Murmuration

      Они все сидят с Чимином в центре комнаты, в большом гребаном круге, как будто собрались выполнить ритуал, чтобы вызвать мертвых или что-то еще. В каком-то смысле, думает Чимин, так оно и есть. Если они преуспеют, то это будет воскрешение для того, кем Чимин был до уничтожения. Это новый человек, который будет существовать вместо него, знающий как и свое прошлое, так и настоящее, наконец-то целым.       Шону сидит ближе всех к нему, немного нахмурившись, смотря прямо на Чимина. Это довольно-таки неприятно. Чимин пытается не отводить взгляда, но он чувствует смутно истерический смех, пузырящийся в нем.       — Да, это защитный механизм. Возможно, его используют для того, чтобы держать то, что у тебя в голове, подальше от чьих-то рук.       — К тому, кто управляет разумом.       — Возможно. Они продолжали активировать его, поэтому ты, вероятно, все еще видишь этот сон даже без триггеров. Они, возможно, надеялись, что, получив достаточное количество повторений, ты предпочтешь встретиться с монстром и со своими воспоминаниями, чем убивать того, кого любишь, снова и снова. Но твоя реакция тоже запрограммирована. Кто-то научил тебя всегда убивать парня. Либо это, либо твои воспоминания настолько ужасны, что твое подсознание намеренно избегает их.       — Ты можешь это сделать? — Чимин вздрагивает. — Заставить меня выбрать одну ужасную вещь вместо другой?       — Это всего лишь программа. Ты — машина, на которой она работает. Это, возможно, хорошо. Но, как я уже сказал, это очень тонкая работа.       — Может ли это… может ли это повлиять на меня так сильно, как думает хен? Если я пройду через это?       — Даже не знаю. Некоторые из твоих воспоминаний уже просачиваются наружу. Ну и как ты после этого?       — Относительно порядке. Просто… ну ты знаешь. Они вдвоем мелькают. Но этого недостаточно, чтобы судить.       — Но ты знаешь, — Шону вздыхает, — как сделать так, чтобы этого было достаточно.       — Да.       — Я могу снова погрузить тебя в этот сон. Я могу помочь тебе побороть монстра. Если ты хочешь попробовать. Мне просто любопытно.       Чимин вздыхает. Дело не в том, что он не понимает возражений Юнги против этого. Кто знает, что именно прячется за стеной? А что, если есть еще какие-то ужасы, помимо тех, что думает сам Чимин? Но Юнги этого не понимает. То, что потерял Юнги, — его воспоминания о Тэхене, его воспоминания о Чимине, — это остатки прошлого, без которого он может жить. Все, что у него было с Тэхеном, он вернул себе позже, заменив старые воспоминания новыми. Все, что у него было с Чимином, он заменил рабочими отношениями, которые могли бы его удовлетворить. Это не то же самое для самого Чимина. Два года и возможное убийство — это слишком большая дыра, чтобы ее заштукатурить. Это слишком много пустоты, чтобы жить с ней. Ему кажется, что между тем, кем он был раньше, и тем, кем он является сейчас, есть пропасть. Его тело кажется ему слишком большим, и в нем самом есть та пустота, которую он должен заполнить.       — Я хочу попробовать сейчас, — говорит Чимин и нервно облизывает губы. — Не думаю, что что-то изменится, если мы дождемся его. Он просто… он будет еще больше волноваться, если ему придется стоять и смотреть.       — Тебе, наверное, лучше прилечь, — Шону кивает.       Остальные тоже остаются. Обычно Чимин нервничал под пристальными взглядами, когда казалось, будто с ним обращаются как с диковинкой, как было в больнице после освобождения из Шва. Но есть что-то особенное в этих людях, и такого ощущения нет. Возможно, это их странное, в основном виртуальное существование в этой маленькой подвальной пещере под тем психоделическим клубом. Может быть, дело в том, что он знает, что для него они существуют лишь в данный момент. Он думает, что они, как и Чонгук, исчезнут после всего этого. Два одиноких копа, интересующихся вещами, слишком серьезными для их зарплатной платы, — это плохой знак в Шве. Им лучше никогда не говорить об этом. Чимин, скорее всего, никогда их больше не увидит.       — Давай, — говорит он. — Покончи с этим раз и навсегда.       — Я не уверен, что произойдет, Чимин-щи, — предупреждает Шону. — Ты можешь оставаться под водой слишком долго и не проснуться. Твои воспоминания могут причинить тебе боль.       — Или я могу быть в порядке, — Чимин скрипит зубами, — и у нас будут надежные зацепки для погони. Я наконец-то перестану чувствовать, что часть меня пропала. Пожалуйста, просто сделай это.       — Окей. Если ты так уверен. Поехали, — Шону кивает.       Его пальцы холодят виски Чимина. Чимин смотрит в потолок, на уродливые шишки бетона и облупившуюся белую краску, и ждет, чтобы что-нибудь почувствовать. Его пальцы покалывает. Его лодыжки странно обнажены и холодны. Он чувствует на себе взгляды остальных и моргает от яркого света в комнате. Почему он становится таким ярким? Ярким и горячим. Ярким, горячим и неожиданно тихим, гул машин затихает, окружающий шум щелканья клавиш и жужжания серверов пропадает в тишине.       Чимин тяжело вздыхает и обнаруживает, что уже стоит вертикально.       Нож у него в руке. Коридор находится прямо перед ним.       Там паника, как обычно. Он идет по коридору, как обычно. И эта штука преследует его, как обычно. Тэхен смеется перед ним, как обычно. Но есть и еще кое-что. Ощущение кого-то еще. Кто-то шепчет ему, что это всего лишь сон. Это всего лишь сон, Чимин-щи, монстр не может причинить тебе вреда. Чимин качает головой и все равно убегает. Он чувствует дыхание твари у себя за спиной и слышит ее рычание, от которого у него встают дыбом волосы. Чувствует влажную от дождя кожу руки Тэхена, видит его улыбку, а потом ужас, слышит его громадный голос.       — Чимин, нет. Чимин, выбери другое. Чимин-и, пожалуйста, ты должен.       Он такой красивый, Тэхен. Глянцево-гладкий рот и тяжелые брови. Его светлые волосы торчат острыми прядями на фоне скул. Его забрызганная дождем кожа искрится в этом расплывчатом, сонно-логическом ключе, и Чимину хочется протянуть руку и стереть капли с его щеки. Хочется схватить его за руку и сказать, что он помнит его, даже если он этого не помнит.       Тэхен такой красивый, и он так боится, умоляет Чимина, говорит ему «нет».       Выбирай другое, Чимин. Выбери монстра.       И чудовище, как всегда, достает. Когтистое и безжалостное. Его дыхание вонзилось в шею Чимина, когти были остры, когда он холодно тащился по его ребрам.       Это всего лишь сон, слышит он. Всего лишь сон. Выбери монстра. Это не причинит тебе вреда.       Пальцы Чимина крепко сжимают нож. Перед ним слегка мерцает Тэхен. Его лицо исказилось. Чимин втягивает воздух, который застревает у него в горле, и снова протягивает руку. Сон, думает он, и его пальцы проходят сквозь Тэхена, как будто он не более чем призрак. Всего лишь сон.       Но когда он делает свой выбор, когда он решает развернуться и погрузить свой нож в монстра, именно Тэхен останавливает его.       — Что ты делаешь? — спрашивает он. — Что ты делаешь, Чимин-и?       — Выбираю другое, — выдыхает Чимин. — А разве это не то, чего ты хочешь? Так ведь? — Тэхен качает головой. Теперь его сверхъестественная красота исчезла, сменившись чем-то более нежным, более мягким — лицом, которое Чимину так бесконечно знакомо.       — А ты уверен? — спрашивает он. — Это безопасно?       Чимин отшатывается назад. Когтистая тварь бесполезно водит своими когтями по его спине. Рот Тэхена кривится в гримасе, и Чимин думает о том, что сказал Шону. Кто-то научил тебя всегда убивать парня. Чтобы защитить свою память, а значит, и свои секреты.       — Но почему же? — Чимин удивляется, но это существо в его снах далеко не такое сложное и умное, как настоящий Тэхен. Это всего лишь маленькая мысленная программа, следующая своим бесконечным сценариям и подпрограммам, терпящая неудачу и исчезающая теперь, когда Чимин создал условие, исключение, с которым она не может справиться.       — Это безопасно? — снова спрашивает он, еще один последний проблеск чего-то вроде вины. Он исчез, как только Чимин повернулся. В тот момент, когда Чимин поднимает свой нож, чтобы ударить монстра.       (— Осторожно сейчас, — он слышит, как Шону говорит. —Аккуратно, Чимин-щи.)       Но у него есть нож, и он чувствует, как ненависть пронзает его подобно молнии. Это существо, которое так долго мучило его. Этот кошмар, который заставлял его ударять ножом человека, которого он когда-то любил, сто раз. Эта… эта штука.       Она проносится сквозь него, уродливая и колючая, и Чимин кричит. Бросается вперед. Его нож глубоко вонзается в кости и плоть этого существа, в его вонючую тушу, и он с силой крутит его.       Монстр визжит. Его когти без толку царапают кожу. Теперь у него не осталось никаких сил, так как исчезла цель его существования.       Сон разбивается вдребезги. Коридор вокруг него исчезает, словно сахар растворяется в воде. Темнота бросается на свое место, густая и приторная, и он поворачивается на месте, пытаясь разглядеть.       Там ничего нет.       — Эй?       Кто-то смеется. Чимин оборачивается, но вокруг него все еще темно. Все еще так темно, но потом эта темнота начинает растворяться, и появляется какое-то место — вечеринка, блестит елка, воняет пивом, музыка гремит из динамиков. Чимин в диком смятении оглядывается по сторонам. Паника обволакивает его, как тонкий слой металла, припаивающийся к коже. В голове у него туман, он все время слышит смех и не смотрит, куда идет. Он не смотрит прямо перед собой, поэтому он натыкается на…       — О, привет. Я же тебя знаю! Ты же Пак Чимин. Твой друг — это мой друг.       Тэхен. Квадратная улыбка. Милый берет. Самый трезвый человек в этой комнате.       Вот так они и познакомились.       Это и есть его память.       Улыбка Тэхена широкая и милая, глаза сверкают, когда он говорит: — Привет, познакомься с моим парнем.  — Юнги закатывает глаза, когда его вытаскивают на свет. Он тянет Тэхена за рукав, делая вид, что хочет уйти, но его глаза с интересом скользят по Чимину.       — Он говорил о тебе, — говорит Юнги, — когда Тэхен наконец заставил его обратиться к Чимину. — О некоторых академических интересах, которыми ты обладаешь.       — Давай не будем сейчас это обсуждать, — говорит он. — Хочешь прокатиться с нами?       Тэхен протягивает руку. Чимин колеблется, оглядывается, но темнота настоящего уже почти растворилась в приятных, приглушенных тенях прошлого, и ему так любопытно. В прошлом Чимин тоже колебался, не привыкнув к улыбающимся парням и их ворчливым приятелям, говорящих с ним о Чонгуке — его пропавшем друге, чье исчезновение в первую очередь заставило его захотеть стать офицером. Но любопытство побеждает сейчас, и оно победило тогда.       — Иди за мной, — говорит Тэхен. — Пойдем со мной. — Даже в воспоминаниях он выглядит теплым, кожа как мед, щеки слегка раскраснелись от холода, и лукавая улыбка играет на его губах. Чимин протягивает ладонь, чтобы взять его за руку.

***

      Сокджин ждет его возле кучки старых полуразрушенных складов, где, как знает Юнги, прячутся беглецы. Тэхен однажды заговорил об этом месте, еще в самом начале, когда они с Юнги работали над делом о наркотиках, из-за которых погибли те дети.       Склады A и F в порядке, сказал он, рисуя маленькие блоки на пустом месте на карте Шва Юнги. Дети приходят туда, чтобы охладиться и покурить травку. Склад Г небезопасен. Не ходи к складу G, хен. Склад G, как Юнги узнал позже, был местом казни.       Большие банды использовали его, чтобы незаметно избавиться от людей, которых они не хотят больше видеть рядом с собой. По утрам приезжал человек на грузовике и увозил тела, чтобы больше никогда их не найти. Невозможно было вспомнить имя этого человека, его лицо или номер грузовика — туман окутывал каждого, кто пытался это сделать. Почти каждый полицейский, участвовавший в экстраординарных преступлениях, пытался это сделать. Теперь они называли его Мутнолицым. Мутнолицым, который увозит тела.       Что за отвратительная работа, думает Юнги. Возить неизвестных мертвецов в тайные могилы. Когда тебя никто и ничто не помнит.       Какая-то его часть связывает даже это с Тэхеном, с его медленным, но укрепляющимся пониманием того, что причина, по которой Тэхен хотел работать с Юнги, вероятно, была в том, что он не хотел быть забытым. Не совсем, не теми людьми, которых он когда-то знал. Его дневник тому доказательство.       Ходил сегодня на встречу с Юнги-хеном. Я не хотел этого делать. Чувствовал себя сырым, странным и ужасным.       И затем, где-то еще, почти скрытый в блоках текста: Я не знаю, как держаться подальше.       Когда он задавал эту загадку, когда он боялся или расстраивался и искал утешения у Юнги, хотел ли он все это вернуть назад? Неужели он хотел, чтобы его знали, действительно знали, как раньше? Если Тэхен стоял за изменением их памяти, а Юнги думает, что он прав, думает, что Чимин прав насчет этого. Тогда он, возможно, он мучился сильнее всех из них.       Юнги это ненавидит.       На другой стороне улицы стоит машина Сокджина с поднятыми затонированными окнами. Юнги не слишком задумывается о том, что Сокджин делает здесь. Он ни о чем особо не задумывается. В голове у него стоит гулкая пустота, когда он паркуется в безопасном месте и осторожно идет к машине Джина. Он держит руку на пистолете, но его мысли заняты парнями. Его парнями.       Когда же все это закончится?       Хосок прислал ему эти файлы на Сокджина и Чимина, которые он успел просмотреть в машине. У Сокджина напротив «экстраординарная способность» стоит «неясно». Это само по себе странно, но еще более странным является раздел примечаний. В настоящее время тесты отрицательные. Единственный предыдущая запись, сделанная в подростковом возрасте после аварии, имела положительный результат. Возможно, это ошибка при заполнении документов. Рекомендуется для выполнения служебных обязанностей, но с осторожностью. Досье на Чимина пустое. Все поля пусты. Результаты анализов, анализ крови на экстраординарность, комментарии врачей, поля рекомендаций — пустые, незаполненные. В самом низу, в графе подписи, где должен был стоять подпись медицинского работника, написано «рекомендуется».       Юнги сидел в своей машине, глядя на файлы некоторое время. Кто-то либо защищал Чимина, либо каким-то образом использовал его. Кто-то с добрыми намерениями? Кто-то, кого Юнги знал в полиции?       Он идет к машине Джина, чувствуя себя тяжелым, усталым, как будто он идет против силы тяжести. Держит пистолет на предохранителе, а его рука на прикладе, когда он стучит в окно. Джин опускает его вниз.       — Залезай.       Он не выглядит обиженным. Юнги скользнул на переднее сиденье, откинувшись на спинку сиденья. Джин закуривает электрическую сигарету и смотрит прямо перед собой.       — Итак, — говорит Юнги. — И что тут такого важного?       — Это новое убийство, — тихо говорит Сокджин.       — Новое… кто?       — Нефритовый Клык Со Дэен. Ты слышал о нем?       — Один из людей правой руки, — кивнул Юнги. — Был ли он в ту ночь в Тузе?       — Да. Вместе с двумя другими из Джейда. Чон Енджэ и Бан Чонхван. Может, ты знаешь эти имена?       — Не очень. Зачем? Они тоже мертвы?       — Пока нет.       — Хен, — Юнги легонько почесывает джинсы над коленом, размышляя. — Откуда ты знаешь эти имена? Мы получили их из отеля?       Джин вздыхает и протягивает ему листок бумаги. Он был сильно помят и не только помят, его складывали, разворачивали и снова складывали, пока он не почти не порвался. Юнги разглаживает его на коленях. Его сердце быстро стучит. Он пробегает взглядом по именам, и ни одно из них ему не знакомо — другие жертвы, конечно, те уже вычеркнуты. Так что Дэен еще не соскочил, и Юнги размышляет, почему это так, когда он понимает, что здесь не только имена. Сокджин ждет, чтобы он заметил. Все дело в почерке.       — Это почерк Тэхена.       — Да.       — Это он тебе дал, — догадывается Юнги, и голова у него идет кругом. — И когда же?       — Той ночью в Тузе, — бормочет Сокджин, отвернувшись. — У меня это всегда было.       — Хен, — говорит Юнги, а затем ему приходится быстро сглотнуть сотню вопросов, пытающихся заползти в его горло. Почему ты ничего не сказал? Почему ты не отдал это мне? Для расследования? Почему ты держался за него так долго, когда столько людей умирало? Кто Тэхен для тебя? Юнги останавливается на том, который меньше всего может ранить его сердце. — На кого ты работаешь? — Джин смеется над этим, его обычный сумасшедший скрипучий смех. Но тут есть одно отличие. Легкая грусть.       — Я не работаю ни на кого, кроме полиции, Юнги-а. Ты все неправильно понял.       — Тогда почему ты хранишь список? Ты ввел следствие в заблуждение. Это ты прячешь отчеты и стираешь записи, хен? Для чего все это нужно? Почему?..       Джин резко выдыхает воздух, пристально смотрит на Юнги и забирает список обратно. Юнги его не останавливает. Он больше не заботится о Призраке — совсем нет. Возможно, ему никогда и не было до этого дела. Но он заботится о Джине. Ему небезразлично, что скажет Джин. Уродливая волна предательства застревает у него в горле, образуя тяжелый ком, и все остальные вопросы застревают в нем.       — Я хранил этот список, потому что он мне так сказал. Держи это при себе, сказал он мне. И я это делал, потому что если я что-то и знал о Тэхене, так это то, что он ничего не делает без плана, — Юнги отворачивается.       — Тэхен, — говорит он с горечью. — Тэхен твой родственник. Так ведь?       — Он мой младший брат, — Джин делает глубокий вдох.       Юнги кивает. Он знал это, думает он. Он понял это в тот момент, когда Сокджин дал ему список. Возможно, он знал это вчера вечером, после того, как Чимин сказал, что у Тэхена есть брат, после того, как он увидел реакцию Джина на то видео. Все сходилось, не так ли? То, как он сбежал в ту ночь, его отказ работать над делом, чтобы действительно отпустить его…       — Я ушел из дома еще ребенком. — Джин смотрит на улицу перед ними, когда говорит. — С экстраординарностью… опасного вида. Я не думал, что снова увижу Тэхена, но он нашел меня. Я даже не знаю, как он это сделал. Он нашел меня, и ему было шестнадцать лет. Сказал, что участвует в программе, изучает там удивительные вещи.       — Орлиное гнездо.       — Да, — Сокджин удивленно смотрит на него. — Откуда ты знаешь?       — А потом? — Юнги пожимает плечами. Ему не хочется ничего объяснять, поэтому он просто сжимает руки вместе и спрашивает это.       — Я учился в университете. Третий год. Я не мог поверить, что мне так долго это сходило с рук — скрывать экстраординарность в полицейском университете; еда, сон и обучение со всеми обычными людьми. Ты когда-нибудь слышал о Когте?       — Это странное растение. Его пепел используется для метки у Чайки. Да.       — Он защищает от ментальных способностей. А ты знаешь, что еще он делает? Обманывает проверку на экстраординарность, — Джин улыбается, на этот раз резко. Его глаза сверкают, когда он поворачивается к Юнги. — Я бросил свою семью и сбежал из-за своих способностей, но я не позволю системе толкнуть меня в Шов и превратить меня в преступника. В любом случае, это долбанная система. Большинство экстраординарных людей не могут работать, не могут получить жилье, не могут попасть в школу. Как ты думаешь, почему так много людей становятся преступниками? Я поступил в полицейский университет только потому, что я хотел получить удовлетворение от того, что трахнул систему. Это все. Я услышал о Когте от кого-то в Шве и попробовал его. Я выдержал испытание. Это было самое смешное для меня тогда, что я поступил в полицейский университет. Вот так Тэ и нашел меня. Прячусь на виду, используя странный маленький наркотик, чтобы сохранить свою маскировку. Он тоже очень интересовался этим лекарством.       Юнги хмурится. Тэхен настаивал, сказал ему Чимин еще раньше в тот же день. Чонгук сказал, что он настаивал, он хотел эту метку.       — Ну и что же? Вы обманули отдел, когда тестировали Тэхена? Он был экстраординарен, а вы их одурачили… такая же техника?       — Ах, нет — Сокджин говорит, качая головой. — Тэхен не был экстраординарным человеком. Я был единственной паршивой овцой в семье.       — Значит, — Юнги хмурится, — его тест не был ложью? А ты не напортачил с результатами? — Сокджин качает головой.       — А мне и не надо было, — говорит он. — Но мы отвлеклись. Я только иногда разговаривал с Тэхеном во время учебы, потому что он был слишком занят в Орлином гнезде. А потом то место, где он учился, взорвалось, и он на некоторое время пропал. Я не знал, что случилось. Только то, что он выжил, расстроился и убежал в Шов. Я снова заговорил с ним через месяц или около того, и он ночевал в квартире своего друга. Он сказал, что мне нужно держать наше родство в тайне. У него был план, и все зависело от того, насколько хорошо мне доверяют в полиции.       Юнги открывает рот, но Джин снова перебивает его:       — Прежде чем ты спросишь меня, Юнги, он рассказал мне столько же о своей жизни и своих проблемах, сколько и тебе. Я знаю то же, что и ты. Мы иногда встречались за ужином, и я заставлял его оставаться у меня пару раз, когда думал, что он расстроен. Ну, ты понимаешь? Самый минимум, что он мне позволил бы сделать, как его хену. Но я знаю только то, что и ты, и я не знаю, что случилось с ним в университете. Не знаю, что он делал дальше. Не знаю ничего, начиная от его работы двойным агентом и заканчивая тем, почему он пошёл в Туз.       Юнги не знает, верит ли он ему. Между ними повисает молчание, гневное, чудовищное. Юнги сидит, скрестив руки на груди, и понимает, что не может смотреть на Джина, когда тот задает следующий вопрос.       — А ты знал, что Чайка оживил его?       — Это был тот самый Чайка? В этом видео? — Юнги кивает, угрюмо и настороженно.       — А потом ты его видел? Ты не знаешь, жив ли он?       В этом-то все и дело, не так ли? Если Сокджин знал и не сказал Юнги, если он позволил Юнги верить все это время, что Тэхен мертв, тогда его объяснения больше не имеют значения. Да и какое это имеет значение? Юнги смотрит на него, и лицо Джина становится жестким, его губы поджаты. Его плечи опускаются, когда он выдыхает.       — Клянусь, я не знал. Не знал, пока не увидел видео.       Юнги кивает. Может, он вздохнул с облегчением? Он не уверен. Он чувствует резкое раздражение по отношению к Сокджину, он так долго хранил список и никогда не показывал его Юнги, что он позволил делу остыть, он все еще вводил в заблуждение главное расследование.       Да и чего вообще хотел Джин? Лично отомстить за своего брата? Зачем так долго держать этот список при себе? Юнги крепко зажмурился. Все это просто кошмар, думает он. Все это кошмар, и он не может проснуться.       — Я… я не работал над этим делом, потому что мне пришлось участвовать в особо тяжких преступлениях, чтобы услышать о людях из этого списка. Я должен был иметь этот профиль работы, чтобы иметь возможность следить за этими мудаками, ждать, пока они не ошибутся в том, что действительно произошло той ночью. Мне удалось поговорить с полудюжиной из них после той ночи, но никто из них ничего не знал. Никто из них даже не помнит ту ночь.       — И теперь они умирают.       — Теперь они умирают.       — А почему ты ничего не сказал?       В ответ Джин передает ему свой телефон, открытый на экране чата. Номер неизвестен, просто ряд цифр со странным кодом города, который ничего не значит. Там есть несколько текстов, все по той же схеме. Имя, время, место.       Самое последнее сообщение — это Со Дэен, 23:45. Склад G.       Юнги смотрит на часы. Сейчас 23:23.       Каждая частичка его тела замирает: от сердца до пальцев, сжавшихся вокруг телефона. От дыхания до тихо передвигающейся по венам крови. Он чувствует, как все становится неподвижным. Юнги смотрит на Джина сквозь безумную путаницу мыслей, связей и противопоставлений, и он не может понять. Он ничего не может понять.       — Ты знал об этом еще до того, как произошли убийства. Когда, где и с кем они будут происходить. Ты же знал.       — Да, — Джин проводит рукой по лицу, на мгновение прижимая костяшки пальцев к глазам. — Я знал.       — Ты… ты бывал в этих местах? Видел, как они умирают?       Джин вроде бы смеется, какой-то скрипучий звук. Он вертит в пальцах электрическую сигарету, крутит и крутит ее, пока чуть не роняет на пол.       — Я позволял этому случаться, — говорит он наконец. — В этом списке все ублюдки. Преступники. Они пытали людей, разрывали семьи и продавали наркотики детям. Они были теми, кого мы должны были остановить, как полицейские, но мы никогда не могли надеяться на это. Потому что так устроен мир. Из-за власти они держатся. Я подумал: какая разница, если они умрут? Поэтому я ходил в каждое место. После этого я все убирал. Убеждался, что там нет никаких улик, которые можно было бы найти. Ни ДНК, ни крови, ни отпечатков пальцев, ни волос, ничего подобного. Да этого и не требовалось. Убийца очень дотошен.       Что-то тут не сходится. Юнги ждет, пока его сердце успокоится, пока его голос станет достаточно твердым, чтобы он мог говорить, не желая кричать, и выплевывает:        — Это делает тебя соучастником преступлений. Ты ведь это знаешь, правда, хен?       — Либо я был соучастником, — Сокджин выглядит усталым, — либо должен был отдать список, после чего следователи перерыли бы все мои личные файлы и нашли старые документы.       — Те, что сделаны после подростковой аварии.       — А ты не знаешь, какими мои способности были раньше? — Джин проводит рукой по волосам. Теперь в его взгляде таится что-то мягкое, уязвленное, и он смотрит на Юнги с усталым видом.       Юнги качает головой. Он проводит рукой по влажному лбу. Его часы показывают 23:38.       — Я мог делать то же, что и Призрак. Прожигать насквозь людей. Давить их кости, разрушать легкие, превращать их органы в кашу.       — Но ведь это не ты, не так ли? Ты же не Призрак, — Юнги, кажется, не может говорить громче шопота.       — Нет. Но если они заглянут в мое дело и обнаружат это, узнают, что у меня есть список, то очень скоро свяжут меня с Тэхеном и объявят, что я Призрак. Что я убил этих людей. Это слишком большая часть идеальной истории, не так ли? Обиженный старший брат решил отомстить за смерть своего донсэна.       Юнги напрягается. В таком изложении, думает он, это хорошая история. Он бы поверил в эту историю. Добавьте к этому невероятную неразбериху, и его собственные ксенофобские линзы немедленно отреагируют на это с преданным отвращением, и он будет так же быстро, как и любой другой, осуждать Джина. Так уж устроен этот мир.       — Ты можешь ненавидеть меня, если хочешь, — Джин вытирает руки о джинсы. Его колено навязчиво дергается. — Я отказываюсь позволить им снова надуть меня, Юнги. Вот почему я помогаю Призраку. Без этих людей мир станет лучше. Почему я должен платить цену за их смерть?       — Как ты думаешь, — Юнги медленно вдыхает. Что-то разрывается изнутри в его груди, — почему убийца связался с тобой? Потому что он знал, что ты поможешь? — Джин не отвечает. Он только смотрит на часы, на его лице застыло напряженное выражение. Юнги делает то же самое.       23:42.       Юнги вздрагивает. Они должны выбраться оттуда, они должны остановить это убийство. Ублюдки они или нет, но Юнги не может морально допустить то, что кто-то умирает такой мучительной смертью.       — Кто это, хен? — настойчиво спрашивает он. — Кто этот Призрак? Зачем ты привел меня сюда сегодня вечером?       — Не знаю, — Джин начинает выбираться из машины. — Я только мельком видел его лицо… но никогда не видел его лично. Но когда я увидел видео вчера вечером, то я… все было связано. И если я прав… если я прав, мне понадобится твоя помощь.       Юнги следует за ним. Снаружи дует холодный, резкий и громкий ветер. Машина слегка дребезжит от его порывов. Одежды Юнги не хватает, чтобы защититься от холода, но он не думает, что это тот вид холода, от которого вообще что-то может защитить. Этот холод пробирает его до костей. Этот холод — знание, что Джин помогает убийце. Этот холод — осознание того, что он экстраординарен — всегда был экстраординарным — и он всегда обманывал их. Этот холод — знание, что Джина не понизили вместе с ним и Намджуном, потому что у него было больше информации, что он решил продолжать работать, имея на руках такую серьёзную подсказку, и оставил Юнги барахтаться в темноте.       И он это знает.       Он знает, что мир не дает Сокджину выбора; что обещание, которое он дал своему брату, выше их с Намджуном отчаяния в этом деле; что сам Юнги повернулся бы против Сокджина, если бы он узнал об экстраординарности в любой другой день. Он все знает. Он знает, что на самом деле не может винить Джина ни за что, но это все еще больно.       — Пойдем со мной, — говорит Джин, и его голос звучит покорно, будто его пережевали и выплюнули. — Только один раз. А потом, если ты захочешь рассказать команде, полиции или всему миру, или еще кому-нибудь, все в порядке. Просто пойдем со мной на склад G.       Затем он начинает идти, почти бегом преодолевая короткое расстояние, и Юнги больше не думает. Он идет следом. Он уже прошел несколько стадий истощения, и он не знает, как это закончится хорошо, но он следует. Их шаги по разбитому бетону звучат странно, может быть, как дождь по металлическим листам.       23:44.       Джин врывается на склад. Его пистолет вынут, глаза дикие, и он тяжело дышит, когда Юнги проскальзывает близко к нему. Они стоят плечом к плечу, вглядываясь в темноту. Здесь пахнет пряностями и застарелой кровью. На крыше есть одна перекладина, через которую лунный свет падает тонкой струйкой. Глаза Джина, нехарактерно налитые кровью и окруженные темными кругами, встречаются с глазами Юнги в темноте всего на несколько секунд, прежде чем они оба устремляются вперед.       23:45.       Откуда-то раздается крик. Они двигаются, быстро и внимательно осматривая местность, Юнги щурится в темноте, чтобы разглядеть движущиеся тени. Крик был мучительным, ужасающим. Юнги чувствует ужасный холод в своих костях от этого и сопротивляется желанию закрыть уши, поскольку это продолжается. Все сильнее и сильнее до тех пор, пока он резко не обрывается. Его плечи трясутся, и дыхание начинает вырываться из него с хрипом. Он чувствует себя грубым и иррациональным, животная часть его мозга кричит ему, чтобы он убирался отсюда. Он чувствует себя больным; поврежденным и тонущим в абсолютном ужасе. Трудно поставить одну ногу перед другой и идти туда, откуда доносился крик.       Сокджин остается рядом с ним, стиснув челюсти, и пот стекает по его волосам на лоб. Он идёт осторожно и бесшумно; глаза уже привыкли к темноте, а нервный тик на одном глазу он пытается прогнать, чересчур часто моргая. Они доходят до конца первого коридора, и там есть дверь. Сокджин и Юнги обмениваются взглядами. Юнги кивает, чувствуя себя несчастным, измученным и ободранным изнутри, и дрожь пробегает по его ногам, когда он готовится ударить плечом в дверь.       Сокджин дает ему сигнал. Один, два, три, он подмечает. На счёт три они вместе налетают на дверь и вваливаются в комнату.       На полу лежит чье-то тело. Это первое, что видит Юнги — тело на полу. Оно валяется так же, как и другие жертвы Призрака — бескостные и раздавленные, только смутно напоминая человека. Юнги чувствует, как что-то твердое застревает у него в горле. Его желудок ужасно сжимается, а по коже ползут судороги. Ему хочется отвернуться, споткнуться, вывернуться наизнанку, а потом рухнуть куда-нибудь и спать до тех пор, пока он не проснется, и тогда вся эта ночь обретет какой-то смысл.       Но тело-то не одиноко. Здесь есть кто-то еще. Юнги мельком видит черную одежду, джинсы и толстовку с капюшоном, натянутым вниз, чтобы скрыть лицо, намек на маску. Человек видит их и отшатывается назад, просто быстро спотыкаясь, прежде чем броситься бежать.       Сокджин делает шаг вперед, подняв пистолет перед своим лицом, скрежеща зубами, с пустым взглядом. Похоже, у него тоже проблемы с дыханием. Похоже, он тоже хочет соскользнуть вниз по боковой стене и просто посидеть немного, заставить мир перестать вращаться, как карусель, заставить его разум перестать вращаться по кругу.       Но когда Джин говорит с надеждой, тревогой и ужасом одновременно, он звучит ясно, как колокол. Его голос звенит громко и блестяще в тяжелой тишине этого мертвого места, когда он говорит:       — Тэ?