Золотая Госпожа

      Настал долгожданный день отъезда из злосчастного поместья, опостылевшего абсолютно всем обитателям гарема. Раны Хандан находились ровно в том состоянии, когда уже не так болели, но выглядили страшнее всего. Ей хотелось, чтобы скорее они уже прошли, оставив только горький след в памяти её сына. Но пока они оставались тёмными отметинами на её идеальном лице. Вещи давно были уложены в сундуки, и Дженнет-калфа с нескрываемым неудовольствием распоряжалась об их перевозке. Теперь, когда положение Кёсем так упало, гордая калфа вынуждена была раскланиваться перед Валиде, а их вражда была давней настолько, что Хандан и не вспоминала о её причине.       Махфирузе держала на руках Османа, теперь и она не смела отходить от Валиде. За две недели в гареме сильно изменилась расстановка сил: Кёсем лишена всех благ и привилегий, Махфирузе, с подачи Валиде, возвышена, хотя и ненадолго, Халиме, по правде, не двинули с места, что бы ни обещал Ахмед. Что касается самой Хандан, в её главенстве не оставалась никакого сомнения, теперь все ходили на цыпочках вокруг снова вернувший власть Валиде.       Хандан нежно взяла Османа в руки, неизменно расплывшись в сладкой улыбке. — Скорей мы бы уже уехали, да, мальчик мой, львёночек, — обратилась она к малышу, — засыпай, солнышко, засыпай. — Баю-бай, — откликнулась Айгуль из другого конца комнаты. — Госпожа, — вошёл, очевидно, очень торопясь, Дервиш-паша. Это было настолько шумное и неожиданное вторжение в идиллию, что у Хандан невольно подогнулись ноги. — Да, Дервиш-паша, заходите, — она недоверчиво покосилась на корзину, которую он внёс с таким шумом. — Все вещи уносят в экипажи, а Вы, я смотрю, что-то вносите, зачем это? — Вы про какую-ту кошку говорили, не в руках вы же её понесёте? — Вы не забыли? — его внимательность всегда подкупала. — Благодарю, Сафие, кстати, в соседней комнате. Посадите её? — Сафие? Не Сафие-султан, я надеюсь. Я бы знал о её прибытии. — И о моем отбытии в случае её прибытия, — в руках Хандан завертелся шехзаде, и она принялась укачивать его, краем глаза заметив, что Дервиш несколько помедлил и странновато понаблюдал за ней, прежде чем уйти отлавливать кошку.       Вот и Ахмед решил проведать свою многострадальную Валиде, теперь он часто заходил и подолгу сидел с ней. — Доброе утро, Валиде, — официально начал он, но затем смягчился, — матушка. Как вам спалось?       Ахмед с интересом поглядел на Османа и приготовился выслушать ответ, как его отвлёк шум из спальни. Крайне недовольный, из комнаты вышел Дервиш с корзиной в руках, из которой раздавались истошные кошачьи вопли. — Повелитель, — паша склонился голову, — Госпожа, я её к вашим вещам отнесу. — Кого? — Идите, Дервиш. Кошку, помнишь? — ласково ответила Хандан, приблизившись к любимому сыну. — Дервиш, постой, — окликнул его Ахмед, — Вы лично должны будете сопровождать Валиде и Османа во дворец. — Разумно ли это, Ахмед, — обеспокоилась Хандан, видя, что Дервиш не возражает, — чтобы Великий Визирь гарем сопровождал? Ради твоего спокойствия, Лев мой, он и без того четыре ночи мои покои охранял. Пусть этим другие люди занимаются, не такие значимые, понимаешь? Дервиш, я знаю, не будет спорить с твоими решениями. Но разумно ли это? — Валиде, вы других так близко подпускать отказываетесь, что мне предпринять? Не оставлять же вас одну? — Лев мой, я совсем не одна, у меня охрана есть, большая, Дервиш сам распорядился. Позволь ему служить тебе по назначению. Дженнет-калфа, хватит уши греть, бери сундуки и иди!       От смены интонации Хандан даже Ахмед дрогнул. — Я только сказать, что к Вам Кёсем пришла, — начала оправдываться калфа, — впустить её? — Я уйду, а дальше сами решайте, — отрезал молодой падишах, — Валиде, вы правы совершенно. Ради моего спокойствия, Дервиш, сопроводите Валиде в последний раз по дороге во дворец, а дальше возвращайтесь к выполнению своих прямых обязанностей. Дервиш склонился, в то время как из корзины снова раздалось протяжное мерзкое мяуканье. — Можно посмотреть на кошку, Валиде? — На редкость гордое создание, Лев мой, покорила меня с первой секунды знакомства. — Такую поискать ещё надо, — шутливо вмешался Дервиш, впервые за долгое время, — тигр-тигром, свою свободу просто так никому не отдаст. — Покажите её, — приказал Ахмед тоном истинного падишаха, будто бы вопрос был серьёзным.       И крышку корзины приоткрыли. Там сидела эта свободолюбивая, свирепая хищница, запертая в тело мягкого очаровательного зверька.       «Бедный мой сын», — думала Хандан, смотря на то, как Ахмед с интересом разглядывал кошку. «Боже, он совсем ещё мальчик, посмотри. Почему ты так жесток? В столь раннем возрасте он уже правит целой империей, всей империей, и действительно управляет. Он назначает хороших советников, достойных людей, с их помощью добивается блестящих результатов. Он мудрый, слишком мудрый для ребёнка. Он — ребёнок. Посмотри, Боже. У него родился сын недавно, вот он в моих руках, этот крохотный пищащий свёрток. Разве готов он быть отцом? А ты, Хандан, что ты делаешь? Ему бы на кошек любоваться, погляди, с каким интересом он наблюдает за пушистым комком. Он должен утешаться в твоих руках, теперь ему больно и смотреть на тебя. Да-да, отвернувшись от тебя, он навлекает на себя беду, это правда, никто не стоит за него так, как ты и Дервиш».       Когда Ахмед с Дервишем ушли, Хандан ещё долго молчала, крепко прижимая к себе шехзаде, пока тот не расплакался от долгой разлуки с матерью. Сама Хандан сейчас бы тоже с удовольствием разрыдалась от осознания собственной жалкости и мелочности. Но надо было принять Кёсем, раз та уж соизволила снизойти до того, что явилась.       Гречанка, задрав свой аккуратный подбородочек, покорно вошла в покои Валиде-султан. За время беременности Кёсем несколько подурнела, распухла, но всегда сохраняла удивительный задор, не исчезавший с её лица даже в дни самого плохого самочувствия. Теперь она изо всех сил изображала раскаяние и смирение. — Госпожа, утро доброе, — взглотнув от волнения, впервые несмело начала она. — Доброе утро, Кёсем. Как спала? — Вы знаете, Госпожа. После того, как Ах… Я дурно себя чувствовала и не могла зайти к Вам раньше. Я пришла попросить прощения у Вас, Госпожа. Из-за моей глупости… вы пострадали. Если бы я знала…       «Глупости? Мерзкая змея, ты глупостью дерзость и неуважение ко мне прикрываешь? Кого обмануть хочешь?». Хандан прекрасно осознавала, что необходимо быть умнее и оставаться холодной по отношению к Кёсем, но внутри её всю выворачивало от каждого произнесённого гречанкой слова. — Кёсем, нам не дано знать всего наперёд, мне не за что сердиться на тебя, — по-матерински приласкала она опасную соперницу, думая, что сможет отыграться на ней позже. — Слава Аллаху, Госпожа. Я так боялась не получить вашего прощения. Это худшее наказание из всех, — на её глазах выступили слёзы, — от расстройства я чуть ребенка не потеряла…       «Рассказывай мне тут. На жалость ребёнком решила давить, пусть так. Будто бы я не знаю: плачешь ты от того, что с влиянием на султана рассталась. До меня тебе дела нет! К чему притворяться?» — Девочка моя, как могу тебя я не простить, ты носишь дитя моего сына. Может, во дворце поговорим, сейчас дел много. И у тебя, наверное, тоже хлопот море, — Хандан хотела побыстрее избавиться от нежеланной гостьи. — Да, Госпожа, — Кёсем неуклюже поклонилась, несколько пошатнувшись, призывая к определенным вопросам. — Тебе помочь, чем-нибудь, Кёсем? — Мне бы только знать, что вы меня простили и что падишах… простить сможет… — Конечно, милая моя. Я попробую устроить *даже не надейся, Кёсем* ваше примирение. Пусть Аллах подарит тебе сына *с Махфирузе мы молимся о другом*, он поспособствует миру.