Murmuration

      Теория Чимина предполагает, что Тэхен стёр их воспоминания. Тот Тэхен, из-за которого столько всего произошло. То, что он тогда либо исчез после возрождения, как было запланировано намного раньше, либо был вынужден сделать это из-за того, кого он боялся.       Все началось в школе, с того сгоревшего института. Началось все со скрытых людей в скрытых местах, делающих ужасную работу. Монстры, формирующиеся под руками сумасшедших; оружие под жадными пальцами. Юнги и Чимин пошли вместе с ним — охотно или потому, что у них была полуинформация — и все это вернулось сейчас, чтобы как-то их задеть.       Чимин думает, что это точно был Тэхен, который разрушил Институт. Он думает, что вороны имеют отношение к нему. Он думает, нет, знает, он говорит: — если Тэхен был M, то есть Памятью, то Х был Мыслью. И если Тэхен был экстраординарным, способным воздействовать на память, то таинственный Х был, скорее всего, телепатом.       — Но это не так, — бормочет Юнги. — Он не был экстраординарным.       Хотя — он задается вопросом — если он не мог доверять своим собственным мыслям, как он мог доверять отчету, который можно легко сфабриковать? Что такое еще одна ложь среди лабиринта лжи и дезинформации?       Его собственные воспоминания — ложь.       Он пытается сопоставить эти фотографии с теми вспышками снов, которые у него были о Тэхёне, и находит то, что они легко совпадают. Вечеринка. Новогодняя елка. Они запоминаются как зернистые винтажные полароиды, и он обнаруживает, что может легко в них втиснуть Чимина. Юнги наблюдал за Чимином, когда тот не смотрит, паникует, а в голове на повторе: «Знаю ли я… знаю ли я… знаю ли я тебя?»       Юнги знал его. Юнги позаботился о нем. Он ощущает отсутствие этих воспоминаний, как разрез, полосу рубцовой ткани, все еще нежную на ощупь.       И Тэхен.       Дважды мертвый: один раз на руках и один раз вырезанный из его старых воспоминаний. Дважды любимый: один раз в невинности, один раз в тайне. Если он жив, если он является жестким лжецом, что втянувший Юнги в то, что он никогда не сможет себе представить, то, по крайней мере, Юнги хочет увидеть его еще раз.       Узнать. Спросить.       (Как много ты солгал? Что было игрой?)       — Я не знаю телепатов, — говорит он, потирая подбородок. — Я не помню, чтобы Тэхен когда-либо упоминал хоть одного.       — Это не обязательно должен быть кто-то в Шве, — размышляет Чимин. — Если бы это был кто-то в Шве, то у него была бы только та информация, которую Тэхен и сам мог достать. Ты знаешь, как Тэхен так хорошо известен в Шве. Его информатор должен быть по крайней мере таким же популярным, чтобы проникать в дела, даже более глубокие, чем Тэ. Ты знаешь кого-то такого?       — Никто не приходит на ум, — говорит Юнги. — Ты думаешь, полиция?       — Полиция или правительство. Может быть, кто-то еще в Орлином гнезде. Дай мне этот список еще раз.       Юнги смотрит на запись в дневнике, а Чимин просматривает список. Принарядиться, появиться, ждать, — он читает. Каковы были шансы, о которых говорил Тэхён в тот день, когда он обедал в ресторане, когда он показался всем рассеянным? В тот день, когда он получил этот шрам. Шрам, создатель которого сам сказал, что у Тэхёна не было реальной причины настаивать на этом. Была ли эта встреча для кого-то ловушкой, засадой? Для Крапивника?       Это не имело смысла, хотя… Любой специалист-аналитик прочтет эту ситуацию следующим образом: Тэхён явно ждал кого-то намного старше, чем Чимина. Он явно боялся или, по крайней мере, опасался. Когда Юнги объяснил это Намджуну, Намджун сказал, что, по его мнению, Тэхён мог ожидать нежелательного поклонника. Кто-то с глубокими карманами и связями. Кто-то, кого он боялся, но отчаянно нуждался. Его одежда, его украшения, его поведение — все это указывало на это. Тогда это не мог быть Чимин, и неважно, замешан ли здесь контроль сознания или нет. Это просто не мог быть Чимин.       — Парень с контролем сознания, — говорит он, — его не нашли ни в одном реестре, не так ли?       Чимин качает головой. Он все еще просматривает список, нахмурив брови.       — Никто из нас не может вспомнить его лицо, так что это вызов.       В комнате послышался небольшой кашель. Юнги смотрит на то, как к ним приближается большой мускулистый парень, который работает над разумом.       — Вам нужна помощь, чтобы вспомнить? — он спросил. — Я могу помочь.       Чимин и Юнги обмениваются взглядами. Юнги настороженно относится к таким людям, настороженно относится к любым людям, обладающим силой, пронизывающими их плоть и кровь, как провод под напряжением, и он полностью отказывается от предложения Шону исправить их головы. Он помнит, как человек взламывал дерьмо, ломал ментальные брандмауэры (это что-то типа противопожарной стены, если смотреть с точки зрения строительства, или программа защиты компьютера), чтобы проникнуть в скрытые пространства для ползаний в виртуальных сетях. Мысль о нем, пронизывающем содержимое мозга Юнги, ужасна.       — Как? — Чимин выпрямился.       — Чимин, — предупреждающе говорит Юнги. — Не надо, — Чимин просто сжимает челюсть.       — Я хочу знать, хен, — говорит он, как всегда упрямо, любопытство расширяет его зрачки. Он поворачивается к Шону решительно. — Как вы можете помочь?       — Я работаю с энергетическими полями, — пожимает плечами Шону. — Манипуляции, мутации. Будь то технические брандмауэры или брандмауэры в вашей голове.       — Нет, — Юнги хмурится и бормочет. — Нет, Чимин, это слишком опасно.       — Если я помню, — говорит Чимин, — если я помню, хен, мы, скорее всего, знаем, кто за этим стоит. Мы узнаем, действительно ли я пошел в Туз той ночью. Мы узнаем о нас.       Юнги качает головой в внезапном ужасе. Он воображает худшее. Чимин думает, что он может справиться с этим, однако если глубина его чувств к Тэхёну хотя бы приближена к тому, что чувствовал он сам, тогда как же Чимин сможет жить дальше, зная, что навредил любимому человеку? Добровольно или нет — как он переживет воспоминания крови на своих руках?       Каким бы одержимым он станет?       — Мы не знаем, что было скрыто, Чимин-а, — рассудительно говорит Юнги, стараясь сделать так, чтобы его голос не дрожал. — Мы не знаем, нужны ли тебе эти воспоминания. Не позволяй ему совать свои руки в эти дела.       — Мне не нужны мои руки, — вмешивается Шону, прежде чем Чимин успевает ответить. Его зрачки похожи на кончик булавочной иглы, лицо лишено всякого выражения, как будто он видит что-то внутреннее и далекое. — Твои сны о коридоре. Чудовище. Парне, которого ты любишь. Ты всегда выбираешь убить его, а не столкнуться с монстром. Это твой брандмауэр.       — Ну и что же это? — Чимин смотрит на него с недоумением.       — Кто-то вбил тебе это в голову. Это условное программирование — цикл if/then (если да/после этого). Если ты убьешь парня, ты повторишь цикл. Если ты убьешь монстра… — Шону замолкает. — Это очень хорошо сделано, профессиональная работа. Я видел это только с некоторыми экстраординарными людьми, работающими в правительстве. Особенно скрытные оперативники с доступом к конфиденциальной информации. У них есть брандмауэры, установленные их офицерами. После активации они сохраняют информацию в своем мозгу на блокировке.       — Как биологический файл, контролируемый паролем, — бормочет Юнги. — Ты серьезно? Кто же это может сделать?       — Экстраординарные люди с телепатией. Какие-то экстраординарные люди с другими умственными способностями. Это очень сложная работа.       Телепатия. Юнги чувствует, как у него замирает сердце.       — Х, — говорит он, поворачиваясь к Чимину. — Если Тэхен и Х работали вместе, и мы следуем твоей теории, это имеет смысл. Один из них забрал наши воспоминания. Другой поставил этот брандмауэр в твоей голове.       — Но ради чего? — Чимин скрещивает руки на груди.       — Это может быть все, что угодно, — говорит Шону. — Защита конфиденциальной информации. Или чтобы убедится, что ты не сломаешься под допросом. Убедится, что контроль над разумом не сможет пройти мимо всего этого, чтобы очистить вас самих от ваших секретов. Манипуляторы памятью не могут уничтожить память, только замаскировать ее. Я думаю, что, если вы или кто-то другой попытается получить доступ к той части вашего мозга, которая все еще помнит все, вы немедленно заснете.       Чимин кивает. Юнги задается вопросом, думает ли он о вчерашнем дне, когда он пытался пробиться к своим воспоминаниям о Тэхене. Когда он был с Чонгуком и пытался проникнуть в замаскированное прошлое. Он сказал, что у него такое чувство, будто его собственный разум напал на него. Он не мог этого сделать.       — А что, если я… — Чимин судорожно сглатывает, — что, если я убью чудовище? Как тогда работает условное if/then?       — Я не уверен, но я думаю… я думаю, если ты выберешь другое… Ты, вероятно, сможешь восстановить свою память.       — Если я выберу другое… — шепчет Чимин. Страх искажает его лицо. — Если… если я выберу монстра, я смогу, я смогу…       — Я могу тебе помочь. Если ты хочешь. Я помогу.       Чимин выглядит бледным. Его кулаки сжаты так сильно, что костяшки пальцев кажутся белыми, и Юнги думает, что он может пораниться. Он тянется к одной из его рук, и Чимин смягчается, разжимая пальцы, чтобы сжать руку Юнги. Он выглядит ужасно, на лбу выступили капельки пота, лицо выщелочено, совершенно бескровно. Юнги чувствует, как по его спине пробегает дрожь.       — А тебе и не надо, — говорит он. Его голос звучит странно высоко и умоляюще. Он думает обо всех этих фотографиях и о том видео с праздничным тортом и представляет себе, каково это — вспоминать Чимина. Вспомнить Чимина и Тэхена, вспомнить все, а потом еще и понять, как все это было разрушено. Как он был сломан. Откуда они знают, что находится под этой стеной? Откуда они знают, что этого не будет слишком много?       Юнги не может позволить ему сделать это.       — Пожалуйста, Чимин… Ты не должен. Мы можем это выяснить. Мы зашли так далеко, мы узнали так много, мы можем понять это.       — Я думаю, — Чимин морщится, — что должен это сделать. Я заслуживаю того, чтобы знать все.       — У тебя тоже есть один, — говорит Шону, поворачиваясь к Юнги. — Никогда не был активирован, но он есть.       — Никогда не был активирован, потому что это не я был похищен психоуправляющим уродом.       — Кто-то, вероятно, сделал его в качестве защитного механизма с согласия.       — С моего согласия?       — Это очень тонкая работа. Если они не привязали тебя к металлическому столу, то единственный способ, которым они могли сделать это с тобой, — если ты сам согласился на это. Это также временно — он будет исчезать с течением времени. Я не знаю, как долго, но некоторые из ваших потерянных воспоминаний просачиваются, не так ли?       Ванна. Утопление. Вечеринка. Юнги вздрагивает. Вспоминает, как Тэхен задал ему загадочный вопрос: «Кто король птиц, хен?» Может быть, он проверял? Проверял, держится ли еще плотина? Проверял, помнит ли еще Юнги?       — Зачем нам соглашаться на это? — Чимин спрашивает.       — У меня нет всех ответов. Но если вы хотите, вы можете узнать.       Чимин кивает. Он бросает на Юнги решительный взгляд, но Юнги больше не знает, что сказать. Практически он знает, что Чимин прав. Убрать брандмауэр, прорваться к воспоминаниям, и они узнают, кто такой Х. Они узнают, почему Тэхен — если это был именно Тэхен — стер их воспоминания. Они сами все узнают.       Но Юнги не чувствует себя готовым. Он чувствует страх, желает остановить Чимина, если бы это означало, что он будет в безопасности; если бы это означало, что одна вещь из его запутанного прошлого умрет или будет ранена или замучена. Желает остановить Чимина, потому что он знал Чимина… и Тэхен знал его… и, возможно… возможно, какая-то невозможная часть его верит, что единственная причина, по которой он все еще идет на это дело, — это Чимин.       Чимин не может уйти, не может исчезнуть, потому что он нужен Юнги. Юнги никогда этого не скажет. Он никогда не сможет сказать этого, точно так же, как он никогда не мог сказать Тэхену, что он чувствовал, пока не было уже слишком поздно.       Это почти долгожданная передышка, когда его телефон звонит.       Это Сокджин. Юнги некоторое время смотрит на экран, размышляя. Затем он решает не отвечать и отключается. Он еще не успел полностью засунуть телефон в карман, как он снова звонит.       — И кто же это? — спрашивает Чимин.       — Сокджин-хен.       — Он, наверное, волнуется, — говорит Чимин. Юнги колеблется. — Это может быть из-за Призрака.       — Хен? — Юнги вздыхает и берет трубку.       — Где ты?       — В Шве, — говорит Юнги. — Почему спрашиваешь?       — Мне нужно подкрепление, — говорит Джин. — Я иду по следу Призрака, думаю, что это может сработать.       — Я тут кое-чем занят, — бормочет Юнги. — А больше никого нет?       — Ну уж нет.       — Хен, что происходит? — Юнги хмурится. Это все совсем не странно, — думает он.       — Мне бы очень хотелось, — Сокджин вздыхает, — чтобы ты сейчас пришел сюда, Юнги. Это очень важно.       — Ты не ранен? Что-то случилось? Где именно?..       — Я отправлю тебе сообщение о месте встречи. Ты должен прийти.       — Хен, пожалуйста, просто скажи мне, — Юнги скрипит зубами.       Но Сокджин уже прекратил разговор. Юнги хмуро смотрит на экран, борясь с желанием вцепиться в волосы. Какого черта он теперь понадобился Джину? Может быть, он узнал, что Хосок заглядывал в его личное дело? Неужели он действительно напал на след Призрака? Юнги качает головой, пытаясь избавиться от мыслей, роящихся внутри него. Джин был знаком с Тэхеном и знал его больше, чем как «отчужденного члена семьи», Юнги был уверен. В ту ночь Джин бросился к Тузу. А что он сейчас задумал?       Его телефон жужжит от сообщения. Юнги открывает местоположение на карте и видит, что оно находится всего в пятнадцати минутах ходьбы и глубже в Шве. А что Сокджин вообще там делает один? Все обычно шли так глубоко с подкреплением, партнером и по крайней мере с одним контактным из Шва, способным предложить защиту. Если, конечно, у Джина не было своей собственной защиты.       — Нам надо идти, — говорит Юнги, принимая решение. — Джин-хен нуждается во мне, ты идешь со мной.       — Я остаюсь, — говорит Чимин. — Я остаюсь, хен. Мне нужно узнать.       — Это небезопасно, — Юнги тяжело вздыхает. — Ты не знаешь, что будет дальше.       — Это риск, на который я готов пойти.       — Я не хочу подвергать тебя такому риску. Это не твой выбор, Чимин-а, — говорит Юнги, его голос становится жестче. — Это слишком опасно.       — Не надо так себя вести, — на лице Чимина появляется страдальческое выражение.       — Ты мой младший офицер. Ты будешь следовать правилам.       — Тогда накажи меня за нарушение субординации, хен, — упрямо говорит Чимин. — Это больше, чем просто раскрытие дела для меня, и ты это знаешь. Это годы моей жизни. Мне нужно это знать.       — Ты можешь подвергнуть себя опасности, — Юнги в отчаянии развел руками. — Ты можешь пострадать. Почему ты, блять, не понимаешь? Это не маленькая рана на теле, которую ты прижигаешь и надеешься, что она заживет. Это все твой разум.       — Вот именно, хен, — огрызается Чимин. — Это мое мнение. Это мой выбор.       Юнги ничего не может сказать по этому поводу. Вместо этого он скрещивает руки и злится, и лицо Чимина смягчается.       — Я думаю, что уже давно нахожусь в опасности, хен, — говорит он. — Это ничего не изменит. Пожалуйста, просто позволь мне сделать это. Дай мне понять. Это несправедливо, что я должен продолжать задаваться вопросом, был ли я тем, за кем он пришел к Тузу. Какую роль я играл, добровольно или нет. Это просто нечестно.       Юнги смотрит на него. Действительно смотрит, задаваясь вопросом, является ли это ответом на давний вопрос Тэхена: Кем бы ты был, если бы был экстраординарным, хен? — это действительно способность видеть палимпсест (рукопись), который составляет человека. Прошлое — это странное место, а настоящее еще хуже.       Юнги доверяет этому мальчику с нежным лицом как полицейскому. Как напарнику, который также вкладывается в это дело. Он доверяет ему и с точки зрения общей морали. Чимин одержим, он упрям, он одновременно скромный и удивительно самоотверженный. Юнги не знает, что делать со всеми другими слоями, которые составляют Чимина. Паршивец из полицейского университета, который, судя по всему, размазал торт по кабинету Юнги. Человек с тихим голосом из его снов, который помог ему удержать под водой еще кого-то. Пропавший человек, оставшийся в живых, который не помнит двух лет своей жизни.       Если бы только было так же легко читать людей, как ты читаешь книгу. Он понял бы Чимина. И Тэхена понял бы тоже. Он бы понял Сокджина, Хосока и всех остальных, кто был втянут в это дело, как мотыльки, кружащиеся вокруг смертельного света.       А так Юнги даже сам себя не может понять.       — Хотя бы подожди, — прохрипел он. — Подожди, пока я не вернусь.       — Я постараюсь, — Чимин поджимает губы. Юнги кивает, и Чимин слегка улыбается.       — Все будет хорошо, хен, — говорит он. — Все это того стоит. Мы узнаем правду.       Юнги никогда не возражал против того, чтобы не знать правду… если это означало, что никто из тех, о ком он заботился, не пострадает. Тэхен всегда давал ему половинчатые ответы, и он не возражал. Сокджин уже много лет был в тени, и он не давил. Его первым побуждением после столкновения с ложью Хосока было заверить его, что это ничего не меняет и никому не причинит вреда.       Если бы он мог, то вытащил бы отсюда Чимина. Отнял бы у него право выбора. Однако Юнги знает, каково биться о стены в попытке докопаться до чего-то, когда тебе дают от ворот поворот, мешают и саботируют с каждой стороны, и он не может поступить так с Чимином.       — Я скоро вернусь, — говорит он. — Пожалуйста, подожди.       Он уже знает, что Чимин не будет ждать. У них не так много времени, и это место — не самая безопасная или приятная комната ожидания.       Это не твое решение, — говорит он себе. Все, что он может сделать, это вернуться как можно быстрее.       Юнги уходит.