Превыше плоти

      Геката обожала шумные празднества. Исступлённые танцы под дикий ритм быстрой и шумной музыки с криками и вздохами пьяных людей — это то, что отвечало её внутренним порывам к тёмным желаниям. Но увы, в новом мире подобные ритуалы слишком преобразились, чтобы она могла получать от них удовольствие: современная музыка для танцев её утомляла, в ней не было страсти, а если исполнитель на неё претендовал, то вся претензия выливалась лишь в оголённую пошлость. Танцы и вовсе потеряли всякое очарование, преобразившись в бессмысленные хаотичные движения, последовательность которых не удовлетворяла ни один существующий ритуал.       Гермес любил с ней спорить на эту тему, постоянно повторял, что и современная музыка, и танцы лишь обновлённая версия тех, что были в старые времена, просто человечество потеряло связь с богами и в этом хаосе громких ритмов и невнятных движений пытается их найти. Геката не была согласна, и это становилось предметом частых споров между ними.       Иными словами, модная музыка была причиной, по которой Кат ненавидела ходить в клубы и бары в двадцать первом веке.       Когда она получила сообщение от Кики о том, что та нуждается в её ведьмовском искусстве из-за каких-то проблем, Геката вздохнула и, лениво водя пальцем по экрану телефона, спросила об их сути. И была благодарна Гее-матери-всего за то, что лежала пластом на своей кровати, когда узнала, что Кики показалось, будто Кору опоили приворотным зельем.       Для глупой человеческой девчонки, которая многих слов правильно произнести не могла, она была порой пугающе сообразительной.       Путём сложных манипуляций через сообщения и оборванные звонки с Корой, Кат и Кики выяснили, что их несчастная подруга, на которую на зависть всем богам неожиданно свалилась бесконечная любовь, находится вместе с ошалевшим Костасом где-то на юге города, едва ли не за его чертой, возле Солёного озерав каком-то шумном клубе-баре. Кат нервно вздохнула, когда поняла, куда надо ехать, но крепко сжав зубы, направилась туда вместе с неустанно щебетавшей от волнения Кики.       Стоило им войти в бар, как на них тут же свалились тонны танцевальной музыки, окружили мелькающие в непонятных движениях тела, от которых исходили разнообразные запахи: от одних пахло пивом или вином, от других аж абсентом, кто-то просто вспотел, а кто-то переборщил с дозой вечернего парфюма, который в жаре и кислом насыщенном воздухе превратился в газовую атаку. Кат еле сдерживалась, чтобы не зажать нос и посмотрела на Кики: та вообще мало чего стеснялась, поэтому нос зажала.       Всей этой ужасающей картины было достаточно для Гекаты, чтобы сделать выводы: если Кора направилась сюда, она явно была не в себе. Подруга любила повеселиться, но обычно предпочитала уютное веселье в окружении знакомых ей лиц, с которыми было комфортно. Поход в подобное место было случаем из ряда вон выходящим, к тому же с кем — с самим Костасом, который, как Геката знала, получил от Коры от ворот поворот совсем недавно. Такое резкое изменение отношения к бедному смертному нельзя было объяснить иначе, как вмешательством потусторонних сил.       Доступ к приворотным зельям мог быть только либо у неё как у богини колдовства, либо у Афродиты и её свиты, состоящей из её же детей-эротов. Так как сама Геката с приворотами не имела дела уже долгие годы, обвиняемой стороной могла быть только богиня любви. Но прежде чем направиться к Киприде и узнать, что за вакханалию она здесь устроила, Геката решила сначала взглянуть на Кору, чтобы убедиться в своих доводах.       Кора и Костас сидели за небольшим круглым столиком. Он активно жестикулировал в попытках красочно рассказать какую-то забавную историю, но кажется, никакие старания не требовались — Кора смеялась от души. Заметив приближающихся Кат и Кики, Костас помахал им рукой, приглашая за столик.       — А вот и мы, — с натянутой улыбкой сказала Кики вместо приветствия и украдкой посмотрела на Кору. — Что делаете?       — Мы только присели отдохнуть — оказывается, Костас невероятно зажигательно танцует! — ответила Кора, мечтательно глядя на своего гордого ухажёра.       — Да ну? — недоверчиво спросила Кики, изогнув бровь, и повернулась к парню. — Танцевальный кружок посещаешь, видать?       В пьяном состоянии Костас не оценил юмора и немного насупился.       — Да нет, я… просто танцую так, как велит мне моё сердце. Вот!       Кора тут же восторженно вздохнула. Кики с ужасом обменялась взглядами с Кат.       — И откуда в тебе столько пафоса, — задала Кат вопрос, ответа на который не ждала. Быстро глянув на стол, она добавила: — Что пьёте, узо?       Костас в ответ буркнул невнятное «угу», а Кора поспешила предложить угостить девушек напитком, чтоб не сидели как неприкаянные. В узкие рюмки со льдом полилась прозрачная жидкость, тут же приобретая молочный оттенок. Кат без вопросов залпом выпила свой шот. Когда пряная свежесть аниса обожгла горло и растворилась где-то внутри, Кат повернулась к Коре и взяла её лицо за подбородок.       — Посмотри мне в глаза.       — Чт…       — Посмотри мне в глаза, — повторила Кат и поблагодарила всех титанов за то, что заклинание принуждения действовало в первую очередь на смертное тело, а не на дух, иначе этот фокус не сработал бы с Персефоной, заключённой в человеческую плоть.       Глаза Коры расширились и стали будто стеклянными, пока Геката внимательно в них смотрела. Где-то на фоне звучали невнятные возмущения Костаса, и Кат могла буквально почувствовать на себе испуганный взгляд ничего не понимающей Кики. Но богиня не прервала зрительный контакт, пока не убедилась — дух Коры был отравлен, и подобное отравление могло быть вызвано только приворотным зельем.       — Много ж ты сегодня выпила, — как бы невзначай заметила Кат в попытке завуалировать свои действия для двух смертных простым желанием проверить уровень трезвости своей подруги.       — На самом деле это всего лишь первая бутылка. Правда, Костас?       Мёдом, которым сочились слова Коры, можно было обмазывать всех присутствующих — так много его было в её словах.       — Но до этого мы съели по большому бургеру, — самодовольно ответил Костас, на что Кики страшно скривилась.       — Кошмар. Вы падаете в бездну, из которой нет возврата. Мне нужно заказать что-нибудь полезное.       — Максимально полезное, что здесь есть, — вода, — заметила Кора. Кики закусила губу, подумав немного, а потом психанула:       — Вот её и возьму.       Кат решила, что больше не выдержит этого циркового представления и сидеть здесь даже из вежливости или для прикрытия не имеет смысла. Она поспешно встала и подошла к Кики. Наклонившись, шепнула ей на ухо:       — Мне нужно выйти. Следи, чтобы эти двое не натворили дел.       — Ты в туалет? — прозаично спросила Кики. Кат тяжело вздохнула и сказала:       — Нет, но я, вероятнее всего, отлучусь надолго.       — Кат, стой! — не унималась Ангелики и схватила подругу за запястье. Бросив мимолётный взгляд на Кору, которая весело щебетала с Костасом, что краснел от смущения прямо на глазах, и убедившись, что они не обращают на их маленький разговор за спиной никакого внимания, спросила: — Так что это? Её правда приворожили? Это всё Костас?       — Я пока не могу тебе сказать. Честно говоря, не думаю, что поведение Коры — это вина Костаса.       — Тогда что это? Влияние ретроградного Меркурия какого-нибудь?       При упоминании римского имени Гермеса, своего бывшего возлюбленного, Геката скривилась и посмотрела на Кики так, будто та сморозила необъяснимую глупость. Но Кики неправильно поняла смысл её взгляда и изумилась:       — Что? У тебя тоже ретроградный Меркурий?       — Он у меня, кажется, по жизни, — со вздохом ответила Кат и положила руку на плечо Кики, уже уходя: — Рассчитываю на тебя.       Геката уверенно направилась в Пафос — на виллу Афродиты, думая, что без проблем найдёт там и Эроса, ведь в таких вещах спрос должен быть и с матери, и с сына. Но она нечаянно разминулась с крылатым богом, который был совсем неподалёку от того места, которое она покинула. ***       Эрос смотрел на Солёное озеро, чернеющее в темноте ларнакской ночи. Он очень любил родной Пафос, а к Ларнаке был достаточно безразличен. Но если ему и нравилось приезжать в этот город, то обычно с наступлением зимы: в холодный период на озеро прилетали зимовать фламинго, и зрелище роскошных розовых птиц, которые ярким рваным пятном украшали обыденный пейзаж, никогда не разочаровывало и не надоедало.       Но сейчас стоял июль, жара сочилась сквозь пласты густого воздуха даже ночью, и в средиземноморской темноте улавливались лишь мерцающие огни города. К тому же, он нервничал и наслаждаться какой бы то ни было красотой был неспособен.       Внезапно за его спиной раздалось шарканье сандалий о землю, и он резко повернулся. Женщина, что шантажировала его, явилась в условленный час, но одна. И от неё снова шёл сильный запах мяты.       — Где Психея? — без лишних вступлений спросил Эрос. Он положил руки на пояс, пытаясь придать себе грозный вид — так всегда делали его воинственные братья Фобос и Деймос, и он думал, что сможет внушить страх похитительнице, но та выглядела равнодушной.       — Там же, где я её оставила, — бесцветным голосом ответила она. Женщина выглядела так, будто ситуация не вызывала у неё ничего, кроме скуки.       — И это почему? — нетерпеливо спросил Эрос. — Мы договаривались, что как только ты используешь приворотное зелье, то вернёшь её мне.       — Я передумала, — пожала плечами она.       — И в чём же причина? Неужели в том, что ты сволочь?       — О-о-о, — зелёные глаза похитительницы округлились в удивлении. — Дерзишь, пернатый? Это у тебя от мамы или от папы?       — Верни. Мне. Психею. Немедленно.       — Психея вернётся в твои сладенькие ручки, когда я буду убеждена, что действие зелья необратимо. Что сердце прекрасной Коры навеки прибито к трепещущему сердцу невинного Костаса. Ах, трагичные истории о бессмертной любви — моя большая слабость. Смотрел этот сериал, как он называется…       Пока она пыталась припомнить название неизвестного ему шедевра телевизионной драмы, Эрос подошёл ближе и посмотрел ей в глаза. Он пытался собрать вокруг себя самую пугающую ауру, на которую был способен. И хотя он не был богом-воином или хтоническим существом, но именно его ауры страшилось большинство духов и душ в этом мире, потому что на бессознательном уровне быть покорённым поглощающим чувством любви было страшнее всего.       Но похитительница не поддавалась. Никому и ничему.       Эрос поборол желание протянуть руки и придушить её на месте, ведь в этом было мало смысла: он не знал, где та держала Психею, он не знал, кто стоял за её спиной и какие последствия может принести её гибель. Он так много о ней не знал, что его это пугало. Он помнил каждую душу, которую замучил своими стрелами, но её — нет. Вероятно, она родилась до него и до него же исчезла — под такую категорию подходили только титаны, но она явно не была одной из них, Эрос прекрасно мог их отличить. Окружение вокруг неё и манера подачи себя кричала о том, что женщина была нимфой, но к ней была привязана такая сила, что она делала её слишком могущественной. Как такое могло быть?       Не в силах более искать ответы на вопросы, которые от него ускользали, Эрос лишь прошипел:       — Если с её головы упадёт хоть один волос, я лично перережу твою жизнь мечом Танатоса.       Похитительница молча смотрел на него, а потом резко щёлкнула пальцем, будто что-то вспомнила.       — Точно, «Зачарованные»! Там такая изумительная любовная история — ух, тебе бы понравилось. Жаль, что концовка у парочки бестолковая. Смотрел?       Эрос проигнорировал её интерес к его вкусам в киноискусстве, поэтому, бросив напоследок ещё один устрашающий взгляд (а на что ещё он был сейчас способен?), бог любви упорхнул по направлению к Пафосу.       На самом деле, ситуация была удручающая. Он рассчитывал на то, что эта супер-нимфа удовлетворится начальным действием зелья и вернёт его жену. Услуга за услугу, как и было оговорено. Но как выяснилось, не он один был здесь хитрецом.       Эрос принёс ей фальшивое приворотное зелье. Результат его воздействия проявлялся до комического уровня быстро, влюбляя жертву в желаемый объект чуть ли не мгновенно. Но его действие было обратимым, оно постепенно утихало, а если у жертвы уже была стрела в сердце, то при появлении избранного суженного зелье и вовсе прекращало работать. Эрос уже не помнил, на кой пан несколько веков назад ему понадобилась такая обманка, возможно, он вообще его сварил развлечения ради, руководствуясь принципом «в хозяйстве всё сгодится», но очевидно, не прогадал: и правда пригодилось. Однако, похитительница тоже оказалась очень непростой и понимала, что от олимпийцев только и стоит ждать подставы, поэтому решила проверить до конца, как зелье будет работать в длительном периоде времени.       И это было плохо. Эросу очень не хотелось использовать настоящее приворотное зелье на Персефоне. Во-первых, он считал это неправильным. Во-вторых, никто не смеет создавать новые любовные связи, помимо него и матери. В-третьих, его просто бесило, что кто-то заставляет его делать что-то.       В момент бессилия он подумал обратиться к Аиду и рассказать о шантаже, который был напрямую связан с царицей Подземного мира, но похитительница каждый раз умела покупать его молчание, и Эрос решил воспринимать это всё как глупую игру, которая рано или поздно закончится. Но с похищением Психеи всё приняло слишком серьёзный оборот, поэтому теперь он спешил домой в Пафос, чтобы поговорить ещё раз с матерью и, возможно, обсудить, насколько разумно будет доложить обо всём Аиду.       И в Пафосе его уже ждала Геката.       Он почуял её присутствие, ещё не переступив порог виллы. Пару мгновений Эрос поразмыслил, хорошо это или плохо, что она явилась к нему домой, но как бы то ни было, разворачиваться и убегать не было смысла, да и гордость не позволяла.       — Хайрэ, Эрос, — поприветствовала его богиня колдовства, как только он вошёл в просторную залу. На расположенных по периметру бархатных креслах и диванах как зрители расположились Афродита с Аресом и Фобос с Деймосом. Сёстры и братья-эроты отсутствовали, впрочем, они все вообще редко появлялись дома.       — Ты здесь словно по заказу, Геката, — криво улыбнулся Эрос, но не потому что не был рад её видеть, а потому что на иное не был способен в своём состоянии. — По какому делу ты к нам?       — Думаю, догадаться для тебя не составит труда, дорогой мой сын, — елейным голосом вмешалась Афродита и внимательно посмотрела на крылатого бога. — Шантажистка ведь так и не оставила тебя в покое, верно?       Эрос вздохнул и посмотрел на отца, затем на братьев. Их лица изображали любопытство в крайней степени.       — Но мы с тобой так и не догадались, кто она, — возразил наконец Эрос.       — Вообще-то не выразить словами, как я подавлен происходящим, — вставил своё слово Арес. Его редко можно было заставить за рассуждениями и выражением своих чувств, обычно он сразу переходил к делу без лишних прелюдий, так что его желание высказаться говорило о том, как он огорчён. — Тебя кто-то преследует, угрожает тебе, затем похищает твою жену, а ты ни слова не говоришь ни мне, ни даже своим братьям. Зачем вообще нужны воины, если не для защиты?       — Отец, мне неведомо, кто она такая. От неё исходит могущественная сила, и её источник мне непонятен. Откуда мне знать, к каким последствиям может привести нападение на неё? Может, даже к фатальным!       — Фатальные последствия! — воскликнул Арес и развёл руки в стороны. — Мои любимые. В них-то я профессионал.       — Как бы то ни было, но отец прав, Эрос, — строго по-матерински сказала Афродита. — Ты должен был рассказать нам все детали с самого начала, а там бы мы придумали, как нападать и защищаться.       — Об этом я и говорю, — согласился Арес.       — Значит, ты дал этой женщине приворотное зелье? — спросила Геката. Она выглядела расслабленной, но сложенные на груди руки говорили о том, что внутренне богиня была начеку.       — Это, эм-м, неправильное приворотное зелье.       — Как так?       — Действует очень быстро и со временем испаряется, не оставляя следов своего воздействия.       Геката удивлённо приподняла брови.       — Не благодарите, — горделиво ответил на её жест Эрос. — Я старался, как мог.       — Но Психею она, как я понимаю, не вернула, раз ты пришёл в одиночестве?       — К сожалению. Поэтому я и здесь. Возможно, настал момент, когда нужно о ней рассказать Аиду.       — Расскажи для начала мне. — Геката подошла ближе к Эросу и посмотрела прямо на него. — Как она выглядит?       — Рост средний, глаза зелёные, волосы светлые. Из необычного — от неё постоянно пахнет мятой.       Геката дёрнулась и испуганно посмотрела на него.       — Мятой?       — Да. А что?       Эрос с вопросительным выражением лица обернулся к матери, которая смотрела на него с таким же ужасом, что и титанида.       — Быть того не может… — прошептала Афродита. — Но как?       — Это и стоит выяснить, — ответила ей шокированная Геката. — Думаю, сейчас и правда подходящий момент, чтобы рассказать Аиду. Спасибо, Эрос, но в следующий раз, пожалуйста, будь добр и говори обо всём сразу. Чтобы не доводить до подобного. Геката уже призвала свой глиф, чтобы сойти в Подземный мир, как Эрос успел схватить её за руку.       — Стой, Геката. Что бы он ни сделал, нельзя навредить Психее.       — Поверь мне, — ответила Геката, вставая в центр глифа, — хуже, чем есть, уже не будет.       И исчезла, оставляя олимпийскую семью в смешанных чувствах. ***       После многочасовой очереди из душ умерших, без перерыва прибывающих с земли, Аид немного утомился. Он без сомнения любил свою работу, находил в ней смысл и пользу, но в отдыхе никогда себе не отказывал, верно полагая, что всё делается ладно, только если у тебя достаточно сил.       Оставив незначительные поручения своим судьям, Аид решил снова прогуляться в саду. В прошлый раз прогулка навеяла ему много приятных воспоминаний — о первой встрече с Персефоной на Олимпе, о первых днях в качестве супругов и о её восшествии на трон Подземного мира. Были и не очень радужные моменты, вроде гибели Минты, но они их сплотили, доказав крепость их чувств. И подчиняясь ностальгическому порыву, дарившему уют, бог мёртвых захотел повторить этот опыт.       Он вновь проходил мимо растений, расцветших здесь только благодаря заботливой руке трудолюбивой Персефоны: томные каллы, хризантемы с остроконечными лепестками, огненные гвоздики. Аромат стоял такой, будто где-то горел цветочный огонь — очень хтонический запах, Аид любил его и уже не мог представить Подземный мир без него. Всё это дополняла и мята, растущая рядами вдоль разноцветных кустов, напоминавшая о древних погребальных ритуалах.       Проходя мимо очередной охапки гвоздик, Аид обнаружил, что в одном месте мята не росла. Голые комья земли зияли дырой, вызывая вопросы в голове царя мёртвых.       Он повертел головой в поисках Аскалафа. Тот, хвала мойрам, блуждал неподалёку, бесконечно собирая опавшие листья и лепестки.       — Аскалаф, — позвал его Аид и махнул рукой, чтобы тот подошёл ближе.       Садовник оказался на удивление расторопным и через несколько мгновений предстал перед царём, широко улыбаясь.       — Ты, безусловно, прекрасно справляешься со своей работой.       — Безмерно благодарен за похвалу.       — Но я был бы рад, если бы ты всё-таки уведомлял меня о тех изменениях, которые проводишь в моём саду.       — О чём ты, мой царь?       Аид указал ему на обнажённый кусок земли.       — Куда ты пересадил эту мяту? Она особенная, здесь её оставила Персефона.       Аскалаф посмотрел вниз, и его глаза расширились от ужаса. Он засуетился, очевидно, неспособный набраться храбрости, чтобы озвучить Аиду пугающие его мысли.       — Аскалаф? — нетерпеливо спросил его бог мёртвых, и тот завертел головой.       — Я-я забыл… То есть, я не трогал её. Её там давно нет. Я думал, это царица… Но я забыл, что когда царица ушла в мир живых, мяты уже не было. Я думал, это она…       Серые глаза Аида загорелись сталью.       Мяты не было, когда Персефона покинула Подземный мир. Иными словами, она исчезла вместе с ней. Освободился её дух вместе с духом царицы мёртвых. Потому что её магия больше не действовала.       Вспоминая все недавние события, Аиду легко было сложить два и два, чтобы понять, что происходит. Он застонал от осознания, а Аскалаф посерел как камень.       — Прости меня, мой царь. Я… Ох, мне нет прощения.       За ними послышался шум, и в поднявшемся чёрном тумане явилась фигура — из мира живых в царство мёртвых спускалась Геката. Беспокойство на её лице могло говорить о чём угодно, но Аид почему-то был уверен, что титанида идёт к нему с той же новостью, которую он сам только что выяснил.       — Аид, кажется, я знаю, кто во всём замешан.       — Я тоже, Геката. И это Минта.