Дракон

      Я сидела на кушетке под действием успокоительного, которое мне укололи десять минут назад. Меня трусило, пальцы до боли в суставах сжимали тонкую мягкую обивку. Заплаканная Ино и Сай вошли в процедурный кабинет, где сидела я. – Харуна? – позвала меня подруга. Но я, словно болванчик, раскачивалась из стороны в сторону с закрытыми глазами. Наверно, зрелище было… Как в псих-больнице. Соленые слезы скатывались в уголки губ, которые я изрядно искусала. Голова гудела, уши закладывало. Перемотанный, весь в ссадинах Гаара стоял у меня в голове. Его утопающие в синяках глаза, потрескавшиеся губы и еле-еле вздымающаяся грудь. Казалось, что каждый последующий вдох будет последним. Я резко дернула головой, распахивая воспаленные красные глаза. – Он же… Он… – не могла ничего сказать. Слова просто не лезли из моего горла. Все тело словно затянуто в силки. – Он выкарабкается. Гаара сильный. – Шептала Ино. Но он уже четыре дня в коме. А врачи ничего не делают… Почему?! Я закрыла лицо руками, судорожно вздыхая. Слышу, как открылась дверь, и кто-то вошел. Медперсонал? Только не трогайте меня. Я уставилась на силуэт мутным из-за слез взглядом. Он. – Итачи, – тихо произнесла я. Наверно, слишком жалобно, потому что брюнет сразу подошел ко мне и заключил в объятия, а я беспомощно вжалась в него, как в свое спасение. По телу прошлась слабая успокаивающая волна. Это то, чего мне так сильно не хватало, то, в чем я всегда нуждалась. Будто прячешься за скалой от снежной вьюги. – Гаара… и кома… Ты… – я пыталась сложить хоть что-то внятное, но не получалось. – Я знаю, – сказал он и провел ладонью по моим волосам, – Ей что-то вкололи? – обратился к Ино и Саю. – Какое-то успокоительное. Она… сильно расстроилась, – ответил Сай. «Сильно расстроилась» в понимании Сая – впала в дикую истерию. – Поехали домой. – Тихо сказал Итачи мне в волосы, заключая мое лицо в ладони, а я активно завертела головой: боялась оставлять Гаару, безумно боялась. Хоть он и без сознания, но вдруг я последний раз вижу его с бьющимся сердцем?! От этой мысли у меня болезненно кольнуло в груди, а пальцы сжали ткань рубашки брюнета. Итачи приподнял меня, поставил на пол. – Харуна, Итачи-сан прав. Ты сама на грани обморока, – голос Ино. – Если что-то станет известно, я сразу же позвоню тебе. – Сказала она, смахивая слезы. – Пойдем. – Итачи взял меня за руку и вывел из кабинета, провел по коридору. Я даже не нашла в себе силы обернуться на палату, где лежал Гаара, думала, меня снова накроет и надо будет опять колоть, а я и так начинала чувствовать какую-то ватность в голове.       Итачи усадил меня на переднее сидение мустанга. Меня начало мутить, кружилась голова. Я уткнулась лбом в стекло и всю дорогу так просидела. Итачи открыл мою дверь, и я чуть не вывалилась, благо он поймал меня. Ноги как-то плохо слушались. Кажется, вкололи мне что-то убойное.       Брюнет завел меня в квартиру и усадил на диван. Опустила голову на руки. Итачи скинул пиджак, принес стакан воды, который поставил на столик передо мной. – Ты всех перешугала в больнице? – учтиво спросил он, обнимая меня рукой. Я поджала губы, потому что мне вообще было не до шуточек. Или он серьезно? Не особо понимала, что он говорит. Голову стискивали невидимые тиски, причиняющие сильную боль. – Голова болит... – очень тихо сказала я, но Итачи меня услышал. Он встал и куда-то ушел. Потом передо мной появилась таблетка. Я выпила обезболивающее и была уложена на подушки и завернута в плед. Чувствую, как силы меня покидали. Я закрыла глаза, провожая упертую головную боль и засыпая, прижимая к груди телефон.       Я закричала. И кричала не только во сне. Кричала, откидывая подушки и плед, в который была завернута. Меня напугала резкая темнота, после ярких картинок ужасного, кошмарного сна, где из поглощающего все вокруг огня ко мне тянулись ободранные до мяса и костей руки, а после из пламени показалось лицо Гаары: щека с выдранным куском мяса, оголяющая зубы и стекающим ручейком крови, пустая и будто обугленная глазница… И меня опять накрыло: зажала рот ладонью и тихо завыла: перед глазами стояли картины из сна и больницы. Все смешалось. Я даже не заметила Итачи, садящегося рядом со мной. – Что случилось? – просил брюнет, прижимая меня к груди. Я вцепилась в его руку. – Это просто сон…– прошептала я сама себе. – Просто сон… Я чувствовала мерно вздымающуюся мужскую грудь, впитывающую мою нервную дрожь. Отбросив волосы от лица, потянулась за телефоном, который лежал под подушкой. Но экран ничего не отразил, кроме фоновой заставки. Я шумно выдохнула, нервно швырнув мобильник в угол дивана. Неизвестность, ожидание - это просто убивает… Шмыгаю носом, понимая, что слезы уже текут по щекам, а сквозь зубы прорывается вой. – Тш-ш-ш. Не плачь, – слегка хрипло сказал Итачи и приложил прохладную ладонь к моей щеке. – Сама же сказала, что это сон. – Но такой реальный. – тихо ответила я и скользнула головой, уткнулась лбом ему в грудь. Я не смогу вынести это одна… Не оставляй меня… – Пожалуйста, не уходи... – все же попросила, не веря самой себе. – Я не хочу оставаться одна… – А я не хочу спать на диване. Мм, ну понятно. Уже попятилась от него, но Итачи просто сгреб меня в охапку и поднялся со мной в спальню, а я не сопротивлялась. Мне нужна была поддержка, тепло, защита, он. Пусть мы и никто друг другу, пусть я обижалась на него, но сейчас он, как никогда, был мне нужен. Просто рядом, просто со мной, а остальное неважно.       Итачи откинул одеяло и опустил меня на постель, но мои пальцы не выпускали его руку – вцепилась мертвой хваткой. Он забрался ко мне, и я сразу же прижалась к нему, объятая его руками. Брюнет гладил меня по волосам, упираясь подбородком мне в макушку. – Ты можешь что-нибудь сделать? – прошептала я ему в ключицу. – Я учился в Гарварде, а не в Хогвартсе. – Итачи! – я аж поцарапала его в районе ключицы: злость окатила меня едкой волной и сразу растаяла, оставляя привкус отчаяния. Он как бы прав. – Успокойся. Он в руках хороших врачей. – Но они ничего не делают! – пискнула я, – ты же его видел. Они даже не знают, как вывести его из комы! Не могут! Я привстала на руках, выпутываясь из его объятий. Я начинала истерить, и он это видел. – Харуна. – Строго произнес он и тоже оторвался от подушки. Ну да, успокаивать меня полночи – такое себе удовольствие. – Просто… Мне очень страшно. Я закрыла глаза, пытаясь унять нервную дрожь, сжимала ни в чем неповинное одеяло. Пока мы распивали алкоголь, катались по горным склонам и визжали от радости и пошлых шуток, Гаара валялся в больнице, борясь за жизнь! А мы и не знали... Не могу в это поверить… А что я могу? Да ничего. Просто сидеть и ждать чуда, «авось», как говориться. И это самое ужасное, отвратительное. И… в этот момент мой поток мыслей прервался – я почувствовала на своих дрожащих губах губы Итачи. Он осторожно приблизился и медленно коснулся, а я дернулась как от огня, уставившись на него, на его смиренное лицо в темноте комнаты. Отвыкла от этого… – Я… – тихо выдохнула, желая, почему-то извиниться. – Болят? Что? О чем он? – Кто? – Никто, – почти неслышно усмехается, – иди ко мне. – Так же тихо сказал Итачи и за руку потянул меня на себя, укладывая на своей груди. Я чуть сжалась, скользя ладонью по черному шелку, чувствуя мерное дыхание и силу его тела. Он мягко поглаживал меня по спине, иногда переплетая пальцы с прядями волос (это действовало успокаивающе и даже убаюкивало), пока я не уснула.       Просыпаться было тяжело. Небо было серым, тусклым, вызывая желание завернуться с головой в одеяло и не видеть этого. Я прижала к себе подушку. Итачи в постели не было. Привалилась к спинке кровати, прогоняя остатки сна. Чувствовала себя покинутой. «Гаара» – вспыхнуло в моей голове. Я окинула взглядом комнату, в поиске телефона. Потом вспомнила, что он лежит на диване в гостиной. Отбрасываю одеяло и с сильно бьющимся сердцем бегу на первый этаж. Не замечая стоящего на кухне Итачи, который вертел в руках свой телефон и гипнотизировал кружку кофе перед собой, бросилась к дивану и начала шарить по поверхности, но мобильник никак не попадал под мои ладони и рыскающий взгляд. – Черт, – нервно выдохнула я и обернулась: может, он упал на пол. Но взгляд зацепился за Итачи. И мой телефон лежал на кухонном столе. Мне не понравилось выражение лица брюнета. Кажется, ноги начали отниматься, потому что я их не чувствовала, пока шла к нему.       Итачи положил свой мобильный рядом с кружкой. – Не молчи... – умоляюще произнесла я. Итачи закусил край губы, избегая моего взгляда. В моей голове уже засели самые последние мысли, больно надавливая на здравый рассудок. – Итачи… – Доктора не знают, как делать операцию, не навредив ему еще больше. И он не приходит в себя. – Сказал брюнет. Неприятная дрожь прошлась вдоль позвоночника, распространяясь по телу. Итачи усадил меня на стул и сел напротив. – Я позвонил своему другу. Сасори Акасуна – он гений хирургии. Мне было смутно знакомо это имя. Но я просто вертела головой, не желая мириться с этой ситуацией. – Первым же рейсом он вылетит из Норвегии. Я кивала, больно кусая нижнюю губу, боялась открыть рот – истерика хлынет. – Хватит кусать губы, Харуна, – строгим тоном сказал брюнет. – Дай мне таблеток. – Нет, хватит глотать таблетки. Они уже стали неотъемлемой частью твоей жизни. – констатировал факт Итачи и взял меня за руку (не мы такие, жизнь такая, Итачи), - успокаивайся без них. Я шмыгнула носом и запрокинула голову к потолку, активно моргая уже влажными глазами. Брюнет коснулся губами моего запястья, чуть согревая меня. Пальцы нервно дернулись, задев гладкую кожу его щеки. Непривычно получать от него так много тактильного контакта… За эти три, почти четыре, недели он действительно и пальцем меня не коснулся, а я отвыкла от того, что он так близко, но сейчас это было не самое важное. Я молчала, пытаясь унять дрожь и слезы. – Посмотри на меня, – сказал Итачи, обхватив ладонями мое лицо и возвращая в исходное положение, – он не умер, так что прекрати его оплакивать, – брюнет провел большими пальцами по моим щекам, задевая влажные ресницы, стирая мокрые дорожки. – Поняла? – Угу, – я уставилась на него. – Ты поедешь в школу? – мягко спросил Итачи, скользя ладонью к моей шее, запуская пальцы в волосы на затылке. – Да. Ты ведь уедешь, а я одна останусь. Я так с ума сойду. – последнее предложение прошептала – голос был слабым. Итачи потянулся ко мне, касаясь губами лба, но я обвила его шею руками, прижалась. Успокой меня, пожалуйста. Вытащи эту поглощающую панику, разъедающий страх, едкую тревогу… Скажи, что все обойдется. Я ведь поверю тебе… – Все будет хорошо. – Прошептал брюнет, словно услышал меня, обнял мое напряженное тело.       Минут пять мы так просидели, пока моя цнс перестала вибрировать. Я медленно отстранилась, поджимая губы, осознавая свой слишком эмоциональный поступок. Видимо, в голове один из сосудиков лопнул. Стушевалась, не могла посмотреть ему в глаза. Итачи поднял мое лицо за подбородок. Улыбается. – Хочешь, я гирлянду повешу? – мягко спросил он и убрал длинную прядь волос мне за ухо. – А? – откуда он знает?? – Я видел, как ты засунула ее в тумбу под телевизором. – Брюнет сдержал усмешку. От него вообще возможно что-то скрыть? Я закусила губу и кивнула. – Не кусай. – зашипел Итачи, строго посмотрел на меня. – И на окна тоже повесь… – прошептала я, борясь с желанием снова сомкнуть зубы на губе.       Было как-то странно сидеть одной за партой. Друзья тоже были на иголках, не обращали внимания на то, что происходило в классе. Хорошо, что учителя, зная о ситуации, не особо трогали нас. Как только прозвенел звонок, оповещая об окончании последнего урока, Саске подсел ко мне. Наша ссора как-то отошла на второй план на фоне происходящего. – Итачи сказал, что Акасуна прилетел. Я выронила учебник, который ударился об угол парты и упал на пол. Развернулась к нему. – Он уже в больнице? – тихо спросила я. К нам подошли Киба и Наруто, поднявший мой учебник. Я боялась, что и он откажется от операции, скажет, что это безнадежно. – Да, они решают, что делать вместе с родителями Гаары и врачами, что наблюдали его, – ответил Саске. – А он пришел в сознание? – мрачно спросил Киба. – Не знаю. Саске покрутил мобильный и уставился на свои руки. Я быстро сгребла все со стола в сумку и вышла из класса. Но тут зазвонил мобильный. Итачи. – Харуна… – Саске все сказал мне, – перебила я его, волнующимся голосом. – Харуна, сейчас, после школы ты поедешь домой. – Строго сказал он. На фоне были какие-то голоса. Почему-то мне показалось, что он в больнице. – Но… – Без но. Просто садишься в машину и едешь домой. – Ровный холодный голос как-то убил во мне весь энтузиазм ехать в больницу. Да и что мне там делать..? Я об этом даже не подумала. – Поняла. А ты когда приедешь? – спросила я, не желая оставаться одна в квартире. Итачи помолчал некоторое время, а потом мягко ответил: – Постараюсь раньше. Я отключилась и уже медленнее направилась на парковку.       Он все-таки повесил на окно гирлянду-штору, а та, которую я запрятала, была намотана на перила лестницы. Лампочки излучали мягкое белое свечение. Я даже зависла на пару минут, когда зашла в квартиру. Может, это и выбивалось из общей концепции дизайна сдержанного интерьера, но делало комнату намного уютнее, теплее, что ли.       Я мерила шагами гостиную, не в силах даже сидеть на месте. Казалось, в ноги впивались тысячи иголок, не давая расслабиться. Голова тоже кипела и гудела. Что сказал Акасуна? Началась ли операция? Где Итачи? Я чувствовала себя воздушным шариком, который надували и надували, и который лопнул, как только хлопнула входная дверь. Я резко обернулась. Итачи улыбнулся краем губ и вошел в квартиру, скидывая пальто с плеч. – Собирайся, мы едем в ресторан, – сказал он, усаживаясь на диван. Чего? – Какой ресторан? – я опешила, – а операция? Что они решили? – Все в порядке, операция назначена на завтра. А сегодня я хочу встретиться с другом. – Ответил брюнет и посмотрел на часы, коснулся длинными пальцами переносицы. А, можно выдохнуть немного: раз операцию назначили, значит, не все так плачевно, как говорили врачи. – А я тебе там зачем? – сконфузилась, мне не хотелось ничего, кроме того, чтобы лечь спать, дабы приблизить операцию, чтобы это все уже закончилось, чтобы Гаара хотя бы пришел в себя. – Ну хватит, Харуна. Просто поднимись и переоденься. – Устало вздохнул Итачи и прикрыл глаза. Ну, ладно… Все-таки интересно посмотреть на этого хирурга.       Я быстро поднялась по лестнице и залезла в недра гардероба, доставая серые драные джинсы и свободную белую рубашку. Волосы собрала в высокий хвост, сделала смоки айс, и зашнуровала грубые ботинки на платформе. Спустилась вниз, где Итачи уже ждал меня. Он приподнял одну бровь осматривая мой внешний вид. Конечно, ему не нравится: он предпочитает видеть меня в платьях и элегантной одежде, которая подчеркивает женственность и фигуру. – Ты серьезно? – все же спросил брюнет и достал мое пальто. Мы выглядели контрастно: он строго-дорого-богато и я как оборванец, но дорогой оборванец, на минуточку. – Вполне, – ответила я и надела верхнюю одежду. Итачи еле слышно усмехнулся, что меня порадовало. Он становился прежним. Лед, покрывающий стены квартиры... тает? – Мы задержались? – удивился Итачи и посмотрел на часы. – Нет, это я раньше прибыл. – Улыбнулся мужчина с темно-красными волосами и насыщенными серыми глазами. Он встал и пожал руку Итачи. – А это Харуна? – спросил мужчина, смотря на меня. – Я Сасори Акасуна. Буду оперировать твоего друга. Сасори взял мою протянутую ладонь и коснулся ее холодными губами. Я потерялась, замерев на месте. Какой-то он… необычный. – Сасори, ты когда-нибудь прекратишь отбивать у меня девушек? – усмехнулся Итачи и отодвинул стул для меня, на который я опустилась. Сасори еле заметно улыбнулся и тоже сел на стул напротив нас. – Итачи, ну что ты такое говоришь? – Харуна, – обратился Итачи ко мне, – Сасори – мой очень хороший друг. Потрясающий человек и настоящий профессионал своего дела. Акасуна прикрыл глаза от наигранного смущения и склонил голову. – Я бы сказал, что я художник, творец. – А Итачи говорил, что Вы хирург, – пытаюсь сдержать улыбку. – Эм-м, ну да… – Сасори приподнял брови, заинтересованно глядя на меня. – У нее своеобразное чувство юмора: иронизировать на тему своей сообразительности. Я цокнула и недовольно повернулась к нему – снисходительная улыбка послужила мне ответом на мое недовольство. – Я так понимаю, вам вдвоем весело, – Сасори забавлял наш вид, судя по всему. – О, ты даже не представляешь. У меня в жизни не было столько веселья, сколько принесла эта девушка. – «ой, какое ехидство сквозит в этих словах», – что ни день, то праздник. Да, Харуна? Я фыркнула и отвернулась от него, устремляя взгляд на Акасуну: – Так, почему Вы считаете себя художником? – Понимаешь, хирургия для меня очень схожа с искусством, как по мне, это даже нечто большее. Просто я никогда не слышал, чтобы искусство спасло кому-то жизнь, в отличии от хирургии, – ответил он. – Кстати, последняя операция, в которой я принимал участие пару недель назад была по пересадке головы. Своего рода эксперимент. Но это же насколько точно нужно все сопоставить, чтобы объект не только выглядел, но и… И тут я не выдерживаю: – А что с Гаарой? – спросила совсем не в тему, прерывая монолог. Но я только из-за этого тут и сижу, как бы. Итачи напрягся. Да, я невоспитанная грубиянка. Можешь даже лекцию мне прочитать о правилах поведения – на данный момент мне все равно. Но Сасори тепло улыбнулся и перевел темно-серые глаза на меня. Выглядел он очень молодо, но глаза выдавали интеллект, мудрость, твердый характер свойственный взрослым людям. – Не волнуйся, с ним все будет хорошо. Особенно при такой поддержке – он быстро станет на ноги, – сказал Сасори, – операция завтра, в час дня. Я бы мог сейчас рассказать все в подробностях, но, боюсь, испорчу всем аппетит. Я закусила губу, стыдливо опустила глаза на сцепленные на коленях пальцы. Но меня спас официант, который подошел взять заказ.       Сасори и Итачи начали обсуждать их дела: клинику Акасуны в штатах, которую он вскоре собирался открыть, моменты из Учиха инкорпорейтет, руководство которой свалилось на Итачи, как только он закончил учебу. Я молча, не ощущая вкуса еды, ела и наблюдала за Сасори, как он обращается с приборами и бокалом на высокой ножке. Его пальцы: длинные и уверенные, как и движения. Руки хирурга… Расправившись с пастой, я обхватила свой стакан из тонкого стекла и припала к лавандовому лимонаду. И как они могут быть такими беззаботными? Ах, да, это ведь мой друг валяется при смерти, а они не имеют к нему никакого отношения. Точно. Как я могла об этом забыть? И тут Итачи меня отвлек: – Попробуй. Я повернулась к нему: брюнет протягивал мне вилку с кусочком брауни в карамельном соусе, который лежал у него на тарелке. Я уставилась на него, краснея. Неловко как-то. – На нас все пялятся… – тихо сказала я, жутко смущаясь. Итачи улыбнулся. – Пусть. Я могу себе позволить делать то, что хочу. И тебе тоже разрешаю. Какая хорошая фраза – запомню ее. Подчиняясь игривому блеску его ониксовых глаз, я несмело приоткрыла рот, позволяя Итачи накормить меня десертом. – Вы просто прелестны в тандеме, – вдруг сказал Сасори, чем обратил на себя внимание, – уравновешиваете друг друга, гармония чувствуется. Он смотрел на нас, чуть опираясь спиной на стул и придерживая длинными пальцами бокал, улыбался. Я сконфузилась и села ровно. А Итачи, видимо, это замечание порадовало: он улыбнулся и с упованием продолжил уничтожать десерт.       Мы посидели еще какое-то время и решили разъехаться. Сасори еще раз уверил меня, что с Гаарой все будет хорошо и сев в такси, уехал. Я немного успокоилась, все же он профессионал (или художник? Блин, меня это напрягало), и не стал бы давать ложную надежду.       – Надеюсь, сегодня ты обойдешься без успокоительных, – сказал Итачи, когда мы вошли в квартиру. – Я тоже. – Отвечаю. Напряжение за последние дни очень давило, я чувствовала себя уставшей, подавленной.       Выйдя из ванной, я уставилась на разобранную постель, в которой лежал Итачи с ладонью на глазах. Он приподнялся и посмотрел на меня, не спешащую вниз. Гляделки. Я понимала, что мне нужно закинуться приличной порцией таблеток, чтобы сразу уснуть, иначе начну нервничать, в голову будут лезть последние мысли, не давая спать и мучая неизвестностью и страхом за жизнь Гаары или мне надо спать с Итачи, потому как рядом с ним всего этого не происходило. – Либо успокоительные, либо я сплю с тобой, – прикусив губу, чтобы не улыбаться от своего угрожающего тона. – Это самый страшный ультиматум, который я слышал в своей жизни, – Итачи усмехнулся. – Ложись, – он откинул одеяло. Я медленно подошла и забралась в постель. Ужасно не хотелось оставаться одной, просто невыносимо. Тонкий запах бергамота, исходящий от Итачи, манил. Но он первый обнял меня, прижимая к груди, провел пальцами по слегка влажным волосам, убирая их от лица. Я уткнулась ему в шею и закрыла глаза, вдыхая запах его теплой кожи и уверенная, что ничего страшного не случится, пока он рядом.       Операция длилась уже восемь часов. За большим окном коридора шел проливной дождь, громко барабанил по стеклу. Прекрасно… На улице грязь и слякоть.       Я сидела в больнице пять часов, нетерпеливо ерзая на скамейке в коридоре перед операционной. Ближе к дверям сидели Темари с Шикамару, родители Гаары уехали час назад. Никогда не верила ни в Бога, ни во «вселенная умеет слышать и исполнять желания», но тогда я сидела и мысленно просила всех подряд, чтобы операция прошла удачно. Мои глаза болели, время тянулось безумно долго, выворачивая меня наизнанку.       В хирургическом крыле почти не было людей, поэтому шаги, послышавшиеся с прилегающего коридора, привлекли меня. Я обернулась и увидела Учиху младшего. Он неспешно подошел к окну, рядом с которым я сидела, уперся в подоконник. Его куртка несла на себе капли дождя, как и влажные черные волосы. Темные глаза опустились на меня тяжелым взглядом. – Будешь? – Саске протянул мне стакан кофе. – Нет, – ответила я и положила ногу на ногу. Я все еще не забыла, как он схватил меня за плечо, оставив синяк. Саске прыснул и сделал глоток. – Не будешь пить кофе, пока Гаара за ним не метнется? – Именно, – ответила я и улыбнулась уголками губ. – Что ты тут делаешь? Я поправила тяжелые волосы, перебросив их на одну сторону. – Я не могу приехать в больницу, чтобы узнать, как проходит операция у моего друга? – Нет, – я посмотрела на него. Не могу сказать, что Саске не переживал за Гаару, но не настолько. – Ну да, потому что я вполне был убежден словами Итачи, что Акасуна поставит нашу модельку на ноги, – Саске припал к стакану, не сводя с меня пристального взгляда, – Итачи попросил, чтобы я побыл с тобой. – Да что я ему плохого сделала? – я закатила глаза. Саске раздраженно цокнул и поставил стакан на подоконник. Мимо прошла медсестра, косо на нас посмотрела. – А что хорошего сделала? – в его голосе слышалось раздражение, – хоть раз «спасибо» ему сказала? Я сдвинула брови на переносице и посмотрела на него. – Тебе какое дело? – фыркнула я, отодвигаясь от него. Саске сверлил меня злобным взглядом, весь такой высокий, бледный, с идеальными чертами лица, источающий силу. Просто мини-Итачи, только психованный. – Он мой брат. А ты эгоистичная стерва, с которой он возится непонятно почему, – рыкнул Учиха. – Нет, никакой Кубы, Саске, надо ехать в холодные ебеня, потому что нашей нежной принцессе нравится снежок и елочки в гирляндах. А ее надо развлекать, а то не дай бог, на наркоту опять залезет! – Громче ори, а то не вся больница слышит, – рыкнула я в ответ, но была в диком шоке от его слов. – Ты ведь сам всем мозг вынес с этой поездкой. – Слушай, – Саске нагнулся ко мне, – я бы никогда добровольно не променял тепленький океан на гребаные горы. Блять, какого хера он в тебя вцепился? Его слова как серная кислота разъедали мои уши. – Мне тоже это интересно, – просто ответила я, вызвав очередной псих у Саске, который быстро покинул крыло. Курить побежал. Я шумно выдохнула и откинула голову назад, упираясь в стену. Значит, это Итачи все устроил. До сих пор считает себя виноватым за мою глупость?       Я посмотрела на большие часы, которые висели на стене: 21:50, потом тоскливо на дверь в операционную. Но ничего, вернула взгляд на потолок. Через двадцать минут вернулся Саске, но не обронил ни слова, уткнулся в телефон. Отлично, желания разговаривать с ним у меня не было. Я зашла в общий чат, где царило такое же напряжение. Саске настрочил сообщение о том, что операция все еще продолжается. Я убрала телефон и повернулась к окну, смотря на голые ветки, которые трепал сильный ветер. Дождь все еще шел. Ненавижу такую погоду: она угнетала, вгоняла в тоску так же, как и больница. Закрыв глаза, обняла себя за плечи.       Я открыла глаза, когда прохладные пальцы коснулись моего лица. Итачи, нагнувшись надо мной, гладил меня по щеке тыльной стороной ладони и еле заметно улыбался. Я взяла его за руку, сделав улыбку на его лице более явной. Брюнет сел рядом со мной, обнимая за плечи. – Сколько ты уже тут сидишь? – спросил он шепотом, наклоняясь ко мне. – Не знаю… – я посмотрела на часы: 22:38, – больше шести часов. Сама удивилась этой цифре. – Поехали домой. – Сказал Итачи, вставая со скамейки и поднимая меня за собой. Я поддалась. Саске не было в крыле. Темари и Шикамару все еще сидели около операционной. Девушка дремала на плече парня, который о чем-то думал. Родители Гаары вернулись и были с ними. – Почему так долго? – спросила я, кусая себя за губу и смотря на двери. Я начинала волноваться. – Это нормально. Операция сложная, – ответил Итачи, накидывая лежащий на скамье шарф на мою шею, – Сасори позвонит мне, когда закончит. Я сделала шаг и пошатнулась. Итачи обхватил меня, поддерживая. – Опять передоз успокоительными? – нравоучительный тон. – Нет, просто устала, – ответила я. – Если бы я не приехал, ты бы осталась ночевать в больнице? – усмехнулся Итачи. – А ты мог оставить меня? Мог не приехать? – я подняла голову, чтобы видеть ониксовые глаза. Ты только из-за чувства вины такой обходительный? – Нет, я бы тебя не оставил. Но будь тоже чуточку ответственнее.       Брюнет, поддерживая меня за плечи, вывел из больницы в дождливый холодный мир. Сразу так захотелось поскорее в теплую уютную квартиру, в большую постель, в которой я оказалась через некоторое время.       Я добралась до постели даже быстрее, чем Итачи, который застрял в душе. Одеяло окутало меня теплотой, расслабляя уставшее тело. Я сразу закрыла глаза и устроилась на краю.       Итачи опустился за моей спиной и потянул одеяло себе. Я ослабила хватку. Выключается свет, шуршит шелк. Чувствую, что он смотрит на меня и сжимаюсь от этого, снова прокручивая в голове слова Саске. – Мне тебя не трогать? По интонации, по самому голосу пытаюсь понять, что он вкладывает в фразу. Жалость? Опасение? Вину? – Как хочешь. – Тихо ответила. Не трогает... Почему я вообще здесь? Уже ведь все нормально. Почти. Лучше мне уйти вниз. Я откинула одеяло и приподнялась, но сильная рука обвила меня за талию и вернула в постель. – Ты куда? – спросил Итачи, прижимая меня к себе спиной. У меня дыхание перехватило. – Вниз, в гостиную, – прошептала я. Чувствую его дыхание в своих волосах. – Зачем? Нет, надо все же спросить у него… – Скажи, ты до сих пор чувствуешь себя виноватым из-за того, что я попробовала наркотики? – несмело произношу. – Да. Ведь, в целом, я являюсь причиной этому. Я закусила губу – значит, чувствует. – И поэтому ты носишься со мной? – Отчасти. И как мне это понимать? Жалко ему меня… – Не нужно, – тихо сказала я и скользнула пальцами по его руке, обхватывающей меня под грудью, – Я ведь обещала, что не буду. Он отпустил меня и накрыл одеялом. Но его руки снова обвили мое тело, сильнее прижимая к себе. – Я тоже обещал не прикасаться к тебе. Сравнил, блин, сказала бы что и с чем, но я покачала головой. – Это другое, – выдохнула и расслабилась. Кажется, сегодня я никуда не иду. – Да нет. В каком-то смысле, это даже сложнее, чем отказаться от наркотиков. – Что?.. – я сдвинула брови на переносице. Почему я не понимаю, что он говорит? Точнее, что имеет в виду? Итачи выдохнул и зарылся лицом в мои волосы: – Я устал. Спокойной ночи, Харуна.