Человек со списком

«Скучаю по тем временам, когда самым странным научным достижением был я». Стив Роджерс, 2015 «Я никогда так не ошибался в своей жизни». Стив Роджерс, 1953

Стив не выглядел на свои сорок с хвостиком (а на фактические сто десять — тем более), и Пегги, выглядевшая намного ближе к своим тридцати четырем, его за это просто ненавидела. Впрочем, она бесилась практически по любому поводу, пока была в декрете, и Стив просто старался держать любые колюще-режущие предметы вне ее зрения. Когда, например, акушерка бестактно прокомментировала, что «что-то поздно вы, деточка, решились», Стив, проследив направление взгляда любимой (пугающе кровожадной в последние месяцы) жены, понял, что сейчас кого-то до смерти забьют степлером... или выколют глаза стальным пером... ему пришлось быстро взять ее за руки и напоминать, что больница — место общественное, слишком много свидетелей. Яда у нее тоже добавилось: когда Стив все-таки сменил фамилию, Пегги стала нежно звать его «моя сученька», чем вгоняла в желание никогда не отнимать длань от лица. Нет, были и плюсы, конечно. Секс, много крышесносного секса. (Потому что можно не опасаться залета, когда он уже случился.) А потом Стив взял на руки своего новорожденного сына, до него многое дошло, и он понял, что поседеет вот прямо сейчас. То-то Пег порадуется. Вакцина от полиомиелита станет доступна общественности в лучшем случае через два года. Вообще медицина в пятидесятые, в отличие от двадцать первого века, не особо впечатляла. Подушки безопасности? Ждите семидесятых. Детские кресла в машину? А пососать не завернуть, мистер Картер? Никаких вам мобильных телефонов и gps-трекеров. Вторая война в Индокитае завершится только в семьдесят пятом, так что — привет, призыв во Вьетнам со всеми прелестями. — Блядь, что мы натворили... Мужчина напротив, видимо, услышал его сип, понимающе усмехнулся и спросил: — Что, в первый раз? Ты, главное, дышать не забывай, приятель. Стив отвлеченно кивнул, но, помимо воли, продолжал вспоминать разнообразнейшие ужасы из истории двадцатого века. *** Кошмары гипотетические? С этим можно жить. Зато бытовые кошмары убивают в человеке человека. Стив с гамлетовским трагизмом вспоминал детские отделы во всяких там Волмартах. Памперсы-хаггисы, детское питание и еще тысячи ништяков для человеческих детенышей. У Пег в связи со смертью Сталина на работе был полный аврал, а Стиву было нетрудно смотреть за Робертом, ну правда, и в студию он его брал без проблем («Картер, вы что, овдовели?» — «Сплюньте, моя жена служит в разведке. Какие-то проблемы?» — «...нет, что вы, никаких.»), но дорогой сынуля завел мерзкую привычку не спать по ночам. Постоянный недосып даже из суперсолдата может сделать зомби. Утро понедельника. Стив урвал ровно полчаса до звонка будильника, и все полчаса ему снилась его аскетично-чистая квартирка в Бруклине в стиле классический Египет плюс хай-тек, планшет, массажное кресло, и голосовой помощник с голосом Сэмюэля Л. Джексона. Прозвенел будильник. Стив, едва ли проснувшись, четко приказал: — Эй, мудила, свари кофе! Помощник, вопреки функции, не отозвался. — Милый, с кем ты разговариваешь? — озадаченно спросила Пегги. Стив открыл глаза. Понял, что и мудила, и кофеварка с вай-фаем остались в будущем. А затем храбро спрятал голову под подушку и взвыл. — ...потеряли формулу сыворотки суперсолдата в этом бардаке, четверо фигурантов, одного уже расстреляли... — смутно услышал Стив сквозь подушку. — Прости? — глухо произнес Стив, отнимая подушку от лица. — Да ты красавчик, просто панда, — присвистнула Пегги. — Я говорю, советский проект с аналогом твоей сыворотки накрылся, в КПСС разброд и шатание, Левиафан тоже быстро сделал «кря». Я могу взять отпуск. — О-о-о, я люблю тебя! *** Пег, конечно, была в отпуске. Ага. Очень смешно. Это же Пег. — Ну и что у тебя случилось? — с непробиваемым лицом спросил Стив, когда Пегги, вернувшись из магазина, сказала, что ей вот кровь из носу надо отъехать по делам. — Ну, как тебе сказать. Суперслух Стива подсказывал, что «дела» находятся в багажнике и пытаются (безуспешно) вскрыть его изнутри. — Милая, кого ты запихнула в багажник? — Как ты... — с досадой начала Пегги, но потом вспомнила, с кем именно разговаривает. — А, ну да. Там Дотти Андервуд. — Как романтично, — протянул Стив. — У меня есть повод для ревности? Из багажника донеслось вполне отчетливое хихиканье. После короткого, но ожесточенного спора Стив открыл багажник, без усилий перехватив пятку Дотти, метившую ему в челюсть, и смерил ее строгим взглядом. — Будешь шуметь — откручу голову. Если Дотти и впечатлилась сначала демонстрацией силы и вполне профессиональным захватом, из которого она не могла вывернуться, это быстро прошло, пока Стив и Пегги вели ее в подвал мимо коляски в прихожей и фотографий Пегги со счастливым, пухлощеким Робертом. — Серьезно? Стив мимоходом подумал, что надо бы вязание убрать подальше, спицы — страшное оружие. Пегги же на подколку Дотти закатила глаза. — Тебя пытаются убрать, и на этот раз это явно не наши, так что побудь паинькой, а? В этот момент Стив насторожился. И, пока Пегги прикручивала Дотти к стулу, достал свою записную книжку. Бак говорил, что в первый раз неприятности сами его нашли. — Ира Краснова? Дотти замерла, как олень в свете фар, и спросила по-русски: — Ты кто такой? Стив, получив весьма явное подтверждение своей теории, захлопнул книжку и придержал Дотти за плечо, пока Пегги завязывала последний узел. — Я знаю, кому ее заказали. *** Пегги отвезла Роберта к Ане, вернулась с Джарвисом, и они засели с ружьями с дротиками на подходе к дому. Стив же устроился с вязанием в гостиной, поставив кресло в темном углу, чтобы в поле зрения попадали и входная дверь, и дверь в подвал, в котором Дотти-Ира мрачно попивала витаминный смузи через макаронину (потому что длинных соломинок в доме, конечно же не нашлось). Когда во дворе началась возня, Стив подобрался и вытащил спицы (эх, жаль, хорошая получалась шапочка). Окно с заднего дворика бесшумно открылось, и в дом проник прекрасно знакомый Стиву ниндзя — в этом времени гладко выбритый, с набриолиненным полубоксом. — Привет, Баки. Бак обернулся и расстроенно выгнул брови. — Ну, черт, мужик. Ты не мог поразвлекать мою подружку вместе с остальными? Теперь мне придется тебя убить. Отлично, «какой к черту Баки», дубль два. — Не получится. Может, побеседуем? — Стив не терял надежды обойтись без драки. Он, конечно, налегал на карате последние пару лет, но дом разносить что-то не хотелось. Баки, впрочем, плевал на его желания: танцевальным движением по очереди потянул ноги, подвигал головой из стороны в сторону, достал карманный нож и встал в стойку, весело (и немного маньячно) улыбаясь. — Да блин, — вздохнул Стив, переворачивая левую спицу в обратный хват. *** — Теперь мне кажется, что повод для ревности есть у меня. — Прошу прощения? — Вы танцевали, Роджер. — Он пытался пырнуть в меня в печень. Любовь в воздухе, ага, конечно. — Кстати, судя по скорости заживления синяков, у нас в подвале два из трех выживших объектов советской программы суперсолдат. — ...бой дос. Аде так дравился бой профиль... Ай! — Спокойно, перелома нет. Так что, устроим перекрестный допрос? *** Оказалось, для того чтобы вспомнить Стива, Баки не хватало одного хорошего удара по голове. Наташа (которую в этом времени, насколько Стив знал, звали не Наташей) прожигала взглядом Дотти и ворчала что-то о врагах народа, Баки же хохотал до слез, глядя на рыжие волосы и бороду старого друга. — Ты... ты просто... ой, не могу, — задыхался Баки. — Ха-ха-ха, очень смешно, на себя посмотри, Фред Астер из темной подворотни. — Пег, — пропела Дотти через полчаса неиссякаемого фонтана «подъебни ближнего своего» в исполнении Баки и Стива. — Я хочу в федеральную тюрьму. Пасть от руки этого идиота — это просто позорище, спаси меня. Наташа (когда из нее пытались вытянуть имя, она промолчала, зато Баки весело продекламировал «из искры возгорится пламя!»), услышав это, со стоном приложилась затылком о стену и прорычала: — Баранов, ты баран! — Ну, я же твой баран, — на эту его соблазнительную улыбочку клевали абсолютно все барышни — кроме Пегги, храни ее Господь, — и Наташа, видимо, не была исключением. *** — Ух ты. А ведь я когда-то обещал быть крестным всех твоих детей... — Не заканчивай эту мысль. И это все равно стало невозможным после того, как О’Рафферти запретил тебе появляться в храме. — Сейчас это тем более неактуально. Прости, старик, но религия — это опиум для народа. — ЧТО-О-О? — Владимир Ильич херни не скажет. Пока, капиталистическая ты свинота! — А НУ СЮДА ИДИ, КОЗЛИНА! *** Говард не терял надежды воссоздать сыворотку Эрскина, раз уж образец теперь постоянно был у него под рукой. Стив неизменно ворчал, что это очень плохая идея, но кровь давал исправно. Все равно ведь воссоздаст. Стиву предстояло закрыть петлю, а не открыть очередную реальность, как с Битвой за Нью-Йорк, где они с самого начала знали, что создают ответвление: если Тессеракт в теории еще можно было подделать, — Тони подумывал запаять его в какой-то высокотехнологичный сплав, — то скипетр восстановить было невозможно. К тому же, в конечном итоге Локи слинял вместе с Тессерактом. Ту реальность уже нельзя было вернуть на исходные рельсы, даже если исправить всем участникам память камнем разума. В итоге, посоветовавшись с Брюсом, Стив стащил оттуда свой щит взамен сломанного и оставил сообщение местным Мстителям — может, для них все лучше обернется. С петлей пока что все шло по плану. Агент Барнс (как Джеймс Бонд, только Барнс) шастал в Пентагон как к себе домой, с чего Пегги каждый раз вопила и звонила министрам и генералам с требованием обновить систему безопасности. ( — Милый, сделай уже что-нибудь со своим дружком-коммунистом, это же просто позор для всего министерства обороны США. — Неа. — Хочешь, чтобы я этим занялась? — Дорогая, я понимаю, что этот раздел теории струн напишут только в две тысячи двадцатом, но ты можешь поверить мне на слово, что съехавший к чертовой матери пространственно-временной континуум — это очень, ОЧЕНЬ плохо? — Иногда я тебя просто ненавижу!) ...И это еще не дошло до убийства Кеннеди. Ух, Стив себя заранее за весь этот бардак ненавидел. Но зато они с Баки виделись на регулярной основе, то есть, каждый раз, когда Баки и Наташа приезжали в Штаты якобы на гастроли балетной труппы. Наташа, к слову, оказалась сволочью последней: столько лет дразнила Стива ископаемым, хотя сама родилась в ноябре семнадцатого года, рыжая лицемерка. Это, правда, не помешало Стиву назвать в ее честь дочку, которая родилась через два года после Бобы (домашняя кличка появилась у Роберта, когда стало понятно, что мальчик невероятно картав). Бобе имя придумывала Пегги, так что на дочери Стив мог развернуться, и он, недолго думая, записал ее Деброй Натали. Дебра — потому что у любой девушки должна быть своя песня (хотя знаменитый шлягер Pulp, о котором думал Стив, должны были написать только в девяностых), Натали — потому что вот так откровенно называть ребенка «Наташа», когда на дворе Холодная война — это с гарантией нарываться на неприятности и обвинения в сочувствии коммунистам. ( — ...в смысле, в мою честь? Кельт, ты с головой не дружишь? Ты хочешь назвать американского ребенка Искрой? — Как-как, прости? — Зовут ее так, Искра Фе... — Заткнись, Яша. По паспорту я сейчас вообще Людмила. Мы меняем документы и место жительства, чтобы не наводить народ на мысли о вурдалаках. — Странную у вас сыворотку сделали, конечно. — Да нормальную. Выносливость и срок годности тела важнее суперсилы, как по мне. Хотя Джеймсу, как видишь, и того, и другого перепало.) К слову о «сроке годности тела», как выразилась Наташа... в смысле, Искра (и чего она Баки одергивала? милое имя), Стив все-таки старел, хотя и сильно медленнее обычных людей, и теперь Говард с интересом изучал динамику — чисто в научных целях разумеется. А Стив тихо страдал. Мисс Рабинович так и не уехала обратно в Аргентину, на новую виллу в Чили она тоже не согласилась, и обламывала сыночке всю малину большую часть времени — даже умудрялась «очень вовремя» звонить, когда он сваливал от маменьки подальше. А чем больше был недотрах у Говарда, тем пошлее он шутил. — М-м-м, мое лучшее творение, — масляно тянул Говард, ощупывая Стиву пресс. — Руки убрал, — тихо, но очень веско говорил Стив. — Нетушки. — О тебе же беспокоюсь, Пегги их тебе вырвет и обратным концом вставит, — с отчетливым намеком продолжал Стив, пока Говард не отваливал. Баки, как-то раз это увидев, предложил себя в подопытные, и, честное слово, без этого зрелища Стив бы прекрасно обошелся. «Ми-и-истер Ста-а-арк...» — «Сержант Ба-а-арнс...» — тьфу, смотреть противно. С учетом того, как в итоге умер Говард, Стив каждый раз с их шуточного флирта хотел побиться головой о стол. Образцов у Говарда теперь было в два раза больше, чем он определенно только приближал собственную гибель. *** Стив был не в курсе, как именно познакомились родители Тони, но такого он точно не ждал. Летом пятьдесят восьмого года Говард свозил свою очередную актриску на Венецианский фестиваль, там же с ней расплевался и поехал в Рим, кутить и безобразничать. Шел он ночью из одного бара в другой, увидел в фонтане Треви грустную пьяную школьницу, ему стало интересно, и он подошел познакомиться. На этом моменте рассказа Стив попытался разбить себе лицо фейспалмами. Потому что... ГОВАРД, БЛЯДЬ, ТЕБЕ СОРОК, КУДА ТЫ ЛЕЗЕШЬ. Но ладно, он был к Говарду немного несправедлив: хоть это все и отдавало педофилией, Говард чтил... некоторые части уголовного кодекса. Он купил "милой девочке" еще граппы, они говорили, потом еще говорили, юная Мария Карбонелл рассказала ему всю свою (очень короткую) жизнь, Говард по-джентльменски придержал ей волосы, когда девушку тошнило за памятником времен позднего Возрождения. «Жижи» в ночном кинотеатре Мария благополучно проспала, а ближе к утру Говард накормил ее завтраком и отвез в пансион, из которого она слиняла накануне. Вернувшись из Рима, Говард заявил, что женится. Но через два года, потому что невесте еще нет восемнадцати. Сначала Стив подумывал вбить ему мозги на место, потому что ОТСТАНЬ ОТ ШКОЛЬНИЦЫ, ПЕДОФИЛ СТАРЫЙ. Но услышав, как зовут школьницу, придержал за локоток Пегги, которая уже вставала из-за стола с той же целью, и дал Говарду шанс: — Объяснись. — Она чудесная, — сказал Говард. Стив смотрел на его усы в стиле Кларка Гейбла и думал, что возможно именно в пятидесятых эти кокетливые усики превратились из «модненьких» в «педофильские». — Говард. Ты сейчас близок к смерти, как никогда. — Она смеется над моими шутками, понимаешь, на самом деле смеется, а не как мои актрисы. — На лице Говарда появилась почти театральная трагичность. — Она попросила меня надеть кипу, когда я поеду знакомиться с ее родителями, и пообещала надеть самый большой крест, какой только найдет, когда я буду знакомить ее с мамой. И она не скандалит, не дерется и не поет фальшиво, когда надирается в дрова, а декламирует Петрарку на языке оригинала. Не отговаривайте меня, я женюсь. Через год Мария сбежала из католической школы — в этот раз насовсем — и переехала в особняк к Говарду. Мириам чуть с сердечным приступом не свалилась, потому что Мария выполнила свое обещание и носила в ее присутствии огромный крест. Стив был в ужасе, хотя Говард клялся и божился, что пока Марии не исполнится восемнадцать, он с ней ни-ни. Отец невесты хотел брать особняк штурмом и запихнуть непослушную дочь в монастырь; за разворачивающейся драмой, похрустывая попкорном, следила вся Калифорния. И тогда Стив плюнул на все, стащил у Сузы удостоверение сотрудника внешней разведки, подклеил свою фотографию и пригрозил синьору Гвидо депортацией, если он не прекратит преследовать американского патриота-производителя оружия-доктора наук и прочая, и прочая. Говард был прав, у Марии был чудный смех: она тихо хрюкала, жмурясь и морща нос. Прямо как Тони. А Стив очень скучал по этому ехидному засранцу.