1605 год
Хандан размеренно покачивалась в богато убранной повозке напротив красавицы Махфирузе и кормилицы новорожденного Османа. Крохотный шехзаде, зажмурив глазки, крепко спал, изредка открывая карие глаза, точь-в-точь как у отца, а затем вновь погружаясь в грёзы. Очередной бунт янычар вынудил Ахмеда перевезти гарем в другой дворец, запрятанный где-то глубоко в лесах. — Он похож на нашего повелителя в детстве? — с несходящей улыбкой спросила наложница. — Только глазами, — теперь и Хандан не могла не улыбнуться, — но Ахмеду я говорю, что при взгляде на Османа вижу его в младенчестве — Благодарю, Госпожа, — смутилась Махфирузе, поправив одеяльце у заворочавшегося сына. — Да, Махфирузе, мужчинам нравятся в сыновьях только они сами первое время, — Хандан лукаво перевела взгляд с шехзаде на его мать, — им бы сразу учить их сражаться и на лошадях ездить, а пока малыши не могут этого, остаётся только повторять, как они похожи на своих отцов. Только за это мужчины могут полюбить собственных сыновей в раннем возрасте. Наложница в глубокой задумчивости немного помолчала, но затем неосторожно выпалила: — Я каждый день прошу Аллаха, чтобы Кёсем не родила мальчика, если у неё будет сын, мой Ахмеда не заинтересует. Он ведь её любит, а Османа пока нет, и её ребенка он сильнее полюбит. — Не думай об этом, Махфирузе. — Хандан обратилась к испуганной наложнице. — Твой шехзаде — первый, вот что важно. Пусть любит Кёсем, но твой сын станет падишахом. — Но все же… — Покойный султан любил Халиме, подарки ей дарил. Где она и где я? На всё воля Аллаха, не даром ты родила шехзаде первой. Я на твоей стороне — ты знаешь. Хандан не сильно любила Махфирузе, уж слишком заносчивой была молодая наложница. Что бы сейчас она не говорила Валиде, в мыслях её роились совершенно другие идеи, но и Хандан не была искренна. Единственной точкой соприкосновения двух женщин была ненависть к Кёсем, власть которой над Ахмедом крепла с каждым днём. Хандан надеялась не столько привязать сына к девушке, сколько переключить его на новорождённого наследника и тем самым найти общие темы для разговора с её Львом. Хандан уже задремала, когда они наконец доехали до нового дворца, хотя это было скорее небольшое поместье, однако с красивейшей архитектурой. Из повозки выбираться было неприятно: от долгого пути по кочкам и оврагам у неё ужасно ныла спина, Махфирузе поднималась с не меньшим неудовольствием, открыто выражавшимся на её свежем лице. Хандан на секунду подняла голову к небу, нехотя припомнив свои давнишние рассуждения. Сразу после воцарения Ахмеда счастью Хандан не было предела, женщина быстро оправилась, похорошела, но вскоре стало ясно, что сын не станет обращать на неё внимания, боясь концентрации власти в руках новой Валиде, как при Сафие-султан. Освободившееся место в сердце падишаха заняла Кёсем, да и Сафие не бросала попытки подчинить Ахмеда, с одним только отличием от Хандан: у неё была многолетняя власть. Тогда Хандан и провела параллели между звёздами и людьми: есть созвездия, по которым странники ориентируются, — это они и есть, все приближённые падишаха. Но среди звёзд есть крупные, а есть те, исчезновение которых никто и не заподозрит. К последним, едва заметным человеческому глазу, причислила себя Хандан. Теперь же, после возвращения из Дворца плача, Хандан стала более озлобленной и потому по небу определила лишь то, что скоро рассветёт. Медленно, постоянно оглядываясь через плечо — не отстала ли Махфируз — Хандан шла к высоким, непропорционально высоким дверям поместья. Из других повозок выползали другие «беженцы»: Кёсем со своей огромной свитой и Зульфикаром-агой, другие наложницы падишаха, няньки, служанки, кухарки — одним словом, весь дворец. Временные покои Хандан оказались куда выше всех возможных ожиданий. Даже странно было, как настолько маленькое помещение можно обустроить с таким уютом. В оформлении виднелись яркие европейские нотки, возвращавшие её на далёкую, забытую родину, пусть она того и не замечала. Камин тихонько потрескивал, давая ощущение безграничной защищенности. Но Хандан не спалось, хотя она очень устала от длительного переезда и ещё больше от общения с заносчивой Махфирузе. Ей мешала вьющаяся мошкара, шорох листьев, жёсткие подушки, жара и, несмотря на это, холодные одеяла, как бывает всегда, когда почему-то не спится. Отчаявшись сомкнуть глаза, Хандан села к распахнутому окну, наблюдая за прибывавшими обитателями поместья. Среди прочих она ясно отметила знакомый силуэт Дервиша-паши. Он долго беседовал со стражником, а затем скользящим взглядом осмотрел всё поместье, остановившись на окне Хандан. Она было решила, что страшно неприлично продолжать смотреть на него, но и отвернуться ей не давала некая невидимая сила. В последнее время Хандан думала о Дервише более, нежели стоило. Мужчина был её единственным гостем в Старом дворце*, да и до этого многократно доказывал свою верность Ахмеду, что важнее — он убил падишаха, чтобы жил её сын. Валиде понимала, что Дервиш питал отцовскую любовь к Ахмеду, он отважно защищал его, но и про Хандан не забывал. Никогда. Его чувства были опасны для неё, как огонь. Они могли уничтожить их обоих на радость Кёсем и всех её приближенных. Но у Ахмеда не было лучшего союзника, нежели Дервиш, а у неё, кроме сына и паши, не было никого. Уже лежа в постели и наблюдая пляшущее пламя камина, Хандан всё ещё пыталась разобраться в своих чувствах к Дервишу. Она совершенно точно полностью доверяла ему, немного опасалась, уважала его. Было ли это всё? Совсем недавно — да. А теперь Хандан не была уверена, что не начала испытывать к нему некую привязанность. За окном раздался недружелюбный шум и лязг сабель. Звук войны Валиде не могла спутать ни с чем в этом огромном мире. Она заперла ставни и двери, притушила огонь. Оставалось надеяться только на охрану… Хандан свернулась калачиком в углу за диваном, предварительно убедившись, что юбки не будут предательски торчать. Теперь звон металла, раздававшийся со двора, заглушал стук сердца, и от тяжёлого дыхания у неё кружилась голова. За дверью Валиде должна была быть охрана, но нисколько это обстоятельство не успокаивало её — бунты всегда несут страшную опасность, и неважно, сколько человек согласны отдать за неё жизнь. Так она и сидела, крепко сжав от ужаса кулаки, не в силах хоть как-нибудь улучшить свое положение. Секунды растягивались в вечность, а гнетущая темнота и безызвестность доводили до отчаяния. Постепенно визги с улицы стали стихать, наверное, кричать и сопротивляться бунтовщикам было уже некому, и оставалось только ждать разрешения собственной судьбы. Пока что наступила тишина, предвещавшая страшную бурю, способную потопить всех обитателей гарема. — Валиде Хандан-султан, — раздался хорошо знакомый ей голос по ту сторону двери, представлявшей собой врата между ужасами атаки и возможным спасением. — Валиде, Валиде! Впустите нас, ради вашего же блага, Валиде! Голоса эти принадлежали стражникам Хандан, которых назначил ей Дервиш и которым она доверяла. Хандан, едва не падая от страха, подошла к двери, но без намерения её отворить. — Зачем вам заходить? Стража охраняет покои, — по возможности строго и грубо отозвалась Хандан. — Стражи нет, Госпожа, — последовал ответ другого охранника, тоже хорошо знакомого Хандан, — дайте же войти! Мы перед вашей дверью в ловушке! Валиде! — Где же она? — Хандан от страха не могла взять в толк, все что ей говорили. — Где моя стража? — Не можем знать, Валиде, они уже на лестнице! Откройте дверь! Валиде. Хандан колебалась, видев, что никто не останавливает двух стражников во время столь странного диалога. Они могли быть мятежниками, которые перережут ей горло, как только она отворит дверь. Но основной стражи явно не было, так где же она? — Валиде, дверь! — теперь стражники принялись колотить по крепкому дереву в такт бьющемуся сердцу Хандан. Они убьют Вас, Госпожа! Отворите дверь! Она услышала крики в коридоре, пока ещё далёкие и почти не слышимые, но решение было принято — она откроет дверь, независимо от того, спасением станет для неё это или погибелью. Двое рослых мужчин в полном обмундировании янычар встали единственным препятствием между ней и тем, что творилось за дверью. Вскоре несколько людей по ту сторону начали наваливаться на деревянные створки, отчего петли отчаянно визжали, а замок выгибался вовнутрь. Хандан молча стояла за своими двумя защитниками, которые ждали неминуемой атаки. Двери с грохотом распахнулись. На пороге выросли три чёрные фигуры, вестники смерти и боли, они беспрепятственно вошли в комнату, рассредотачиваясь перед единственным спасением Хандан. Мятежники с любопытством окинули Валиде ледяным взглядом, не предвещавшим ей ничего хорошего. Один из бунтовщиков резко рванул вперёд, за ним так же стремительно последовали и другие, в общем мелькании силуэтов сабель и плащей Хандан ничего не могла разобрать. Мужчины кряхтели и выли, когда получали очередную рану, свободными руками они хватали друг друга за одежду, треск ткани смешивался с отвратительным звоном наточенных сабель. Не в силах изменить ход битвы, Хандан жалась к небольшому шкафу, на котором заметила нож для бумаги, немедленно схватив его. Света было ничтожно мало, поступал он лишь из коридора, который теперь казался так же недостижим, как и звёзды. Хандан лишь хотела, чтобы всё быстрее решилось, но вместо этого в глаза бросился освободившийся проход. Собравшись с духом, она бросилась к спасительному свету, хотя ей отнюдь не просто было преодолеть оцепенение, сковавшее тело и мысли, но желание жить пересилило. Сжимая нож для бумаги в одной из рук, обезумев от страха, Хандан бежала по коридору, не замечая, что её сразу же начали преследовать. Чья-то цепкая рука схватила её за шаль и с усилием оттянула на себя. Она сильно отклонилась назад и едва смогла удержаться на ногах, как её уже схватили за руку, из которой немедленно вылетел нож. — Попалась, красавица, — злобно прорычал человек в чёрном, крепко удерживая извивающуюся Хандан. Он до боли сжал её руки, пытаясь увлечь её за собой. Хандан упиралась со всей силы, но чувствовала, что в этой схватке ей не выиграть, но, не переставая сопротивляться, боролась. Мужчина сжимал запястья, с огромной силой пресекая все её попытки вырваться. Он попытался увлечь извивающуюся змеёй Хандан за собой, но она набралась храбрости и с размаху наступила бунтовщику на ногу. Но она не смогла причинить ему боль, и лицо его лишь искривилось от злости, щёки пятнами покраснели, теперь он нанёс ответный удар по ногам, но сзади и более умело. Хандан свалилась на пол, тяжело опустившись на колени перед своим мучителем. Он хотел с размаху влепить ей по лицу, но она отклонилась, и мужчина попал ей по голове, сбив корону, которая звеня покатилась по мраморному полу. Хандан подняла глаза на человека, чье имя и лицо ей было незнакомо. Забывая дышать от ужаса, она пыталась найти в душе немного сочувствия, но вместо этого он сильнее впился в её запястья. Секундное промедление, и бунтовщик заревел от боли, отпустив руки Хандан: один из охранников Госпожи, окровавленный и усталый, ударил его сзади. Между ними началась драка, плащи снова затанцевали свой грациозный танец смерти. Хандан быстро поднялась на ноги и, не оглядываясь, побежала в сторону лестницы. Ночное платье задерживало её, цепляясь за все выступы на полу. Она мигом слетела по гладким ступенькам на этаж ниже, но и там крики были чрезвычайно громкими. Помедлив, Хандан, как испуганный зверёк, забилась под лестницу и распласталась на камне, от которого веяло холодом и отчаянием. В голове раздавался ровный стук крови, заглушавший все мысли Валиде, по щекам которой текли горячие слёзы, разбиваясь о камень.Лязг сабель
21 октября 2019 г. в 23:43