Чимин не понимает роль Юнги в этой игре до тех пор, пока еще не проходят несколько сеансов их мозгового штурма. Он и Тэхен набрасывали друг на друга идеи — замкнутые пространства, переключатели управления, игры со смертью и биохимией препарата Когтя, который может быть модифицирован, чтобы подтолкнуть жизнь к самому краю. Но они оба говорят о человеческом теле, биологических манипуляциях, нейромедиаторах, потоке адреналина и повреждении клеток. Элементы управления должны быть внешними, должны быть построены и затем точно управляться. В этом деле Юнги привозит инженерное оборудование.
— В моей семье все механики, — бормочет он. — Я знал, как работают двигатели изнутри еще до того, как выучил алфавит.
— Хен действительно хорош в строительстве, — говорит Тэхен, сжимая плечо Юнги. — Нам просто нужно придумать именно то, что мы хотим, чтобы он построил.
Это займет некоторое время. У Чимина и Юнги все еще есть свои обычные занятия, и Тэхен должен делать все, что он делает в Институте. Их встречи длятся до поздней ночи, и это всегда очень напряженно. Чимин уже чувствует себя доведенным до предела, тяжелая теория о проводимости и приводах гудит в его голове. Юнги приносит микрочипы и диоды, сопротивления всех форм и размеров, и все трое сидят на корточках над хлебными досками и микроконтроллерами, пытаясь смоделировать те волны и напряжения, которые им нужны в теории.
— Вы говорите о точности, превышающей все, что я могу себе представить, — говорит Юнги, в один из дней. Это кажется сумасшедшим и невозможным. Все трое прислоняются к стене после четырех часов напряженной работы. — Нам понадобится еще помощь, Тэхен-а.
— Запиши свою проблему, — говорит Тэхен, садясь и протягивает Юнги блокнот. — Запишите это точно, и я позову на помощь.
— Каким образом? — Юнги вопросительно смотрит на него. — Ты сказал, что больше никого сюда не будешь впутывать. Помнишь?
Чимин помнит. Секретность — это большая часть этой игры. Юнги и Тэхен постоянно подчеркивают это, и Тэхен не раз держал руку Чимина, чтобы наклониться поближе и прошептать: — Никому не говори.
Это наш секрет. Никому не говори.
— Я больше никого не вовлеку в это, — говорит Тэхён. — Я собираюсь создать эту проблему для кого-то. Посмотрим, смогут ли они придумать решение.
Чимин спрашивает: — Они твои друзья?
— Тебе не нужно это знать, — подмигивает Тэхён ему. — Оставь это мне.
Когда он уходит той ночью, Юнги и Чимин медленно возвращаются в свои жилые помещения. Чимин хочет спросить, вопрос всегда сидит на кончике его языка, но Юнги и Тэхен и совсем ничто, если яростно лояльны. Они хранят секреты друг друга так близко к своим сердцам, настолько хорошо, что разговаривать друг с другом — все равно, что разговаривать со стеной. Удивительно, но Юнги поднимает это первым.
— Он в отчаянии, потому что что-то случилось с его братом.
— Он сказал тебе, — Чимин напевает, — чтобы сказать мне это тоже?
— Не говори ему, — Юнги качает головой, — что я сказал тебе. Но я чувствую, что это сумасшедший город, в котором мы сейчас находимся, и ты заслуживаешь знать, — Чимин кивает, скрещивает руки и ждет. — Его брат попал в аварию, — говорит Юнги, вздыхая. — Насколько я знаю, это должно было убить его. Это его убило. Но больница оживила его, как раз вовремя. Он проснулся Экстраординарным.
— Он не был им раньше?
— Он родился нормальным, — Юнги качает головой. — После несчастного случая он приобрел некоторые способности. Не мог их контролировать. По словам Тэ, он старался изо всех сил. Перепробовал все. Их родители не хотели, чтобы он был зарегистрирован, не хотели стигмы (клеймо). Очевидно, что то, что они делали, чтобы помочь ему, было недостаточно. Что-то случилось, что-то плохое, и родители Тэ…
Тэхен сказал, что если существуют Экстраординарные люди, семьи распадутся.
— Где его брат сейчас?
— Я не знаю. Может, сбежал после этого. Тэхен не будет говорить о нем. Но его брат — большая причина, по которой он ввязался во все это. Это и то, что случилось с его семьей.
Чимин думает об этом всю ночь. Идея Тэхёна состоит не только в том, чтобы изменить систему, но и в том, чтобы так сильно расшевелить мир, что сам мир меняется. Нет больше разногласий по неравным линиям власти, больше нет потерянных детей, нет больше мертвых родителей и разрушенных домов. Чимин тоже участвует в этом, но его намерения гораздо менее благородны. Его привлекает гораздо больше академического любопытства, и даже когда он говорит себе, что это из-за Чонгука, это становится больше, чем только из-за него. Теперь стало понятно, почему Чонгук может делать то, что он делает, и что Чимин может делать, чтобы подражать ему.
Устраняй, побуждай, умножай — Чимин не против того, что они учатся, против только того, чему их учат. Любой из троих мог прожечь дыру в мире.
Они устраиваются в их рутине. Чимин и Тэхен пытаются усовершенствовать вариант Коготь, превращенный в наркотик, достаточно мощный, чтобы отправить кого-то в измененную версию глубокого места. Они теоретизируют, что то, что шаманы называют глубинным местом, является лишь частью мозга, к которой необыкновенность обращалась за своими способностями. Тэхен подкрадывается к крысам из института и кепке электрода. В то время как они изучают мозговые волны, Юнги работает над поиском идеального контрольного переключателя, который может остановить сердце человека достаточно долго, достаточно правильно, чтобы лекарство получило мгновенные временные рамки для работы так, как они этого хотят. Затем другой выключатель, самое важное, что это вернёт кого-то без ишемического повреждения и, надеюсь, без способностей.
Юнги и Чимин не тусуются вместе в университете. Они держатся за свои круги, кивают друг другу в коридорах, и это становится некой скрытой игрой. Сердце Чимина бьется в тайне каждый раз, когда он замечает Юнги в форме или тренировочной одежде. Каждый раз, когда Юнги сталкивается с ним в кафетерии, он дает Чимину небольшой привет, тихую волну, достаточно тонкую, чтобы Чимин знал, что это только для его глаз.
У нас есть секрет, думает Чимин,
и мы не можем помочь с его восхитительным маленьким трепетом.
У нас есть секрет.
Когда наступает ночь, они крадутся вместе с книгами, ноутбуками и коробками с атрибутикой в руках, гуляя в тихой, влажной темноте, пока не достигают заброшенного здания. Тэхен присоединяется к ним в последний раз, большую часть времени спеша откуда-то, где пахнет химикатами, волосы расплющены в форме скраба и розовые щеки от мытья с дезинфицирующим мылом. Он всегда здоровается с Юнги крепкими объятиями. Для Чимина это всегда загадка — как он никогда не замечает, насколько нервным бывает Юнги, пока Тэхен не обнимает его, и эта нервозность не исчезает из него.
— Если мы сделаем это, — говорит Тэхён однажды после того, как они потратили два часа на пересмотр и изменение своих расчетов, — мы должны сначала попробовать это сами, — Юнги и Чимин с тревогой смотрят вверх.
— Что? — Юнги спрашивает, намек на раздражение в его тоне. — Как это может помочь?
— Нам нужно знать, как работают переключатели. Мы не можем рисковать кем-то другим. Кроме того, у нас есть секретное оружие, которое обеспечивает нашу безопасность.
— Кто?
— Чонгук. Я знаю код доступа к его камере. Юнги-хен знает, где находится Институт. Если что-то случится, тебе нужно вырвать его и заставить его оживить меня.
— Подожди, почему ты? — Чимин поднимает брови.
— Это не может быть Юнги, потому что он должен работать с переключателями. Это не можешь быть ты, потому что ты лучше знаешь о крае и глубине.
— Тэхен-и, — говорит Юнги резким и горячим тоном, сжимая кулаки. — Ты просишь нас убить тебя.
— Возможно, — Тэхен улыбается, ошеломленная и яркая, рассеянная улыбка, которая не принадлежала ему.
— И ты думаешь, — губы Юнги растягиваются в оскале, — что я могу это сделать? Ты думаешь, что я тебе позволю?
— Если это сработает, в какой-то момент нам придется все равно кого-то убить, — говорит Тэхен. — Я бы предпочел прежде всего начать именно с меня, чем делать ошибки с другими.
Это звучит разумно. Он говорит об игре с огнем, и это звучит так, будто он читает меню из столовой. Для Чимина это не столько леденит кровь, сколько бодрит. Очевидное отсутствие у Тэхена оков, когда речь заходит о том, чтобы довести его работу до конца. Стал бы Чимин сдерживаться? Если бы он должен был идти на стол, и его умоляет Юнги — стал бы он штурмовать вперед, как, кажется, делает Тэхен? Ему нравится думать, но он сделан из более мягкого материала. Ему никогда не приходилось хранить столько секретов. Он никогда не пробивался в секретные правительственные программы и не видел, как его семью разрывают на части.
— Ты можешь делать вещи на грани, — тем не менее, Чимин предлагает, почти как мысленный эксперимент. — Не стопроцентно, что это должен быть именно ты. Мы можем попробовать это и на мне.
— Это неправда, — Тэхен упрямо качает головой. — И ты это знаешь.
Юнги хочет возразить всему этому, Чимин тоже, но они ничего не могут придумать. Это правда, что фактическое участие Тэхена в этом процессе заканчивается, когда он калибрует три-четыре ампулы мощного Когтя. Сообщение, что фактический эксперимент-это поле деятельности Чимина и Юнги.
Он думает, что Юнги все равно будет спорить. Они вдвоем делают это, где-то далеко от Чимина, и Юнги возвращается с грозным выражением лица. Тэхен выглядит решительным, но извиняющимся, и Чимин надеется, что Юнги не попросит его вмешаться. Он, конечно, боится, что что-то может пойти не так, но ему тоже любопытно. Нет награды без риска, и Чимин думает, что теперь они так близки к вознаграждению — так невероятно близки, — что риск бледнеет по сравнению с ним.
Их борьба длится недолго. Чимин дремлет среди записей и результатов тестов и просыпается от того, что они оба свернулись вместе в углу, разговаривая тихими голосами, рот Тэхена скользит по линии челюсти Юнги. Их пальцы переплетены, ноги так тесно прижаты друг к другу, что Чимин с трудом различает, где кончается одна из них и начинается другая. Чимин пытается отвести взгляд, когда они целуются, из соображений конфиденциальности, но огонь их разговора с самого начала все еще бушует в нем. Возможно, ему и Юнги придется убить Тэхена, чтобы проверить эксперимент. Это заставляет его чувствовать себя пьянящим, беспокойным, и поэтому он продолжает наблюдать за ними, жидкий жар шевелится глубоко в его животе, когда Тэхен красиво выгибает спину, чтобы Юнги поцеловал его в шею.
Это кажется извращенным, странным, как нарушение границы. Словно что-то запретное, какое-то извращенное наслаждение, и Чимин знает, что не должен смотреть. Но потом Юнги видит его — Чимин в этом уверен. Видит, что он смотрит, и только оглядывается назад, его взгляд пронзителен, когда его руки ползут по спине Тэхена, сгибая его рубашку, притягивая его ближе, чтобы слегка прикусить его губы.
Они раздвигают границы жизни, смерти и человеческого тела. Границы между ними не чувствуют, что они должны иметь достаточно значения — если вообще имеют.
После этого Юнги начинает больше узнавать Чимина в университете. Различия небольшие, но значимые. На тренировочных площадках он иногда сидит в стороне, не сводя глаз с него. Они чаще встречаются в библиотеке, чтобы спокойно поработать, почти не разговаривая, украдкой поглядывая, когда думают, что другой не смотрит.
Если раньше игра держалась в секрете, то теперь она становится больше — толчок и тяга к чему-то невысказанному. Чимин во время тренировки содрал кожу с колена и, хромая, вошел в ванную, окровавленный, и Юнги последовал за ним с бинтами и антисептиком. Это все закатывание глаз, гремлин (мифическое существо из английского фольклора), безразличная забота, но пальцы Юнги теплые на колене Чимина, его рука сильно давит, когда Чимин пытается вырваться из струи воды, которую Юнги включает, чтобы промыть рану.
— Стой спокойно.
Они остаются еще некоторое время после того, как перевязали его ногу — Юнги на коленях на земле, Чимин сидит на крышке комода, не говоря ни слова.
Это паническая реакция? Вполне возможно. Вот они, все трое, быстро защищаются от чего-то странного, большого и сумасшедшего, с чем им, возможно, не справиться. Это может иметь тяжелые последствия, если все пойдет не так, как надо. Это может быть панической реакцией так же, как и пульс Юнги подскакивает под пальцами Чимина, когда он касается кончиками пальцев шеи, а затем нерешительно губ. Как его глаза темнеют, пьянящие от жесткой, сверкающей похоти, и он остается достаточно неподвижным, чтобы Чимин запустил руку в его волосы. Как взгляд Тэхена иногда задерживается слишком долго, ища, а его руки заняты игрой с обоими пальцами, когда они дискутируют, праздно.
— Мы думаем о тебе, — говорит ему однажды Тэхен, экспромтом, в середине набора симуляций, которые заставляют их обоих почесать головы. — Когда мы трахаемся.
Это звучит странно, грубо и извращенно, когда он так говорит. Отвратительно во всех правильных отношениях, свернувшийся клубок желания вырвался на свободу где-то внутри Чимина при этих словах. Затем он улыбается, странно застенчиво, и контраст становится еще хуже, великолепный, смертоносный клинок в руках розы.
— Да? — спрашивает Чимин, тихо и намеренно раздраженно, и получает свою награду в том, как Тэхен облизывает губы и отводит взгляд.
Но теперь он там, снаружи, и эта болтающаяся штука, и он сидит между ними тремя, как мерцание, искра, молниеносное дерево возможностей.
Чимин падает так быстро и так сильно.
Это могла быть паническая реакция — влечение легко объяснимо как психологическое давление — но Чимин никогда не чувствовал ничего так сильно, его голод по их простому присутствию рос до костей, каждый час, который они не проводят, работая в этой заброшенной комнате, резал мозг, причиняя сильную боль.
Почти через два месяца после их ежедневных ночных сеансов Тэхен приносит блокнот с вопросами Юнги. На каждой из них нацарапаны ответы, уравнения и таблица напряжений, электрические сигналы вперемешку с биологическими обозначениями. Юнги смотрит на нее, кивает и начинает что-то рисовать на белой доске. Чимин и Тэхен ждут. Они изучали влияние их смеси Когтей на лабораторных крыс, которые Тэхен получал из института. В наспех построенном картонном лабиринте крысы дремлют, и Тэхен использует электроды, чтобы показать Чимину паттерны мозговых волн, которые он привык ассоциировать с глубиной.
— Выглядит правильно?
Чимин кивает, теперь он может правильно различать волны, его собственное независимое изучение вносит свой вклад в испытания. Он часами просиживал за электроэнцефалограммами, прежде чем смог определить закономерность сновидения в глубоком месте. Это будет полезно, когда они, наконец, проведут эксперимент.
— Похоже на то, Тэ.
Тэхен улыбается. Он встает рядом с Чимином, тепло его плеча проникает сквозь тонкую рубашку и прижимается к спине Чимина, руки мягко обвивают его талию.
— Ты чувствуешь это? — спрашивает Тэхен, положив подбородок на плечо Чимина. — Мы так близко.
— Я это чувствую, — Чимин чувствует себя измотанным. Его разум чувствует себя истощенным, и Тэхен тепло и твердо прижимается к его спине, и он едва думает, когда наклоняет лицо, чтобы коснуться губами макушки Тэхена.
— Я рад, — Тэхен вздрагивает, — что мы нашли тебя. Спасибо, что помог нам.
Этот проклятый момент. Когда рука Тэхена находит его, когда он держит ее, когда он не отпускает. Когда его рот опускается вниз, мягкий, как лепесток, в том месте, где плечо Чимина встречается с шеей. Быстро, как во сне, всего лишь мелькание самой сладкой вещи. Тут же исчезла… но ведь это не сон, правда?
Улыбка Тэхена говорит, что это не так.
Чимин сжимает его пальцы и не отпускает.
***
В первый раз, когда они попытались, они позволили Тэхену исчезнуть в глубоком месте всего за минуту до того, как Юнги нажал на выключатель. Тэхен возвращается к жизни, задыхаясь и царапая когтями стол, дезориентированный, пытаясь отползти от них.
— Это я, — говорит Юнги, пытаясь схватить размахивающие руки Тэхена, но безуспешно.
Он плачет. Начал плакать в тот момент, когда они нажали на первый выключатель и Тэхен рухнул, как марионетка с обрезанными нитками, и он пытается протянуть руку, дотронуться до него, убедиться, что он жив, только Тэхен паникует. Юнги отступает назад, складывает руки и трясется, а Чимин забирается на стол и прижимает Тэхена к земле, пока тот не перестает сопротивляться.
— Ш-ш-ш, — шепчет он, и Тэхен дрожит под ним, глядя широко раскрытыми глазами. Чимин прижимается губами ко лбу Тэхена, пытается успокоить свое бешено колотящееся сердце, чувствует, как оно колотится в груди, когда Тэхен всхлипывает, как ребенок. — Ты в порядке. Ты в порядке, ты в порядке, ты к нам вернулся.
Когда он успокоился, когда он пришел в себя, Тэхен говорит им, что этого недостаточно.
— Что-то не так со сроками, — говорит он. — Я почти ничего не чувствовал, пока ты не вернул меня обратно.
— Ты почти ничего не почувствовал, потому что умер, — огрызается Юнги. Он не перестает трястись. — Я не могу… мы не можем сделать это снова.
— Хен, — бормочет Тэхен, обвившись вокруг Юнги, как осьминог, — мы зашли так далеко. Мы просто должны попробовать еще раз. Там что-то было, я что-то видел. После первого переключения. Просто все прошло слишком быстро.
— Оно того не стоит.
— Не говори так, — твердеет Тэхен. — Не говори так, хен, ты же знаешь. И мы знаем, что это работает сейчас… мы знаем, что это работает…
— Значит, попробуем на ком-нибудь другом, — бормочет Юнги. — Я, блядь, не могу снова нажать на выключатель, Тэхен-и, не могу.
— Чимин сделает это, — тихо говорит Тэхен. — Не так ли, Чимин-и?
Чимин ненавидит, что он это сделал. Он ненавидит это, но Тэхен прав. Оно того стоит. И они знают, что это работает, они знают все элементы управления и настройки, они знают, что препарат следует путям и процессам, как они себе это представляли. Это всего лишь вопрос, в котором нужно стиснуть зубы и пройти через это.
— Пошли вы оба, — рычит Юнги, когда Чимин кивает в ответ на вопрос Тэхена. — Пошел ты нахрен, — он выходит, захлопывает за собой дверь, и Тэхен вздыхает. Он сворачивается калачиком на лабораторном столе, держит обе руки Чимина между сложенными ладонями, закрывает глаза. Пак думает, что он выглядит ужасно бледным, веки в синяках, хрупко-мягкая, хрупкая красота для него там, где она была твердой, теплой и сильной раньше.
— И что теперь?
— Он вернется, — тихо говорит Тэхен. — Он вернется. Он никогда не оставит нас.
***
Тэхен был прав.
Ночь была жаркая, туманная, и Чимин никак не мог уснуть. Он ворочается на накрахмаленных простынях, думает о том, что было раньше — звон электричества, ровный звук пульсометра, тоскливая тревога, которую он ощущал, наблюдая, как Юнги дрожит и всхлипывает. Отсутствие пульса в горле Тэхена, когда Чимин положил туда пальцы, ожидая и все еще ожидая. Страх качался в его голове, как разрушительный шар в свободном движении.
Он закрывает глаза от всего этого, но его разум гудит, и через некоторое время он тихонько крадется наружу; идет по мокрой траве к старому зданию.
Странно, что он уже знает, что они там. Они оба. Он знает. Он знает, что они задумали. Это мелькало в голове Чимина, мягкая грязь в контрапункте с темнотой смерти. Все дело в этой штуке, в этой странной затылочной идее о том, как переплетаются похоть, смерть и бред, и все они потягивают коктейль, приправленный всеми тремя. Может быть, они тоже знают, потому что он уже на полпути туда, когда его телефон загорается с сообщением от Юнги.
«Ты уже встал?»
— Да, — отвечает ему Чимин, трава двора щекочет его носки, он остановился, чтобы обдумать это на несколько секунд. Он уходит еще до того, как его телефон снова загорается.
«Тогда иди сюда.»
Наверху, в их переоборудованной лаборатории, Тэхен уже задыхался, ослабленный беспорядок, глаза закатились до белков, а пальцы сжались в волосах Юнги. Он прекрасен, когда собран вместе, и изыскан, когда разобран на части, а разрабатывать его — вот что делает Юнги, так нежно: один, два, три пальца до самых костяшек. Тэхен хнычет, красиво выгибается, подтягивает бедра вверх, прося еще.
Собственный рот Юнги красен от поцелуя, брюки наполовину расстегнуты, под челюстью отпечатки зубов. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Чимина, с тяжелым взглядом, все раскосые глаза и темные с румянцем щеки. Он проводит рукой по груди Тэхена и раздвигает его ноги шире.
— Чимин здесь, — шепчет он, слова как-то непристойно звучат у него во рту, и Тэхен резко оборачивается, глаза становятся большими и невинно потрясенными, взглядом ищущий.
— Так ли это? — спрашивает Тэхен, тоненько всхлипывая, и это так странно посреди всего этого, так удивительно, что Чимин чуть не смеется. Почти: потому что Тэхен находит его, глаза пронзают его, как бабочка в стеклянном ящике, хмурится и спрашивает, надув губы. — Почему он не целует меня, хен?
Чимин чувствует, как в нем поднимается напряжение, возникшее ранее, словно стена, тонущая волна. Это усилие, чтобы пройти те несколько шагов, которые ему нужны, чтобы добраться до Тэхена; физическая боль, чтобы не упасть в него — в них — и когда его губы встречаются со ртом Тэхена, это грохот, неестественное столкновение, жесткое, ушибленное и тяжелое с воспоминанием о боли.
Он тоже целует Юнги, целует его грязно, сильно сосет его шею и перекатывает кожу между зубами; пробует извиниться, когда Юнги целует его в ответ. Он отстраняется, проводит пальцем по скуле Тэхена, медленно гладит его лицо, когда Юнги выстраивается в линию, чтобы скользнуть в него, гладко и плотно, трахнуть его в сладкое розовое месиво.
Тэхен стонет, хорошенькое горло напрягается для поцелуев, и Чимин отдает ее ему, влюбленный и оцепеневший. Его рука скользит вниз по груди Тэхена, пульсация желания пробегает сквозь него, когда его живот подпрыгивает под ладонью Чимина. Тэхен тянет его вверх, рука в отчаянии сжимает его запястье, заставляет его изменить поцелуи, хочет, чтобы они были глубокими и с языком, хочет, чтобы они были сильнее. Его бедра разворачиваются для большего, одна рука крутится в волосах Юнги, и Чимин любит и думает он, что этот безумец, их прелестный ребенок, его странный, скрытный мальчик. Странно, что его лицо выглядит таким юным в этот момент, в этот конкретный момент времени, когда они, вероятно, более взрослые, чем когда-либо. Чимин, с его распухшим ртом и членом, напрягающим его трусы в этом преддверии оргазма, думает, что это, возможно, потому, что все становятся молодыми и боятся перед лицом смерти.
Все становятся молодыми и боязливыми, но им придется бороться с этим, бороться с сухими стенами, разрушать границы.
— Тебе нельзя умирать — шепчет Юнги, одной рукой крепко сжимая бедро Тэхена, а другой вцепившись в волосы Чимина, чтобы притянуть его к себе, прижимая неуверенные маленькие поцелуи к уголкам его приоткрытых губ, облизывая края, мягко проскальзывая в его рот, прежде чем он снова вырывается. — Ни одному из вас.
Чимин кивает, и Тэхен судорожно двигается под ними, сжав руки в кулаки, сверкая глазами, искрящимися, нечестивыми и пугающе нежными, когда он шепчет «да».
