Сжигая утопию

      Мое тело парит в воздухе, я чувствую невесомость, разум полностью освобожден от всяких мыслей. Все, что есть сейчас – тепло и свет. Кажется, я на вершине, согреваюсь под солнечными лучами, питаюсь энергией утопии, дышится так легко... Я боюсь открыть глаза и упасть на землю.       Спину резко обжигает чье-то прикосновение, я вздрагиваю, открывая глаза. Темнота. Эд накрывает мой рот ладонью, палец другой руки прикладывает к своим губам.       – Тш-ш. Нам пора.       Так много ощущений и все это за считанные секунды. Я не успеваю дернуться, как Эд продолжает:       – Нас ждут в библиотеке.       – Библиотеке? – откидываю руку парня от себя, принимая сидячее положение.       – Давай не здесь?.. – брюнет кивает на спящего Арса.       Понимаю, что сейчас не лучший момент задавать вопросы, поэтому вылезаю из постели, толкаю Эда плечом, чтобы пройти к шкафу.       – Подожди меня на улице, мне нужно одеться, – шепотом бросаю я, оборачиваясь на него.       Парень как-то грустно вздыхает и выходит из комнаты, будто он обижен на мое безразличие.       Неизвестность – это интересно?       Я помню это чувство – впервые ворвавшись в антиутопию, я испытал это – называлось тогда предвкушением. Сейчас я просто волнуюсь, крадя ключи от машины Арсения, следуя за Эдом, позволяя ему сесть за руль. Я не знаю, куда мы направляемся, что нас ждет, чего хочет Эд? Почему он хочет…       Я опасаюсь соблазна. Пройдя через то, что я испытывал с Арсением в самом начале, я надеялся, такого больше не повторится. Страх, неуверенность, притяжение, симпатия, первый поцелуй, отдающийся болью в сердце, первый секс, первое «я тебя люблю» – одним словом это было «новинкой». Необъяснимые ощущения, в которых хочется тонуть.       – Ты не скажешь, куда мы едем? – требовательно произношу я, смотря на водителя сонным взглядом.       – Антон, прошу тебя, – выдыхает он, заводя машину. – Ты, кажется, согласился мне доверять? Давай забудем ту историю, между нами ничего не было. Блядь, извини меня за самодеятельность, я не хотел вторгаться в твое личное пространство.       – В наше, – резко исправляю его.       Эд притворно откашливается в кулак, понимающе кивая.       – Да, в ваше: твое и Арса. Я все понимаю, – виноватым тоном произносит он, мне хочется ему верить. – Не самая приятная картина, как мой брат тебе отсасывает...       – И ты все равно смотрел. Тебе это понравилось.       Я будто хочу лично услышать это от него, хочу точно знать, что ему нравилось быть там, смотреть и ублажать себя, думая обо мне. Так нельзя, это неправильно, это предательство, но как избавиться от чувства вины? Мне нужно услышать, что Эд хотел этого, чтобы не быть единственным, кому этого до сих пор хочется. Мне тяжело стыдиться в одиночку. Пусть нас будет два идиота.       – Просто ты такой... Я понимаю, почему Арсений тебя любит. Когда я читал его дневник, читал то, что он думает о тебе, как он тебя описывал... Мне казалось, что Арс больной, тебя просто не существует. Антон, ты сложный, и поэтому он не мог не влюбиться в тебя. Когда я читал дневник, мне хотелось, чтобы его слова были моими.       – Заканчивай, – тихо прошу я, закрывая глаза и откидываясь на спинку сиденья.       – Нет, я хочу, чтобы ты послушал. Может тогда ты перестанешь думать обо мне, как о похотливом придурке, – этими словами Эд будто извиняется за тот случай, в котором мы оба виноваты. Я молчу, тем самым соглашаясь выслушать. – Я никогда не любил, вообще не знаю, что это такое.       Сон отходит на второй план. Я распахиваю глаза от удивления, не веря собственным ушам. Эд врет, прибедняется, таким образом оправдывается за свою нездоровую тягу ко мне.       – Как? – единственное, что я могу произнести.       Парень ухмыляется, периодически отвлекаясь от дороги, поглядывая на меня.       – Думаешь, если я утопист, мне знакомо это чувство? Антон, я имею в виду, что никогда не любил так, как вы с Арсом. То есть, семья – это другое. Но в моей жизни не было человека, ради которого я бы пошел на все, к которому я бы мог подойти и сказать, что люблю его или ее. Я только трахался и думал, вот оно – наверное, это и есть любовь. А когда прочитал дневник Арсения, во мне будто что-то оборвалось, почувствовал себя каким-то пустым. Я завидую моему брату, потому что тоже хочу думать о ком-то так, как он о тебе, хочу смотреть на кого-то так же...       – Ты смотришь на меня, – улыбаюсь я, чувствуя тепло, разливающееся внутри. – Ваши взгляды мало чем отличаются.       – Это семейное, – посмеивается Эд, взмахивая рукой. – Как я уже сказал, ты сложный, и поэтому такой притягательный, но в мои планы не входило дрочить на тебя. Извини.       Его прямолинейность кажется мне забавной. Я пытаюсь сдержать усмешку, но грудь все равно подрагивает от подступившего смеха. Эд отличный манипулятор, легко меняет тему разговора и вместо того, чтобы незаслуженно осуждать его, держать дистанцию и изображать недотрогу, я смущенно отвожу взгляд, чувствуя, как краснеют мои щеки.       Возможно, я полный кретин, потому что ввязываюсь черт знает во что с черт знает кем, но я уверен, что поступаю правильно. Сама ситуация – неправильно! Абсурд! Но мое участие в этом вполне оправданно. По-крайне мере мне нравится так думать...       Постепенно проваливаюсь в сон, размышляя о библиотеке. Я читал о людях-историках, также именуемых библиотекарями – они пишут свою историю миров, храня то, что было написано задолго до них. Я не задаю Эду лишних вопросов не потому, что доверяю ему, а потому, что уверен, мы направляемся именно к ним.       Жизнь не перестает удивлять. Я думал, что знаю все об утопии, о параллельном мире, о соглядатае, о людях, живущих по разные стороны от границы, но потом появляется тот, кто дает больше информации, о которой я даже не подозревал. Узнаю, что есть люди, подобные мне – с дефектом. Оказывается, я и об Арсении знал не все...       Прикосновение Эда обжигает мое плечо. Я дергаюсь на месте, резко открывая глаза.       – Антон, проснись, – вполголоса произносит он. – Мы приехали.       Хмурюсь, мотаю головой, отгоняя остатки сна.       – Почему так горячо? – несвязно бормочу я, уставившись на парня. – Каждый раз, когда ты прикасаешься, будто оставляешь ожоги.       Выграновский довольно хмыкает, улыбаясь мне. Ему приятно слышать это.       – Ты отвык от утопии, а она живет во мне. Я не отказывался от тепла, – поясняет он, дотягиваясь до ручки двери с моей стороны. Он специально делает это, касаясь меня практически всем телом. – Вылезай уже, времени мало.       Открыв дверь для меня, парень все равно первым выходит из машины, сразу прикуривая сигарету. Объяснения Эда звучат правдоподобно, поэтому я не удивляюсь его влиянию на меня. Выхожу на улицу, вдыхая холодный воздух антиутопии. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что вижу в темноте, я непроизвольно концентрируюсь в ночи, разглядывая каждую окружающую нас мелочь. Нужно научиться принимать эту часть себя.       – Нам туда? – спрашиваю я, указывая пальцем на единственное в округе здание.       Эд кивает, делая большую последнюю затяжку, отбрасывает сигарету в сторону и подходит ближе, ровняясь со мной плечом к плечу. Он смотрит на заброшенную высотку и тяжело вздыхает, словно с этим местом у него связаны не лучшие воспоминания.       – Ты можешь узнать здесь много нового, – шепчет парень, не отводя взгляд от библиотеки. – Кое-что может тебя шокировать, расстроить, взбесить. – Эд, наконец, поворачивается ко мне. – Готов?       – Мы ведь это ради Арсения делаем, – убеждаю самого себя.       Первым делаю шаг вперед, но брюнет останавливает меня, хватая за руку. Может я придаю слишком большое значение этим прикосновениям, но мне уже действительно становится не по себе.       – Отпусти, – мне приходится раздраженно зашипеть на него. – Хватит путать меня, Эд. Мы уже приехали сюда – плевать, что нас ждет там внутри.       Выграновский не ослабляет хватку, сильнее сжимает мою кисть, в его глазах ярость. Я резко отталкиваю его второй рукой, у парня начинается одышка, будто я вывел его из какого-то эмоционального вакуума, в котором он не мог дышать. Надеюсь, его состояние не связано с этим местом, потому что меньше всего мне нужно, чтобы Эд сошел с ума там, где можно найти ответы.       – Что за херня с тобой, Эд? – повышаю голос, подходя к нему, и осторожно поднимаю его голову за подбородок, чтобы он посмотрел на меня.       – Обещай, что вернешь меня домой, – тихо, почти умоляет он, отчаянно пытаясь обнять меня.       Срабатывает рефлекс, и я отхожу назад, не позволяя ему больше притрагиваться ко мне. Рядом с ним хорошо, но я здесь не за тем, чтобы наслаждаться частичкой утопии. Меня больше волнует, что скажет Арс, если проснется до нашего возвращения. Я быстро направляюсь к зданию, заставляя Эда бежать за мной.       – Прости, – бросает он.       – Зачем нужно было сбегать из утопии, а теперь рисковать всем только потому, что хочешь к мамочке? – бормочу себе под нос, отчитывая Эда. Не надеюсь, что он это услышит.       – Я плохой, Антон, – предупреждающим тоном говорит парень. Я останавливаюсь, чувствуя его взгляд. – Я такой же, как ты – здесь мне лучше, но утопия не отпускает.       Театрально усмехаюсь, оборачиваясь на брюнета. Он говорит вполне серьезно, он верит в это, а я нахожу его слова простой манипуляцией. Эд уже намекал на то, что мы родственные души.       – Я не плохой человек, но я готов делать ошибки, готов творить дерьмо и убивать, потому что Арс этого стоит.       Объясняю доходчиво, чтобы Эд, наконец, поверил в то, что я здесь ради другого человека. Я хочу внушить это ему и самому себе, потому что ощущаю, как разрываюсь на части каждый раз, когда ищу мотивы.       – Я согласился на это не для того, чтобы ты воссоединился с семьей, и мне плевать на утопию. Мне просто нужно больше дней с Арсением.       – Как звучит ваша фраза? – улыбается он, задумчиво почесав затылок. – «Еще одно завтра»?       – Ты наизусть выучил его дневник? – по-доброму отзываюсь я, приподнимая брови.       Хватит воевать с ним и с собой. Я устал. Необходимо лишь соврать, донести до него, что есть я и Арсений, и есть он – третий. Да – нужный, да – полезный. Но не мой. Не для меня.       Мы заходим в библиотеку: снаружи она выглядит пугающе, но внутри вдруг становится комфортно. Тусклое освещение позволяет рассмотреть множество столов, светильники, высокие стеллажи с тетрадями, старыми потертыми дневниками, между которыми виднеются отдельные исписанные листы. Библиотекой назвать сложно, это просто склад записей историков. Люди, шуршащие возле полок не обращают на нас внимания, занимаясь поисками каких-то важных конспектов, Эд здесь не впервые, поэтому наше появление не вызывает вопросов. Я останавливаюсь у стола, на котором открыта толстая книга и читаю заголовок «История создания границы». Не думая, тянусь к книге, но Эд не позволяет, ударяя меня по руке.       – Ауч! – возмущенно поглядываю на брюнета.       Он закатывает глаза.       – Не трогай ничего без разрешения.       – Шастун как всегда... Любопытство берет верх, – за спиной раздается незнакомый голос.       Мы оборачиваемся, и Эд сразу улыбается, подходя к мужчине и пожимая ему руку. Я прищуриваюсь, вспоминая, где я мог видеть это лицо прежде. Окунаюсь во флэшбэки, воссоздаю картину, когда Арсений порвал со мной, прогнал обратно в утопию. Этот мужчина и отвез меня на границу.       – Рад видеть тебя живым, – улыбается он, протягивая мне руку. – Я Дима, если ты не помнишь.       – Судя по всему, ты много знаешь, – с подозрением произношу я, отвечая на рукопожатие.       – Я пишу историю. Много знать – моя работа. Пройдем в информационный зал!       Мужчина поправляет съехавшие очки и потирает ладони друг о друга. С виду милейший человек, но этим и вызывает опасение. Историки должны быть хитрыми, иначе как им добывать информацию? Хитростью должны обладать и мы с Эдом, но, кажется, парень полностью доверяет им. Дима провожает нас в огромный мрачный зал, по пути я насчитываю тринадцать человек, копающихся в записях, на коробках написаны даты – они имеют дело с информацией 2134 года. Какой смысл ворошить прошлое? Мы рассаживаемся за круглый стол, Дима ставит перед нами коробку с датой 2252 год – дата рождения Арсения. Я тянусь рукой, но снова получаю удар от Эда.       – Если ты еще раз меня... – начинаю я, прожигая парня сердитым взглядом.       – Эдуард, все в порядке. Антон имеет право читать, – вмешивается Дима, одобрительно кивая мне. – Я подготовил это для тебя, там есть некоторые записи о нынешнем соглядатае, мне важно твое мнение – все ли верно я изложил. А ты пока можешь посмотреть легенду о границе, давай, – он обращается к Эду.       Тот, недовольно посмотрев на нас, встает из-за стола и направляется к стеллажу, где его встречает девушка, предоставляя целую пачку заметок. Не могу подавить улыбку, кто-то, наконец, поставил Эда на место, да еще так вежливо. Дима садится рядом со мной, выкладывая тетради и дневники, для меня откладывает что-то определенное, открывая на нужных страницах.       – Я думал, ты обычный, – вдруг признаюсь я, не отрываясь от записей. – Арс дал тебе таблетки тогда, я решил, ты... никто. И даже ничего не заподозрил, когда ты помог мне выйти за границу.       Дима по-доброму посмеивается.       – Таблетки нужны нам – историкам. Мы хотим в утопию, мы рождены не на той стороне, а подавлять антиутопию в себе необходимо, иначе сорвемся, – четко объясняет он. – Арсений меня хорошо знает, но далеко не всё.       – Он не знает, что ты пишешь историю?       – Он думает, что я потенциальный смотрящий, который отказался от звания.       – Тогда зачем он дает тебе таблетки? Смотрящим они не нужны, они могут чувствовать...       – Арсений не задает вопросов и не отвечает на них. То, что я встретил тебя – настоящее везение.       Я вспоминаю, как лежал на заднем сиденье в его машине, осматривал крышу салона и много бормотал о том, какой же я идиот, что позволил себе полюбить соглядатая. Дима мог быть не в курсе, что соглядатай – Арсений, не в курсе, что я утопист и то, что Арс включил эмоции. Я просто говорил об этом, не думая, что нужно хранить секрет.       «Мир всегда был построен на магии. До определенного момента люди не хотели верить в нее, а когда наступил хаос, и ни вера, ни молитвы не помогали, магия стала востребована. Сверхъестественные способности заложены в каждом из нас, кто-то их не активирует, до сих пор не верит, а в ком-то они существуют против их воли. Поколение соглядатаев не практикует магию, они и есть сверхъестественное...»       Я усмехаюсь и закатываю глаза, откладывая тетрадь в сторону. Дима как-то обиженно сморит на меня, будто этим я его оскорбил.       – Зря ты так, – он мотает головой, снова поправляя очки. – Историки сотни лет изучали поколение соглядатаев.       – Арс — волшебник? – я театрально удивляюсь, прикладывая руку к груди.       Я поворачиваюсь в сторону Эда, который с важным видом читает что-то, и невольно улыбаюсь. Он ловит мой взгляд, как обычно смотрит из-под ресниц, облизывает губы, и возвращается к изучению истории.       – Нравится? – тихо спрашивает Дима.       Не отвожу взгляд от брюнета, продолжая рассматривать его. Складываю руки на стол и нервно перебираю браслеты. Сердце учащенно бьется.       – Да, – выдыхаю я. – Нет. Не знаю.       – Я знаю, – хмыкает мужчина. – Когда Эд нашел нас, рядом с ним я почувствовал себя дома – от него исходит тепло, позитивные эмоции, его не хочется отпускать от себя. Не смотря на его образ, он ведь светится, да? – я молча киваю. – Ты чувствуешь это, потому что сам утопист, ты никогда не изменишь это в себе. Да, ты любишь Арсения, я это чувствую, но ты считаешь, что с каждой минутой влюбляешься в его брата. Это не так.       Поднимаю глаза на Диму, смотря на него с надеждой. Пусть он переубедит меня, я устал бояться этой тяги к Выграновскому.       – Думаешь?       – Уверен, – улыбается он. – Ты просто скучаешь по дому, а Эд дает тебе ощущения утопии. Тебя влечет не к нему, а к свету.       Какое же облегчение услышать это от постороннего человека. Чувства к Эду – лишь иллюзия, Арсений всегда был и остается единственным.       – Эд смог подавить в себе эмоции того мира?       Дима мотает головой.       – Он убедил себя в этом. Эдуард принимает таблетки, тот же наркотик, что и мы. Он думает, что может чувствовать все только благодаря препаратам, но это обман – он и без них чувствует. Мы глушим в себе антиутопию, а он – нет. Для него эти таблетки вроде пустышек, самовнушение – он не сможет радоваться, если не примет дозу. Этот мальчишка из поколения соглядатаев, самоучка с детства. Как Арсений, только без власти над вселенной.       Я вздыхаю, беру в руки другую тетрадь и лениво переворачиваю страницы, мельком прочитывая заголовки. Я понятия не имел, что историки и отшельники – одни и те же люди. Сотни лет пытаться разгадать тайны соглядатаев, выяснить, что можно уничтожить границу, объединить два мира и, наконец, перестать скрываться, но никто из них до сих пор не рискнул – в чем подвох? Почему они решились пойти на это только с помощью Эда и меня?       «Путь Поповых и Выграновских»       – Арсений никогда не пересекал границу, – говорю я, сверля взглядом заголовок.       – Пересекал и ни раз, – спорит Дима. – Наблюдать за утопией с вершины – это то же самое. Это значит войти в другой мир.       – То есть я тоже... – шепчу я, подсчитывая, сколько раз я это делал. – Если есть только две семьи из поколения соглядатаев, почему я могу стать одним из них?       Мужчина неловко ёрзает на стуле и раздраженно, как мне кажется, вздыхает. Ему не нравится, что я задаю так много вопросов, но мне не хочется читать десятки дневников, чтобы найти ответы.       – Они имеют право передать правление кому угодно, – поясняет он, закрывая книгу и поднимая взгляд на меня. – Арсений выбрал тебя. Никто раньше не делал этого.       Мои глаза вдруг начинает щипать от подступивших слез. Эмоции вспыхнули неожиданно, резко, со всей мощью ударяя меня в грудь, разбивая сердце. До этого момента я даже не задумывался, насколько сильно Арс меня любит. Всё, что он сделал ради меня, говорит о его любви, но слова Димы буквально вышибли из меня воздух, открыли глаза, он заставил меня прочувствовать всё, что Арсений испытывает ко мне. Вот так просто два мира не отдают.       – Он умрет? – в никуда произношу я, вытирая слезы.       – Да.       Медленно перевожу взгляд на мужчину, затаив дыхание. Мое тело дрожит от внутренней истерики, меня начинает тошнить, в глазах темнеет. Я хочу убраться отсюда.       – Арсений не волшебник, – тихо, но серьезно говорит Дима. От его тона становится холодно. – Он – граница, на нем держатся два мира. Когда люди начнут проходить на другую сторону, Арсений не выдержит. Но нужно пожертвовать одним, чтобы другие могли жить.       Меня охватывает паника. Я отбрасываю от себя все конспекты и встаю с места, отходя от стола. Мотаю головой, отказываясь верить Диме, выставляю перед собой руки, чтобы он не приближался.       – Я ухожу, – мой голос дрожит. – Вы не перейдете на ту сторону, я не дам вам убить его! – срываюсь на крик, привлекая внимание всех, кто находится в этом зале.       – Он все равно умрет, Антон, – спокойно отвечает мужчина, слишком медленно и осторожно подходя ко мне, будто боясь спугнуть. – Ты нам нужен.       Хватаю ртом воздух, отходя спиной к выходу. Сталкиваюсь с Эдом, который непонимающе смотрит на меня, и как только он пытается взять меня за руку, я наношу удар по его лицу. Руку простреливает жгучая боль, но я не обращаю на нее внимания, выбегая из библиотеки. Знаю, что Эд пойдет за мной, иначе как он доберется до дома? Мне просто нужно на воздух.       ♫ Machine Gun Kelly – Glass House       Пинаю массивную дверь, выходя на улицу. Ком в горле не дает дышать, слезы не позволяют видеть, из-за звона в ушах едва могу разобрать, что кричит Выграновский за моей спиной. А ведь Дима прав! Получается, для Арса нет спасения – он уже умирает и умрет в любом случае. И именно я буду причастен к этому, с какой стороны ни посмотреть – его смерть – моя вина.       – Антон, блядь, остановись! Куда ты бежишь?       Я поворачиваюсь к Эду, стыдясь своих слез. Вижу кровь на его губе и от этого становится немного легче. Хочется ударить еще раз.       – Ты соврал! – едва удается процедить сквозь стиснутые зубы. Мне не хочется говорить сейчас, но приходится. – Ты говорил, что Арс выживет! Говорил, что объединение миров спасет его!       Даже смешно, все эти рассказы похожи на бред сумасшедшего!       – Заткнись! – Эд отталкивает меня от себя, сплевывая кровь. – Думаешь, я допущу, чтобы мой брат умер? Хуй тебе!       Я начинаю истерично смеяться, смотря на серьезного разозленного парня. Смеюсь я скорее от безысходности, да и сам разговор с Эдом – бесполезная трата времени.       – Это единственный способ спасти его, пока он не сдох из-за тебя, – грубо бросает Выграновский.       Я закрываю глаза и хватаюсь за голову. Нет сил кричать и спорить, могу только продолжать задавать вопросы и слушать ложь в ответ.       – Как? Его сердце не выдерживает простой любви, а ты собираешься провести через него сотни отшельников.       – Они не учли кое-что, – шепчет брюнет. – Арс передал тебе часть себя, тупица. И у меня есть способности, о которых ты знаешь, я из поколения соглядатаев. Нас трое, а граница – одна. Антон, я обещаю тебе, что он выживет. Я все сделаю.       Эд подходит ко мне вплотную, смело обнимает меня без спроса, жмется, как котенок, потираясь носом о мою шею. Я не могу сопротивляться, земля уходит из-под ног, произношу про себя слова Димы, что это не Эд так влияет, это утопия, но все равно сдаюсь и обнимаю парня в ответ. Обожаю его запах, его прикосновения, обнимаю крепче, прижимаясь губами к его виску. Пропускаю через себя тепло, мне становится жарко, будто я впитываю в себя энергию солнца. Эд немного отстраняется, наши лица на одном уровне, так близко, что мне страшно. Он поддается вперед, чтобы поцеловать меня, но я уклоняюсь, замечая в его глазах мольбу – он просит о поцелуе.       – Нельзя, – на выдохе произношу я, отпуская парня из объятий.       – Разве не за этим ты пересек границу? Здесь можно нарушать правила.       – Я люблю твоего брата, потому и пересек.       Теперь Эд ощущается как подкожный зуд. Так просто не вытравить, его слишком много, он слишком необходим. Он отходит обратно к зданию, я вопросительно смотрю на него.       – Нам нужно вернуться, – говорит парень.       – Нет, поехали отсюда. Я уже понял, каким образом мы будем действовать, нужно только выбрать дату и научиться метко стрелять. Приступим к обучению завтра. Я хочу домой.       В машине я сразу же укутываюсь в безразмерную куртку Эда и откидываю спинку кресла, сворачиваясь калачиком. Я планирую притвориться спящим и не разговаривать всю дорогу, еще одно слово Эда и у меня будет эмоциональный срыв. Я морально измотан. Чувствую, что парень периодически поглядывает на меня, но мои мысли заняты Арсением. Я не перестаю напоминать себе, что он – мое всё. Боюсь забыть. Никогда не вспоминал об этом, но когда я впервые увидел его, меня словно окатили ледяной водой. Глаза Арса были яркими, голос бархатным, выражение лица – сердитое, и от этого сейчас смешно. Тогда я не знал, что Арсений станет для меня самым важным человеком в жизни, а он – знал.       Эд останавливается, я приоткрываю один глаз, убеждаясь, что мы, наконец, доехали. Снимаю с себя чужую вещь и бросаю на заднее сиденье, дергая ручку двери. Выграновский кладет руку на мое плечо, заставляя посмотреть на него.       – Почему ты не поцеловал меня?       Вздыхаю, смотря на парня жалобным взглядом, будто мне стоит извиниться перед ним за мою верность Арсению.       – Потому что есть Арс, – тихо отвечаю я.       – Сейчас его здесь нет.       Вытягиваю руку, прикладывая ладонь к его сердцу.       – Он есть здесь. И здесь. – слегка бью Эда по лбу, отчего тот хмурится, на секунду теряясь. – Извини, – смеюсь я. – Больно?       – Нормально, – обиженно отвечает парень, рассмеявшись. – Придурок, блядь.       Эд потирает свой лоб, не прекращая по-детски улыбаться. Я рад, что мне удалось перевести серьезный разговор в глупую шутку. Не стоит нам обсуждать возможные поцелуи, чувства и его намеки. Иногда нужно что-то просто оставить плыть по течению.       Мы тихо заходим в квартиру, крадемся в зал, но одновременно вздрагиваем, когда с кухни доносится звук разбивающейся посуды. Переглядываемся и быстро направляемся на кухню, замечая Арсения, который опирается на стол и тяжело дышит, на полу осколки кофейной чашки. Он оборачивается и выдавливает жалкое подобие улыбки.       – Ну что, следопыты? – хриплым голосом произносит он. – Что нового?       Арсений выглядит пугающе. Он сильно вспотел, лицо бледное, под глазами ярко-выраженные мешки, вымученная улыбка. Я не замечал, насколько он похудел. У него одышка, он крепко держится за стол, едва стоит на ногах. Я буквально подлетаю к мужчине, обхватывая его за талию.       – Арс, ты... – обеспокоенно произношу я, но договорить не получается. У самого дыхание перехватывает.       Подвожу его к стулу, насильно усаживаю и падаю перед ним на колени, рассматривая мокрое от пота лицо. Арсений прикрывает глаза, откидывая голову, и шумно выдыхает. Я никогда так не переживал за него, как сейчас, увидев его в таком состоянии. Мое сердце бешено колотится, руки трясутся, мне самому становится жарко. Бросаю взгляд на Эда, который застыл на входе и смотрит на меня каким-то обиженным взглядом. Он ревнует, завидует, может бесится, когда видит, как я волнуюсь за Арсения? Я злюсь из-за того, что меня беспокоит даже состояние Эда.       – Я проснулся, а тебя нет, – шепотом говорит мужчина. – Не уходи так больше. Я не хочу просыпаться без тебя, Антош.       Это «Антош» бьет в самое сердце, горло саднит, боль сдавливает грудную клетку, мне жалко смотреть на Арсения.       – Не уйду, не уйду... – словно завороженный повторяю я, целуя брюнета в лоб. – Блядь, да что же с тобой такое?       Не прекращаю покрывать его лицо мелкими поцелуями до тех пор, пока он не открывает глаза. Я делаю болезненный вдох, поджимаю губы, смотря в бесцветные глаза Арсения. Они не бледно-голубые, скорее блекло-серые.       – Что вы узнали? – спрашивает Арс.       Эд подходит к нам, изучает состояние брата и пожимает плечами.       – Ему пиздец, – уверенно заявляет он, переводя на меня взгляд. – Все еще сомневаешься в моем плане?       – Нет, – грубо бросаю я.       – Эд, что вы задумали? – стонет Попов. – Расскажите мне уже, блядь, хоть что-нибудь!       Повисает гробовая тишина. Я смотрю на Выграновского, молча умоляя его о помощи. Я не могу сказать Арсению об убийстве смотрящих и о риске, на который необходимо пойти.       – Арс, мы собираемся провести через границу отшельников, их больше трёх сотен, – признается парень. Я слышу, что ему тяжело говорить. – Ты уже знаешь, что это значит.       – Думаешь, я не справлюсь? – усмехается Арсений.       – Почему же? Я уверен в успехе этого плана. Нахуй вообще эта граница создавалась? – Эд закатывает глаза, скрещивая руки под грудью. – Но Антон так не считает, он не хочет подвергать тебя опасности.       Арсений начинает судорожно посмеиваться, закрывая лицо руками.       – Ты серьезно? – сквозь смех произносит Арс. Его голос ломается – он плачет. – Какая разница, от чего я умру, Антон?       Стискиваю зубы от нарастающего гнева, но не сдерживаюсь, давая Арсению сильную пощечину. Он приходит в себя, удивленно распахнув глаза.       – Я не хочу, чтобы ты умер за каких-то отшельников, которые неудачно родились не на той стороне! – выкрикиваю я, выпуская наружу крупные капли слез. – Это не честно, – мой скулёж заставляет меня ненавидеть себя. Я жалкий.       – То есть умереть за тебя – честно? – раздраженно спрашивает Эд.       – Да! Такими были условия, разве нет, Арс?! – снова кричу, не контролируя ярость и поток слез. – Я остаюсь, я люблю тебя, я позволяю тебе любить меня, ты – умираешь! Я стою твоей смерти, а сотни чужих – нет!       Произнеся эти слова вслух, вдруг приходит осознание абсурдности. Я не хочу говорить, да и не могу больше. Дыхание не восстанавливается, истерика не прекращается. Я сажусь на пол перед Арсением и подгибаю колени к себе.       – Смешно, правда? – спрашивает Арс, скорее у Эда. – Антон, ты хоть представляешь, сколько людей убили смотрящие из-за меня? Ради того, чтобы граница не слабела? Смотрящие вроде телохранителей – они знают, что пересечение границы вредит соглядатаю, поэтому отстреливают каждого, кто осмеливается.       – Арс, нас ведь теперь трое, мы выдержим... – вмешивается Выграновский.       – Да, я уже понял ваш план, – кивает мужчина. – Нужно попробовать стереть границу, даже если это убьет меня, по-крайней мере мы попытаемся. Есть хотя бы один процент, что это сработает и я останусь живым.       – А если не попытаемся, процентов нет? – глупо усмехаюсь я. – Ты хоть знаешь, как я боюсь?       – Знаю. Смотрящих я возьму на себя, я поговорю со Стасом, объясню всем остальным...       Я поднимаю голову, встречаясь взглядом с Выграновским. Он незаметно мотает головой, давая мне понять, что разговор с ними бесполезен. Их нужно убирать в любом случае.       – Не надо, Арс, – отговариваю я, вставая на ноги. – Мы сами все сделаем.       Я наклоняюсь и крепко обнимаю мужчину, слыша усмешку Эда.       – Пиздец, как стремно на вас смотреть, – отзывается парень. – Я боюсь, я люблю, я умираю, – театрально скулит он, доставая из кармана пластину с красными пилюлями. – Не пробовали подавить парочку эмоций хотя бы на время? Может, таблеточку?       – Убери это дерьмо! – выпаливает Арсений, слегка отталкивая меня и вставая на ноги. – И никогда больше не показывай.       Арс знает, что я хочу эти таблетки. Он и сам хочет... Испытывать весь набор всевозможных эмоций чертовски трудно, особенно если всю жизнь о половине из них ты не подозревал. Но мы решили, что не будем упрощать наше существование, принимая все, как есть, как должно быть. Даже подъем на вершину считается нарушением уговора, поэтому ни Арсений, ни я уже не знаем, что происходит с утопией. Я обещал присматривать за миром через людей, которые поставляют витамины, но не делаю этого, обманывая Арсения. Думаю, когда в утопии закончатся таблетки, хаос наступит там и без нашей помощи.       – Извините, я забыл, что вы оба вроде фриков, которые чувствуют все и сразу, – огрызается Эд, выходя из кухни.       Я сдержанно усмехаюсь, ведь Выграновский тоже чувствует все, просто он убедил себя, что это не так. Прикладываю ладонь ко лбу Арса – он ледяной.       – Ты хреново выглядишь, – констатирую я. – Пойдем в постель.       Я делаю шаг к выходу, но Арсений останавливает меня. В его глазах подозрение, недоверие ко мне и кажется, много вопросов.       – Что у тебя с Эдом? – низким голосом произносит он.       Я на секунду теряюсь с ответом, сглатывая ком в горле.       – Он теплый.       – И все?       – Арс, я тебя люблю, ясно? Тебя! – начинаю выходить из себя, но с трудом мне удается сдержаться. – Хочешь знать, что у меня с Эдом? Одна цель – спасти твою задницу и сделать из двух сказочных миров один нормальный. На этом все.       Хочется демонстративно вздернуть подбородок и уйти спать, но вместо этого заботливо перекидываю руку Арсения через свое плечо и помогаю ему вернуться в комнату. Не могу дождаться моего личного «завтра». Как только я открою глаза, первым делом отключу все ненужные сейчас эмоции, поцелую Арсения, возьму Эда и поеду учиться быть безжалостным и смелым.