Они не возвращаются в город за пределами Шва.
Вместо этого они идут внутрь — глубже, чем когда-либо был Юнги, глубже, чем когда-либо был Сокджин. Юнги ведет свой собственный автомобиль и следует за Чонгуком и Сокджином, когда они извиваются все глубже и глубже в тесных переулках затянутой дождем улицы. Чонгук звонил в место, куда они безопасно направлялись, и Юнги не понимает, что все это значит. Безопасно ли это для них? Теперь, когда с ними рядом был Тэхен, пока спокойный, но, возможно, он непредсказуем?
Он старается не оглядываться на заднее сиденье слишком часто. Старается не смотреть на Намджуна и его нежную хватку, которой он все время удерживает Тэхена. Старается не смотреть на необычные наручники, сковывающие запястья Тэхена. Глаза Кима бесцельно блуждают от окна к Юнги и обратно к окну. Он выглядит пустым и сонным, каждое моргание очень медленное, пальцы мягко теребят края его манжет, как ребенок, не знающий, как сидеть спокойно.
— Ты ведь тот, кого он называет Х, не так ли?
— Это… — Намджун колеблется, хмурится, щеки его ввалились, когда мягко надувает губы, глядя на Тэхюна. — Да, это одна из причин. Одно из этих имен.
— Да что с ним такое, черт возьми? — спрашивает Юнги, и это выходит довольно-таки грубо. Уродливо. Но Юнги это не волнует. Он делает поворот за машиной Сокджина, а когда снова оглядывается, видит, что Тэхен беспокойно дремлет у плеча Намджуна.
— Тэхен не совсем здесь, — взгляд Намджуна встречается в зеркале со взглядом Юнги.
— И что это значит?
— Это значит, что я заставляю его спать. Так что он не сожжет твою машину и не разнесет нас вдребезги, ну, или что-то в этом роде.
— Заставляешь его спать.
— Это то, чем я занимаюсь, — говорит Намджун. — Среди всего прочего.
— Неужели все, кого я знаю, — холодная тяжесть поселяется в желудке Юнги, — теперь чертовски необычны?
— Я боялся, — Намджун вздыхает и устало улыбается, — что ты так отреагируешь.
— Ни хрена себе. Ты солгал мне. Какого хуя, Намджун-а.
— Хен, — перебивает Намджун, — у меня были на то свои причины.
Юнги совсем не хочет слушать его объяснения. Не хочет знать, были ли у него приказы от какой-то секретной разведывательной службы. Не хочет думать о том, что он, возможно, в Орлином гнезде, как и Тэхен. Юнги чувствует себя ужасно и раздраженно и безумно хочет сломать что-нибудь. Страх все еще сидит в его груди, давит сильным кулаком, и он не может перестать смотреть на Тэхена. А что, если он исчезнет? Что, если он исчезнет прямо с заднего сиденья этой машины и от него не останется ничего, кроме этих наручников? Юнги почти этого ждет. Ожидает, что снова потеряет Тэхена, что тот растворится в воздухе.
И Чимин тоже. Юнги пытался дозвониться до него с тех пор, как сел в эту машину. Все время пробовал и пробовал — безрезультатно. И что ему теперь делать, оставить Тэхена здесь и бежать к Чимину?
Так и должно быть, думает он.
Так и будет. Просто он никому не может доверять, и ему нужно знать, что Тэхен в безопасности, по крайней мере, пока на его вопросы не будут даны ответы.
— Почему он пытался убить нас?
— По той же причине, — Намджун тяжело вздыхает, — по которой Чимин ударил его ножом.
— У него в голове кто-то есть, — говорит Юнги. — И как мы его оттуда вытащим?
— Пока еще не знаю.
— Где этот гребаный ублюдок?
— Этого я тоже не знаю.
Юнги скрипит зубами. Он думает, что с помощью силы своего гнева, вероятно, затупит их до предела. Это усилие, чтобы держать его под контролем, чтобы звучать спокойно и здраво, когда он говорит: — Куда мы идем?
— Убежище.
— У тебя есть убежище?
— Не у меня, — лицо Намджуна невозможно разобрать.
— Тогда у кого же?
Намджун только пожимает плечами.
Юнги снова поворачивает голову. Слева — парк, где женщина сидела на качелях. Ее ребенок парит в нескольких футах над землей, раскачиваясь вертикально над детской площадкой. Сюрреализм всего происходящего сбивает его с толку на минуту, а затем он понимает, что у него на заднем сиденье — запутанный комок тайн и телепатический экстраординарный.
— Он действительно убил всех этих людей?
— Разве это имеет значение? — Намджун вздыхает.
— Даже не знаю.
Мысль о том, что Тэхен давит кости в порошок и превращает органы в кашу, слишком тяжела для его желудка. Призрак ужасен, страшен, это кошмарное существо из городского фольклора. Он забирает глаза в качестве трофеев, и его насилие чрезмерно. У него не должно быть лица потерянного и загадочного возлюбленного Юнги. Он держал эти руки и целовал этот рот, он не может сопоставить прекрасного Тэ с тем чудовищным идеалом, который он себе вообразил.
Но вопрос Намджуна остается неизменным: имеет ли это значение?
Тэхен может убить его самым ужасным образом, если контроль Намджуна над ним хоть немного ослабнет. Юнги уже знает об этом. Знает, что эти наручники на месте и что Намджун держит его именно так, потому что Тэхен сошел с ума, работает по программе чистого, бессмысленного разрушения. Его пристальный взгляд не отслеживается, голова опущена, и он едва ли тень того, кем он был раньше.
Юнги должен был бы испытывать отвращение, страх или злобу.
Все, что он сейчас чувствует, — это облегчение.
Тэхен здесь, теплый и живой, и он достаточно близко, чтобы прикоснуться.
Это все, чего хочет Юнги. Это все, о чем мечтал он в течение многих лет.
— Джун-а — говорит он, его горло как будто что-то сдавливало. — А вы знали, что он жив?
— Нет… — Юнги чувствует силу, с которой Намджун мотает головой сзади, — до недавнего времени, хен. А потом я подумал, что он может быть именно таким, и я не знал, что делать с этой информацией, — говорит он. — Я бы никогда не позволил тебе поверить в то, что он был мертв в течение двух лет, если бы знал об этом. Это не про меня. Ты ведь это знаешь, не так ли?
— По-видимому, — Юнги фыркает, — я уже ничего не знаю. Он какой-то ненормальный экстраординарный, а ты его лучший телепатический друг. Кто бы мог подумать?
— Я ничего не могу тебе на это сказать, — Намджун делает гримасу. — Пока мы не доберемся до убежища.
— Конечно, не можешь, — вздыхает Юнги. — Как ты узнал, что мы здесь?
Намджун на минуту замолкает. Юнги думает, что он не ответит на этот его вопрос, что это еще одна вещь, которую он не может сказать Юнги. Он качает головой и замедляет ход, когда они проезжают по темному мосту, река мерцает под ними, огни такие редкие и такие тусклые, что каждый дом и каждое дерево выглядят как закутанное в саван неуклюжее чудовище. Но когда он оглядывается назад, Намджун просто смотрит вниз на Тэхена, и это мягкое выражение на его лице…
— Потому что, — говорит он так тихо, что эта темная ночь почти вырывает у него слова, — Призрак работает не один, хен.
Юнги крутит у себя в голову эти слова, когда автомобиль Сокджина останавливается. Они находятся снаружи здания, которое ничем не отличается от других, которые его окружают, — массивные полуразрушенные облупленные стены и заросший двор перед домом. Не похоже, что кто-то был здесь в течение многих лет. Есть болты на воротах, которые Чонгуку удается открыть после минуты возни. Юнги снова чувствует беспокойство, и он идет, чтобы помочь ему открыть ворота. Он видит, как Сокджин направляется прямиком к Намджуну и Тэхену, и удивляется тому, что Намджун имел в виду, говоря, что Призрак не работает в одиночку, и понимает, что он, вероятно, не хочет этого знать.
— А где Чимин-хен? — спрашивает Чонгук между этими ворчаниями, когда они безрезультатно толпятся у ворот. — Я пойду за ним, если ты скажешь мне, где он.
— Я сам пойду.
— Не говори глупостей, — Чонгук закатывает глаза. — Ты же знаешь, что он мой друг.
— А еще ты экстраординарный мафиози.
— Вероятно, — Чонгук вздыхает, — для тебя будет небезопасно выходить куда-либо, когда ты войдешь сюда.
— Это еще почему?
— Информация, — Чонгук отступает от ворот, чтобы постучать себя по виску.
— А ты будешь в безопасности? — Юнги думает, что он выглядит как придурок.
— Как ты и сказал, — Чонгук ухмыляется, — я экстраординарный мафиози.
Подъезжает еще одна машина. Юнги уж точно не думал, что способен испытать еще больший шок, но это все еще только начало, потому что Квон выходит из машины вместе с Хосоком. Они оба несут странный громоздкие сумки. Она видит Юнги и слегка пожимает плечами. Хосок следует за ней с потерянным видом.
— Здесь все, с кем я когда-либо встречался? — крикнул Юнги. — А мой отец появится следующим?
Намджун, который стоит прямо около его машины, вздрагивает. Конечно же… Именно Намджун направил его к Квон. Возможно, и Чимина тоже. Насколько глубоко он замешан в этом деле?
— Привет, Хосок-а. А вы тоже приехали в этот цирк? — Хосок выглядит бледным и смущенным. Чонгук только фыркает рядом с Юнги.
— Просто помоги мне открыть эти ворота, хен.
Требуется еще несколько попыток, прежде чем эта штука со скрипом открывается. Дорожка к дому заросла сорняками, и дверь опасно скрипит на петлях, когда Чонгук открывает ее ключом. Юнги не понимает, как это может быть безопасно. Разве убежища не имеют укрепленных стен? Разве повсюду не должны быть железные комнаты и пуленепробиваемые окна? От чего, черт возьми, это должно их защищать?
Внутри тоже затхлый воздух, и некоторые окна разбиты. Чонгук кашляет от паутины и пыли. Намджун морщит нос, когда входит, а Хосок просто смотрит и моргает. Рот Квон сжался в тонкую линию. Сокджин замыкает шествие, непривычно мрачный, одной рукой обнимая Тэхена за талию.
Тэхен, кажется, просто идет вперед, с широко раскрытыми глазами и податливый. Глаза Юнги отрываются от его пустого лица. Слишком странно видеть его таким. Слишком странно видеть его вообще.
— Пошли, — бормочет Намджун, останавливаясь перед дверью. — Подвал.
Подвал немного получше. Он широкий — шире, чем должен быть, учитывая дом. И чище. Там есть диван, куча экранов и кондиционеров, и свет мигает при движении, когда Чонгук добирается до нижней ступеньки. Юнги нерешительно следует за ним.
— Здесь безопасно, — кричит Чонгук. — Но важную информацию лучше не выносить отсюда.
— Какую важную информацию? — Юнги хмурится.
Никто, кажется, не хочет ему ничего говорить. Юнги снова набирает номер Чимина. В его животе снова холодно шевелится страх, теперь страх тянет туда, где Юнги оставил Чимина, отчего он чувствует себя совсем дезориентированным. Половина его хочет просто закрепиться здесь, как якорь, с Тэхеном, который тихо свернулся калачиком на диване, положив голову на колени Сокджину. Другая его половина хочет взбунтоваться, убежать туда, к Чимину, и извиниться за то, что так долго не мог прийти в себя. Он вообще в порядке? Юнги должен был настаивать, он должен был бороться, чтобы заставить Чимина пойти с ним.
— Юри? — Намджун откашливается. Квон кивает Намджуну и встает с дивана, где она сидела на краешке, наблюдая за Юнги.
— Юнги-щи, — говорит она. — Помните, как вы однажды сказали мне, что не можете доверять своему собственному разуму?
Юнги это помнит. Это было еще до Чимина, до возобновления дела. Когда у него были эти сны о Тэхене, где они были на вечеринке. Он помнит, как сказал ей, что, по его мнению, сходит с ума. Что он бредит, представляя эти вещи в ярких повторяющихся циклах, которые казались более реальными каждую ночь.
— Помните, что я вам тогда сказала?
— Вы сказали, что я поступлю мудро, если не стану доверять этим снам.
Квон кивает.
— А вы понимаете, почему?
Юнги медленно разглядывает всю комнату. Сокджин и Хосок так же ничего не знают об этом, как и он, — их лица говорят об этом. Намджун выглядит огорченным. Чонгук внимательно слушает, но по нему можно сказать, что он тоже не все понимает. Юнги вздрагивает и поднимает руку, чтобы сказать:
— Он… Тэхен, он поработал с моими воспоминаниями. Разве не так?
— Ты хоть понимаешь, сколько тебе не хватает?
— Часть года. Чимин забыл намного больше.
— Плюс-минус девять месяцев. Есть некоторые выборочные воспоминания за год до этого. Не хочешь ли предположить, что это может быть?
— Наверное, — Юнги ненавидит терапевтов, — тогда я и познакомился с Тэхеном, — говорит он, и Квон кивает. — А как насчет брандмауэра? Это ты вбила мне это в голову?
— Какой брандмауэр? — Намджун нахмурил брови.
— Та штука в голове Чимина, которая срабатывает каждый раз, когда кто-то пытается добраться до его воспоминаний.
— Процедура обработки критических ситуаций.
— Ах вот как это называется. — усмехается Юнги. — Процедура обработки критических ситуаций.
— Откуда ты… — Намджун зажмурился и слегка покачал головой, как будто он действительно был бы где угодно, только не здесь, и говорил бы о чем угодно, только не об этом.
— Откуда ты… откуда ты знаешь про процедуру?
— Ваши темные веб-хакеры сказали нам. Вот где сейчас Чимин. Учится пробиваться сквозь нее.
— Он… Что? — глаза Намджуна округляются. — Он пытается прорваться сквозь нее?
— Конечно, — ерзает Юнги. — Если бы в твоем мозгу был долбаный вирус, о котором бы ты знал, разве ты не хотел бы избавиться от него?
— Чонгук-и, — тихо говорит Намджун. — Иди и приведи его. Подвал дома хиппи. Ты знаешь, где это находится? — Чонгук кивает и сразу же ускользает прочь. Квон снова поворачивается к Юнги, на ее лице все то же стерильное спокойное выражение, к которому он привык.
— Да, Намджун ввел тебе в голову это. — говорит Квон. — Но ты же сам на это согласился, Юнги-щи.
Согласие, да, помнит он. Как странно, что именно там проводится линия во всей этой паутине интеллектуальных игр.
— Почему?
— Потому что… за нами охотится кое-кто… могущественный, — бормочет Намджун. Его взгляд скользит по Тэхену, все еще спокойному и послушному, а затем многозначительно по Хосоку. — И его оружие — наш разум.
— Ты имеешь в виду… — Хосок прерывисто вздыхает, — как то, что случилось со мной.
— С тобой, с Тэ, с Чонгуком… — говорит Намджун. Он смотрит в сторону Юнги. — И…
— Со мной?
Намджун быстро кивает.
— И Чимином, очевидно, тоже. Но…
— Но когда? — требовательно спрашивает Юнги. — Я не помню.
— Я тоже не помню, когда это случилось, хен, — бормочет Хосок. — Я помню лишь то, что проснулся со стальным прутом в руках.
Юнги отшатывается. Когда? Когда еще что-то овладевало его разумом? Он пытается вспомнить и обнаруживает, что не может. В его памяти нет необъяснимых пробелов. Нет необъяснимых моментов. Он не приходил в себя с окровавленным стальным прутом в руке и не шел всю дорогу до своей квартиры, не осознавая этого. Он никогда этого не замечал.
— Мы тебе все расскажем, — говорит Намджун. — Я знаю, что ты сейчас не хочешь никому из нас доверять, но для этого есть веская причина. Если бы ты мог вспомнить, ты бы знал, хен.
— Тогда я хочу вспомнить.
Намджун и Квон обмениваются взглядами.
— Хорошо, — говорит Квон. — Мы просто должны сначала принять некоторые меры предосторожности.
— Меры предосторожности?
В ответ Квон приподнимает нижнюю часть ее левой штанины. Там есть шрамы, похожие на шрамы Тэхена, пепельно-серые внутри. Шрамы Намджуна обвивают обе его лодыжки.
— Метка шайки Чайки — это не метка, — говорит Намджун. — Это скрытый механизм. Барьер, так сказать. Прежде чем мы что-то скажем, нам нужно убедиться, что ты в безопасности. Джин-хен, Юнги-хен, Хосок-а, вы должны получить свой собственный. Без него мы в опасности.
— В какой опасности? — спрашивает Сокджин. Он не отодвигается от изголовья дивана, не сводит глаз с Тэхена, и Юнги задается вопросом, испытывает ли он те же страхи, что и он. Если это кажется слишком сюрреалистичным, чтобы быть правдой.
— В опасности перед тем, кто сидит в голове твоего брата, — мрачно говорит Намджун. — Он называет себя Скарабеем.
— А кто он такой, черт возьми?
— Позже у нас будет время задавать вопросы, — резко говорит Квон. — Сначала меры предосторожности.
***
Они оставили его наверху, Квон, Хосок и Намджун пошли помогать. Юнги встревожен тем, что он выходит за пределы досягаемости Тэхена, но Намджун просто указывает на стены. Есть вещи, которые ограничивают экстраординарные способности. У него есть наручники. Это должно быть безопасно.
Похоже, он в безопасности. Он, кажется, засыпает на несколько минут, а затем начинает просыпаться, слегка дёргаясь, что Юнги даже не замечает, пока на его движения не обращает внимание Сокджин. Он выглядит усталым, темные глаза и желтые щеки, бледность его кожи выглядит нехарактерной. Юнги никогда не видел его черных волос, насколько он помнит, и никогда не видел их настолько длинными, чтобы они почти касались шеи. Он выглядит больным, думает Юнги, — с глазами енота и тощими запястьями.
Шрам на его горле, конечно, уже зажил, осталась только розовая полоска на коже. Он больше не пепельный, и Юнги не уверен, что это происходит. Может быть, кто-то снова вскрыл эту рану, чтобы снять ту маленькую защиту, что была у Тэхена?
— Это такое… — пальцы Сокджина слегка касаются челки Тэхена, — странное чувство. Видеть его здесь.
Юнги кивает. Его разум все еще не может с этим смириться. Он все еще не верит в это. Юнги встает на колени перед ними двумя на диване и протягивает руку, чтобы слегка коснуться его лица. Юнги едва успел прижать кончики пальцев к его коже, когда Тэхен снова начинает просыпаться.
— Эй, — говорит он, глядя в широко раскрытые испуганные глаза. — Ты в безопасности. Ты же с нами.
Тэхен пытается подняться, на его лице отражается страх. Нависающий сверху Сокджин думает остановить его, взяв обе руки Тэхена в свои, пригвоздив его к кушетке. Искры трепещут и бесполезно гаснут на кончиках пальцев Тэхена. Он трясется, как лист, уткнувшись лицом в обивку сиденья, и дыхание его прерывается хрипом. Юнги и Сокджин обмениваются напряженными взглядами.
— Это просто шок, — бормочет Сокджин. — Должно быть, просто шок.
Юнги нерешительно поднимает руку, а затем проводит пальцами по волосам Тэхена. Когда у него бывали такие кошмарные ночи и он оказывался на заднем сиденье машины Юнги или в его квартире, это помогало ему чувствовать себя лучше. К счастью, это, кажется, работает и сейчас. Он расслабился и смотрел на Юнги через клетку своих рук, крошечная дрожь все еще пробегают по его позвоночнику, смущение застыло на его лице.
— Это я и Джин-хен, — объясняет Юнги, слегка заикаясь. — Ты… ты ведь помнишь нас, Тэхен-а?
На мгновение воцарилась тишина. Затем брови Тэхена сошлись вместе, и он кивнул.
— Окей. — Юнги со свистом выдыхает воздух. — Ладно, это хорошо, у тебя все хорошо получается.
Какое-то время они сидят вот так, молча. Юнги все еще не может поверить во все это, Сокджин, кажется, не знает, что и сказать, и Тэхен просто отрешенно сидит. Дело не в том, что у Юнги нет вопросов. Их там уже сотня.
Зачем ты стер наши воспоминания? Зачем ты пошел в Туз? Ты испугался? И есть еще кое-что, бурлящее в трясине его разума, с каждым разом все более мощное.
Откуда у тебя есть все эти способности? Это ты убил тех людей? Что ты делал в этом институте, в лаборатории? Еще день назад Юнги хотел только одного — усадить Тэхена и трясти его, пока он не ответит на все вопросы. Теперь, столкнувшись с Тэхеном, он не может произнести ни слова.
— Воды, — хрипит Тэхен примерно через пять минут.
— Сейчас принесу, — Сокджин смотрит на Юнги. Он остается. Когда Сокджин ушел и верхняя дверь захлопнулась за его спиной, Тэхен издал тихий горловой звук, пробормотал в диван непонятные слова, которые Юн не поймал.
— Ну и что же? — спрашивает он.
— К-как, эм, — Тэхен смотрит на него снизу вверх. — Как д-долго…?
— Два года. Почти, э-э, три.
Тэхен совсем немного вздыхает. Он снова выглядит расстроенным. Искры вьются вверх и вниз по его запястьям, как маленькие смертоносные браслеты. Юнги все равно их держит.
— Все в порядке, — говорит он. — Теперь ты с нами.
— Ничего не помню.
— Да, я тоже кое-что не помню, Тэ.
При этом Тэхен смотрит на него с большей осознанностью, чем он показывал до сих пор. Юнги задается вопросом, собирается ли он спросить, как много он знает. Как много он помнит. Вся эта секретность и стены, а также игры в Плащ и Кинжал, кажется, что это было до этого. Но сейчас все, что Тэхен спрашивает, это:
— Ч-Чимин?
Этого было достаточно.
Юнги не представлял себе, как тяжело будет услышать это от Тэхена. Подтверждение утраченных воспоминаний; проверка забытых отношений. Его горло сжимается.
— Он… Чонгук поехал за ним.
Тэхен кивает. Потом он плачет, но совсем не так, как в тот раз, когда Юнги встретил его в Шве. Его глаза просто расплываются, и несколько слез скатываются по лицу. Он снова прячет лицо в диван. Юнги встает рядом с ним. Тэхен не тратит время на то, чтобы придвинуться к нему вплотную, как это было всегда.
— Извини, — бормочет он, и Юнги ненавидит, что в нем нет ни единого атома, который бы обиделся на этого мальчика, ничего, что могло бы заставить его пожалеть — даже с таким количеством пробелов в картине. Наверное, это глупо. Юнги, вероятно, просто тупой доверчивый ублюдок, играющий с огнем из-за симпатичного мальчика, который передвигал людей, как шахматные фигуры.
— За что ты извиняешься?
Тэхен медленно и прерывисто переводит дыхание, пальцы одной руки впиваются в рубашку Юнги. Он быстро моргает. Из уголков его глаз снова брызнули слезы.
— Все, — отвечает он. — За все.
***
Каждое воспоминание налетает на Чимина волной: вздыбливается, накрывает, опускается и отступает.
Трудно объяснить, каково ощущать это, — потому что это точно так же, как те оптические иллюзии. Сначала видишь мир одним образом, затем воспоминания встают на места, и вдруг все по-другому. Ты совсем другой. Но в то же время новые воспоминания, которые появились в отсутствие старых, напоминают о том, кем ты стал, и внезапно возникает конфликт.
Ты из прошлого против тебя из настоящего.
Они не могут вернуться все сразу. Ему кажется, что он блуждает в одиночестве в огромном доме с тысячью дверей, и за каждой из них он открывает новое воспоминание. Или старое. Разве не странно, что утраченные воспоминания по определению не могут быть новыми?
Он, конечно, первым видит именно вечеринку.
Тэхен в дурацком берете. Юнги ворчал позади него, как будто не мог поверить, что Тэхен уговорил его прийти сюда.
Тэхен говорит:
— Познакомься с моим парнем. Он такой застенчивый.
Это начало 2013 года.
Они сейчас в Асане.
