Сжигая утопию

      Я просыпаюсь раньше Арсения, поворачиваю голову к окну – уже так привычно видеть серое небо по утрам. Помню, как щурился от солнечных лучей в утопии. Тогда я мысленно жаловался на проблемы со сном, яркий свет не позволял мне высыпаться двадцать семь лет, а теперь я, кажется, начинаю скучать по этому.       Арс мирно сопит, обнимая меня за грудь, смотрю на него и на моем лице появляется подобие улыбки. Я провожу подушечками пальцев по его щеке и про себя тихо протягиваю: «Арсе-е-ений». Мне так нравится его имя, так нравится весь он. Я ни разу не пожалел о своем выборе, потому что только рядом с ним узнал, что такое настоящее счастье. Сейчас это стало чем-то необъяснимым, я уже не испытываю этого, я просто помню и знаю...       Слышу, на кухне кто-то гремит посудой, вариант, что это Стас отпадает сразу. Независимо от того, который сейчас час – смотрящий точно уже отправился на границу. Тяжело вздыхаю, вспоминая про Эда. Арсений так крепко обнимает меня, что я боюсь пошевелиться, дабы не разбудить его. Но вдруг приходит осознание того, что это мой шанс побыть с Эдом наедине, задать ему вопросы, которые не могу озвучить при посторонних. Мне нужно это время на двоих... Аккуратно поднимаю руку Арса, выбираясь из его объятия, стараюсь не создавать шум, но кровать начинает скрипеть, мои шаги тоже привлекают внимание. Слава Богу, не внимание Арсения, потому что он продолжает сладко спать. Открыв дверь, я сталкиваюсь с Эдом лицом к лицу, ныряя с головой под волну неожиданности и испуга. Я едва не вскрикнул, но парень лишь улыбнулся, и волна отпустила меня. Я улыбаюсь в ответ.       – Привет, – шепчу я, не двигаясь с места.       Эд криво ухмыляется, бросая оценивающий взгляд на мое тело. Я не подумал, решив выйти из комнаты обнаженным.       – Ты громкий, – так же шепчет парень, наконец, прекращая рассматривать меня. – В смысле, шаги тяжелые...       – Может, дашь мне выйти, пока Арс не проснулся?       Эд делает шаг в сторону и взмахивает рукой, освобождая мне дорогу. Пахнет кофе, но я больше улавливаю его запах. Он меня с ума сведет. Не смотря на затуманенный разум, легкое раздражение и неуверенность, я все равно делаю глубокий вдох, наслаждаясь этим запахом. Наслаждаясь присутствием Эда.       – Я хотел услышать тебя, – вполголоса произносит брюнет и я оборачиваюсь, хмуря брови. – Хотел услышать твое дыхание за дверью, сконцентрировался, но услышал твои шаги. Извини, что напугал.       Пристально наблюдаю за тем, как Эд проходится языком по своим пухлым губам и судорожно выдыхаю, понимая, что он заметил мой взгляд.       – Ничего, – мягко отвечаю я. – Ты сварил кофе?       Парень щурится, смотря на меня с неким подозрением.       – Ты не спросишь меня о том, как я услышал...       – Спрошу, но сначала кофе. – я улыбаюсь, прежде чем ухожу на кухню.       Эд идет за мной так быстро, что в результате наступает мне пятки, и когда я оборачиваюсь, смерив его непонимающим недовольным взглядом, он по-мальчишески заводит руку за голову и улыбается. Очарователен, не смотря на многочисленные пугающие татуировки. Я продолжаю выжидающе смотреть на парня, он перестает улыбаться и делает маленький шаг ко мне, так близко, что между нами не остается и десяти сантиметров. Эд прикладывает ладонь к моей груди и прикрывает глаза лишь на пару секунд, затем смотрит на меня, и я перестаю дышать. Грудь приятно сдавливает, я чувствую, как кровь бежит по венам, внутри приятная дрожь, меня обдает жаром одновременно с прохладой, глаза Эда становятся кристально-голубыми. Может это прозвучит глупо и банально, но прямо сейчас я ощущаю бабочек в животе.       – Как ты это делаешь? – на выдохе спрашиваю я.       Брюнет довольно ухмыляется, убирая руку, и мир вокруг меня снова принимает серый оттенок.       – Я был маленьким, когда отец правил. Он учил Арсения, а я просто всегда был рядом, наблюдал, тренировался. Я воздействую на тебя не так, как мой брат.       – Потому что ты из утопии, – заключаю я. – Ты вызываешь положительные эмоции.       Именно сейчас хочется обнять его и поблагодарить за то, что не дает мне забыть, что такое утопия. Эд надел омрачающую маску, сделал кучу татуировок, пытается казаться плохим мальчиком из антиутопии с деланно-хриплым голосом, но черт бы побрал все это... Он настоящее солнце – я могу согреваться просто смотря на него.       – Я мог стать следующим соглядатаем, если бы Арс отказался, – как-то разочарованно произносит парень, обходя меня стороной. – Я последний из Выграновских.       Я хмыкаю, садясь за стол, и жду пока Эд нальет мне кофе.       – Интересная у тебя фамилия, – подмечаю я, скрещивая руки под грудью.       – Кто бы говорил, Шастун, – с улыбкой отзывается он, ставя передо мной чашку с горячим напитком. – Ну да, правитель Попов звучит не так круто, согласись?       Эд садится напротив меня и внимательно следит за моей реакцией. Я прячу усмешку в кулак, мне почему-то смешно с его шутки.       – Согласен, – выдыхаю я, успокоившись. – А ты бы хотел быть соглядатаем?       Парню не требуется и пары секунд на раздумья. Он закатывает глаза и отрицательно мотает головой.       – Нет, нахрен мне это? Я хочу, чтобы между мирами не было границы, считаешь, из меня вышел бы правильный соглядатай? Антон, я прекрасно понимаю, какой это риск, я знаю, что могу накосячить так, что ни этого, ни параллельного мира просто не станет в один миг. Но надо попробовать.       – Почему бы просто не вернуться в утопию, если ты так скучаешь по семье? – не понимая, спрашиваю я, хмурясь сильнее обычного.       – Вернуться туда, от куда сбежал и умереть за неверность? – скалится он. – Ты сам думал об этом? Что будет, вернись ты в утопию?       И я понимаю, что нет. Конечно же, я не думал об этом, потому что все мои мысли занимает только Арсений и как мне не подвести его. Весь мой мир – это Арсений: я стараюсь говорить, делать все, чтобы он радовался; я напиваюсь практически каждый день, потому что Арсений часто плачет, а я не могу вынести этого; я много времени провожу со Стасом на обучении, потому что так хочет Арсений; мы даже сексом занимаемся, когда этого хочет Арсений, но не когда этого хочу я. Но я продолжаю делать все это потому, что чувствую себя должным. Мне необходимо видеть его счастливым последние дни, но теперь, когда появилась вероятность, что дней у нас еще будет много, я перестал думать о том, как заставить его улыбнуться. Пример тому сегодняшнее утро – я попиваю кофе с Эдом вместо того, чтобы разбудить Арса привычным минетом.       – Я до сих пор не понимаю, каким образом ты собираешься спасать брата? – вместо ответа спрашиваю я, медленно отпивая из чашки.       Выграновский дергает бровью, демонстрируя хитрую улыбку.       – В антиутопии есть солнечные отшельники, слышал о таких? Эти люди умирают здесь. Они не могут освоиться, не могут привыкнуть к этому миру, глушат в себе утопию и не поддаются антиутопии. Из-за этого и Арс умирает... – тихо заканчивает он, опуская взгляд на свои татуировки.       – Ты говорил с ними? – наклоняюсь ближе, касаясь грудью поверхности стола. Эд кивает. – То есть они утописты, которые готовы нарушить закон, готовы рискнуть жизнью ради того, чтобы пройти на другую сторону? Это какая-то херня, утописты так не поступают!       – Они отчаялись, Антон! – грубо произносит парень. – Как по-твоему я пересек границу?       Затаив дыхание, смотрю на него, чувствуя исходящую энергию – он злится. Ему не терпится привести план в действие и все, что ему нужно – мое понимание. Наконец, он начинает задавать вопросы, которые должен был задать ему я. И он хочет поделиться со мной своей историей.       – В утопии тоже есть такие люди, – продолжает Выграновский.       – И как же их называют? Отшельники тьмы? – усмехаюсь я.       Эд тоже посмеивается и закатывает глаза на эту глупую фразу.       – Пусть будет так, – соглашается он. – Я познакомился с двумя парнями в утопии, они творили дерьмо: наркота, издевательство над утопистами, которых они накачивали, просмотр порно, алкоголь. В общем, так я и познал антиутопию, просто неудачно свернул в конце улицы. Они меня порешить хотели, но в итоге приняли к себе. Нас было девять человек. В один момент, когда трава так дурманила разум, я вдруг почувствовал, что они моя семья и решил доверить им кое-что... – Эд тяжело вздыхает и хмурится, мотая головой, будто отгоняет плохие воспоминания. – Короче, из тех, кто пересёк границу, я один в живых остался. И еще один из нас не смог, остался в утопии. Может он уже мертв, хрен знает.       Я вижу, что ему больно вспоминать то время, он морщится, стискивает зубы, сжимает кулаки. На кухне повисает тишина – Эду нужно время, он не хочет продолжать этот рассказ. Я слышу его дыхание и биение собственного сердца, поддаюсь первому желанию и осторожно накрываю ладонью его кулак. Парень медленно разжимает пальцы, позволяя мне нежно касаться его руки.       – Мне жаль, – выдавливаю я, слегка поморщившись.       – Пиздишь, – горько усмехается брюнет.       – Да. – Я убираю от него руку, прежде чем позволяю себе переплести наши пальцы и насладиться его теплом. – Вопрос о спасении Арса остается открытым.       Я делаю большой глоток, горячий кофе приятно обжигает горло, но на желудке сказывается отрицательно, я голоден, но не могу отвлечься на нормальный завтрак, потому что сейчас важнее вытянуть информацию из Эда.       Думаю, уже не важно, какой способ озвучит Выграновский, после вчерашнего я готов принять любое предложение, чтобы Арсений выжил. Я готов рискнуть всем, чтобы он больше не плакал и не чувствовал боль из-за моей любви.       – Я последним вошел в антиутопию и не испытал того ужаса, что мои друзья, – довольно произносит Эд, словно хвастается. – Первые трое загнулись прямо на границе, их застрелили сразу и пока смотрящие уносили тела, еще двое сделали шаг вперед, мозги у них, конечно, вскипели, но они не потеряли сознание. Следом еще один и еще... Когда прошел я, меня как-то странно передернуло, дыхание сперло. Понимаешь, к чему я веду? Люди впитывают сверхъестественную энергию в себя, граница слабеет, если ее пересекают сразу несколько человек. Нам нужно собрать как можно больше отшельников, которые прячутся по всему миру и стереть грани.       Я вспоминаю историю 2113 года, когда семья путешественников случайно пересекла границу. Вот почему они не поняли, что попали в антиутопию. Их было несколько, они прошли на другую сторону все сразу и поэтому не почувствовали, что утопия осталась позади.       – Это самоубийство, – четко проговариваю я, наклоняясь к нему.       – И мы все пойдем на это. – уверенно кивает Эд.       – Если твои друзья были... другими, то почему граница так подействовала на них? Они ведь вошли в антиутопию, их дом.       Брюнет принимает меня за дурака, от того и начинает посмеивается надо мной. Согласен, я пока мало что понимаю.       – Каждый был рожден там, где ему суждено. Мои друзья, я и ты были такими же утопистами, просто с дефектом.       – Если ты и я обычные утописты, почему я смог увидеть тебя? – наконец, я осмеливаюсь спросить его.       Парень поджимает губы, задумывается лишь на секунду.       – Потому что ты хотел меня... – томно смотрит из-под ресниц, демонстративно закусывая нижнюю губу. – увидеть.       У меня еще так много вопросов, что голова идет кругом. Эд не сопротивляется мне – отвечает быстро и честно, но в какой-то момент этого становится недостаточно. Я хочу узнать не только ответы на мои вопросы, мне нужна информация о нем, о его жизни, о желании спасти брата или уничтожить один из миров. Я хочу знать, почему он смотрит на меня так... Раньше так смотрел Арсений.       – И последнее, – вздыхаю я, слыша, что Арс проснулся и вот-вот выйдет к нам, – как быть со смотрящими? Нас всех убьют.       – Нет, если мы убьем их первыми, – отвечает парень, смотря на меня с хитрым прищуром. – В том числе и Стаса.       Я лишь открываю рот и шокировано смотрю на Эда, на то, как он самодовольно улыбается. На кухне появляется Арсений, обнимает меня сзади за плечи и целует в щеку. Хорошо, что он не видит мою застывшую гримасу. Выграновский прячет улыбку, его взгляд сменяется на раздраженный.       – Доброе утро, братец, – бросает он, выходя из-за стола.       – Поедешь с нами на границу? – тут же спрашивает Арсений.       Эд останавливается у выхода из кухни и оборачивается.       – Нет, у меня есть дела поважнее, чем обучение Антона, – отвечает он, прежде чем оставить нас наедине.       У меня появляется желание прямо сейчас поцеловать Арсения, впечатать его в стену, снять домашнюю старую футболку и прикоснуться к нему, напомнить самому себе, что именно этот человек единственный, от чьего взгляда мне должно кружить голову.       Резко подскакиваю с места и разворачиваюсь, буквально накидываясь на мужчину. Нагло, жадно впиваюсь в его в губы, отчаянно пытаясь не представлять губы Эда. Этот засранец засел в моей голове, и я знаю, что сейчас он смотрит на нас, выглядывая из-за стены. Хоть я его не вижу, но чувствую. Арсений слегка отталкивает меня и так искренне и непонимающе хихикает, что мне хочется завыть от того, насколько же милым и беззащитным он стал. С каждым днем в нем все меньше антиутопии. Меньше жизни.       – Антон, – тихо протягивает Арс, вытягивая руки перед собой. – Что за порывы?       Я, не подумав, бью его по рукам и приближаюсь к нему, обхватывая ладонями его лицо. Смотрю в голубые любимые глаза и чувствую, что должен сказать ему, должен повторять это до тех пор, пока не наступит конец.       – Я люблю тебя, – шепчу ему в губы, оставляя едва ощутимые поцелуи. – Люблю больше всего на свете. Я спасу тебя, обещаю.       Арсений с трудом отпихивает меня и хмурится. Я не изменю своего решения даже если Арс снова передумал жить.       – Ты разговаривал с Эдом? – в его глазах абсолютное недоверие к собственному брату. – У него правда хороший план?       Сердце болезненно сжимается от его вопроса, и я рад, что Арсений не задает других. Будет лучше, если он не узнает все детали его спасения. Я нервно переминаюсь с ноги на ногу, неуверенно киваю и выдавливаю фальшивую улыбку.       – Да, план отличный.       – Что от меня требуется?       Удар под дых. Меня начинает трясти, но Арс этого не замечает. Я перевожу взгляд за плечо мужчины и смотрю на Эда, который одобрительно кивает мне. Ложь во благо – кажется, это так называется.       – Только довериться нам, – отвечаю я, аккуратно беру его за руку и поглаживаю нежную кожу большим пальцем. – Хватит притворяться сильным, Арс, я вижу, как ты умираешь. Просто дай нам с Эдом разобраться с этим.       Лицо Арсения смягчается, он смотрит на меня, как на спасательный круг, и я готов исполнять эту роль для него. Мужчина шумно выдыхает и кивает головой, соглашаясь довериться мне. А я доверюсь Эду.

***

      Я не боюсь темноты, меня тревожит нехватка света, вот и всё.       Мои глаза закрыты, я полностью расслаблен, кончики пальцев от чего-то покалывает, но я не обращаю внимания. Темнота обволакивает меня, я впускаю ее в себя – ощущается как глоток свежего воздуха.       В голове на повторе: «концентрация», но это не помогает. Я любил химию в школе, поэтому «концентрация» заставляет меня мысленно высчитывать процент раствора натрия.       – Сосредоточься, – приказным тоном произносит Арсений, будто услышав мои мысли.       – Может мне будет проще, если Стас встанет туда? – вздыхаю я, кивая в темноту перед собой.       Я знаю, Стас не упростит задачу. Не понимаю, почему у меня не получается? Эд сказал, я увидел его потому, что хотел этого, но я и сейчас хочу увидеть что-то... Хоть что-нибудь! Арсений отходит к машине и мигает фарами, тихо посмеиваясь надо мной. Обернувшись, я бросаю на него недовольный взгляд, но все равно не сдерживаю усмешку.       – Давай помолчим еще? – предлагает он, подходя ко мне. – Здесь только мы, тебе не на что отвлекаться. Глубокий вдох и вперед...       – Я ведь могу сделать это с твоей помощью, – я хнычу, как ребенок, не желающий учиться. – Помнишь, в первый раз ты взял меня за руку и просто ткнул пальцем вперед? Я прозрел через пару минут. А тогда на вершине? Я увидел утопию, смог сконцентрироваться...       – Ты должен научиться этому сам, Антон. – Арс берет меня за руку, но не делится энергией. – Я ведь не всегда буду рядом.       Сердце пропускает удар, я смотрю на него таким жалобным взглядом, что Арсений сам перестает дышать. Он все еще не верит в то, что у нас может быть завтра. Я вдруг задумываюсь, что если бы Арсений изначально был утопистом и мы встретились на другой стороне? Он бы посмел влюбиться в меня, забрать меня у Ильи? Очевидно, что мы в любом случае сошли бы с ума друг от друга, нам бы пришлось скрываться, научиться лгать, мы бы погрузились в тайную любовь с головой и итог был бы таким же... Мы бы сбежали в антиутопию, потому что здесь можно предавать любимых, можно врать и не бояться осуждения утопии.       – Больно? – спрашиваю я, прикладывая ладонь к его сердцу.       Арс мягко улыбается, мотая головой, снова врет, что боль прошла, но я ощущаю это на себе. Да, он может плакать, часто и горько, он смеется громко, он может погрузиться в себя и молчать сутками, может разбивать кулаки о стены, срываться на меня и снова плакать, но он никогда не показывал свою слабость до вчерашнего... Он заявил, что хочет жить, любить меня и он готов рискнуть, поэтому я больше не поверю, что ему не страшно.       Отворачиваюсь, снова всматриваюсь в темноту, на этот раз думаю о состоянии Арсения, о его глазах, о его чувствах ко мне и о своих тоже. Вспоминаю, что я испытал на вершине, когда Арс впервые привел меня туда, показал солнечный свет, без которого мне было тяжело, вспоминаю, что он заставил меня почувствовать, когда коснулся моей груди, посылая разряд тока в самое сердце, заставил меня посмотреть на утопию, увидеть Илью, заплакать и понять, я больше не утопист. Меня резко бросает в жар, по вискам медленно ползут капли пота, щекоча кожу, окрестность наполняется жужжанием, вокруг слишком много всего. Слишком громко! Я наполняю легкие кислородом до максимума и слышу чужой шепот:       – Присмотрись, я прямо перед тобой.       Я мысленно бегу вперед, оказываясь так далеко от Арсения, что не оглядываюсь, потому что его я уже не увижу. На лице Эда его фирменная наглая ухмылка, он стоит в расслабленной позе, смотря на меня гордым взглядом.       – Чт...– пытаюсь отдышаться, опираясь руками на свои колени.       – Антон? – где-то вдалеке слышу голос Арса.       Я боюсь повернуться.       – Можешь не признавать это, но я знаю, что я в твоей голове, – шепчет Выграновский. – У тебя получилось. Поздравляю, Шастун.       Кругозор расширяется, и я с облегчением вздыхаю, глупо посмеиваюсь от того, что я действительно вижу всё.       – Антон, – снова повторяет Арсений, касаясь рукой моего плеча.       Опасливо оборачиваюсь на него и начинаю смеяться.       – Я смог, Арс.       – Что ты видишь?       – Всё! Каждое дерево вокруг, камни. Там смотрящие! Вон они ходят в своих уебанских беретах, а вон Стас! – я показываю пальцем вдаль. По факту они находятся в двух часах езды от нашего местоположения.       Кажется, солнце засветило в антиутопии. Этот мир еще никогда не был таким ярким. А Арсений... Какой же он, черт возьми, прекрасный при свете. Теперь я понимаю, почему раньше Арс смотрел на антиутопию с таким восхищением – она правда завораживает. Потрясающий мир.       Я целую Арсения так, будто выражаю благодарность за то, что у меня получилось пройти это испытание, хотя я знаю, его заслуги здесь нет, но я не могу благодарить Эда таким же способом.       – Нужно было просто захотеть увидеть... – признаюсь я, отстраняясь от мужчины.       – Понятно, Стаса ты видеть не хотел, – усмехается Арс. – Поехали домой.       Брюнет разворачивается к машине, но я останавливаю его, мягко обхватывая пальцами кисть его руки.       – Давай останемся здесь не надолго, – прошу я, трепетно поглаживая его скулу. – Мне сейчас так хорошо, я чувствую... власть...       Дыхание сбивается, потому что Арсений становится ближе. Он оставляет поцелуи на моей шее, заставляя меня закатывать глаза от такой нежности. Я хватаюсь за его куртку, чтобы твердо стоять на ногах, а он продолжает издеваться, применяя зубы, покусывая мою кожу и бессовестно трется своими бедрами о мои. Беру инициативу на себя и подвожу Арсения к машине, садясь на капот, позволяя ему уместиться между моих ног, и начинаю целовать его грубо, настойчиво, заставляю его выпустить тихий стон из груди.       – В машину? – предлагает мужчина.       Я лишь отрицательно мотаю головой, не собираясь лишать одного зрителя такого представления. Приходит осознание, что меня возбуждает именно то, что Эд стоит где-то там, смотрит, возможно, завидует собственному брату.       Притягиваю Арсения ближе, целую глубоко и жадно, не подавляю стоны, не скрываю желания, хочу его прямо здесь и он знает это. Все больше схожу с ума с каждым его вздохом, поцелуем, движением. Арс не церемонится, расстегивает пуговицу на моих джинсах, спускает их с бедер вместе с нижним бельем и сам опускается на колени. Я хватаю его за волосы, слегка сжимая, как только чувствую горячий язык на собственном члене. Едва нахожу в себе силы, чтобы открыть глаза и посмотреть на Эда, который прямо сейчас ехидно улыбается, смотрит в ответ с вызовом и опирается спиной на дерево, опуская свою руку на ширинку. Мне в буквальном смысле сносит крышу, я начинаю шипеть от приятных ощущений и одобрительно киваю Выграновскому, чтобы тот потрогал себя. Самостоятельно насаживаюсь на рот Арсения, наблюдая за тем, как парень медленно водит рукой по своему члену, периодически закатывая глаза от наслаждения. Поистине горячее зрелище.       – Мне ускориться? – с усмешкой спрашивает Эд.       Столько эмоций вспыхивают одновременно, но я готов кончить только от того, что могу слышать Эда, находясь от него в паре километров.       – Отъебись, – на выдохе тихо произношу я, молясь, чтобы Арс не услышал.       Откидываю голову назад и несвязно мычу от удовольствия, когда Арсений начинает помогать себе рукой. Второй рукой он по-хозяйски сжимает мои ягодицы, задавая быстрый темп, от которого перед глазами мерцают звезды. Снова, почти вынужденно смотрю на Выграновского, потому что не отвлекаться на него просто невозможно – он слишком громко дышит. Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь, сердце загнанно бьется в груди, лишь на секунду я представляю, что это Эд стоит передо мной на коленях посреди закрытой зоны, и тут же кусаю свой кулак, чтобы не застонать так громко, как мне хочется. До конца не могу осознать, какое дерьмо вытворяю прямо сейчас, но не прекращаю, растворяясь в новых ощущениях силы, власти, похоти. Эд выгибает спину, закрывает глаза и сильно закусывает нижнюю губу, оттягивая ее.       – М-м-м, Антон, – выдыхает он.       Меня накрывает волна оргазма, я резко делаю шаг в сторону, чтобы не излиться в рот Арсения. Сам знаю, приятного мало. Обильно кончаю на землю и пытаюсь отдышаться. Следом за волной оргазма настигает волна стыда и разочарования в самом себе. Мне необходимо принять душ прямо сейчас, смыть с себя этот позор, выжечь образ Эда из памяти, забыть его удовлетворенное лицо, тихие стоны, хочется стереть мое имя с его губ.       Арсений осторожно касается моей спины, я вздрагиваю, боясь посмотреть ему в глаза. Боюсь заплакать.       – Ты как? – взволнованно спрашивает брюнет.       – Отлично, – я вымученно улыбаюсь, притягивая его к себе за бедра. – С меня должок?       – Конечно.       ♫ Dragon age – Lifetime in repeat       Домой мы едем в тишине, которую я возненавидел с недавних пор. В тишине начинаешь думать, додумывать, воображать – меня это пугает. Но и говорить сейчас хочется меньше всего.       Я разглядываю старые дома, грязные рваные вывески, пытаюсь отвлечься, зацепиться за что-то, сконцентрировать внимание хоть на бездомных собаках, которых на улицах антиутопии до нельзя много, но у меня не получается. Я начинаю думать... Трусливо съеживаюсь в сиденье, грызу ноготь на большом пальце, понимая, что я ношу свою маску, как и все остальные. Согласился рискнуть утопией, прекрасно осознавая, что геройствовать глупо. Я не такой смелый. Я не справляюсь с отсутствием эмоций. Буквально заставляю себя чувствовать и выходит хреново, не так как нужно, не так, как должно быть! Все неправильно! Я вижу, что Арсений разбит, я на девяносто процентов уверен, что наш план провальный, и Арс оставит меня совсем скоро. Я хочу лежать на его груди до последнего и плакать, но я не могу выдавить из себя и капли искреннего сожаления. Запутался в себе... Запутался, потому что появился Эд, чувства к которому я испытываю каждую секунду, он не выходит из головы. Нагло вру, что это лишь всплеск гормонов, но понимаю, что все гораздо серьезней. Не могу вспомнить, как давно я думаю о нем. В антиутопии любой промежуток времени кажется вечностью.       – Ты мне не расскажешь, что вы с Эдиком задумали? – Арсений разрывает тишину.       Я бросаю на него удивленный взгляд и непроизвольно начинаю смеяться, Арс поддерживает меня усмешкой, заворачивая на дорогу, ведущую к дому.       – Эдик, – сквозь смех протягиваю я, вытирая слезы с уголков глаз.       Понятия не имею, почему меня так рассмешило это. Образ Выграновского никогда не позволит мне назвать его Эдиком. Скорее у Арса осталась привычка из детства. Я успокаиваюсь и вздыхаю, решаясь доверить Арсению хоть малую часть этого плана. У него есть право знать.       – Ты в курсе, что граница теряет силу, если через нее проходят несколько человек сразу? Один за другим... Первым хреново, а дальше проходят легко.       – Да, – спокойно отвечает брюнет.       Как ни странно, мне не нравится его ответ. Вздернув бровями, я открываю рот от удивления.       – Да? То есть ты давно мог сделать из двух один нормальный полноценный мир?       – Так нельзя, Антон! Я только предполагал, но никогда не проверял... Были отморозки, которые целой толпой пытались пересечь границу, но мы их отстреливали. Смотрящие отвечают за баланс не меньше соглядатая.       Я не смогу признаться Арсению, что это и есть план – логично, что будет море крови. Крови смотрящих... Он этого не допустит.       – Почему Эда не убили? – я меняю тему.       Арсений съеживается и хмурится, будто ему не приятно вспоминать.       – Я следил за братом всю его жизнь, знал, что они идут на границу. У него на плече есть шрам – я в него выстрелил, тело унес сам. Вылечил, выходил, а потом отпустил. Точнее, он сам ушел.       – Почему его друзья не побоялись пойти с ним? – тихо, будто самому себе задаю вопрос.       – Эд рассказал им, что его брат соглядатай, – недовольно отвечает Арс. – Они думали, я спасу всех.       Мы не продолжаем этот разговор, к счастью, вовремя подъезжаем к дому. Мне страшно подумать о том, как смотреть Эду в глаза после того, что произошло между нами. Фактически ничего не случилось, я не уличен в измене, но это было чем-то более интимным...       Арс заходит первым, салютует брату, который сидит на диване и пьет мое пиво, и сразу же отправляется в ванную, оставляя нас в неловком молчании. Я быстро иду в спальню, дабы оградить себя от Эда, но в глубине души хочу, чтобы он пошел за мной. Закрываю дверь и снимаю с себя всю одежду, забираясь на кровать. Прислушиваюсь к тяжелому дыханию парня. Он знает, что я слышу.       – Ты хотел этого? – шепчет Выграновский, и я зажмуриваюсь от стыда, пряча лицо в ладони. – Знаю, что хотел. Я тебя сейчас хочу...       Его слова отдаются болью в груди и жгучим возбуждением внизу живота.       – Если не прекратишь, я выйду и врежу по твоей наглой физиономии, – сквозь сжатые зубы отвечаю я.       – Понял, извини, – усмехается он. – Извини, что появился там, я просто хотел, чтобы ты быстрее научился видеть. А я, как выяснилось, благотворно влияю на тебя. Тебе еще многому нужно научиться, например, убивать и не сожалеть, но я не буду вмешиваться, если ты не хочешь.       – Зачем я тебе? – устало вздыхаю, закрывая глаза. – Ты ведь можешь разобраться с границей сам с помощью твоих отшельников. Почему я?       Шум воды в ванной стихает, у нас остается мало времени, а вопросов еще так много.       – Потому что ты очень любишь Арсения. Если что-то пойдет не так, ты единственный, кто будет бороться до конца ради него.       – Так дело в Арсе? Я должен просто поверить в это?       – Мне плевать, во что ты веришь, – быстро договаривает Эд и замолкает, прежде чем Арс выходит из душа.       Я начинаю копаться в собственных мотивах. Действительно ли все это только ради Арсения? Не ради того, чтобы отправиться черт знает куда вместе с Эдом? Не ради того, чтобы побыть с ним наедине? Я ведь сам понимаю, что провоцирую его, заставляю хотеть меня, а сам прикрываюсь любовью к Арсу, прошу Эда оставить меня в покое. Эд – моя утопия. Он мне нужен, с ним легко дышать. Поэтому все это точно не только для Арсения. Может ради утопии? Я хочу, чтобы прежние эмоции вернулись, хочу снова уметь плакать от счастья, а не от моральной боли, хочу в утопию, хочу, чтобы каждый человек стал полноценным, жил и чувствовал. Так каков мой мотив? Арсений, утопия или все ради Эда?