Превыше плоти

      Настойчивый звонок в дверь всё никак не прекращался, и Деспина тяжело вздохнула. С утра без конца звонил телефон, который она упорно не хотела брать и даже смотреть, кто пытался выйти на связь, теперь это. После случившегося она хотела побыть наедине и подумать, что делать дальше, но Мойры, видимо, не приготовили ей покой.       Подойдя, наконец, ко входной двери, она увидела в глазок, что на пороге стояла Кики. Подруга Коры выглядела растерянной и взлохмаченной, впрочем, Деспина прекрасно понимала, почему.       — Тётя мама Коры! — воскликнула Ангелики, когда хозяйка наконец открыла дверь. Деспина устало прикрыла глаза. По какой-то причине Кики не называла её «тётя Деспина», а именно так — «тётя мама Коры», и бывшая нимфа не знала, как к этому относиться. — Здравствуйте! Извините, что потревожила, но я всё утро пытаюсь дозвониться до Коры, а она не берёт трубку. Вчера она ушла из бара с одним женат… э-э, с одним мужчиной, и я боюсь, как бы чего плохого не случилось.       Деспина несколько раз недоумённо моргнула. Таких обстоятельств она не знала. Получается, её убил какой-то смертный? Или это был не смертный? Или этот человек, кем бы он ни был, вовсе не убивал её «дочь»?       — С Корой… всё хорошо. Она спит. Видно, перебрала немного.       Деспина говорила монотонно, потому что придумывала ложь на ходу: она не предвидела, что ей придётся оправдываться об отсутствии Коры в мире живых с самого утра. Но судя по всему, Кики было достаточно и этого — девушка облегчённо вздохнула, и её плечи опустились, будто с них разом сняли напряжение.       — Я рада. Ну, то есть я не рада, если ей плохо, пускай выздоравливает. Передадите ей, чтобы позвонила мне, как проснётся?       — Несомненно, — кивнула Деспина и наконец распрощалась с настойчивой смертной.       Закрыв дверь, бывшая нимфа тяжело выдохнула. Усталый взгляд поймал в углу не замеченную ранее каплю крови, и Деспина ринулась в ванную за тряпкой, быстро намочила её и принялась стирать пятно, но тут же остановилась. Какая уже разница, ведь она сама скоро исчезнет из этого дома на уютной улочке Пьяле Паса напротив морского берега. Как исчезла и другая его обитательница.       Деспина корила себя за то, что не следила за дочерью так, как требовалось. Она не выполнила требование Геры, царицы всех богов, и теперь Коры больше нет.       Кора снова стала Персефоной. ***       Богиня медленно открыла глаза, но ничего не увидела перед собой. «Это странно», — подумала она, но затем поняла, что просто небо над ней было беззвёздным. А таким оно было только в её родном царстве.       Персефона охнула. Она наконец-то вернулась домой.       Поднявшись, она посмотрела вокруг в поисках источника света. Вдали раздавался шум толпы и скромно пробивавшийся сквозь человеческие голоса плеск воды. Богиня проследовала к этим звукам, босые стопы шли по сухим серым травинкам. Их касания по её прохладной коже были как шёлк, а мягкость земли была такой нежной, что хотелось заплакать. Она была дома, и скоро увидит своего мужа.       Перед глазами мелькали сцены из её человеческой жизни. Воспоминания о Деспине, Кики и даже Костасе больно сдавили грудь. Она покинула смертный мир, и теперь они будут скорбеть, но зато её муж и родная мать смогут наконец заключить её в своих объятиях, сбрасывая мрак со своих плеч. Она шла к реке, подогреваемая радостью возвращения, и шаги её всё сильнее сминали траву.       Приблизившись к свету, Персефона увидела ту самую толпу, что шумела вдали. Это были голоса сотен умерших душ, ожидавших своего часа у берега реки Стикс. Персефона охнула: раз она умерла, то должна была переправиться на другой берег с помощью Харона, а для этого ей придётся дождаться своей очереди. И количество тех, кто стоял впереди неё, пугало.       Однако всё оказалось куда проще. Души, завидев её, кланялись в почтении и расступались перед ней. У Персефоны защемило сердце, и она благодарно кивнула, проходя вперёд. Шум голосов сменился на благоговейный шёпот.       Воды Стикса шумели теперь совершенно отчётливо, когда Персефона подошла к берегу. На мокром песке стоял Харон в старом рубище — он всегда выглядел как древний старик, и богиня не знала, был ли он когда-нибудь юношей, или же волей стихий явился на свет таким, каким и был сейчас. Он устало опирался на весло, но на его вечно хмуром лице можно было различить что-то вроде подобия улыбки.       — Приветствую, благоуханная царица Персефона.       Он наклонил голову в знак почтения, и богиня улыбнулась. В уголках её глаз блеснула влага, а по всему её существу разлилось осязаемое тепло — она была почти дома.       Персефона сделала шаг вперёд, но вспомнила кое-что и с сомнением посмотрела на перевозчика.       — Прости, Харон, но у меня нет монеты для тебя.       — Что ты, царица, — махнул рукой Харон, — вернуть тебя к трону — честь для меня, а не услуга.       Богиня с трепетом опустилась на перекладину в дряхлой лодке. Только сейчас она вспомнила, что сегодня было первое сентября — время, когда она всегда возвращалась в Подземный мир.       Воды Стикса были чёрными и совсем непрозрачными, что таили в себе их глубины — было секретом даже для обитателей царства Аида. Возможно, там ничего и не было, и вода мёртвой реки не служила пристанищем никаким чудищам.       Пепельно-серый туман скрыл за собой берег, который они покинули, и теперь вокруг стояла только мрачная дымка, сквозь которую пробивался тусклый свет. Ничего не было видно, даже противоположного берега, но Харон уверенно грёб и даже не суетился.       — Как ты распознаёшь дорогу?       — Я, моя царица, уже миллионы раз справлялся туда и обратно. Я могу пересечь эту реку с закрытыми глазами.       Персефона мягко улыбнулась. Конечно, как и любой мастер своего дела, не единожды выполнявший свою работу, он знал все шаги наизусть.       — Как здесь дела без меня?       — Худо, моя царица, — пожал плечами Харон, не переставая грести. — Царь был совсем плох без вас. Но обещание того, что вы однажды вернётесь, придавало ему сил.       Улыбка начала расцветать на лице Персефоны, но внезапно она помрачнела, будто что-то вспомнила. Из глаз потекли слёзы, но она быстро их смахнула.       — Не стыдись своих слёз, царица. Ведь это слёзы радости.       Как бы она хотела с ним согласиться. Но то были слёзы сожаления.       Но от мрачных мыслей её отвлёк возрастающий шум, так похожий на гомон душ с Елисейских полей. Она обернулась и увидела, что лодка приближалась к противоположному берегу. Туман постепенно рассеивался, и фигуры тех, кто ожидал её на берегу, постепенно приобретали очертания. Сердце затрепетало, и Персефона опустила руки на борт лодки, вглядываясь в силуэты, которые становились всё отчётливее. Мужская и женская фигуры стояли рядом друг с другом и застыли в ожидании.       Наконец, они приблизились достаточно, чтобы сквозь едкий туман разглядеть тех, кто ожидал её прибытия.       На берегу стоял Аид. А рядом с ним — Деметра.       Персефона прикрыла рот рукой, чтобы не заплакать, но слёзы предательски заструились по её щекам. Муж и мать ждали её вместе, более того — Деметра спустилась в Царство мёртвых, чего вообще никогда не случалось. Если все страдания, через которые они прошли, в итоге привели её сюда, то они того стоили.       Не успел Харон причалить, как Персефона выскочила из лодки и бросилась навстречу Аиду и Деметре. Оба протянули ей свои руки, и она заключила в свои объятия сразу двоих. Всхлипы богини становились всё громче, и она почувствовала тёплую руку матери на своих волосах.       — Тише, дитя моё, — мягким голосом проговорила Деметра — тем самым, которым она когда-то пела ей колыбельные. — Ты дома. Ты вернулась к нам.       Деметра никогда не воспринимала Царство мёртвых как дом своей дочери. Она усиленно сопротивлялась этой мысли, постоянно стараясь напомнить ей, что её настоящий дом — Олимп. Но сейчас всё было иначе.       Персефона подняла голову и наконец посмотрел на мужа. Взгляд Аида был нежным, но во всём его существе чувствовалась тревога. Прежде чем Персефона успела спросить, что происходит, он взял её ладони в свои руки и поцеловал каждую.       — Как я ждал эту минуту.       В голове Персефоны промелькнули воспоминания из недавней человеческой жизни. О том, как она встретила Аида на пляже Финикудес, и о других их встречах. О том, как он представился ей Йоргосом, и это на самом деле было забавно. Она улыбнулась, но затем снова вспомнила…       — Ах, Аид, — сказала она, вновь помрачнев.       — Я ждал эту минуту, — продолжил Аид, не отпуская её ладони, — представляя, как обниму тебя и мы устроим праздник в честь твоего возвращения. Такой великий пир, который души никогда не смогут забыть. Которого никогда не было в Царстве мёртвых. Но увы, моя дорогая Персефона, сейчас у нас нет времени на это. Пусть радость от твоего возвращения и способна погасить любую тревогу, но есть кое-что, что мы должны сделать.       Персефона с волнением повернулась к матери.       — Что случилось?       — Минта, — ответила Деметра и вздохнула. — Было бы глупо думать, что «вернув» тебя к нам таким образом, она сделает подобный подарок бесплатно.       Втроём они проследовали к саду у Елисейских полей. По дороге Персефона осмотрелась на растущие растения, и в груди у неё потеплело — в её отсутствие Аскалаф хорошо приглядывал за цветами и кустарниками, и Царство мёртвых не превратилось в то унылое место, которым оно было до её прибытия сюда многие тысячи лет назад.       Но в центре сада творилось нечто невообразимое. Персефона с горечью догадалась — то место, куда она пересадила Минту-мяту после того, как растоптала её, превратилось в огромную расщелину. Дыра в земле росла каждый миг, и из отверстия рвались клубы пыльного дыма и раздавались жуткие крики заключённых титанов, сидящих в Тартаре. И если бы не Геката, сдерживавшая поток энергии своими руками, они бы все вырвались наружу, и тогда не только Подземный мир, но и весь Олимп могли бы превратиться в кровавую бойню.       Персефона посмотрела на богиню колдовства. Геката. Экатерини. Кат. Титанида, почувствовав прибытие старших богов, обернулась и, насколько ей позволяли силы, улыбнулась.       — Хайрэ, моя царица.       Персефона подбежала поближе к подруге, и если бы не обстановка, она бы бесцеремонно сжала бы её в своих объятиях, но сфокусироваться пришлось на другом. Геката, напрягаясь, сдерживала вырывавшихся титанов своей силой, накрыв щель в земле магическим куполом. Татуировки на её теле горели синим пламенем, и казалось, что они раскалились до предела, и титанида вот-вот загорится сама. Но она держалась, хотя было видно, что действие давалось ей с большим трудом.       — Что происходит?       — Твои перемещения между мирами высвобождают много энергии, и там, где задействована твоя сила, происходит что-то вроде вот этого. Когда ты была перемещена в тело смертной женщины для дальнейшего рождения, то твоя магия перестала работать, и Минта высвободилась, превратившись обратно в нимфу, но провалившись в образовавшуюся щель в земле, где росла посаженная тобой мята. А теперь, когда ты «умерла», эта дыра мгновенно увеличилась и продолжает расти. Правда, я не совсем понимаю, почему.       — Сколько ты продержишься?       Геката нахмурилась.       — Сложно сказать. Всё зависит от того, насколько они будут настойчивы в своём желании вырваться.       Персефона посмотрела в направлении взгляда Гекаты. Из расщелины торчало множество огромных рук, которые пытались прорвать магический купол, попытки сопровождались громкими проклятиями и обещаниями расправиться с олимпийцами, разорвав их сущности на тысячи кусков.       Персефона обернулась к мужу и матери, Аид стоял мрачнее тучи.       — Что мы можем сейчас сделать? Как закрыть Тартар?       Аид тяжело вздохнул.       — Тартар можно закрыть, только отправив туда бога или титана. Заключённая внутрь сила «замкнёт» пространство.       Персефона удивлённо вскинула брови и посмотрела на Деметру. Та лишь пожала плечами.       — Это почти то же самое, что кинуть кость в пасть голодного пса. Он угомонится, только получив то, что его накормит.       — Но ведь они хотят вырваться наружу, — возразила Персефона, — разве они успокоятся, если к ним просто кто-то присоединится?       — Дело в том, что Тартар — необычный мир, — покачал головой Аид. — Люди содрогаются от мысли о Царстве мёртвых, но если есть что-то страшнее и непонятнее, то это Тартар. Ибо это мир как кладбище бессмертных. И если при переходах из одного мира в другой обычно ничего не происходит, то при переходе в Тартар олимпиец или титан отдаёт много своей силы ненасытному Тартару, чтобы туда попасть. Поэтому если сейчас кто-то вступит туда… то сила титанов будет подавлена, но и врата закроются за его спиной.       Персефона вновь глянула на растущую дыру. Края уже подбирались к стопам Гекаты, и та сделала пару шагов назад. Крики титанов были такими жуткими, что если бы смертные услышали их при жизни, они бы спутали это место с христианским адом. К горлу подступил комок, и Персефона сжала губы. Она была виной всему происходящему. Она должна была отправиться в Тартар.       — Аид, — позвала она бога мёртвых, осторожно касаясь его руки. — Я должна кое-что сказать…       Её прервал резкий электрический свет. Но источник этого света был природным, а не искусственным — с Олимпа в Подземный мир на своей роскошной колеснице из золота спустился сам Зевс, блистая молниями и гремя стрелами. Пожалуй, история Греции не знала таких событий никогда.       — Лучезарный Зевс, — провозгласил Гермес, всюду сопровождавший отца, — почтил Царство мёртвых своим благостным визитом.       — Что тебе нужно? — недовольно спросил Аид, развернувшись к брату. Он сомкнул руки на груди, давая понять Громовержцу, что к диалогу бог мёртвых открыт не был.       — В мир вот-вот вырвутся жуткие твари, жаждущие нашей золотой крови, а ты спрашиваешь, почему Зевс Громовержец, отец всех людей, явился к тебе? — Зевс был искренне удивлён. — Я понимаю твоё неприятие по отношению ко мне, но сейчас та минута, когда мы должны отринуть любую вражду и объединиться.       — Надеюсь, ты не догадался позвать сюда и Посейдона? — поинтересовался Аид. Зевс красноречиво промолчал, и Аид повернулся к нему спиной. — Понятно. И тем не менее, я настаиваю. Подземный мир принадлежит мне, и мы справимся без твоей помощи. Только если… — Бог мёртвых остановился и развернулся обратно к брату. — Только если ты не хочешь пожертвовать собой, чтобы закрыть врата Тартара.       Зевс с усталостью посмотрел на расщелину и на стоявшую рядом с ней Гекату, которая с усилием сдерживала энергию, рвущуюся из бездны. Он знал правило. Он понимал, чего требовал от него Аид.       — Ты просишь меня, Царя всех богов, пожертвовать собой?       — Да, — упрямо повторил Аид и подошёл вплотную к брату. Свет молний отражался в его стальных глазах и делал его взгляд по-настоящему устрашающим. — Не только потому, что ты царь и отец и обязан трястись за всеобщее благополучие. Но и потому, что всё произошло из-за тебя.       Кобальтово-синие глаза Громовержца расширились в изумлении.       — О чём ты говоришь, брат мой?       — О твоём решении изъять дух Персефоны из мира богов. Трещина в небе Тартара появилась после её перемещений. Если бы не твоя отцовская гордыня, то Персефона бы оставалась с нами все эти годы, и небо Тартара не треснуло бы.       Зевс перевёл взгляд на Деметру, потом наконец на Персефону, которая закрыла лицо дрожащими руками. Он вздохнул и положил свои огромные ладони на плечи Аида.       — Брат мой… Это было не моё решение.       Аид сделал шаг назад, и руки Зевса отпустили его плечи. Бог мёртвых покачал головой в неверии, ведь кто ещё мог это всё устроить. Но его спину обняли прохладные ладони, и Аид обернулся, чтобы увидеть Персефону со взглядом, полным вины.       — Аид. Это я попросила отца отправить меня на землю в смертном теле.       Вздох Деметры, гул купола и крики титанов зазвучали так, снова были за несколько сотен стадиев от него. Он смотрел во влажные глаза жены, такие красивые и нежные, по которым он безумно скучал, и поверить не мог, что она это говорила.       — Повтори ещё раз, Персефона.       Сглотнув стоявший в горле комок, она подчинилась:       — Я попросила отца сделать меня смертной.       — Но почему? — треснутым голосом спросила Деметра, её едва ли было слышно за всеобщим шумом.       — Потому что я не знала, как ещё заставить вас перестать враждовать. Долгие годы, сотни тысяч лет вы разрывали меня на части, не желая принять сторону друг друга. Я подумала, что общее горе вас объединит, и решилась на это. Мне было больно, но я не видела другого выхода. И тогда я пошла к отцу. Если бы я знала, к чему это приведёт…       Она с трудом нашла в себе силы поднять взгляд и посмотреть в глаза мужу. Его взгляд потух, он смотрел вниз, пытаясь разобраться в своих чувствах, подавляя сожаление, боль, гнев и разочарование.       — Поэтому, — сказала Персефона, глядя в посеревшее лицо Аида, — если кто и должен пойти туда, то это я.       Глаза Аида снова вспыхнули сталью, но земля вокруг загремела, поднялся вой и пыльный столб — кто-то вновь пытался прорваться в Подземный мир. Геката вскрикнула и упала на колени, но не убрала своих рук от купола. К ней тут же подбежал Гермес и сказал что-то ободряющее на ухо, но это, очевидно, мало помогало.       — Кажется, её силы на исходе, — раздался сладкий женский голос, до боли знакомый Аиду и Персефоне. Когда пыль развеялась, перед ними предстала Минта, державшая в руках цепь, к которой наручниками была прикована Психея. Богиня души выглядела несчастной и взлохмаченной, в глазах застыли слёзы.       — Как вы могли догадаться, — продолжила Минта и погремела цепью, — весь это театр со смертью прекрасной Коры я устроила не по доброте душевной. Вам ведь нужно закрыть врата, верно?       Минта повернулась к трещине и, заметив стонущую Гекату, осклабилась.       — На выбор у вас есть два божества — благоуханная Персефона или сладчайшая Психея. Выбирайте, кто отправится со мной в весёлое место под названием Тартарова бездна.       Ставка была простой: никто из присутствующих не осмелится пожертвовать Психею, ведь тогда придётся иметь дело с целым семейством Ареса и Афродиты. Эти двое и сами по себе были ужасны в гневе, а уж в совокупности со своими детьми, да ещё и с разъярённым Эросом, можно было объявлять себе войну. Минта рассчитывала, что либо Персефона сама проследует за ней в сущий ад на вечные мучения, либо олимпийцы не решатся ни на что, и тогда титаны вырвутся на свободу. Впрочем, нимфу устраивали оба варианта — Аид пострадает в любом случае.       — Мы будем ждать Эроса, полагаю? — спросила Минта, дёрнув за цепь, отчего Психея жалобно застонала. — Не думаю, что у вас есть много времени, но так и быть, подождём.       — Нет! — Персефона рванула вперёд и встала напротив Минты, глядя ей в глаза. — Я пойду с тобой. Отпусти Психею.       — Даже не думай, Персефона! — закричала Деметра и схватила дочь за руку.       — Это моя вина! — возразила богиня весны. — Если бы не моё решение двадцать лет назад, то мы бы не оказались здесь. Я должна нести ответственность за свои поступки.       Она повернулась к Аиду. Обычно он выглядел собранным и решительным, но сейчас был сам на себя не похож. В горящих глазах сменялось множество эмоций, и она боялась увидеть среди них ненависть.       — Прости меня, — сказала она и едва сдержалась, чтобы не заплакать. — Что бы ни случилось, как бы ты ни расценивал мой поступок, просто знай, что я сделала это из любви, ладно? И я по-прежнему тебя люблю.       Тени вокруг начали сгущаться и собираться аурой вокруг Аида. Он стоял в чёрном ореоле и медленно шёл к своей жене. Где-то на заднем фоне раздался женский крик, а затем возглас Гермеса: «Она больше не выдержит!»       — Я верю тебе, — сказал Аид Персефоне и погладил её по щеке. — Ты тоже помни об этом.       Тьма из теней резко опустилась на весь сад, и Персефона почувствовала, как её отбросило назад. Её схватили чьи-то руки, она знала нутром, что это была Деметра. Зевс осветил пространство молнией, собираясь выстрелить ею, но застыл от увиденного. Аид схватил Психею и резко дёрнул её вперёд, от неожиданности Минта упустила цепь. В этот момент Геката закричала и опустила руки, купол рассеялся, но прежде чем кто-то успел вырваться из бездны, Аид толкнул туда Минту. Однако она, схватившись за край его брюк, потащила его вниз за собой.       И Тартар захлопнулся.       От резко воцарившейся тишины заболели уши, и Персефона схватилась за голову. Когда пыль развеялась, и богиня весны смогла рассмотреть всё перед собой, её накрыло осознание.       Психея тихо выла, сидя на развороченной земле. Геката в бессилии лежала в объятиях Гермеса, он успокаивающе гладил её спину, на которой постепенно гасли вытатуированные ритуальные символы. Зевс молча стоял посреди всего и не шевелился. Только Деметра встала и подошла к дочери, обняв её за плечи.       — Аид… — всхлипнула Персефона, и слёзы градом полились из её глаз. — Аид! Аи-и-и-и-ид!