровавленный ковер мягко проминается под их ногами. Другие офицеры движутся вокруг них, погружаясь в комнаты и выходя из них, крича, что каждая из них пуста. Юнги смотрит на Намджуна в полной растерянности. Где может быть Тэхен? Он ранен? В этой ситуации есть что-то настолько болезненное, похожее на ловушку, какой-то темный холод, висящий слишком низко над каждой из пустых комнат и кровавых коридоров. — Я звоню Сокджин-хену, — бормочет Намджун. — Трекер… — Здесь! — прерывает голос из коридора, слева от Юнги. — О Боже. Детектив Мин! Детектив Ким! Помогите! Сюда. Ноги Юнги будто отягощены свинцом. Он поворачивается и идет к офицеру, полностью на автомате, Намджун молчит рядом с ним. Они останавливаются на пороге складского помещения, из которого кричит офицер, и Юнги входит в крошечное пространство, пахнущее пылью и кровью. — Он… он все еще дышит, — говорит офицер, приседая к полу рядом с Тэхеном. — Детектив. Слишком очевидно, что он все еще дышит. Мягкие, тяжелые хрипы его слишком слабы и ни капли не успокаивали. Он свернулся калачиком на боку, пальцы сжались в кулак, а дрожь сотрясала его тело. Там много крови. Юнги обнаруживает, что его собственное дыхание останавливается, все его внимание сосредоточено на подсчете секунд тишины между каждым затрудненным дыханием, которое делает Тэхён. Намджун проклинает. — Позвоните медработникам сейчас, — огрызается он. — Найди Сокджина. Иди! Юнги рад, что Намджун здесь, что он заставляет другого офицера уйти. Он рад, потому что его собственные колени подкашиваются, в его венах застревает лед, и медленный, головокружительный ужас обрушивается на его позвоночник, как молоток. Он думает, что его лицо застыло, сердце тоже. Он ничего не чувствует, когда он достигает Тэхена. Он не знает, где находится рана, не понимает, он только знает, что весь мир становится ярким, и Намджун скользит по крови, когда пытается приблизиться, чтобы увидеть. Юнги даже не волнует, что Намджун увидит их. Даже не волнует, что Намджун — с его острым взглядом и тихой проницательностью — узнает по тому, как Юнги тянет Тэхёна в свои объятия, кем они были друг для друга. Ему даже все равно. Все в нем как будто все разваливается, и он хочет собрать всю свою энергию, чтобы удержать Тэхена. Он хочет стереть эту ужасную дрожь в дыхании Тэхёна, хочет залить эту кровь обратно, зашить рану, из которой вытекала теплая кровь с каждым ослабляющим ударом сердца Тэхёна. Он хочет кричать. Кто это сделал? — он хочет спросить. — Почему? Что было в этом такого важного, что ты должен был прийти сюда сегодня вечером, несмотря на то, что знал, что это опасно? Однако он не знает, как это сделать, потому что вокруг него все кружится. Все сырое и ужасное, и Тэхен — его Тэ — тонет в его собственной крови. — Я сказал тебе довериться мне. Я здесь, — говорит он, бормоча, и Тэхён, как кукла в его руках, все еще пытается обвить своими пальцами ладонь Юнги. — Прости, я опоздал, прости, прости, Тэ… Дыхание Тэхена становится более беспорядочным. Его глаза сияют в слабом освещении комнаты, слезы, словно драгоценные камни на ресницах, и Юнги протягивает руку, чтобы стереть кровь с губ и подбородка. Губы Тэхена пытаются сформировать слова, но это слишком трудно и слишком поздно, и все, что Юнги удается понять — «безопасность». Безопасность. Сохранить что-нибудь в безопасности? Кого-нибудь? Но затем призрак улыбки вспыхивает на губах Тэхёна, и Юнги понимает, что это такое: «это» в безопасности. Это. Как секрет. Как обещание. Тэхен уверяет его в том, чего он не может понять. Словами, улыбкой, слабым сжатием пальцев Юнги. — Пожалуйста, — бормочет Юнги. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Пожалуйста, подожди, Тэ, пожалуйста… Намджун уже бежит, крича парамедикам, что они здесь. Юнги держит Тэхена и наблюдает, как его веки дрожат, когда он пытается дышать. Его лицо ошеломлено и искажено болью, и капли крови пузырились в уголках его губ. Это так тихо, в конце. Так тихо, что противоречит громкой и яркой личности Тэхена. — Я люблю тебя, — говорит Юнги, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб. — Я не понимаю этого, я не… я просто знаю. Я люблю тебя. Тэхён закрывает глаза. Слеза спускается по его лицу, а затем еще одна. Юнги чувствует, как напрягается его собственная грудь. Юнги всегда ненавидел шум. Он ненавидел машины с неприятными сигнальными сиренами в своем районе и домашний шум соседей по комнате. Он ненавидел постоянный грохот принтера на станции и то, как Намджун щелкает языком, когда он думает, и раздражающий снежный шар Сокджина, когда тот машет им во время разговора. Он любит тишину. Ему нравится неподвижность. Он был глупым. Он не знал Он никогда не мог себе представить. Что иногда даже тишина имеет когти.***
2015 Ноль дней, ноль часов, ноль минут.
Намджун влетает вслед за Хосоком. — Хён, — говорит он: — Хён, я думал… — Неважно, — тихо говорит Юнги и смотрит, как бледнеет лицо Хосока. Он чувствует себя по-странному легким, унесенным от мира и пустого мальчика на его руках. — Это не имеет значения сейчас. У двери Сокджин резко останавливается. — Оу, — говорит он и немного сминается. Намджун останавливает его, положив руку ему на локоть. Сокджин делает большой, колеблющийся глоток воздуха и отворачивается. Юнги хотел бы, чтобы он мог также сломаться. Чтобы по желанию он мог жить в отрицании. Хотя он не может. Он должен знать. Он хочет имя — лицо — человека, который сделал это. К кому Тэхен пришел, чтобы увидеть, несмотря на знание об опасности, в которой он был. — Хосок, — говорит он и прочищает горло, поэтому его голос звучит яснее, чем скрип. — Хосок, нам нужен криминалист здесь. Он игнорирует пораженные взгляды на лицах Сокджина и Хосока. Видит, как они хотели бы, чтобы он остановился, отпустил мальчика, которого он держит у своей груди. Видит, как они хотят, чтобы он позволил этому закончиться, чтобы они все могли отправиться домой, потерпев поражение, удрученные, и ждать, когда их ругнут завтра, как школьников, нарушающих правила игры на площадке. Он не может закончиться здесь, думает Юнги. Он не может позволить Тэхену закончиться здесь. Он может только начать. — Полный комплект, — говорит Юнги и осторожно убирает прядь волос Тэхёна с лба. — Быстрее, прежде чем нам прикажут эвакуироваться. Джун-а, расскажи остальным, кто пришел с нами, чтобы нашли какие-либо доказательства. Сегодня в этом месте произошло не одно убийство. Они оставляют его. Намджун пошел к другим полицейским; Хосок к медикам. Сокджин остается там в течение нескольких минут, прежде чем он спотыкается, молча. В тяжелой неподвижности звук сердцебиения Юнги в его собственных ушах звучит вульгарно.