Murmuration

Настоящее время.

      Чонгук совсем не такой, каким его помнит Чимин.       Это, конечно, ничего не значит, потому что последний раз Чимин видел его, когда Чонгуку было одиннадцать лет. Может быть, даже моложе. Сейчас он намного выше и построен спортивно, прибавил мышц, что говорит о том, что он явно заботится о себе. Ему придется выживать в качестве лидера разношерстной банды Экстраординарных.       Но у него все еще круглые оленьи глаза и маленький рот, который Чимин помнит.       — Чайка, — говорит он, качая головой. — Что с именем?       Чонгук немного улыбается, он поставил воду для чая. У него все та же улыбка кролика, вот только ушибленные костяшки пальцев и шрам от ножа на подбородке совершенно непривычны для Чимина.       — Пусан известен чайками.       Чимин обнаруживает, что бродит по квартире, просматривая папки и коробки, которые покрывают каждую поверхность. В большинстве коробок — дешевый экспортируемый ликер, явно контрабандный. Папки содержат полицейскую информацию и медицинские записи, к которым Чонгук никогда не должен иметь доступ. Есть также провода, мониторы и компьютеры, какое-то другое оборудование, которое Чимин не может опознать, экраны, мерцающие на каждой стене, с изображениями темных переулков или внутренностей зданий.       — Я не думал, что ты будешь тосковать по дому, — говорит Чимин. — После того, что там произошло.       Чонгук бросает на него взгляд. Одежда, которую он носит, поглощает его — он в ней похож на маленького мальчика. Его пижама изношенная и дырявая, волосы все еще мокрые после душа и вьются под толстым капюшоном его толстовки. Чимин вспоминает ребенка с яркими глазами и сладким голосом, с которым он решал головоломки, и испытывает резкие скачущие эмоции в животе.       Руки судьбы достигают странных мест.       — Мне все еще нравится это место, — нерешительно говорит Чонгук. — А некоторые… Некоторые люди там. Не все были так плохи.       Чимин замирает перед стеной. Здесь находятся картинки, соединенные красной нитью, фрагменты газет и фотографии с камер видеонаблюдения, а также рукописные заметки, связанные в полном беспорядке, понятном только Чонгуку. Он видит там Тэхена, улыбающегося из зернистой темноты, большой пушистый пес прячется под его подбородком. Он замечает себя в своей полицейской форме, неловкий и неулыбчивый. И Юнги… Юнги тоже там, корчит лицо перед камерой, в то время как Тэхен пытается заставить его позировать.       Чонгук уже налил им чай в две кружки.       — Я часто думал о тебе, хен, — говорит он, и Чимин отстраняется от стены, чтобы взять у него кружку. — Так… скучает ли по мне Чимин-хен? Чимин-хен все еще решает эти тупые журнальные головоломки? Кто играет в аркадные игры с Чимин-хеном? Что-то в этом роде. Тогда я догадался, что ты, возможно, забыл меня.       Чимин качает головой. Ему нужно было вспомнить имя Чонгука, но не его самого. Не игровые площадки и видео-аркады.       — Мне было нечего делать, когда я приехал в Сеул. Я пытался написать тебе, — непоколебимый взгляд Чонгука тревожит Чимина. — Они не позволили бы мне.       — Они?       — Прежде чем я расскажу тебе кое-что, я хочу знать, в качестве кого ты пришел сюда, — говорит Чонгук и предлагает ему сесть на заваленный хламом диван. — Ты преследуешь меня как полицейский? Ты здесь, потому что мой человек сказал тебе мое имя, и тебе стало любопытно, что случилось с маленьким Чон Чонгуком? Или ты здесь из-за Тэхен-хена?       Чимин обдумывает это. Он здесь, потому что люди Чонгука преследовали его. Он здесь, потому что имя Чон Чонгук, слетевшее с уст этого Экстраординарного, немедленно вызвало у него образы этого ребенка с глазами Бэмби со школьных времен. Он здесь, потому что соединение Чон Чонгука с загадкой личности Чайки — плюс код в дневнике Тэхёна — взрывало синапсы в его мозгу. Вдруг у него щелкнуло, что Чайкой может быть только Чонгук Чимина. Маленький странный друг Чимина, за которым он наблюдал, как его в его одиннадцать, пинающегося и кричащего, утаскивали куда-то, потому что тот не мог себя контролировать.       Он также здесь потому, что это один из тех, кого Тэхён выбрал, чтобы довериться ему.       — Думаю, все три, — говорит Чимин. — Я просто… я хочу правды, Чонгук-а. Откуда ты знаешь Тэхена? Почему ты меня преследуешь?       — Мне жаль, — Чонгук смотрит в пол, слегка смущенный, — что мой человек причинил боль Юнги-хену.       — Ты знаешь?.. — Чимин поднимает бровь.       Ну, конечно, он знал бы Юнги. Есть ли шанс, что Тэхён не говорил о нем? Вовсе нет.       Чимин обращает внимание на бледный круглый след на ноге, которую подпирает Чонгук.       — Ты отрезал свой браслет? Бегаешь без регистрации сейчас?       — Конечно, — Чонгук мягко улыбается. — Неужели я могу быть лидером экстраординарным банды, не нарушив при этом никакого закона?       Чимин с внезапной ясностью вспоминает свои дни в средней школе. Как между видеоиграми и комиксами Чонгук иногда ловил бабочек. В нем нарастает память, как будто это случилось вчера — липкие руки Чонгука и пухлые ноги, гоняющиеся за красивыми синими крыльями, захватившие их в клетку пальцев. Хён, ты хочешь кое-что увидеть? В мгновение ока он хлопнул в ладоши, чтобы раздавить. В первый раз Чимин почувствовал, как слезы текли из его глаз, но прежде, чем он смог расшифровать острую боль в своем сердце, как боль при виде чего-то умирающего, Чонгук сложил руки над мертвой бабочкой и вернул ее к жизни.       Это было самое невероятное.       Это было самое невероятное, и никто этого не заметил. Чонгук был способен в этом, возможно, из-за того, что вырос в окрестностях, которые смотрели ястребиными глазами на какую-то ненормальность. Он не показал свой маленький трюк никому, кроме Чимина. И самое долгое время — это были только они, находили кузнечиков, жуков и мотыльков для реанимации. Они наслаждались скрытностью этого, невероятным табу оживления мертвого существа.       До тех пор, пока зимой 2008 года не умерла белая облезлая кошка Чонгука в грязном переулке. Погибла, съев яд, который кто-то приготовил крысам.       — Ты не можешь, — Чимин помнит, как говорил ему. — Слушай хена, Чонгук-а, ты не можешь.       Но Чонгук весь день проходил с полными слез глазами, а на следующий день в школе был бдительным и более осторожным. К вечеру того дня лидер Сеульского института пришел к нему, чтобы увидеть его.       — Вот, — сказал мужчина с улыбкой на лице, когда он пришел на школьную площадку после нескольких часов. — Покажите мне, что ты можешь сделать.       Мягкий щенок, извивающийся в его руках, был пушистым и белым. Чонгук взглянул на него, и на его глаза навернулись слезы. Чимин почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда мужчина посмотрел на Чонгука.       — Давай, — сказал мужчина. — Я знаю, что ты можешь сделать это.       Чонгук вслух вопил, когда мужчина свернул шею щенка. Чимин помнит загнанное в угол выражение лица Чонгука. В одиннадцать лет его доброта значительно перевесила его понимание самосохранения. Под пальцами Чонгука щенок снова ожил.       — Замечательно, — сказал мужчина. А потом группа людей в белых костюмах вышла на игровую площадку, чтобы оттащить Чонгука. Никто не остановил их. Позже Чимин узнал, что его родители не боролись за него. Было достаточно плохо иметь экстраординарного в семье — иметь такого ужасного человека было слишком для них.       — Это было неплохое место, — говорит Чонгук. — Просто странно. Они бы научили нас чему-нибудь… Как в школе, понимаешь? Математика и физика, и язык, и дерьмо. Но они также заставляли нас проводить тесты, выяснять наши пределы и тому подобное.       — Где это место?       — В Асане. Внутри полицейского университета. Финансируется правительством.       Чимин хмурится. Там, где он учился, там, где осуществлялась его профессиональная подготовка как сотрудника полиции. Он не помнит институт. Но затем, даже для тех, кто участвовал в ускоренной программе, некоторые части кампуса были закрыты. Исследовательское крыло и крыло Экстраординарных Сил, некоторые из зданий на южной стороне, в которых размещались специальные учебные центры, несколько других с темными окнами и усиленной охраной. Чимин всегда догадывался, что это были государственные секретные учебные заведения. Ему интересно знать, что он не слишком далеко от цели.       — Я сбежал из института, когда мне было семнадцать. Вот так я и встретил Тэтэ-хена, — пожимает плечами Чонгук. — Он помог мне выбраться. Он и несколько других.       — Что там делал Тэхён?       — Он брал уроки там, — говорит Чонгук. — Он хотел знать вещи: как долго мы были там, когда мы должны идти домой, и все. Я не мог сказать ему все это в лицо, поэтому я научил его нашему коду. Ты помнишь?       — Конечно. Но ты уже знаешь это.       Чонгук улыбается.       — Я сказал ему быть осторожным с этим дневником.       — Он был… — говорит Чимин. Он, вероятно, никогда бы не понял, если бы не знал их секретного кода. — Тэхен брал уроки, правда? В институте?       — Он не всегда был проституткой, как копы любят его называть, — Чонгук жуёт свою губу. — Он поступил в колледж при институте. Он взял экстраординарную биологию.       Этого нет ни в одной из записей. Точно так же, как части собственной истории Чимина исчезли из официальной литературы, они были стерты с любых публичных записей или источников информации, которые они имели о Тэхене. Интересно, как начали формироваться связи. Неотмеченные, незарегистрированные институты, спрятанные в университетах. Повторяющиеся ночные кошмары Чимина с участием Тэхена, который был тонко связан с ним через Чонгука. Исчезающие записи о Чимине, любезно скрытые кем-то, кто знал, как заставить его выглядеть безпроблемным. Теневые недобровольные научные исследования, сомнительные предметы.       Как много из этого может быть связано с этим… Институтом?       — Что с ним такое произошло? — Чимин хмурится и наклоняется вперед. — Почему он оказался в Шве?       Чонгук колеблется. Его мысли быстро вспыхивают, когда он думает, губы надуваются, когда он говорит:        — Хен увлекся каким-то плохим дерьмом. Пришлось прятаться. Отбросил все и побежал сюда.       — Какое дерьмо? — Чимин пробует. — Чонгук… Ты должен сказать мне. Это важно. Что за дерьмо?       — Я точно не знаю, — Чонгук яростно качает головой. — Но что-то случилось в… в Институте, может быть. Он был… Он был действительно опустошен. Большой беспорядок. Спал на моем диване пару месяцев, прежде чем он взял себя в руки. — Чонгук делает паузу на минуту, смотрит на озадаченное лицо Чимина и продолжает: — Я знаю, что это разочаровывающий ответ. Я знаю. Но он никогда не говорил мне, что случилось. Я могу рассказать тебе обо всем, что случилось, хотя. То, что произошло во время его смерти.       — Он пришел к тебе за помощью, — Чимин щурится.       — Тогда я собирал банду, в основном людей, которых я выбрал из институтов, и сбежавших выдающихся детей. У нас была метка банды.       — Разрез на горле, — говорит Чимин. Во время разговора он включает диктофон на телефоне и надеется, что Чонгук не заметит. — Поэтично.       — Хен хотел этого. Я не понимаю почему, потому что я не позволял ему подчиняться мне. Он был моим братом, а не тем, кто должен прислуживать мне. Но он настоял, чтобы я это сделал, — пожимает плечами Чонгук. — Так я и сделал. У нас была договоренность — своего рода соглашение — что, если ситуация с видео ухудшится, я помогу ему подстроить его смерть.       Чимин резко вздохнул. Зачем Тэхен хотел этот шрам в виде метки? И если он планировал исчезнуть, сфабриковать свою смерть и проскользнуть мимо радаров, то почему он вообще пошел в Туз?       Чонгук скорчил гримасу, как будто слишком осведомлен о вопросах, циркулирующих в голове Чимина.       — Однако что-то изменилось, — тихо говорит он. — С ним что-то случилось, за пару дней до того шоу-дерьма в Тузе. Он не стал бы об этом говорить, но он пришел сюда и сказал, что договоренность отменена, я ему не нужен, ему пришлось изменить свой план.       За пару дней до тех событий в Тузе. Значит, это была ночь, когда Тэхён позвонил Юнги. Ночь, которую они провели вместе, когда Юнги убедился, что Тэхён сломался, прогибаясь под стрессом, почти обезумел от отчаяния. Чонгук вздрагивает и делает глоток чая.       — Итак, когда он сказал это, я испугался. Начал следить за ним. Его телефон, его местонахождение, с кем он виделся и разговаривал. Но я думаю, что он знал об этом, потому что я не смог найти ничего слишком подозрительного. Я узнал о ситуации в Тузе через контакт в полиции.       — Кто?       — Ким Намджун, — Чонгук вздыхает.       — И? — Чимин запомнит это на потом.       — Я пришел слишком поздно. Полиция рыскала повсюду, и хен был… — Чонгук сглатывает, прижимая кулаки к бедрам. — Н… Но, подумал я… я мог бы помочь. Я мог бы помочь ему, конечно. Никто больше в мире. Так что я ждал. Я ждал, и я пошел за машиной скорой помощи. Я пробрался в кабинет судмедэксперта и положил руки ему на сердце, и я клянусь… я клянусь всем, что у меня есть, что я держал их там, пока оно снова не начало биться.       Чимин задыхается. Он ничего не может с этим поделать. Чонгук смотрит на него широко раскрытыми глазами, такими мальчишичьими, и он думает о том, какой могла быть эта ночь. Потерять друга, брата, а затем подойти так близко, чтобы снова обрести его. Что пошло не так?       — Он дышал, — говорит Чонгук с дрожью. — Я уверен. Я был уверен, что спас его. А потом я обернулся, и… и кто-то ударил меня. Чем-то очень тяжелым. Я ничего не помню после этого. Когда я проснулся, я вернулся сюда. В своей квартире я проверил видеонаблюдение и… и увидел только себя. Я… вхожу. Я… использую свой ключ, чтобы войти. Я говорю одному из моих людей, что я в безопасности дома, что они могут уйти. Никто не был со мной. Это был только я, хен. И я этого не помню.       — Контроль разума? — Чимин чувствует, как ледяной порыв пробирает его позвоночник. Чонгук качает головой.       — Обычный контроль сознания не работает за определенными пределами, правда? Тэхен-хен любил читать об этом. Усиления и расширения. Он сказал, что обычный контроль над разумом не работает слишком далеко, если находишься вне поля зрения. И это… это было не оно, хен. Это было что-то еще.       — А Тэхен? — Чимин почесал бровь.       — Я не знаю. Я проверил на следующий день и… и я не знаю, хен, — дрожит губа Чонгука. — Все отчеты, полицейские… все они говорят, что его больше нет. Я никогда не видел его и не слышал от него ничего после этого.       — Ты проверил видеонаблюдение в офисе судмедэксперта?       — Как ты думаешь? Стерли, конечно же. — Чонгук говорит с горечью. — Хён никогда ничего не говорил о семье, но кто-то заплатил за кремацию. Все было очень быстро, но я пошел в похоронное бюро. Они говорят, что это случилось. Их… э-э, их видеонаблюдение подтверждает это. Я надеялся… надеялся, что это будет подделка, но это не так. Кто-то очень сильно хотел его смерти.       После этого они на некоторое время замолкают, оба они думают сквозь запутанный беспорядок мыслей и фактов. Чонгук трогает маленькую дырочку в пижаме. Его взгляд пристально направлен на Чимина.       — Когда они снова открыли дело, я посмотрел, кто с ним разбирается, и был удивлен, увидев тебя, хен, — говорит Чонгук. — Я отправил хвост, потому что хотел знать, что происходит. Извини, если я тебе этим беспокоил.       — Ты помог больше, чем обидел, — говорит Чимин. — Хотя Юнги-хен может и не увидеть этого. Говорил ли когда-нибудь Тэхен с кем-то, кроме Юнги-хена? Все это время ты знал его… Ты заметил кого-то, с кем он обычно переписывался?       — Намджун, из полиции, — говорит Чонгук. — Потому что иногда Юнги не было рядом. Но чаще всего он разговаривал с кем-то, кого он звал H. Я однажды спросил его, и он сказал, что они — двое из пары — Х и M. Тэтэ-хен был M.       Х это не инициал. Код опять? — Чимин достает свой телефон, чтобы записать это. — Ты знаешь о них что-то еще?       — Хён много говорил о них, говорил, что они старые друзья. Я всегда догадывался, что Х кто-то из полиции. В те времена, когда я следил за ним, они казались очень осведомленными в своих сообщениях. Раньше я думал, что это может быть его брат…       — У Тэхена есть брат?       — Если бы. Он убежал из дома, по-видимому, когда хён был маленьким. Он никогда не говорил много о своем хене, но у меня было ощущение, что они могли быть в контакте. Он сказал, что его хен приходил к нему однажды, сюда, в эту квартиру, когда он жил здесь после того, что случилось в институте.       — Ты никогда не видел его лица? Имени?       — Х не его брат, — Чонгук качает головой. — Я уверен. Х иногда давал ему информацию. Места, куда можно пойти, где люди увидят, что больше нигде не известно. Вроде как его собственный информатор. Что бы ни случилось, что бы он ни узнал, что заставило его изменить свои планы в тот день, это пришло от Х, — Чонгук потирает шрам на подбородке, думая. — Я мог бы спросить кого-нибудь, кто знал их из университета, возможно. Насколько я могу судить, они дружили годами.       Чимин кивает. Университет — это уже общая тема, которая затрагивает все пункты, по которым у Чимина есть вопросы. Возможно, ему придется вернуться в Асан с Юнги. Спросить столько, сколько он может. Если Институт действительно секретный и финансируется правительством, есть маленький шанс, что им позволят войти. Они все еще должны попробовать. Возможно, он думает, что ничто не может помочь в этом случае больше, чем общение с людьми, которые знали Тэхена. Это так, как сказал Юнги. Тэхен — больше чем двойной агент и толстая, пыльная папка. Он был человеком. Сложный, скрытный, непредсказуемый человек. Если Чонгук мог заполнить некоторые пробелы о нем, сколько бы этот Х заполнил?       — Этот случай — беспорядок.       Чонгук улыбается — маленький и серьезный — себе.       — Не думал, что я снова столкнусь с тобой, хен.       — Я тоже.       — Надеюсь, ты не возражаешь. Я тоже немного о тебе посмотрел, — неохотно говорит Чонгук. — Твоя, хм… Твоя потеря памяти. Я был заинтригован тем, что случилось со мной той ночью в офисе судмедэксперта, когда я пошел помогать Тэхен-хену.       — И? — сердце Чимина трепещет.       — И я не мог найти никаких реальных ответов, но я нашел что-то, что могло бы тебя заинтересовать.       Он встает, чтобы подойти к стене из ниток и картин. Чимин следует, с любопытством, обеспокоен серьезным выражением на лице Чонгука. Чонгук достает фотографию и передает ее. Она зернистая, скорее всего, увеличение от какой-то целой фотографии, а фон — это какой-то кампусный фестиваль или событие.       Люди на фотографии безошибочно узнаваемы. Они обнимают друг друга, сжимают крепко. Их улыбки яркие, затаившие дыхание. Они выглядят молодыми и счастливыми, более чем пьяными от любви.       Чимин резко вдыхает при виде своего собственного лица.       — Гуки, — говорит он, закружилась голова, — что это такое?       Чонгук издает небольшой шум.       — У меня есть еще несколько, хен. Я могу показать тебе.       Чимин слетает с катушек. Он этого не помнит. Где это было, когда это было, он безвозвратно не помнит. Но его собственное лицо на фотографии, которую он не помнит, заставляет его задуматься.       Этот другой мальчик.       Другой мальчик, держащий его так крепко, с широкой улыбкой на лице и грязными волосами на глазах, — это Ким Тэхён.