Превыше плоти

      Тени в комнате стали длиннее и гуще, и не из-за внезапного затмения за окном. Бог мёртвых смотрел на Кат пронзительно, царственная улыбка, за которой скрывался гнев, не исчезала с лица.       — Отличные апартаменты, — заметил Аид, осматривая просторную гостиную с широким окном от потолка до пола. За этим окном наверняка был роскошный вид на голубое Средиземное море, но его закрывали тёмные занавески — спасали от жары.       — Благодарю, — осторожно ответила Кат. В попытках оценить обстановку она никак не решалась сдвинуться с места. В голове мысли бросались из одного угла в другой, от «Я великая титанида, он не посмеет мне ничего сделать» до «О мать Гея, что же он со мной сделает?!» И негативная мысль с каждым мигом одолевала позитивную, ведь Аид был её царём, ослушаться которого ей не позволяла честь. По крайней мере, напрямую. Ведь косвенно она уже его ослушалась.       — Я опечален тем, что ты не позвала нас на новоселье. — Аид всё так же вёл себя подозрительно непринуждённо, рассеянно разглядывая интерьер вокруг. Впрочем, непринуждённость была напускной — Кат знала, что за ней скрывается.       Аид подошёл к креслу у занавешенного окна.       — Могу я хотя бы присесть?       — Безусловно. Может, кофе?       Бог мёртвых мягко сел и кивнул. Не отрывая от него взгляда, Кат щёлкнула пальцами, и из кухни донёсся звук заработавшей кофемашины. Аид хмыкнул.       — Я хочу, чтобы ты тоже села. — Кат тихо прошла по комнате и присела на соседнее с Аидом кресло. Он сделал глубокий вдох и, наконец, спросил: — Какого. Грёбаного. Сатира?       Кат помолчала, подбирая слова.       — Фраза «я могу всё объяснить» наверняка прозвучит по-дурацки?       — Ты попробуй, а я решу.       И Геката объяснила.       Двадцать лет назад, когда она в покое сидела в своих чертогах в Подземном мире, не чуяла беды и созерцала изменчивую красоту ежесекундно умирающего мира, к ней нежданно явился Гермес. Бывший возлюбленный олимпиец утрудил себя стуком в высокие двери её дома, но не дождался разрешения войти и влетел на своих крылатых сандалиях внутрь.       — Какие гости. Нежданные и невоспитанные. Сказать, что рада видеть тебя, будет тяжело.       — Зато мне сказать то же самое — легко, — с улыбкой ответил Гермес, нисколько не смущаясь своей наглости.       Будучи не в настроении спорить и скандалить, Геката поднялась со своего места и грозно посмотрела на гостя.       — С чем прибыл, назойливый вестник?       — Мой отец просит о встрече с тобой.       Геката внимательно посмотрела на Гермеса. Улыбка сошла с лица златокудрого бога, и его выражение посерьезнело.       — Нечасто светлоокий Зевс нуждается в моей помощи. Ведь речь идёт о помощи, я надеюсь?       — Сложный вопрос. Скорее, об одолжении, в обсуждении которого отказ неуместен.       Геката подошла вплотную к Гермесу. Окинула взглядом его одежду, причёску разбросанных в картинном беспорядке золотых кудрей, вдохнула его запах, посмотрела в хитрые голубые глаза. Крылоногий бог принял эти действия за своеобразный комплимент, и самодовольная улыбка вновь окрасила его тонкие губы.       — Если речь пойдёт о тебе, то я призову все силы Аида, чтобы противостоять уговорам и угрозам твоего отца.       — Брось это, прекрасная титанида. Я не настолько жалок, чтобы просить отца о помощи в сердечных делах, и уж тем более угрожать его силой.       — История помнит иные времена*, — хмыкнула Геката. Гермес прищурился.       — Те времена покрылись пылью. — Голос олимпийца затвердел, ему явно было неприятно вспоминать прокол с Афродитой. Геката не стала продолжать эту тему.       — Хорошо. Тебе повезло, что я не особенно занята и могу отправиться на Олимп прямо сейчас.       Гермес поспешил протянуть ей руку, предлагая присоединиться к его путешествию на крылатых сандалиях, но богиня отвергла предложение.       — О, нет. Я не прибуду туда в твоём сопровождении.       Когда Геката появилась в тронном зале Олимпийского дворца, Гермес уже стоял бок о бок со своим отцом. Зевс, как всегда поражающий своим величием и светом, встал с трона и протянул гостье руки.       — Радуйся*, мудрая Геката!       — Радуйся, всемогущий Громовержец. Чем заслужила твоё внимание?       Зевс неспешно спустился с мраморных ступеней, ведущих к трону. Гермес шёл за ним.       — Дело это весьма деликатное. Почему бы нам втроём не пройтись во дворцовый сад и не полюбоваться пышными цветами, выращенными заботливыми руками моей пресветлой дочери Персефоны?       — Что ж, я не могу отказать в приятной беседе в такой же приятной обстановке.       Сад воистину был пышным. С высоты её роста Гекате было сложно понять, какой рисунок составляли все цветущие здесь растения, но судя по витиеватым клумбам, какой-то смысл во всё это был заложен. Впрочем, она не была удивлена. Её царица и верная подруга Персефона всю себя отдавала, когда работала с цветами.       Сладкий и в то же время освежающий запах цветов и зелени укрывал кожу, как шёлковое полотно, и Геката на одно мгновение зажмурилась. Всё-таки выбираться на поверхность и даже на Олимп иногда стоило ради такой красоты: в Подземном мире тоже был свой сад, но мало чего приживалось на неплодородной почве.       Наслаждаясь яркостью лепестков и чарующим ароматом, богиня даже упустила момент, когда Зевс принялся вещать о присутствующих здесь растениях.       — …благородная роза из далёкого Дамаска, а это — лилия ланцевид… Лановидн… Гермес, как Персефона её называла?       — Ланцетолистная, отец.       — Да-да, именно так. Мне более по душе её другое название — тигровая! Это название подходит ей куда лучше. Ты как думаешь, Геката?       Богиня посмотрела на нежные оранжевые цветы в крапинку. Они и вправду выглядели захватывающе.       — Согласна с тобой. Но не могли бы мы перейти к сути нашей беседы? Я не хочу оскорбить тебя неуважением, Царь всех богов, но сейчас не праздник, чтобы безмятежно обсуждать цветы.       — Да, ты права. — Зевс выдохнул и посмотрел вдаль. — Видишь ли, я боюсь, разговор этот будет всё же не самым приятным. Но у меня нет иного выбора.       Геката посмотрела прямо на Зевса. В ответ на неё глядели его ярко-голубые глаза, в которых плясали электрические искорки.       — Весть эта ещё не успела до тебя дойти. Возьму на себя смелость рассказать тебе об этом первым. Я изъял дух Персефоны из мира богов. Вскоре она переродится в человеческом мире.       Геката охнула и глянула на Гермеса, как будто он мог немедленно всё объяснить. Но тот лишь с сожалением пожал плечами.       — Как…       — Мойры дали своё благословение. Это был один из возможных вариантов развития её судьбы.       — Но зачем?       — Затем, дорогая Геката, что мы устали от ссор Деметры и Аида. Мы рассчитываем, что общее горе сможет их сплотить.       — Зачем идти на столь радикальные меры… — Богиня жёстко посмотрела на Громовержца. Тот выдержал её взгляд и пожал плечами, прямо как Гермес несколько мгновений назад — сын во многих жестах походил на отца.       — Персефона вернётся, когда её человеческая жизнь подойдёт к концу. Ты же знаешь, век людской очень короток. — Зевс подошёл к кусту лилий и безжалостно сорвал один, самый пышный, цветок. — Одно неверное движение — и умереть можно даже молодым. А всё то время, что она будет отсутствовать, даст моим благородным брату и сестре время на размышление о своём опечаливающем поведении.       Как только первая волна неприятного изумления прошла, Геката начала размышлять.       — Но в чём смысл? Когда она родится, весь мир богов узнает об этом, ведь на свет в новом обличье явится всесильный дух олимпийской богини, а не простая человеческая душа. Аид и Деметра узнают об этом и примутся опекать её, вновь сражаясь за её внимание.       — Именно поэтому мне требуется твоя помощь, — вкрадчиво вставил Зевс и вложил Гекате в руку сорванную лилию. Богиня опустила взгляд на оранжевый цветок. — Мне нужно, чтобы ты скрыла её местонахождение ото всех богов. Даже от меня. Ты будешь единственной, кто будет знать, где находится Персефона. Это честь, дарованная тебе мной и Мойрами.       Геката озадачилась. С одной стороны, она была готова это сделать, ведь оберегать царицу Подземного мира в её нынешнем хрупком положении было самым ясным рвением её духа сейчас. Но с другой…       — Нет, я не могу, великий Громовержец. — Геката протянула ему цветок. — Сделать так значит обмануть моего царя. Я подчиняюсь Аиду, гостеприимному повелителю Подземного мира, который является моим домом. Я — его верная слуга и защитница. Я не стану скрывать от него, где находится его возлюбленная жена.       Зевс бросил лилию на землю.       — Не станешь делать этого без причины.       Богиня изумлённо на него посмотрела в ответ, Зевс же обнял её за плечи могучей правой рукой и повёл вперёд. Гермес, который обычно был неразумно болтлив, здесь не проронил ни слова и так же молча проследовал за ними.       — Драгоценная Геката, у тебя нет возможности отказаться. На кону этой авантюры стоит слишком многое. Твоя помощь будет неоценимой, и при правильном её выполнении ты сможешь получить что угодно. А при отказе ты лишишься многого. Помнишь Титаномахию*?       Геката почувствовала, как у неё задрожали губы, но она их быстро сжала. Страшное слово вызывало воспоминания о времени, когда ей пришлось сделать тяжёлый выбор. Почти настолько же тяжёлый, как и сейчас.       — Если ты откажешь мне, черноволосая титанида, я заберу у тебя силу, которую милосердно оставил тебе, когда ты выбрала сторону олимпийцев в ту грозную пору. И ты знаешь, в моей власти отобрать это в любой момент буквально по щелчку пальцев. Решай.       А решить было крайне нелегко. Две вещи не подвергались сомнению — её любовь к Аиду и Персефоне и любовь к собственной силе. Она не могла оставить поле, которым повелевала, лишив покровительства всех, кто уповал на неё, не могла оставить ночь без спасения. Она любила покой и власть, которые дарила. Но так же она любила своих царя и царицу. И если бы у неё был выбор спасти её любовь с Гермесом или же любовь Аида и Персефоны, то она без раздумий бы выбрала второе. Потому что с первым она бы разобралась потом самостоятельно.       Ситуация была такой, что она либо потеряет силу сейчас, либо потом. Однако если потеряет её потом, то у неё хотя бы будет возможность присмотреть за Персефоной и убедиться, что у неё всё будет хорошо.       Выбор, который стоял сейчас перед богиней колдовства, был равен выбору между тем, чтобы проткнуть себя мечом или повеситься. Только во втором случае у неё был шанс сделать хоть что-то полезное по дороге на эшафот.       — Я… согласна.       Зевс хлопнул в ладоши и улыбнулся. Где-то позади них облегчённо выдохнул Гермес.       — Я знал. Я рассчитывал на твою мудрость, титанида, унаследованную от светозарных Перса и Астерии*.       Геката жёстко посмотрела на него, даже не стараясь скрыть свой гнев.       — Я сделаю это ради Персефоны, рискуя обрушить на себя гнев своего царя. Поэтому не премину сказать тебе, могущественный Громовержец: Ты жесток. Как мудрейший и сильнейший, ты мог бы найти решение для измученных сердец, не разбивая их вдребезги.       Зевс нахмурился и покачал головой.       — Не испытывай меня, Геката…       — Я не изменю своего решения, но и лгать тебе не буду. Ты — не милосерден!       — Не всё, что я делаю, происходит по моей собственной прихоти.       — Нельзя всю ответственность перекладывать на Мойр.       — Они тут не при чём!       Геката замешкалась. Лёгкая, едва уловимая попытка Зевса защититься от атаки не ускользнула от неё. Громовержец явно не разделял идею перенести Персефону в мир людей. Она не помнила, чтобы царь богов решался на поступок, если хоть что-то заставляло его усомниться в его продуктивности. Совершать поступок, невзирая на последствия — легко. Невзирая на гнев Геры и земных мужей — без проблем. Но если хоть что-то не нравилось ему самому, он останавливался.       И всё же, сейчас он шёл до конца. Почему?       Фигура Гермеса, внезапно вставшая между ней и Зевсом, привела Гекату в чувство.       — Она согласна всё выполнить как нужно, отец. Позволь сопроводить Гекату домой.       Зевс помолчал немного, потом развернулся и продолжил прогулку в саду.       — Уходите. Ты помнишь условия, титанида.       И они покинули Олимп.       Геката вздохнула. Аид продолжал внимательно слушать её и пока не проронил ни слова. Она не была уверена, что это добрый знак: хладнокровный гнев был страшнее, ибо давал возможность продумать изощренную месть. Но она также не могла поклясться всеми титанами, что царь наверняка был так зол на неё, что желал бы содрать с неё кожу.       — У меня было девять месяцев на размышления о том, как хорошо скрыть Персефону от мира богов, — продолжила Кат. — Хотя я с самого начала понимала, что для сокрытия столь сильного источника энергии потребуется равный ему. А значит я сама. Я старалась незримо присутствовать рядом с ней на протяжении всей её жизни, окружала её предметами, заряженными моей энергией, чтобы они работали в моё отсутствие. А потом, когда ей исполнилось пятнадцать, я решила, что могу быть рядом и во плоти. Так будет легче нам обеим — ещё одна странная подруга никогда не будет лишней.       Аид встал, задумчиво прошёлся по комнате. Подошёл к окну и чуть отодвинул занавеску, рассматривая вид на море. Кат поняла, что только сейчас услышала привычный шум волн.       — Почему именно Кипр?       Кат развела руками.       — У меня не было возможности пообщаться с Герой и узнать, по какому принципу она выбирала мать для Персефоны. Но скорее всего потому, что Кипр находится в отдалении от Греции — здесь тому или иному божеству сложнее всего с ней столкнуться случайно.       — Это остров Афродиты, — Аид покачал головой. — Вся её семья большую часть времени проводит здесь.       — Большую часть времени они в Пафосе, — возразила Кат. — Кстати, вчера мы там были. Я не хотела ехать из-за опасений встретить кого-нибудь, но… В общем, Афродита видела Кору. То есть, Персефону.       Аид повернулся к Гекате. Тонкий луч света из-за открытой занавески падал ему на лицо.       — Её теперь зовут Кора?       — Да. Забавно, правда?       Аид ничего не ответил. Он отошёл от окна, вновь погрузив комнату в полумрак, и в раздумьях смотрел на пол, заложив руки в карманы чёрных брюк.       — Стоило Танатосу вчера её увидеть, как всё вышло из-под контроля. Между прочим, я считаю, что тот мужчина умер на глазах у Персефоны не случайно.       — На что ты намекаешь?       — Кто-то хотел, чтобы Танатос с ней столкнулся. Кто-то из мира богов. Но честно говоря, я не совсем понимаю, откуда дует ветер. Здесь может идти речь о мести либо мне, либо тебе, либо самой Персефоне. В любом случае, этот… кто-то уже запустил цепочку событий, которую не остановить.       Аид потёр висок. Несколько мыслей сменяли друг друга, но ничего дельного в голову не приходило. Какими бы ни были обстоятельства смерти того мужчины, но говорить о намеренности действий было ещё рано. Тем не менее, он был уверен в одном. Будущие действия можно предотвратить.       — Спасибо за разъяснения, Геката, — сказал Аид и сорвался с места, направляясь к двери. — Я заскочу к тебе позже.       — Постой! — Кат и сама вскочила с кресла в изумлении. — Ты… меня не накажешь?       — А, это, — Аид замешкался у двери. — Может, как-нибудь потом?       Кат даже выдохнула, когда за ним захлопнулась дверь. Хотя понимала, что рано расслабляться, ведь ему могло прийти в голову сотворить с ней что-нибудь позже. Или условно простить взамен на услугу. В конце концов, так были устроены все дети Реи. ***       Коре не было нужды приходить в этот день в сувенирную лавку, так как ей дали отгул. Но она решила устроить себе день шопинга и пляжного отдыха, поэтому когда шла уже с парой пакетов из магазинов к берегу моря, решила заскочить к ребятам и узнать, как у них идут дела.       В лавке сегодня, как и вчера, работали Алексис и Элени, и Кора эмоционально трещала с ними, делясь тем, как она провела время в Пафосе с подругами. Рассказала им про грядущие афродизии, используя те же слова, которыми оперировала Кат, и в ответ получила ту же реакцию: Алексис фыркнул, а Элени с деланным беспокойством спросила:       — Надеюсь, никакие последователи Афродиты, обколотые «афродизиаками», вам по дороге не повстречались?       — Да ну тебя, Элени, — в шутку изобразила обиду Кора, — убиваешь всю романтику. Пессимистка.       — Я реалистка.       Кора лишь хихикнула на её слова. Она иногда задавалась вопросом о существовании богов, но каждый раз не могла сформулировать для себя чёткого ответа. Ей бы, наверное, хотелось, чтобы они были настоящими: заглянуть в глаза прекрасной Афродите, посмотреть на силу Зевса или Ареса, полетать вместе с Гермесом, посмотреть на поля Деметры, зайти в гости в царство Аида… Всё это было захватывающе, но как и для любого другого киприота и грека, оставалось лишь красивой сказкой из прошлого. Этот мир богов был слишком странен, чтобы существовать. Но по-прежнему очень притягателен.       — Кстати, хочешь шутку-минутку? — спросил её Алексис, не отрываясь от витрины с фигурками, на которых протирал пыль. — Приходил тут вчера вечером один тип, весь в чёрном. Тёрся у полок с фигурками, взял гипсового Зевса. Потом начал расспрашивать о нашем стиле работы, а в конце заявил, что у него своё похоронное бюро.       — Надеюсь, Зевс ему не нужен в качестве памятника, — сказала Кора и сама же прыснула от представленного.       — Памятника кому? — озадаченно спросила Элени. — Волнистому попугайчику?       — Ну а что, — вдохновился Алексис и даже перестал протирать полки. — Он же сказал, что как-то связан с античностью. Может быть, он такой фанат древнегреческой мифологии, что попугайчика назвал Зевсом.       — Вот мы смеёмся, — весело сказала Кора, — а если всё и правда так, то попугайчик мёртв. И получается, что уже не смешно.       — Ой, я сейчас заплачу, — равнодушно отозвалась Элени, но поймав настроение своих коллег, воздела руки к небу, говоря: — О великий Аид, храни душу несчастной птицы.       — Элени, Аид находится внизу, — уведомил её Алексис с нарочито-серьёзным видом, подмигивая Коре. Та держалась за живот от смеха.       Пока Элени пыталась оправдать своё мифологическое невежество, колокольчик у двери возвестил о посетителе, и Кора по привычке обернулась поприветствовать вошедшего. И застыла на месте.       У двери, энергично махая ей рукой, стоял Костас.       Надо признать, что при дневном свете он выглядел симпатичнее. Мягкие черты лица, голубые глаза в обрамлении широких тёмных бровей, каштановые волосы чуть отросшим ёжиком торчали в стороны и явно требовали расчёску. Но общего вида парня это не портило, и даже шло — художественная небрежность хорошо сочеталась с атлетической фигурой, одетой в спортивную одежду в виде шорт и футболки.       — Привет! — сказал он Коре, подходя к ней. — Я вчерашний парень из Пафоса. Рыбок кормил.       — А вот и обколотый афродизиаками последователь богини любви, — Алексис шепнул на ухо Элени, проходя мимо неё. Женщина едва смогла сдержать смешок.       — Как… как ты меня нашёл вообще? — Кора не пыталась скрыть удивления. Впрочем, было бы странным, если бы она старалась сделать вид, что ожидала его увидеть.       — Кики дала мне свой номер телефона. Сказала, что поможет найти тебя.       — То есть, она дала свой номер не для того чтобы завязать знакомство с тобой, а чтобы помочь сделать это мне?       — Как-то так, — парень широко улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы. — Давать твой номер без твоего разрешения было бы невежливо, как она сказала.       — Потрясающе, — по слогам произнесла Кора, не веря, что в такой дурацкой ситуации Кики ещё успела подумать о вежливости. — Разве она тебя не предупредила, что у меня сегодня выходной? Я зашла сюда буквально на пять минут, проходя мимо. Это большая удача, что ты меня встретил.       — Значит, я удачливый парень, — радостно ответил Костас, улыбаясь ещё шире, хотя куда шире, Кора не понимала. — Вообще-то она предупредила, но я забыл. Потом шёл мимо и зашёл.       У Коры кончались эпитеты, чтобы описать свои эмоции по поводу происходящего.       Откровенно говоря, ей хотелось выражаться нецензурно.       — Ребята, — обратился к ним Алексис, — я, конечно, не против непринуждённого общения в моём магазине, но почему-то мне кажется, что за его пределами вы будете чувствовать себя комфортнее.       — Да, конечно! — спохватился Костас. — Тут на соседней улице есть британская пекарня. Может, посидим там? У них прохладно, кофе вкусный и есть всякие коврижки.       Коврижки звучали сухо и неинтересно. А вот пирожные и тортики — уже заманчиво.       Кора решила, что провести часик в компании нового знакомства будет как минимум нескучно. Если парень окажется совсем безнадёжным, то всегда можно начать вести себя достаточно странно, чтобы его спугнуть, а это уже весело. Если же общение завяжется перспективное, то часик точно не будет потрачен впустую. Правда, шансы на это были весьма скудны: хотя Костас и был симпатичным, но далёк от представлений Коры о её собственном идеале.       У неё с парнями всегда были проблемы из-за этого. Неизвестно откуда взявшийся и сформировавшийся с раннего детства образ идеального для неё мужчины мешал построить хорошие отношения. Она нравилась парням, и у неё даже была пара романчиков, но всё заканчивалось одним и тем же — Кора видела слишком много несоответствий с мужчиной в её голове. И ладно бы проблема состояла в качествах характера, но по внешним данным у неё тоже были определённые требования, что усложняло дело многократно.       Она видела силуэт высокого мужчины. С длинными и изящными пальцами. Холодной, бледной кожей. Чёрными волосами. И глазами цвета стали.       Стальные глаза даже были чем-то вроде фетиша. Это было красиво, необычно, пробирало до дрожи. И, к сожалению, практически не существовало. Глаза Кат были красивого серого оттенка — самое близкое к желаемому цвету, который Кора видела в жизни.       Иногда она отчаивалась, ругая себя за «стервозность»: нельзя сочинять в голове идеал и слепо следовать ему во всех деталях. Потом била себя по рукам, вновь и вновь повторяя, что вообще-то ей некуда спешить, и она вполне себе может позволить помечтать об этом воображаемом мужчине. Если ей суждено с кем-то связать судьбу, то она его встретит и полюбит, будь у него хоть зелёные волосы и фиолетовые глаза. А если нет, то в жизни полно других интересных вещей, которым стоит посвятить свою жизнь.       Но после наступала стадия любопытства, когда она пыталась разобраться, откуда этот образ взялся. Кора пересматривала сериалы и фильмы из детства, искала прочитанные книги. Но нигде не попадался персонаж, который полностью совпадал внешними и внутренними качествами с образом из её головы. И это озадачивало.       Пекарня хоть и называлась британской, но без зазрения совести продавала и кипрский кофе из рожкового дерева, и французские эклеры. Даже итальянский семифредо могла предложить. Глобализация в чистом виде.       Заказав баноффи пай и латте, Кора довольно поёрзала на стуле и посмотрела на Костаса, который с интересом следил за ней.       — Давно работаешь в сувенирке?       Кора подумала, что спросить что-то ещё банальнее, чем это, просто невозможно, но вежливо улыбнулась.       — Несколько месяцев.       — Тяжело, наверное? Весь день на ногах.       — Лучше, чем весь день в офисе.       — Это да…       Костас неловко почесал затылок. Он явно боролся с тем, что хотел спросить, всё звучало глупо, и он перебирал в голове десятки вариантов. Кора решила взять всё в свои руки, чтобы не скучать.       — И откуда у тебя такое необычное увлечение — кормить рыбок в море?       — Да ниоткуда, — пожал плечами парень. — Моя аквариумная рыбка недавно сдохла, корм куда-то надо девать.       — Сочувствую, — растерянно произнесла Кора. Что ж за день такой — то мёртвые попугаи, то рыбки. Аид не на шутку разбушевался.       Кора опёрлась локтями о стол и уронила голову на ладони.       — А мотоциклами давно интересуешься?       — О-о, — увлечённо протянул парень. Затронутая тема явно была его любимой. — Это у меня от папы. Я, кстати, в гонках на выходных участвую. Хочешь пойти со мной?       — Нелегальных?       — Да куда ж мне до легальных. У меня и экипировки нет, и я всего-то любитель.       — М-м, почему бы и нет? — сказала Кора, озвучивая вслух свои мысли. — Это было бы увлекательно.       На том и порешили. Принесённый заказ умяли быстро, обменялись наконец-то номерами и распрощались — Кора только заикнулась, что собирается продолжить шоппинг, как парня тут же сдуло морским бризом.       Кора вздохнула. Парень оказался из разряда безнадёжных. На повторное свидание согласилась только из-за интереса к мероприятию, на котором ей никогда не приходилось побывать: не то чтобы она любила гонки, но любила всё новое и необычное. Она неспешно шла к пляжу Финикудес, сжимая в руках недавние покупки. Время близилось к закату, и у горизонта образовалась яркая картина безмятежного моря, в чьи волны вливались краски заходящего солнца и темнеющего неба. На пляже почти никого не было, хотя смотритель ушёл, и шезлонги можно было использовать бесплатно. Сев на один из них, Кора открыла сумку, чтобы достать телефон, который очень неудачно затерялся в складках кармана. Найдя аппарат, проверила, нет ли сообщений от мамы и девчонок, но дисплей уныло оповещал, что ничего нет.       Кора подняла голову и посмотрела вокруг. На приличном расстоянии от неё пара молодых родителей уговаривала что-то сделать плачущего ребёнка, а к берегу подошёл и сел на лежанку высокий черноволосый мужчина, устремив взгляд к горизонту. Кора остановила на нём свой взгляд — рост и цвет волос роднили его с её идеалом, но рассматривать прочие детали было неприлично, да и после провального свидания с Костасом ей не очень хотелось заводить новые знакомства.       Она решила сделать пару красивых снимков. Щёлкнув несколько раз, отправила файлы в чат с Кат и Кики и предложила прогуляться вечером, благо погода стояла безветренная. Сообщения висели непрочитанными, и Кора принялась рассматривать закат, но её взгляд то и дело соскальзывал на черноволосого парня. Она вдруг поняла, что её одолевает какой-то необъяснимый, даже сверхъестественный интерес к нему. Всё дело могло быть в том, что ей жутко хотелось проверить, какими были его глаза, и Кора даже забоялась, что наконец-то увидит их. От этого чувства задрожали коленки, и ей уже совсем не хотелось ничего проверять. Она встала и собиралась уйти, но не смогла себе позволить это сделать.       Сжав ладони в кулаки, она выдохнула и подошла к нему. ***       Аид без труда нашёл виллу Афродиты и Ареса в Пафосе. Он не любил бывать здесь, больше по душе ему был дом Ареса во Фракии* — более прохладный и не такой большой. Но богиня любви обожала роскошь и красоту, поэтому когда её муж, бог войны, звал дядю к себе в гости, Аид каждый раз, приходя, останавливался у ворот на пару минут, чтобы разглядеть шикарные украшения трёхэтажного дома из белого камня. Конечно, себе бы он предпочёл что-то более лёгкое и с цветами потемнее, но архитектор виллы свои деньги явно получил не за танцы с бубном вокруг фундамента.       Аид едва успел коснуться звонка, как ворота распахнулись, пропуская его внутрь. Арес наверняка был дома и уже почувствовал присутствие любимого дяди, раз его пропускали в дом без лишних вопросов.       Их связь была многим почему-то непонятной, но оба мужчины прекрасно знали, откуда она взялась и чем крепилась. Самый нелюбимый брат Зевса и самый нелюбимый сын Зевса отлично поладили на фоне плохих отношений с упомянутым богом. Нелюбовь отца вызывала у Ареса негодование и печаль, а раздражение брата вызывало у Аида равнодушие, которому он и учил Ареса. Позже к этому добавилось поощрение Аидом деятельности Ареса — в кровожадных войнах солдаты гибли целыми полками и дружно спускались в царство бога мёртвых. А после того, как Аресу случилось освободить Танатоса от оков хитроумного, но раздражительного Сизифа*, дружбу дяди и племянника поистине можно было назвать эталонной.       К тому же, по странному стечению обстоятельств, они оба были единственными из всей семьи олимпийцев, чью голову покрывали чёрные волосы. Только у Ареса это были густые непослушные кудри, которые он зачёсывал назад, что вкупе с правильными мужественными чертами лица делало его похожим на актёра старого Голливуда. Только всё «портили» большие алые глаза с выразительными бровями и огромная мускулистая фигура, которые навевали мысли о том, что в сороковых-пятидесятых он мог сыграть разве что Спартака или очень спорного Дракулу.       — Дядя Аид! — басом прогремел Арес, встречая бога мёртвых на пороге своего дома. Он сам не смог скрыть улыбки и тепло поприветствовал племянника.       — Как дела, дядя?       — Скверно, — пожаловался Аид. — Сегодня я провёл на поверхности больше времени, чем за последние сто лет. Хочется растечься лужей. А у тебя?       — Шикарно. Купил новую машину! — как маленький мальчишка порадовался Арес и даже потёр ладони от нетерпения. — Хочешь, покажу? Это просто зверь!       — Не сочти за грубость, но я бы отказался.       — Понимаю. Тебе, конечно, больше по душе катафалк, чем спорткар.       Они встали в прохладном коридоре между широкой гостиной и комнатой с лестницей, ведущей в спальни наверх. Привычного шума, обыкновенно наполнявшего виллу, не наблюдалось, и Аид спросил:       — Твои парни дома?       — Нет. И Пан знает, где их носит. Разве ты не к Афродите?       Аид сощурился.       — Она мне уже всё рассказала, — ответил Арес на немой вопрос.       — Земля слухами полнится быстрее, чем здравым смыслом.       — Здравый смысл здесь в принципе отсутствует. — Арес махнул рукой в сторону гостиной. — Она в бассейне и в хорошем настроении. Можешь пытать.       Аид пытался не спрашивать себя, что можно делать в бассейне в такую жару и зачем.       Пройдя сквозь гостиную, Аид вышел в маленький коридор, который оканчивался арочной дверью — она и вела во внутренний двор с бассейном. В нём, расположенном прямо по центру двора, на гигантском надувном фламинго лежала Афродита. Правой рукой она обнимала шею резиновой птицы, а в левой покачивала треугольный бокал с напитком.       — Выпивка с утра приводит к алкоголизму, — без лишних приветствий начал Аид, подходя ближе.       — А ворчание с утра приводит к старческому маразму, — парировала богиня любви.       — О, не волнуйся. Я уже в той его стадии, которую люди не проходят, просто потому что умирают прежде, чем она настанет.       — Какой ты сложный, — картинно вздохнула Афродита и глотнула напиток из бокала. — Я просто люблю мартини. А отказывать себе в том, что любишь, категорически нельзя. К тому же, что может быть лучше мартини?       — Куннилингус! — закричал в форточку Арес, когда проходил мимо открытого окна. Аид поморгал, стараясь не выражать свои эмоции на лице. Афродита с улыбкой выдохнула.       — Наконец-то выучил правильный ответ.       Аид не стал это никак комментировать, только взял стоящий рядом с бассейном стул и придвинул его ближе к стене, где собралась густая тень. Сев, он посмотрел на разомлевшую от алкоголя, солнца и любви ко всему Афродиту.       — У меня есть к тебе один эгоистичный вопрос, — начал он.       — Сможет ли Персефона по-настоящему влюбиться в человеческом теле? — закончила она за него.       — Я слишком предсказуем, — хмыкнул Аид. Афродита пожала плечами.       — Нет, просто тысячелетия работы со смертными и бессмертными сердцами не проходят бесследно. Что я хочу сказать, — она выпила содержимое бокала до дна и блаженно улыбнулась от разлившейся по крови истомы. — Я тоже никогда не попадала в такую передрягу! Ты и Персефона — боги, и стрелы Эроса, что пронзили ваши сердца, по-прежнему там. Стрела в сердце Персефоны никуда не делась, а значит, её место не может занять другая. Но её дух приобрёл плоть, и вот эта самая плоть может принять новую стрелу. Какой будет результат — откровенно говоря, я не знаю.       — Зато я знаю, что можно сделать, чтобы это предотвратить, — строго сказал Аид. — Приказать Эросу держаться подальше от Персефоны со своим колчаном зла.       — Это не так работает, — сказала Афродита и поймала на себе испепеляющий взгляд серых глаз. — Частично. Эрос, конечно, любит попроказничать и устраивать неудобные влюблённости, но если в дело вступает судьба, которой не избежать, то у него не остаётся другого выбора, кроме как натянуть тетиву.       — И что ты предлагаешь мне делать? Нервно сидеть на троне в надежде, что Персефону это не коснётся?       — Расслабиться, — ответила богиня любви, подставляя лицо и руки палящему солнцу. — Никакая судьба ей не угрожает, потому что она уже её нашла в твоём раздражённом лице, бедняжка. Я вообще подозреваю, что она и в человеческом теле любит тебя, только сама ещё этого понять не может, потому что никогда тебя не видела. Точнее, не помнит, что видела.       Афродита сунула ногу в воду и попыталась подплыть к краю бассейна. Когда ей это удалось, она взяла с мраморной плиты бутылку мартини и наполнила бокал.       — Ты в этом уверена? — с сомнением спросил Аид.       — Я же говорю, что не могу быть уверенной в этой ситуации. Но я почти уверена, — ответила она и подмигнула.       Аид выдохнул и откинулся на спинку стула. Опустил веки, чтобы назойливый солнечный свет не резал глаза.       — Вот уже двадцать лет меня не покидает стойкое ощущение, что я попал в какой-то сюрреалистичный рассказ. За эти тысячелетия много всякого бреда происходило, но вот эта ситуация с изъятием души просто выбивает из меня все моральные силы.       — Тоже мне, бред, — Афродита даже захохотала. — Твой отец отрезал член твоему деду, тот упал в море, и из этого мракобесия родилась я. Да я само воплощение сюра!       — Это другое, — покачал головой Аид. — Отсутствие Персефоны словно отрицает наличие всех счастливых дней, что мы провели вместе. Это пугает. Даже меня.       — Послушай. Всё, что можно сделать со своей стороны, я сделаю — торжественно клянусь. Прослежу за шалостями Эроса, не стану благословлять мужчин, которые влюбятся в неё. Но ты тоже дай ей шанс подышать свежим воздухом вне этого ядовитого котла мира богов. Пусть живёт, радуется, хохочет. А когда настанет день и её человеческая жизнь оборвётся, она с распростёртыми объятиями кинется тебе на шею и зацелует до смерти.       — Забавно, что Деметра вчера говорила то же самое, — усмехнулся Аид.       — Потому что мы, женщины, более чуткие, чем вы. — Афродита глотнула напиток и запоздало удивилась. — Ты разговаривал с Деметрой?!       — А, мимолётно, — отмахнулся он, вставая и направляясь к двери. — Я всего-то сообщил ей о том, где находится Персефона.       — Это уже шаг навстречу.       — Я бы не стал называть это так. И не говори Зевсу, иначе всю землю зальёт дождями из-за его чувства самолюбия.       Аид уже собирался уйти, но задержался, когда положил ладонь на горячую дверную ручку. Он повернулся к сияющей в солнечном свете Афродите.       — Спасибо тебе. Мне стало немного легче.       Она ничего не добавила, лишь улыбнулась и помахала ему рукой.       Он с облегчением вошёл в прохладный дом, благословляя всех мертвецов, что были причастны к созданию кондиционеров, на комфортное существование в его царстве. В гостиной очень вовремя образовался тот самый шум, который всегда воспроизводили двое старших сыновей Афродиты и Ареса.       — Дядя Аид! — такими же бархатными басами, как у Ареса, встретили его близнецы Фобос и Деймос. Он не был против того, чтобы они называли его дядей, хотя технически он был их двоюродным дедушкой. Но дядей в такой ситуации всегда быть приятнее.       Оба брата не только жутко походили друг на друга, но и на отца — высокие, с широченными плечами и далеко не скромными мускулами, только чёрные волосы обоих братьев были уложены по-разному: Деймос любил носить современную причёску с выбритыми висками и стянутым на затылке пучком, Фобос же уютно себя чувствовал с коротко стрижеными волосами, зато бриться не любил и часто ходил с недельной щетиной.       Братья попытались крепко обнять «дядю», но Аид вовремя сгруппировался, предотвращая слишком интимный контакт, потому что оба силача могли сдавить в своих объятиях так, что захрустит то, что хрустеть не должно.       — Как дела? Чего делаешь на Кипре? Папа показал его новую тачку? — наперебой спрашивали близнецы, не удосуживаясь подождать, пока Аид ответит хоть на один вопрос. Он постарался сказать что-то короткое и дежурное, но быстро сумел-таки свернуть тему разговора в нужное ему русло.       — Ребята, мне потребуется от вас небольшая услуга.       — Всё что угодно!       — А что надо сделать?       Аид положил руки на плечи обоим братьям и хитро улыбнулся.       — Скажите мне, кто самый крутой воин на свете?       — Папка.       — Да, наш батя.       Аид застыл. Он рассчитывал на другую реакцию, но видимо, недооценивал степень уважения братьев к своему отцу. Царь мёртвых думал, что Фобос и Деймос начнут наперебой доказывать, что каждый из них лучший, и тогда он предложит им обоим взяться за выполнение задания, которое хотел им предложить, но всё приняло неожиданный оборот, из которого придётся выкручиваться.       — Ну, конечно же, ваш папа самый крутой воин! — с понимающим видом ответил Аид. — А кто после него?       — Ты, что ли? — неуверенно спросил Деймос. Фобос заинтересованно почесал щетину на подбородке.       — Комплимент мне льстит, но у меня есть сомнения по этому поводу, — сдержанно сказал Аид. — Я вообще намекаю на вас, дурни.       — Да не-е, Фобос круче, чем я, — к удивлению царя мёртвых заявил Деймос, на что его брат замахал руками.       — Не неси ерунду, ты круче! Знаешь, что он на прошлой неделе…       — Я! — повысил голос Аид, выставляя руки вперёд, и продолжил вкрадчиво: — Я хочу, чтобы вы защитили кое-кого важного для меня.       Близнецы умолкли и наконец слушали его внимательно, не шевелясь и даже не дыша.       — Я нашёл Персефону. — Братья открыли было рот, но Аид прервал их резким жестом руки. — Есть вероятность того, что кто-то хочет наслать на неё неприятности. Я буду премного благодарен вам обоим, если вы постараетесь проследить, чтобы ничего плохого с ней не произошло, пока она не вернётся в мир богов.       — Даём слово!       — Слово чести воина!       Заметив за их спинами появившегося Ареса, Аид со снисходительной улыбкой отпустил близнецов от себя — разговор был окончен. Через несколько мгновений из внутреннего двора донеслись крики Афродиты, гогот парней и плеск воды — такой, будто в бассейн уронили два огромных титановых шара.       — Они никогда не взрослеют, — философски изрёк Арес.       — Оба пошли в отца, — усмехнулся Аид. Божественный племянник лишь пожал плечами.       — Уже уходишь? Оставайся на ужин — Дита зачарует нам какого-нибудь модного повара, и он ради неё сварганит нам столько необычной еды, что пузо лопнет.       — Лопнувшее пузо не входило в мои мрачные планы на сегодня, — отказался Аид. — К тому же, я бы хотел наконец-то спуститься вниз, домой, а мне ещё надо зайти к Гекате. Поэтому встреча с модными поварами — без меня.       — Приезжай хотя бы в гости на выходных, — предложил Арес, когда Аид стоял уже на пороге дома, и чуть более неуверенно добавил: — Сыграем пару раундов в «Mortal Kombat».       — Пары раундов тебе никогда не хватало, — с сомнением сказал Аид. Арес подумал и добавил:       — Пару десятков.       Бог мёртвых не стал ничего обещать, но тепло распрощался с племянником. Усталость, накопившаяся за этот длинный и насыщенный день, уже давила на плечи, и ему хотелось поскорее оказаться дома — в прохладе, тишине и спасительной темноте. Тем не менее, он хотел ещё раз переговорить с Гекатой, чтобы прояснить несколько моментов. В конце концов, он обещал её наказать за непослушание, даром что сам наказания до сих пор не придумал.       Когда же к закату Аид вернулся в Ларнаку, желание разговаривать хоть с кем-либо и вовсе пропало. Слова Афродиты немного его успокоили, и ожидание возвращения Персефоны домой уже не казалось таким безнадёжным. Человеческая жизнь была столь хрупкой, что редко длилась дольше века — в сравнении со временем, что они уже прожили, этот период можно было расценить как очень неприятный год, полный одиночества.       На полпути к дому Гекаты Аид понял, что не желает никаких разговоров сегодня. Он собирался уже спуститься в Подземный мир, но решил задержаться буквально на пару минут, чтобы посмотреть на закат. Наступление ночи всегда действовало на него зачаровывающе — человеческий мир в сумерках напоминал ему дом и уже не выглядел таким чрезмерно шумным и неуютным.       Он спустился к пляжу Финикудес, на котором практически не было людей. Лишь вдалеке темноволосая девушка, наклонившись, что-то искала в своей сумке, а справа от него пара молодых родителей с ребёнком собирали вещи. Ребёнок орал. Аид закатил глаза и свернул чуть влево, подальше от шума.       Сев на шезлонг, он медленно выдохнул. По тёмно-синим волнам растекалась медь — отражение облаков, окрашенных лучами заходящего солнца. Ветра не было, и морская вода лениво лизала серо-жёлтый песок. Картина до безумства красивая, умиротворяющая и усыпляющая, так что Аид пожалел, что не любуется ею вместе со своей женой.       Идиллию нарушал лишь крик никак не успокаивавшегося ребёнка, да голос какой-то девушки, которая то ли звала кого-то, то ли извинялась за что-то. Когда же настойчивое «извините» раздалось прямо над ним, Аид напрягся и повернулся к девушке.       И обомлел, широко открывая серо-стальные глаза.       — Извините, вы не могли бы меня сфотографировать?