Золотая Госпожа

      Хандан шла в след за Дервишем, не желавшим даже случайно встречаться с её лицом, по невысокой траве, мягко касающейся её ног. Тревожные взгляды тут же переметнулись на неё, и чем ближе она подходила, тем больше шёпота слышалось вокруг. Хандан видела, как окружающие косились на ссадины, красневшие на её заплаканном лице. «Что это, неужели сочувствие», — подумала она, едва взглянув на растерявшуюся Кёсем, которая свела тёмные брови вместе. Стражники стыдливо упирались взглядом в землю, нервно придерживая клинки.       Неосторожно и с такой глубокой печалью, Хандан понадеялась, что Ахмед смягчиться и вернёт её в круг своих приближенных, и вся эта отвратительная история вернёт его доверие, которое она забрала, чуть не казнив шехзаде Мустафу. Но пока это была лишь мечта, поднимающаяся вместе с лучами утреннего солнца.       До полудня всех обитательниц гарема, в том числе и Валиде, поместили в небольшой зал, чтобы проще было их охранять. Девушки не спали от волнений пережитого, они делились эмоциями сначала с большой тревогой, затем все более успокаиваясь и переходя на шутливую болтовню. Всё превращалось в ужасную случайность, которую перевели в интересную историю. Этого так и боялась Хандан, и теперь, глядя на своё отражение с тоненькими кровоподтёками, она убеждалась в правильности своего решения оставить яркое напоминание о событиях этой ночи.       Хандан с удовольствием возилась с крохотным Османом, который был, на удивление, в хорошем расположении духа. Малыш улыбнулся в первый раз, вызвав волну прокатившегося по гарему умиления, в особенности рада была Валиде, что первая улыбка будущего падишаха досталась именно ей и именно сегодня, будто бы ей давался знак, что она поступила верно. Нянча Османа, она и не заметила, как полусидя задремала, погружаясь в мир сладких грёз. — Валиде, Валиде, просыпайтесь, падишах сейчас придёт, — сквозь сон Хандан расслышала знакомый голос. — Хаджи-ага, — она расплылась в улыбке, встретив своего верного слугу. — Где Осман? Где я? — Не беспокойтесь, Валиде. Дервиш принёс вас сюда, чтобы девушки вас не разбудили, и дали хоть чуть-чуть отоспаться, — добродушно отозвался ага, не подозревая о полных событиях ночи. — Говорят, он вас спас от разбойников, сохрани Аллах его душу. — Правду говорят, Хаджи. Ты вот что мне скажи: когда Ахмед, мой Лев, придёт? — С минуты на минуту, Госпожа. Ваше бедное лицо… — Хаджи сочувственно покачал головой.       Хандан только и успела причесаться, как без стука в сопровождении Дервиша —паши ворвался несколько сердитый Ахмед, утомленный долгой дорогой. — Валиде, как вы? — сходу спросил он, не обращая ни малейшей доли внимания на поклонившегося Хаджи-агу. — Слава Аллаху, я в добром здравии, — мягко ответила Хандан, создавая контраст между словами и тщательно созданной действительностью. Платье днём выбирала она так, чтобы запястья были спрятаны, но при этом из-под него, будто бы случайно, виднелись синяки. — Как такое произошло Дервиш-паша? — сердито, почти криком, спросил Ахмед у наставника. Я отправлял вас сюда ради безопасности тех, кто мне дорог, и просил лишь сохранить их благополучие! Почему вы не смогли выполнить это?! — Простите, повелитель, — сухо ответил Дервиш, — Это моя вина. Мне нет оправдания. — Вы просите прощения, Дервиш? Как можно за такое простить? Паша молчал, спокойно смотря в разгневанные глаза Ахмеда, горевшие, как у дикого зверя. Хандан не понимала, почему Дервиш не скажет хоть пару слов в свою защиту. «Неужели он так наказывает себя за то, что сделал со мной?», — думала она, смотря на его тёмную фигуру. — Лев мой, Ахмед, — наконец вмешалась Хандан, не дождавшись оправдания паши, — боюсь, Дервиш не виноват в произошедшем. Он и спас меня из рук мятежников. — Валиде, он не должен был спасать вас. Этого вообще не должно было произойти, — уже мягче ответил Ахмед. — К тому же, Ахмед, только личные стражники Дервиша стояли между мной и мятежниками.       Хандан вцепилась в руку сына, заглядывая ему глубоко в душу и надеясь на его прощение по отношению к Дервишу. — Дервиш, где же была остальная стража? Отвечайте! — Как я выяснил, с согласия Зульфикара-аги стража Валиде-султан сопровождала Кёсем на прогулке, но это никак не умаляет моей вины перед Вами.       В этот самый миг Хандан поняла, почему паша был так равнодушен к вопросам Ахмеда, ей стало горько от собственного желания помочь ему. У него и без её заступничества есть козыри на руках, а она, глупая, решила что Дервиш нуждается в ней. Чрезвычайно опрометчиво.       Вскоре Ахмед отпустил пашу и Хаджи и остался наедине со своей дорогой Валиде впервые за долгое время. Она чувствовала, что прощение заслужено. Они немного вспомнили о прошлом, в особенности о детстве Ахмеда, потому что он хотел знать, верно ли намеревается воспитывать сына. Раны Хандан вызывали снисхождение в душе молодого падишаха, они даже обнялись. Валиде много говорила о том, как сожалеет, что решилась на казнь невинного шехзаде, которому Ахмед даровал жизнь.       Ахмед ушёл, пообещав разобраться с Зульфикаром и Кёсем и проведать новорожденного сына с Махфирузе. Он решил лично охранять покои матери этой ночью, но чем более проходило времени, тем менее могла Хандан верить в такую возможность. Но даже отсутствие подозрений у Ахмеда было важной победой, стоившей боли при каждой улыбке, для которых в этот день хотя бы был повод.       Но принесли ужин, затем настало время ложиться спать, а от султана всё не было вестей, даже маленькой записочки, которая бы объяснила его отсутствие. Хандан, как ни хотела она верить в обратное, тяжко осознала, что Ахмед находится сейчас в объятиях беременной Кёсем и наслаждается приятной мелодией её неустоявшегося голоса.       Уже было совсем поздно, когда последняя надежда увидеть сына у Хандан растаяла, раздался глухой стук в дверь, больно отозвавшись в её воспоминаниях, и на пороге вырос хорошо знакомый силуэт. — Наш повелитель приказал мне всю ночь охранять ваши покои, Валиде, — несколько отстранённо произнёс Дервиш, а затем после небольшой паузы добавил. — Вижу вы разочарованы моим появлением, простите, но мы оба заложники в данной ситуации.       Хандан только устало наклонила в ответ, с особенной обидой припомнив, как рука паши легла на её щеку. Но Дервиш и не двинулся с места, смутив и саму Валиде и её молоденькую служанку. — Чего же вы не уходите, Дервиш? — По ту сторону двери у вас другая охрана, по личному распоряжению повелителя я останусь в ваших покоях, — без каких-либо эмоций ответил паша, дерзко оглядев возмущённую Хандан. — Вы хоть не в спальне будете стоять?       Лёгкий кивок был ей ответом. — Ладно, решения падишаха не обсуждаются, Дервиш-паша, пойдёмте обсудим одну вещь наедине, и приступите к выполнению своего долга.       И вот они уже стояли посреди комнаты, центром которой являлась небольшая кровать, отражавшая всё поместье разом: относительно маленькая, но сделанная на совесть. — Дервиш, мой сын говорил что-нибудь про меня? — неловко начала Хандан с основного, хотя планировала провести этот разговор тоньше и остроумнее. — Поначалу он жалел вас, Валиде, — Дервиш тяжело вздохнул, — но не слишком долго, поймите, для него эта тяжелая ноша — не иметь сил защитить дорогих людей. — Но а Зульфикар? Кёсем? Для них наказание назначено? — Нет, Валиде. Ничего существенного, повелитель поговорил с Зульфикаром и заметно смягчился, а Кёсем… да он и сейчас с ней. — Кто бы сомневался… Она же всё для него, весь мир, и, к счастью, мир этот остался цел, в отличие от меня. Я, наверное, плохой человек, Дервиш, раз не желаю делить любовь сына, впрочем, — Хандан задрала голову и понемногу вскипать от досады. — Это всё не столь важно, кажется, наша с вами уловка сработала. Мы с Ахмедом общались как прежде, в те времена, когда он мне хотя бы доверял. — К сожалению, Валиде. Путь восстановления долог, а вы ещё в самом начале, вам предстоит много трудиться. А Кёсем, если вы помните, помешала ужасному случиться, не забывайте этого.       Подрагивающие языки пламени в камине играли с тенями злую шутку, скорее всего, так было всегда, но теперь тени плясали в жутковатой причудливой пляске убийц. Они вытягивались в человеческие силуэты и окружали её, надвигаясь стихийно и неумолимо. Хандан хотела сражаться, но все преступники были уже мертвы, в то время как перед ней стоял только её спаситель. — Выходит, я не достаточно трудилась с момента его рождения? — Хандан чувствовала, как гнев заполнил всю её душу, затуманив рассудок. Она уже плохо понимала, что говорила и что видела, только танец теней и страх, животный ужас. — Вы не понимаете, то, что было с вами — телесное. Вы, конечно, женщина, для вас это куда страшнее, но Ахмед не поймёт этого. Вот если бы вас в самую душу ранили, достоинство задели… — С чего вы взяли, что этого не произошло? — едва слышно буркнула Хандан куда-то в пустоту.       Во взгляде Дервиша что-то изменилось. Мужчина напрягся всем телом, впившись в Хандан черными глазами. — Валиде, не говорите ли вы что… что над вами… совершили преступление? — Разве нет? Откуда вы взяли, что со мной ничего не случилось? — разгневанно прокричала она, не отдавая отчёта себе в произнесенных словах «Я чуть не умерла. Совесть. Чёртов Дервиш, ты ничего не понимаешь».       В секунду и Хандан тоже похолодела, смотря в упор на пашу. Теперь она отчётливо поняла, про какое именно преступление говорил Дервиш, и ещё лучше она осознала, что полностью подтвердила его ложное предположение.