Точка невозврата

Утром он должен ехать на работу. Для меня это неприятная новость, и я не скрываю своего разочарования — мне хотелось бы разделить с ним завтрак, после того, как мы проснулись бы вместе в ленивой истоме. — Поспишь до обеда, — говорит он, зная мою привычку валяться в постели по выходным. — Часам к двум я приеду. Ты как раз выйдешь из душа. Он целует меня в плечо. — Без проблем, — говорю я. — Если проснусь раньше, развлекусь с игрушками. Он пристально смотрит на меня. И, так и не поняв, шучу я или нет, тянет ко мне руки. — Ты не удовлетворён? — спрашивает он меня серьёзно и даже немного обиженно. О, моего мальчика раньше никто не смел упрекать в плохом сексе?.. — Я кончил два раза, — на всякий случай напоминаю я. — Ты уверен? — уточняет он, и наступает моя очередь терять нить взаимопонимания. У нас обоих своеобразное чувство юмора, и иногда оно стыкуется разными плоскостями. Штекер, так сказать, не находит разъём. — Я был уверен минуту назад, — задумываюсь я, ощущая его член у бедра. Если я продолжу дразнить его, то моя задница пострадает. Недавний секс, несмотря на то, что преподносился, как нежный, ощутимо на ней отразился — меня нельзя растягивать, как надувной шар, как бы я не умолял об этом. Я мысленно чешу нос — пить надо меньше. — И? — он ждёт от меня ответа, когда я забываю о разговоре. — Ты ревнуешь меня к игрушкам? — пытаюсь переключить я тему. — Бля. — Он откидывается на матрасе. — Ты ответишь на мой вопрос или нет? Я тебя не удовлетворил? Я мигом чувствую перемену в его настроении. Вот насчёт секса мы ещё ни разу не ссорились. Я сдерживаю вздох. Мою иронию при общении с ним нужно засовывать куда подальше, во избежание риска сломанной шеи. — Удовлетворил, — спокойно сообщаю я. — Немногие в моём возрасте способны кончить два раза за десять минут. — Это твоя особенность, а не моё старание, — он хмуро изучает потолок. Кто-то из нас двоих напрашивается на комплимент. Но я прикусываю язык, вспоминая о сломанной шее. Думаю, что сказать. Понятно, что история с резиновыми членами, которые я использую в одиночку, его совсем не заводит, поэтому зайдем с другого конца. Вернее — жопы. — Мне бы понравилось такое видео, если бы ты сбросил его мне, пока я нахожусь на работе. — Какое видео? — не врубается он. — В котором ты трахаешь себя тем длинным черным членом. Или сотрясаешься в оргазме от массажа простаты. Он поворачивает ко мне голову, и в его глазах загорается огонёк. Пока ещё слабый, но его можно раздуть. — Старый извращенец. Хотел бы я увидеть твоё лицо при просмотре этого видео. Я мог бы обидеться на «извращенца», и на «старого», но я стал немного мудрее за прошедшие два года. — Например, на совещании, — продолжаю фантазировать я. Провокация удалась. — Бля, — снова вырывается из него, но, Господи, как тон этого «бля» отличается от того, первого… Я улыбаюсь про себя. Он снова обнимает меня, и его член испытывает солидарность со своим хозяином. — Кончить для тебя, зная, что ты не можешь передёрнуть… Это было бы жестоко, — он целует меня в уголок губ. — Я бы на твоём месте не выдержал. Сделал бы вид, что принял важный звонок и вышел бы за дверь. — Со стояком, — продолжаю я. — И с твоими стонами, доносящимися из динамика. — Блять, — снова включает он воображение, и я смеюсь. Это ругательство однозначно заняло первое место в нашем сегодняшнем хит-параде. Он ловит мои губы, и мы некоторое время целуемся. Его пальцы поглаживают мою шею, ключицы. Он прикусывает мне ухо перед тем, как сказать: — Я всё понял. К чёрту работу. Проведем все выходные вместе.

***

Я вызываюсь приготовить завтрак и, удивленный моей инициативой, он снисходительно мне уступает. Когда он выходит из ванной, я стою у плиты, перемешивая в сковороде нарезанные помидоры, натёртый сыр и яйца. Уменьшаю нагрев, когда масло начинает брызгать на руки. — Аппетитно пахнет, — он прижимается к моей спине и заглядывает через плечо. — Ух ты, завтрак дровосека? — Завтрак гомосека, — передразниваю я его. — Для дровосека здесь не хватает ветчины, которую я не нашел в твоём холодильнике. Он поклонник здорового питания, но творог и овсянка — не то, что я обычно закидываю в желудок по утрам. — Нам нужны калории, — соглашается он, доставая тарелки и раскладывая их на столе вместе с приборами. — Нам нужен белок, поэтому здесь десять яиц. — И половина пачки сливочного масла, — он закатывает глаза. — Два часа на беговой дорожке. — Ешь, — ухмыляюсь я, разложив горячий омлет по тарелкам. — И попробуй сказать, что это невкусно. — Не скажу, — он улыбается, отправляя первую порцию в рот. — Всё, что вредно — вкусно. — Он пережёвывает и глотает. — Огонь. Прямо как ты. Он привычно подкалывает меня. Но, удовлетворённый, я настроен дружелюбно и не соперничаю с ним, отдавая ему первенство в готовке полезных блюд. — Кофе от знаменитого бариста? — предлагает он, вытирая рот салфеткой. — Будь так добр, — киваю я. Я давно отказался от идеи приручить монстра, который работает у него вместо кофемашины — к тому же, только он один владеет секретным составом напитка, по которому я начинаю скучать сразу, как оказываюсь вдалеке от него. Я пью горький и черный, с тонким ароматом корицы и душистого перца. Он добавляет в свою чашку сахар. Сладкий мальчик. Большой и сильный. Он ловит мою улыбку. — Что? — вопрошает он, откладывая чайную ложку в сторону. — Ничего. Просто получаю удовольствие, разглядывая тебя. — Хочешь меня смутить? — он улыбается мне в ответ. Я качаю головой. Мы мало проводим времени вместе. И я совсем не знаю, каким он может быть в быту, когда завален делами, раздражён или утомлён работой. Пока я гость в его жизни, он предлагает мне самое лучшее, в том числе, и в себе. Но быт съедает любовь, поднимая наверх всё тайное и тёмное. Это аксиома. — Интересный факт, — он тянется через стол, касаясь моей руки. — Другие парни, уезжая в командировку, снимают обручальное кольцо. Ты же, наоборот, надеваешь. — И что бы это значило? — я бросаю взгляд на наши сцепленные руки. — То, что ты хочешь быть моим, — просто отвечает он. Он переворачивает мою ладонь и ласкает её центр большим пальцем. Я осторожно высвобождаю руку. — Ну, а ты? — спрашиваю я. — Приводил сюда кого-нибудь? Вопрос вырывается неожиданно. И я не знаю, куда спрятать ревность, звучащую сейчас в моём голосе. — Нет, — отвечает он, глядя мне в глаза. Тогда где это было? В туалете клуба? В загородном доме? Или на заливе — на капоте машины? Я хочу знать. И я не хочу знать. Я помню. Неоновые вспышки. Его губы и руки. Лицо. Движения… Я это уже видел. Мои мысли слишком мучительны, чтобы прокручивать их снова и снова. Он молча пережидает мою внутреннюю борьбу, пока я не смиряюсь. Даже если бы мы жили вместе, я бы не поверил, что он принадлежит только мне одному. Как бы правильно ни звучали его слова. — Забудь, — говорю я. — Всё в порядке. — Будет, если ты прекратишь думать слишком много. — Да, — киваю я. — Пошли в постель. — Он потягивается, демонстрируя мне обтянутые тесной майкой мышцы. — Сначала ты накажешь меня. А потом я накажу тебя.

***

Ночной город, светящийся в темноте, с высоты птичьего полёта выглядит завораживающе. Сдвинув штору, я стою у окна в его спальне, наблюдая за жизнью, которая не прекращается ни на минуту, несмотря на глухую ночь и зимнюю слякоть. Прослеживаю взглядом длинные вереницы автомобилей, текущие по проспекту, и сияющие ярким светом фар, расчерченные золотыми нимбами фонарей улицы и транспортные развязки вокруг чернеющей Невы. Ловлю огни прожекторов над центрами развлечений, вижу людей, не спящих, ищущих, беспокойных, как и я. Ночной город живёт и дышит, и я чувствую биение его пульса в своей крови. — Почему ты не спишь? — слышу голос и угадываю движения по тихому шороху простыней, когда он поднимается с кровати. Он подходит ко мне, и я, слегка озябший, отступаю назад, прижимаясь спиной к его голой груди. Он греет меня, как печка. — Всё хорошо? — он обнимает меня, обдавая тёплым дыханием ухо. — Да, — я пожимаю плечами. — Выпитый кофе не даёт мне уснуть. Он молчит, сомневаясь. Кофе тут ни при чëм, он понимает это так же, как и я. Но мне не стоит делиться с ним своими мыслями, которые не дают мне покоя. По крайней мере, не сейчас. — Ты просто перевозбуждён. Со мной такое случается, когда я оказываюсь в непривычной обстановке. Он объясняет скорее себе, чем мне, чтобы вернуть былую уверенность. — Возможно, — я соглашаюсь с ним. Его ладонь скользит под мою челюсть, мягко обнимая горло. Вторая рука обвивает мой торс. — Я смотрел на тебя. Ты потрясающе выглядел на фоне моего окна, — негромко произносит он. — Силуэт любимого мужчины в раме из стекла и бетона. Как самая дорогая картина, которая только может быть. Я смущён его признанием. Пока я любовался городом, он любовался мной. — Я думал, ты спишь. — Спал, пока не захотел обнять тебя во сне. И не нашел. Проснулся в панике. — Я здесь, — напоминаю я, потираясь об его руку подбородком. — С тобой. — Со мной, — он разворачивает мое лицо. Его губы находят мой рот. Язык легко толкается между губ и проникает внутрь, медленно сплетаясь с моим. Поцелуй — словно продолжение его признания. Его губы благодарят меня, и я принимаю его дар. Его вкус — сама сладость. Я упиваюсь им, навсегда откладывая в памяти этот момент.